(эссе)
Я это сделал не в интересах истины,
а в интересах правды.
И.Ильф и Е.Петров.
1.Гендерная аберрация.
Говорят, что законы природы зависят от наблюдателя. Даже если это и преувеличение, никто ведь не спорит, что взгляд на предмет зависит от точки зрения. Особенно если ты сам часть этого предмета: лицом к лицу лица не увидать. Поэтому нет более субъективного знания, чем наше знание общества.
…Разве что – социальная психология. Где уж нам понять предрассудки толпы, когда наши собственные предрассудки мешают нам понимать что бы то ни было. «Человек толпы» видит общество совсем не таким, каким видит его политический лидер или бизнесмен… Тем более ценен взгляд со стороны, взгляд «третьего человека», которого общество дружно исключило из своих рядов, и он охотно согласился с этим решением. Только с этим.
Нет, мы не будем здесь воевать с ветряными мельницами «здравого смысла»; зачем мелочиться, отбивая хлеб у социопсихологов? Когда под рукой такой нелепый, такой уязвимый, такой элитарный, такой бесспорный паноптикум предрассудков, как та же социальная психология.
Само ее существование как отдельной дисциплины опирается на общепризнанное представление о неких «специфически коллективных реакциях» человеческой души. Разрыв естественной связи с семьей породил тенденцию рассматривать явления, обнаруживающиеся в этих особых условиях как выражение особого, глубже не обоснованного первичного позыва, который в других случаях не проявляется. (Фрейд.)
Другими словами: никто не отрицает влияния общества, но общество не создает и не вносит в психику ничего нового. Только активирует те «реакции и импульсы», («специфически коллективные»), которые в душе человека существуют изначально – но дремлют. Трудно спорить. Другое дело, что специалисты так и не сподобились опознать эти изначальные реакции и импульсы. Даже Фрейд – пытавшийся разложить неразложимое и предвосхитить первичное. И о причинах такой слепоты мы скажем в первую очередь. А также о том, как эти причины приводят к своим следствиям. Мы попытаемся показать, что «специфически коллективные» реакции по существу ничем не отличаются от (всех остальных) заурядно личностных.
Применим оператор сознательной ошибки для построения механизма обобщения. Гипотеза «специфичности» препятствует построению такой, казалось бы, перспективной модели «массовой души» (социальной психики, общественного сознания и т.п.), как душа среднего индивидуума. Действительно, на психику любого человека воздействует общество, а на душу общества – что воздействует извне? Намеренно пренебрегнем этим возражением и поставим вопрос так: чем отличается общество от своего типичного представителя? Можно ли считать его (или ее) персонификацией общества?
«Его» или «ее», извините?
«Средний представитель», «средний налогоплательщик», «средний избиратель» – это все существа среднего пола. Североамериканцы правы, когда употребляют оборот «мужчины и женщины» вместо нашего обычного «люди», «народ»; в большинстве случаев следует различать мужчин и женщин. Приписывая обществу свойства личности (мы хотим сказать: полноценной, нормальной личности), надо ясно представлять пол этой личности. Это общество, душу которого мы исследуем, – кто оно? Мужчина или женщина?
– Какая разница?
Достаточно. Это и есть тот искомый риторический вопрос, на который мы намерены ответить подробно и обстоятельно.
Крупнейшим авторитетом в области психологии пола и по сей день считается Зигмунд Фрейд. Обратимся за консультацией к авторитету. Вот как он реферирует основные положения книги коллеги Лебона:
Ею почти исключительно руководит бессознательное: она импульсивна, изменчива и возбудима. Ничто у нее не бывает преднамеренным, она не способна к постоянству воли. Она не выносит отсрочки между желаемым и осуществлением желаемого.
Тот, кто хочет на нее влиять, не нуждается в логической проверке своей аргументации, ему подобает живописать яркими красками, преувеличивать и всегда повторять то же самое. Она некритична, неправдоподобного для нее не существует, она столь же нетерпима, сколь и подвержена авторитету. Узнали, читатель?
От своего героя она требует силы, даже насилия. Она хочет, чтобы ею владели и ее подавляли, хочет бояться своего господина. Масса легковерна и чрезвычайно… Стоп!.. Масса? Какая Масса? Это что – женское имя? Ну да, женское имя – и притом собирательное. Книга Лебона так и называется: «Психология народов и масс». И вдумчивый читатель, похоже, готов ответить на первый вопрос нашего мысленного эксперимента: «Кто?» – «Разумеется, женщина!» – и это правильный ответ. Но ложный. Ибо между истиной и правдой – стена твоих предрассудков, читатель. Тех самых предрассудков, которые лишают научной прозорливости социальных (и не только) психологов. И не только психологов. Нужен риторический вопрос, чтобы, раскрывая его, как дверь, пройти сквозь эту стену. И такой вопрос у нас есть.
Внимательно перечитав свой собственный текст, Фрейд мог бы и самостоятельно определить пол «массы». Но не посчитал нужным – не видел смысла. Впрочем, это еще ничего не значит. Это Фрейд. При всем уважении, у нас накопилось достаточно вопросов к его психоаналитику. Но и последователи отца-основателя психоанализа, и, что характерно, его оппоненты не нашли оснований всерьез интересоваться гендерными аспектами психологии масс. Фрейдовский анализ сексуальной сферы чрезвычайно глубок – и настолько же узок. Это скорее зондирование объекта, чем его исследование. Фактор пола в целом остается столь же закрытым для психологов, как в дофрейдовские времена.
Давайте еще раз посмотрим на ситуацию, по возможности ее упростив. Поскольку социальная психология – раздел именно психологии (а не социологии), постольку учет общественного фактора сводится к персонификации массы в «типичном представителе», и методами ординарной психологии (личности) исследуется этот «типичный представитель», моделируются его поведение и реакции. Вопрос о половой принадлежности исследователями не ставится, потому что… Потому что наука располагает только одной моделью человеческой психики, а именно – моделью мужской психики. О духовной жизни женщины наука не знает ничего.
