Ей при рожденьи подарили патефон.
Зашили намертво под ребра и грудину.
Снабдили ворохом виниловых пластинок
и с миром вытолкали в шумный марафон.
Она болталась в зычных звуках и басах,
искала в мареве эстета-меломана.
Но проходили в тишине ее романы.
Играли вальсы лишь в придуманных мечтах.
Один знаток ее натужно уверял,
что слышит звуки зародившихся мелодий.
А, вправду, слышал ли стенания рапсодий?
Скорее, нет. Был просто бабник и нахал.
Потом был муж. Случайный спутник-человек.
Носил зарплату. Его мало занимало,
что там играет. А она лишь подпевала,
смахнув слезу над грудой плюшек и котлет.
ЕЕ кровинка. ЕЕ радость. ЕЕ сын.
Рос девять месяцев под шепот колыбельных.
Родился. Вырос. И забыл, как акапелльно
звучала мамина душа. Он так решил.
Звенит надрывно постаревший патефон.
Но только ей слышны погрешности, изъяны.
Она ждет встречи с самым главным меломаном.
Он, говорят, большой эстет и любит звон.