Разве что… Ну да, те самые «специфически коллективные» реакции и побуждения, которые обнаружила социальная психология. Вполне обычные, вполне человеческие, вполне личностные (женщина ведь тоже обладает личностью… наверное?), но абсолютно не известные науке ранее. Поэтому специалисты ее и не опознали. Здесь надо бы подчеркнуть, что приведенная выше характеристика Фрейда – Лебона – впечатление внимательных наблюдателей, но отнюдь не научные данные. Не экспертное заключение психологии личности, но один из первых кирпичиков в здании тогда еще молодой социальной психологии.
…Так вы настаиваете, читатель, что общество наделено женской психологией? Есть и другие мнения, прямо противоположные: мы – мужская цивилизация. История знает, по-моему, только один эпизод, когда инициатива и власть перешли к женщинам, но тогда стоял вопрос о выживании вида. И как только ледник отступил, закончился и матриархат. Цивилизация создана мужчинами и для мужчин. Женщина – почетный, но, все-таки, гость в обществе. Ее обходят (в смысле – ухаживают) и бегут строить цивилизацию дальше. Женщина как личность закономерно исключена из этого процесса, причем это исключение согласованно и обоюдно. Замужняя технолог, еврейка-агитатор… Язык человеческий протестует против таких словосочетаний… «Молодая пешеход добежал до переход.» Наука же создана обществом и для общества, поэтому изучать личность женщины, поведение женщины, побуждения женщины – просто нет смысла. И – по умолчанию! – «психология человека» означает в точности «психология мужчины». Это образцовый (видовый!) пример «гендерной аберрации», подробнее о которой мы скажем ниже.
Все фундаментальные результаты по психологии личности получены исследователями непосредственно из своей собственной души, и работы Фрейда – не исключение. Наблюдения извне – сами по себе, без этих фундаментальных положений – абсолютно не плодотворны. Таким образом, теория женской психики может быть создана только женщинами… Не дождетесь! Во-первых, наука – это мужские игры, женщине это неинтересно. Во-вторых, и женская психология – что теоретическая, что практическая – женщину никогда не интересовала. (А что такое исследователь без интереса к предмету?) Ну и в-третьих, самое главное: это как раз и есть тот, самый священный из всех священных секретов, которые женщины хранят коллективно. Поэтому – нельзя! Нельзя, чтобы мужчина понимал женщину… по учебнику. Почему?.. Скоро узнаем.
Справедливости ради надо сказать, что есть наука, в которой дамы работают охотно и плодотворно, и это именно психология, психология личности. Потому что эта наука изучает любимый предмет – душу мужчины. Ничего, кроме жалости, не может вызвать этот термин – «психология человека», и заверения, что, дескать, половые, или там, гендерные особенности – существуют, да, они существуют… Наверное, утверждать, что мужчина и женщина с разных планет, значит чересчур упростить дело, но еще древние китайцы три тысячи лет назад ясно понимали: мужчина и женщина не «особенны», а противоположны. Именно эта противоположность и позволила, кстати, социопсихологам выделить чисто женские черты «человека толпы» как «специфические».
«…Ну – все? Автор все сказал?» – Скептический читатель уже перелистал и учел страницы рукописи и обнаружил, что мы еще только в самом начале объемистого опуса – о чем говорить будем? Эссе ведь не диссертация, куда дозволено лить воду, как в бочку бездонную… Действительно, наше эссе – не диссертация, но нам придется продираться буквально зубами через завалы гранитных вопросов именно потому, что мы не можем опереться ни на какую науку, чтобы просто и доступно рассуждать о сложных вещах. Современная социальная психология – скудоумные интерпретации хитроумных экспериментов. Отказавшись от научного наследия Юнга, Макдугала, Лебона, Фромма, она отказалась и от научных методов вообще. Именно это обстоятельство и позволяет автору попрекать профессионалов близорукостью и бранить их за дилетантство.
Упростим дело хотя бы тем, что ответим на те элементарные недоумения, которые уже возникли у читателя. Напомним, что социальная психология (в том числе даже и современная) определяет свой предмет двояко: как «массовую душу» и как «человека толпы». В чем они сходны и чем отличны? – спрашивает наука. Об этом уже говорилось. Добавим и уточним – с точки зрения гендерной поляризации предмета:
1. Нет у науки «человека толпы», есть пока только «мужчина толпы», просто потому, что мы ничего не знаем о духовном мире женщины.
2. Для науки пока не существует «массовой души», есть пока только ее женская парадигма – то, что мы называем «обществом». Социальная психология не видит и не исследует ян-ипостась социума – идейное единство нонконформистов. Об этом сообществе, «морально-интеллектуальной элите», мы не знаем ничего, само ее существование как социально-исторического фактора замалчивается, и сия игнорация носит скорее политический, чем научный характер.
3. Действительно, «общество» имеет ярко выраженные женские черты («женственные черты толпы»), и это вовсе не противоречит тому, что цивилизация создана элитой и для элиты. Кто это сказал, что если из истории вынуть всего лишь несколько десятков… ну пусть несколько сотен человек, мы бы моментально оказались в каменном веке. Вся история есть летопись могущества меньшинства, в том числе меньшинства, состоящего из одного человека. Как удается людям элиты влиять на общество, из которого они исключены, – и преобразовать его? Вот фундаментальная проблема социопсихологии, к которой мы лишь прикоснемся в нашем эссе. Во всяком случае, элиту можно считать тем самым фактором, который воздействует на душу «общества» извне.
Отдельно надо сказать о реальной (не декларированной) цели современной социальной психологии. Если тщательно поскрести густой налет кошмарной стэйтесовой терминологии, мы обнаружим заурядное практическое руководство «Как воспитать конформиста». Сю-сю, на веки вечные сю-сю.
Патока! Целая кондитерская, скажу я тебе. Чтобы ты был ласковым, чтобы ты был учтивым. Чтобы ты примирялся с любыми огорчениями. А если кто-то тебя не понимает или плохо относится – женщина, например, – то это твоя вина, а не ее. Там еще куча всякой всячины: что никогда нельзя прибегать к силе или агрессивному тону, это часто вызывает сильный шок… драться нельзя ни в коем случае… Высочайшим благом есть общественное равновесие, стабильность и так далее, и тому подобное – все это повторяется сотни раз. А вывод: жить тихо, писать мемуары, не для публикации, а так, для себя, заниматься спортом и самосовершенствоваться. Слушаться старших. Причем под «воспитанием» тут подразумеваются совершенно иезуитские методы подавления личности. Или даже эсэсовские – если говорить о «воспитании» взрослых.
Впрочем, всё это вопросы второстепенные – так, a propo, просто чтобы читатель немного ориентировался. А о чем говорить будем? Скептический читатель, вероятно, решил, что автор вознамерился ниспровергнуть социальную психологию – и уже ниспроверг. Дескать, хотите понять толпу – изучайте женщину. Да что мне социальная психология, что я ей! Чего стоят любые научные открытия перед мистической тайной женской души! Изучайте толпу – и вы поймете женщину, вот что я хочу сказать.
2.Иньянус.
Пытаясь понять женщину, мужчина мыслит по аналогии – и неизбежно терпит поражение.
Аналогии нет, есть противоположность; но и это неплохо – если только это так. В таком случае можно воспользоваться принципом зеркальной аналогии: «Женщина во всем противоположна мужчине». Только не надо забывать, что этот принцип действует и тогда, когда никаких различий не наблюдается. Любопытно? Женщине любопытно «что», а мужчине – «как». (Вот видите, как все сложно!) Но это еще полбеды, гораздо хуже, если одно понятие обозначается разными словами (потому что понятия имеют пол). Дело в терминологии, и, если бы я учился языку у женщин, все звучало бы для меня иначе. «Аккуратность, благодарность, верность, гордость, достоинство» – и так далее, до конца алфавита и по новому кругу еще и еще. Женщина понимает эти слова совсем не так, как мужчина. А тот смысл, который в них вкладывают мужчины, она обозначает другими словами. В результате все мы – мужчины и женщины – подвержены «гендерной аберрации»: отождествляя слова и понятия, мы подменяем сложные и объемные смыслы их плоской проекцией – мужским пониманием; по умолчанию!
Поэтому нам так трудно понять друг друга. При разных принципах не найти общего языка. У нас разные цели: мужчина старается, чтобы стало лучше, а женщина – чтобы не стало хуже. У нас разные методы: что для мужчины инициатива, то для женщины провокация. Мужчина знает, чтобы понимать, а женщина – чтобы действовать. Ошибки делают мужчину умнее, а женщину – глупее, и ей это очень к лицу. Ну да, я рассуждаю, как сексист, я и есть «сексист», как всякий нормальный человек. Это означает, что я вижу и признаю разницу между мужчиной и женщиной. Это две – я подчеркиваю – равноценных противоположности, составляющие человечество.
Кто сказал, что мужчина – творец, а женщина – потребитель? Это сказал мужчина, он не замечает ничего за пределами общества. Но не зря же Фрейд именно так проводит границу между общественным и личным: как границу семьи. Поскольку человечность двулика, постольку мужчина или женщина – всяко неполноценная личность; а полноценная личность – семья. В семье (в личной жизни) потребитель – мужчина, а женщина – творец. Как женщина – почетный гость в нормальном обществе, так мужчина – почетный гость в нормальной семье. Таким образом, асоциальность женщины – всего лишь обратная сторона ее целеустремленности на личную жизнь. Да что там общество! Всё Мироздание для нее – что-то вроде песочницы на детской площадке, великодушно уступаемой для мужских игр. Полем и объектом ее самовыражения является сам мужчина и все, что с ним связано; то есть – семья. Хотите знать, чего стоит женщина, – посмотрите на ее мужчину.
Мужчина живет для чего-то, а женщина – для кого-то. Женская любовь сугубо персональна. Фраза «любить людей» для нее – в лучшем случае нонсенс, а фраза «любить человека» – предельно конкретна. Женщина лишена какого бы то ни было чувства ответственности перед обществом и какой бы то ни было преданности общественным идеалам. По своей природе она знает только преданность конкретному человеку и ответственность только перед ним. Поэтому все ее контакты с обществом, по идее, должны быть опосредованы этим человеком, ее мужчиной. Однако мы живем не в идеальном (мусульманском) обществе, а в реальном, и поэтому женщине приходится приспосабливаться. Она терпит общество, как Русь – татаро-монгольское иго. Подчиняется его требованиям и всячески избегает конфликтов. Не работает, а зарабатывает. Чтит нравственные нормы и следует проверенным советам, поддерживает существующий порядок, разделяет мнения авторитетов, которых она воспринимает как рупор общества. Таким образом приспосабливаясь к обществу, женщина воплощает его персональный идеал – оставаясь при этом глубоко равнодушной к нему. (Как это женственно!) В то же время, мужской социальный императив диаметрально противоположен: приспособить общество к себе, реализовать идеал, созданный личным мировоззрением.
Труднее всего отношения женщины с обществом строятся на почве речи Это чисто общественный феномен, чисто мужское изобретение, и женщина нуждается в речи лишь постольку поскольку. Мы уже видели, как в присутствии женщины смещаются связи между словами и понятиями. Но дело, увы, не ограничивае6тся тем, что толковые словари у мужчин и женщин разные. Диаметрально отличается сама структура языка, его внутренняя логика – что, кстати, и породило понятие «женской логики». Чувства мужчины – следствие его поступков, поступки – следствие логики. У женщин все наоборот, причинная последовательность – обратная. Пора нам осознать, пора, наконец, услышать, что ли: поступки женщины порождены ее чувствами. Мы можем только догадываться, что это такое – процедура чувственного принятия решения; но детали здесь несущественны… Ну, а следствием поступков женщины является ее логика. Общество признает только рациональные мотивы – которых у женщины нет. Однако рациональные объяснения своих поступков женщина вынуждена предъявлять обществу. Так и возникает женская логика – как механизм ответа по требованию; как метод решения логической задачи с готовым ответом (поступок-то уже совершен!) Конечно, эти искусственные, спекулятивные «обоснования» выглядят жалко: и аргументы смехотворны, и логические связи шиты белыми нитками, и противоречия на каждом слоге.
Так вот и рождаются предрассудочные представления о природной женской глупости, как гендерная аберрация понятия «ум». Ведь что такое – умный человек? Это тот, кто поступает правильно в нестандартной ситуации. Находит правильное решение своим умом. А чем он при этом руководствуется – рассудком или чувствами – не суть важно. Рассудок и чувство – это две равноценные противоположности, составляющие разум.
…Сами-то больно умны! Разве трудно понять, что женщине эти рассудочные объяснения не нужны (поступок-то уже совершен), а значит, никому не нужны, потому что заведомо фиктивны. А настоящие мотивы женского поступка словами выразить невозможно. (Разве что – средствами поэзии. Это запредельное чародейство, которое позволяет выразить чувства словами.)
То, что мы называем «истиной» – в самом общем, универсальном смысле этого слова, – в действительности лишь осколок истины; уже хотя бы потому, что формулируем мы эту «истину» словами, обычным человеческим языком. То есть это «истина» логическая, рациональная и общественная. Это «мужская» истина, а мужчины – только половина человечества. И когда женщина восклицает: «Зачем мне ваша правда, у меня своя правда есть!» – я предлагаю самым серьезным образом отнестись к этому тезису. И принять к сведению существование истины глубоко личной и чувственной, закрытой для логики и общества. Мужчина может только осмыслить, женщина – только прочувствовать; понять и постигнуть что-либо они могут только вместе.
Но как мужчине понять и постигнуть женщину? Ну хоть намек: что это такое – убеждения женщины, мировоззрение женщины?.. Убеждения женщины. Давайте будем следовать внутренней логике языка (а что нам еще остается?), посмотрим, как женщина умеет убеждать.
Знаете, что такое «диалектика» – дословно? Искусство спора. Никогда не спорьте с женщиной. В лучшем случае вы капитулируете перед неумолимой женской логикой, а в худшем – получите полновесную истерику, бессмысленную и беспощадную. Не женское это дело - спор, джентльмен до такого не допустит. Ну, а если уж никак не избежать... предлагаем краткую лекцию по диалектике.
Как и все другие понятия, «спор» имеет пол. Мужской спор объективен: он направлен на объект спора. Его смысл – совместное доказательство истины, которая в этом споре и рождается. Женский спор субъективен, и его целью является поступок. То есть, он направлен на субъект спора, каковой субъект этот поступок все равно будет вынужден совершить. В определенном смысле, это тоже поиск истины, поскольку доказательством «женской» истины (чувственной индивидуальной истины Протагора) является именно дело.
Даже неумелый спорщик-мужчина формулирует свои аргументы как бессознательно логическую цепочку доводов. Женщину нельзя убедить с помощью логики, и она это отлично знает. Поэтому, споря с другой женщиной, она апеллирует исключительно к чувствам. Из-за «гендерной аберрации» логическая дискуссия с женщиной вообще невозможна; логическая связность речи обеспечивается отождествлением слов с ян-понятиями, а когда в разговор вступает женщина… Но не в этом дело. Женщину не интересует словесная истина, ее убеждения прагматичны и конкретны; в споре она преследует практическую цель. Метод женского спора состоит в том, чтобы расшатать интуитивную уверенность оппонента, поэтому, гибко манипулируя «женским» и «мужским» понятийными словарями, она прибегает исключительно к косвенным доводам. Значение имеет только их количество. Когда цель достигнута, сказанные слова теряют всякое значение. Женщина удивлена, когда вечером ей напоминают, что она говорила утром: «Зачем это?» Действительно – зачем? Ведь уже вечер. (Когда же мы поймем: правота женщины и справедливость ее слов – это абсолютно, ну вот просто вот абсолютно разные вещи!) Поэтому женщину бессмысленно убеждать, ее можно только отговорить от ее намерений. Но сначала эти намерения надо узнать, определить их по косвенным признакам. Осмысленный спор с женщиной – это, скорее, допрос психоаналитика.
Ну, а спор с женщиной постфактум смысла не имеет вообще, об этом уже говорилось.
Мы сознательно прибегли к развернутому каламбуру, чтобы сказать хоть что-нибудь о мировоззрении женщины. «Убеждения» – широкое понятие, давайте сузим. Устраним чувственный оттенок из слова «убеждения», и оно распадается на противоположность «принципов» и «мнений».
Мужчина опирается на ограниченное число общих принципов (символов веры). Мнение по конкретному поводу формируется цепочкой суждений, восходящих от общего и должного к конкретному и действительному. Напротив, в основе женского интеллекта – бесчисленные мнения по конкретным поводам, заимствованные у авторитетов, и, в частности, общественные предрассудки. В эти мнения женщина верит так же свято, как мужчина в свои жизненные принципы. Мы уже видели, как работает женская логика: опираясь на готовые ответы (мнения), она выстраивает цепочку доводов к общим принципам. Дистанция между действительной конкретикой и общим долженствованием весьма значительна, и принципы, построенные спекулятивной женской логикой, выглядят порой весьма нелепо. (По той же причине так же нелепо выглядит порой мужское мнение по конкретному жизненному вопросу.) Суммируя, скажем: женщины – существа практичные, поэтому их духовный мир – мир – мир иллюзий. Равной мерой идеалистам-мужчинам свойственны иллюзии относительно реального положения вещей.
Как и мнение мужчины, женские принципы виртуальны: они возникают и существуют по мере надобности, изменяясь от случая к случаю в зависимости от условий и обстоятельств. И обратно: как и общие принципы мужчины, конкретные женские мнения нерушимы и составляют основу ее интеллекта. Собственно, это и есть принципы – в женском понимании этого слова: жизненные правила, построенные по авторитарному прецедентному признаку. Поэтому и женская (Инь) парадигма понятия принципиальности – умение настоять на своем мнении по конкретному поводу. Обычно женщины не любят рассуждать. Но уж когда начинают, становятся удивительно категоричны. Результат применения этих инь-принципов всегда правильный, поскольку он результат применения правильных принципов. А что хорошо и что плохо – определяется правильностью этого результата. Во-о-от что такое «правота женщины», теперь уяснили?
– Ало, це Вася?
– Вы ошиблись номером.
– Ничего подобного!
И если у вас напрашиваются еще какие-то комментарии, осмелюсь заметить, что мужская принципиальность способна довести до исступления ничуть не меньше, чем женская.
На первый взгляд такая мозаичная основа мировоззрения представляется довольно проблематичной. На каждый случай авторитетов не напасешься, и по любому пустяку не побежишь к соседям за консультацией (хотя встречаются и такие характеры). Действительно, существует соответствующий modus operandi, и имя ему: «аналогия». На каждый случай жизни женщина ищет и находит аналогичный случай – а то и несколько. И правильные решения тоже находятся по аналогии, причем мера такой аналогии определяется интуитивно. Так опытный шахматист находит удачный ход в самой запутанной конфигурации. На логический расчет всех вариантов ушли бы годы, но мастер обладает чувством позиции – и, подобно женщине, доверяет этому чувству и руководствуется им. Примерно так же «мыслят» аналоговые программы, работающие по схеме совпадений на основе многофакторного анализа; разве что число таких факторов неизмеримо меньше по сравнению с человеческим (женским) разумом.
Еще иллюстрация: во всем цивилизованном мире судебная система опирается на принципы, зафиксированные в кодексах, а прецедентное право Соединенных Штатов – на великое множество «аналогичных случаев». И ведь что удивительно – хаос в США пока не предвидится, а если и наступит, юриспруденция будет ни при чем. И наконец, иллюстрация последняя: социальная психология в ее современном виде – мозаичное панно искусственно созданных «аналогичных случаев», отягощенных вялыми необязательными попытками спекулятивных «объяснений».
Женский «символ веры», основа ее мировоззрения – достаточно густая сеть «узловых» мнений по типичным конкретным вопросам. И если предоставить женщине свободу аргументировать как ей нравится (ни в коем случае!) – а ей нравится как ей мыслится, – она обрушит на вас гору косвенных аргументов в виде аналогичных случаев. Прислушайтесь краем уха к разговору двух дам. Казалось бы, они вовсе не слушают друг друга, отвечают совсем не на те вопросы, которые прозвучали, перескакивают с темы на тему, перебивают себя и собеседницу. Но мы же знаем: они отлично друг друга понимают. Это качественно иной – алогичный, чувственный – но, все же, эффективный способ мышления, это иной интеллект, иной разум.
Давайте немного сместим акценты. «Женский» способ мышления опирается на конгломерат отдельных мнений (или представлений), причем эти представления или мнения: многочисленны, авторитарны, бездоказательны и имеют общественное происхождение. Тогда носитель такого мировоззрения (не обязательно женщина!) необходимо нуждается в том, чтобы общество активно поставляло означенные мнения и идеи. Мы обращаем внимание читателя на эту потребность и эту зависимость.
И попытаемся представить. Пусть читатель задумается: а есть ли у него свое собственное – не чужое – мнение, хоть одно? До чего он додумался сам, своим умом, своим сердцем, своей душой – а что взял готовеньким на слух, из книг, из газет, с экрана телевизора – и просто согласился?
– Не все ли равно?
Нам уже где-то встречался этот вопрос. Нет, не все равно, совсем-совсем не все равно. Считать ли хорошим человеком того, кто одобряет верные суждения? Или он только внешне кажется достойным? Достойный человек не идет по следам других людей. Не безумен ли ты, исповедуя то, что не пытался опровергнуть?
3. Конформная персона.
Внушаемость считается ключевым обстоятельством влияния общества на личность, а внушение – центральным моментом в механизме такого влияния. Но!.. Снова обратимся к Фрейду:
Все вышесказанное подготавливает утверждение, что внушение (вернее, восприятие внушения) является далее неразложимым парафеноменом, основным фактом духовной жизни человека. – Nego. Отнюдь не каждого человека – а значит, не неразложимым. Читаем дальше: Я видел и глухое сопротивление этой тирании внушения – на сеансах гипноза Бернгейма в 1668 году. – Когда больной сопротивлялся, на него кричали: «Что же вы делаете? Вы сопротивляетесь? »
Но так бывает редко, не правда ли? Поскольку норма – это благоприятное исключение.
И снова первичное, и снова неразложимое, и снова нам предлагают абстрагироваться от реальных обстоятельств. Но здесь уже Фрейд явно мистифицирует вопрос; то есть предлагает ответ, вызывающий вопросы еще более сложные. Явление социальной внушаемости просто не допускает подобного рода абстрагирование – уже хотя бы из-за «гипнотического иммунитета», из-за существования характеров, психологически не зависимых от общества. Наука обязана объяснением. И сведение внушаемости к идеологическому голоду, о чем говорилось выше, – версия, ничуть не хуже любой другой… А кстати, где они, другие версии?
Если душа нуждается в чужих мнениях, чужих представлениях, в идеях, пришедших извне, она становится зависимой от их источника. Но в таком случае «внушение» – условный термин. Это удовлетворение потребности, здесь нет ни насилия, ни обмана, а значит, в принципе не может быть сопротивления. И даже если эти идеи ложные (а они всегда ложные, готовый ответ будет лжив в любом случае), что ж, значит душа просит иллюзий.
И наконец, массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить. (Фрейд – Лебон.) Внушаемость как потребность действительно является первичным свойством мышления – но только «женского», и раскрыть его механизм не так уж невозможно. «Миленький, ты пойми: не нравится тебе директива – не надо. Но дай другую.»
Нет, личность под влиянием «массы» не то чтобы перерождается полностью, но приобретает новые черты (вероятно, противоположного пола). Однако результат поразителен и равнозначен перерождению. Кто-то в нас принимает решения и потом сообщает нам об этих решениях нашими же поступками. Общество властно вторгается в душу человека и потом устанавливает такой суверенитет над личностью, при котором само понятие личности теряет прежнее значение. «Личность конформиста»? – это катахреза, вроде «независимого обозревателя» или «свободного журналиста». Я предпочитаю – вслед за Юнгом – называть «персоной» того гомункулюса, которого общество взращивает в душе мужчины и который подавляет полноценную человеческую личность.
Юнг считал, что в душе каждого человека (и он конечно имел в виду мужчину) сосуществуют как бы две индивидуальности, мало похожие друг на друга. В сфере личной жизни актуализируется «внутренняя личность», а в общественной доминирует «персона».
«Персона» есть комплекс функций, образовавшихся на основе приспособления… Внутренняя личность есть вид и способ отношения к внутренним психическим процессам.
Мы несколько лукавили, спрашивая читателя, есть ли у него собственное мнение. Есть, конечно есть! Свое собственное, выстраданное, не взятое на веру, а выдержавшее самую взыскательную критику. Но каждое такое мнение – о личном, «жизненном». Здесь мужчина мыслит как мужчина, как личность. Но пока существует деление мира на внешний – враждебный и внутренний – семью, всегда существуют две логики, две модели поведения. Достаточно проницательному наблюдателю удастся без особых усилий увидеть наличие хотя бы признаков расщепления личности даже у нормальных людей. Меня (и не только меня) всегда впечатляло это мистическое преображение. Вот только что я разговаривал с образованным, глубоко и серьезно мыслящим человеком, связно, образно и остроумно рассуждающим по нетривиальному жизненному поводу – и вдруг разговор переходит на проблемы общества…
Он вдруг замолчал и судорожно вздохнул. Губы его затряслись, и он заговорил быстро и отчетливо, чужим каким-то дикторским голосом, с чужими интонациями и словно бы даже на чужом языке, так что понятными казались только отдельные фразы:
– На дальних окраинах Южных земель в битву вступают все новые… отодвигаются все дальше и дальше на юг… победного передвижения… для покоя и нового передвижения на… Во всех поселениях… большие победы… труд и усилия… новые отряды подруг… завтра и навсегда Спокойствие и Слияние.
Какова природа этой раздвоенности?
Не бывает чистых с точки зрения пола типажей. В каждом человеке намешано всего понемножку, а жизнь выдавливает из этой смеси что-нибудь одно на поверхность. Каждый человек способен мыслить и по-мужски, и по-женски… но не может этого делать одновременно. Так что вопрос в том, какое начало доминирует и определяет его поступки. Этот вопрос решается еще до наступления биологической зрелости (которое совпадает по времени с завершением социальной адаптации) и не подлежит пересмотру. «Избравший один путь не может пойти по другому» По мере развития организма соматический пол мужчины стимулирует «мужской» способ мышления (то есть «личность»), а общество – «персону», мыслящую по-женски. Что победит в борьбе за актуальность? Homo sapiens не зря считается стадным животным, и ответ очевиден.
«Женский» способ мышления, как мы видели, ставит принципы в зависимость от поступков. Фромм отмечает: «Приспосабливаясь к социальным условиям, человек развивает в себе черты характера, которые побуждают его желать действовать именно так, как ему приходится действовать.» В результате этого, в сослагательную сферу психики (в подсознание) вытесняются не только истинные мотивы поступков, но и жизненные принципы личности. А их место в сознании мужчины занимают те фиктивные «принципы», которые способны оправдать совершенные им поступки, его способ действий, его образ жизни. Не свою музыку можно слушать какое-то время, но потом это становится исчезновением. Подлинные человеческие ценности вытесняются социогенными симулякрами: истина – авторитетом, мораль – нравственностью, вкус – вкусами (модой), культура – попсой, любовь – сексом.
Как работает «комплекс Фромма», как формируется, утверждается и доминирует «конформная персона» в душе человека? Здесь мы, в виде исключения, имеем возможность сослаться на популярную энциклопедию Дж.Д.Майерса «Социальная психология», отражающую некоторые результаты этой наукометрической дисциплины.
Социальные влияния могут быть порою очень сильными, сильными до такой степени, что побуждают людей совершать насилие над своими глубокими убеждениями. Неуверенность в собственных установках (убеждениях) заставляет нас делать выводы посредством «наблюдения со стороны» за собой – отслеживая свое поведение и ситуацию.
Если установки являются результатом опыта, они, кроме всего, будут закреплены и начнут определять поступки. Дальше больше: мы уже не можем разделить свое Я и маску, и чувствуем, что и в самом деле разделяем те взгляды, которые диктует роль. Мы подгоняем свои сообщения под слушателей, а сделав так, начинаем сами верить в то, что говорим. Когда люди публично принимают на себя какие-то обязательства, они начинают сильнее верить в то, что делают. Сознание мутирует. Поступки и установки подкармливают друг друга вплоть до нравственной пустоты.
Эксперимент Милграма показал, что не менее 63% населения годятся на роль исполнителя в гестапо. Если только найдется кто-то, кто отдает приказы.
«Я убежден, что существует сложный личностный базис, определяющий готовность к подчинению или отсутствие таковой. Но я знаю, что мы его не обнаружим.» (Милграм, 1974)
Обязаны обнаружить..
Как известно всем, сила человеческого духа преобразует окружающий мир – и мы говорим: «вторая природа». Но надо ясно видеть, как инертная материя (через общество) преобразует духовный мир человека, создавая «вторую душу» – персону конформиста. «Персона» не просто тень общества в душе человека, она обладает всеми атрибутами разума, включая индивидуальность. Выше мы показали, что эта индивидуальность формируется от поступка. Как? Снова сошлемся на Майерса.
Мы стараемся оправдать свои действия перед самим собой. Мы учимся управлять впечатлением, которое производим, и никто из нас не хочет выглядеть нелепо непоследовательным. Поэтому мы выражаем установки, которые соответствуют нашим поступкам.
Эти две сентенции кратко, но очень емко описывают свойство человеческой натуры, которое, вслед за Юнгом, следовало бы называть «инстинктом самости». Он состоит в стремлении к логической согласованности в цепочке «убеждения – мнения – поступки»; в прямом и обратном направлении и в каждом звене. Человек не может только совершить поступок, не может просто воспринять чужое мнение – это только основа и отправная точка построения всей логической цепочки.
Если ложная идея искажает обработку информации, то будет ли последующая ее дискредитация уничтожать этот дефект? Нет. Когда основа мнения дискредитируется, объяснение истинности остается. Инертность мнения называется (Belief perseverance). На удивление трудно опровергнуть неправду, если человек логически обосновал ее. Убеждения могут жить собственной жизнью и выживать после дискредитации доказательств, породившего их.
Безусловно, человек может и знать о процессе, искажающем наше сознание, и тем не менее поддаваться ему… Люди, не склонные анализировать ситуацию, в особенности имеют тенденцию хвататься за суждение… за любое суждение, которое им подсовывают… Впрочем об этом мы уже говорили.
Спекулятивная «женская» логика не требует корректности обоснований, важен сам факт их наличия. Этим же обстоятельством можно объяснить и
• Предубеждение против доказательств: отторжение аргументов contra.
• Эвристическую доступность: если какое-то соображение приходит на ум, мы сразу считаем его справедливым.
• Феномен приблизительности (Overconfidence): тенденция переоценивать корректностьсвоих убеждений; стремление быть скорее уверенным, чем точным.
Уверенность содержится в тех мнениях, которые мы стараемся обосновать, (либо поступках, которые оправдываем), они заранее считаются безусловно справедливыми.
…Не зря Майерс все время повторяет: «мы, нам… человек». Мы хотим предостеречь читателя: не надо распространять сказанное на общий случай. Похоже, Майерс и его коллеги просто неспособны представить нормального человека, психика которого кардинально отлична от «конформной персоны», которую они описывают. И этот предрассудок заслуживает особого уважения. Когда имеешь достаточное воспитание, очень трудно противопоставить человека человеку, переступая все нормы абстрактного гуманизма. На это способен только ученый, но так строго к современным социопсихологам мы подходить не будем. Наверное, утверждать, что конформист и личность – с разных планет, значит чересчур упрощать дело. Но совершенно ясно, что тот разум и этот не просто различны, они противоположны друг другу в самой своей сути. И о внутреннем мире, о душе личности наука (а тем более наукометрия) не знает ничего. Если не считать фрагментарных наблюдений Фромма, Маслоу… и мировой литературы.
Ну, а если бы в борьбе за актуальность победила «внутренняя личность»? Что значит «бы»? Так и происходит – но чрезвычайно редко, в результате совпадения экстремальных обстоятельств: ослабленного влияния общества на воспитание и высокой витальной силы мужской личности. Тогда совпадение психического и соматического пола полностью подавляет «персону» (хотя и не устраняет ее). Это и есть – редчайший, повторяю – случай социального иммунитета, не подверженная внушению со стороны общества (разве что через подсознание) индивидуальность.
Гармоничной личностью принято называть человека, удачно сочетающего в себе противоположные черты. Но в вопросах пола такое сочетание – признак скорее патологии. Здесь гармония достигается крайностью; нормой мы считаем мужественного мужчину и женственную женщину. Гармоничные личности, всегда адекватные своему полу, – то самое исключение, которое доказывает общее правило: конформист, во-первых, страдает внутренней раздвоенностью и, во-вторых, адекватен только в личной жизни. Мужское в мужчине не может быть истреблено – только угнетено, – поэтому в душе конформиста «борьба за актуальность» продолжается всю жизнь. Но как правило эта борьба завершается торжеством «персоны», вытесняющей пассионарные реакции даже из личной жизни, формируя конформный (субпассионарный по Л.Гумилеву) способ бытования «домашнего хозяина». Здесь все зависит от витальной силы личности – характера, как мы говорим.
…Не зря автор все время повторяет: «Мужчина, мужчины, мужчине…» Памятуя о «гендерной аберрации», мы хотим еще раз предостеречь читателя: не надо распространять сказанное на общий случай. Мы, повторяю, ничего не знаем о внутреннем мире женщины, и несколько скупых штрихов, начертанных в нашем эссе, ничего не меняют в общем незнании. Мало чем может помочь и метод «зеркальных аналогий», потому что неизвестно, во что отражается то или иное «мужское» понятие, даже элементарное, не говоря уже о таком комплексе, как психическая деятельность. Но в одном вопросе, который кажется нам существенным, такое отражение можно определить: зеркальным аналогом «способа мышления» в социальной психологии нам представляется «целевая установка». Диалектика этих понятий достаточно красноречиво раскрывается перед нами в динамике социогенного угнетения личности в зависимости от пола. Общество привносит дисгармонию в душу мужчины тем, что принуждает его мыслить и действовать как женщина, а в душу женщины – тем, что принуждает мыслить и действовать в сфере общественных отношений, глубоко ей чуждых и безразличных. Социум навязывает мужчине чуждый способ мышления, а женщине
– чуждую целевую установку.
Эти понятия выступают как антитезы и в рамках одного пола. Пытаясь сохранить свою идентичность – идентичность психического и соматического пола, – мужчина уходит из общества и тем самым лишает «персону» актуальности. Но тем же самым он лишает себя естественной жизненной цели, всякой возможности самовыражения и полноценного творчества, которое может состояться только в общественной сфере. Жизнь конформиста теряет смысл. Вот тогда-то, как сказал поэт, и повернется к нам черное лицо досуга. Сытно, тепло, пьяно и скучно. Мир не то чтобы плох, мир скучен. Мир без перспектив, мир без обещаний… Это даже как-то непостижимо. Чего может хотеться, если не хочется работать?
– Чтобы было весело, – сказал Жилин. – И ни о чем не надо было думать.
4.Портрет обывателя.
Трудно сказать почему, но конформист-мужчина мало чем отличается от женщины-конформистки по образу действий в обществе. Из-за этого, вероятно, социопсихологи и не придают особого значения полу того собирательного образа, который обозначен как «человек толпы». По их логике, человек в обществе приобретает «специфически коллективные» черты, но это не значит, что сугубо личностные свойства характера начисто теряются. Другое дело, что, как показывают наблюдения, «специфически коллективное» явно доминирует. Во всяком случае, «человеку толпы» присущи как мужские, так и женские черты, причем не зависимо от соматического пола. Теперь можно признаться, то мы отредактировали приведенную выше характеристику «массы», купировав некоторые чисто мужские и нейтральные штрихи. Их немного, но они есть.
Не приходится сомневаться, впрочем, что эта самотождественность среднего обывателя, его «бесполость» – чисто внешняя. Мы уже знаем, что «зеркальный принцип» действует и тогда, когда половых различий не наблюдается, – если речь идет о комбинированных признаках (грубо говоря, «минус на минус дает плюс»). К примеру: как и мужчина, женщина считает себя вправе требовать, но, в отличие от него, презирает того, кто считается с ее требованиями. (Кстати, это типично и для «массы».) И для того, чтобы заметить это отличие, надо заглянуть в их (мужчины и женщины) души и сравнить.
Можно быть уверенным, что психологическая мотивация разнополых конформистов так же различна – и в определенном (не известном нам) смысле противоположна. Поэтому так важно понять внутренний мир «человека толпы», его побуждения и цели – хотя бы только его.
Умения видеть себя со стороны не достаточно для умного человека. Нужно еще суметь посмотреть на ближнего изнутри. Важно понять: о чем думает и как мыслит человек, пока его поступками руководят другие. Надо научиться мыслить как все; это помогает мыслить.
Нам будет проще, если мы с самого начала выясним отношения по линии «способ мышления» – «целевая установка». Восприняв «женский» интеллект, конформист комплементарно воспринимает и женские цели; выше мы уже объясняли, как и почему. Таким образом, «конформист» имеет ситуативный синоним: «обыватель» – то есть человек, сосредоточенный на личной жизни. Он не влияет на общественную жизнь не потому, что опасается по малодушию вмешиваться, не потому, что по невежеству не понимает своих интересов, а потому, что отказывается их понимать. К политике, например, он относится, как малый ребенок к делам взрослых; вплоть до того, что взрослые теряют терпение и выходят из себя:
– А ну-ка, немедленно марш на избирательный участок! Гражданский долг кто будет выполнять?
Им некогда, они играют в «домики» и «маму-папу».
Общественная позиция конформиста глубоко асоциальна, она определяется не осторожностью, не трусостью, не невежеством, а целевой установкой на личную жизнь; отказом от ответственности за судьбу общества, – а значит, и за свою собственную судьбу. Мораль обывателя органично воспринимает этот отказ и проецирует его в интеллектуальную сферу. (И в результате оказывается, что ум – категория нравственная.) У глупца и совесть глупая; но эта обывательская глупость – целесообразна и, я бы сказал, мудра. Обыватель не хочет умнеть, чтобы не отягощать совесть, не хочет ведать, что творит. Правда – жестокая вещь для того, кто привык обманывать себя. Но именно глупость обывателя и делает его соучастником преступлений, о которых он знать не хочет… Круг замкнулся.
В первые дни американской оккупации в 1945 году немцев провели колонной мимо печей и бараков Бухенвальда. Как на экскурсии. Потом они говорили: «Мы ничего не знали», – и это правда. Бухенвальд находится в двух километрах от Веймара (Бах, Шиллер, Гёте… веймарская республика – помните?), но веймарцы действительно ничего не знали.
Именно пионерские опыты доктора Геббельса легли в основу современных технологий управления массовым сознанием, – разумеется, наряду с теориями Юнга, Фромма и других социопсихологов. Вот только не надо изобретать избыточных сущностей, вроде двадцать пятого кадра. Всего лишь знание или понимание конформной психологии – и этого достаточно. Вряд ли отец-основатель информационного террора читал Лебона или Фрейда, но чутье ему подсказывало: «Масса некритична, неправдоподобного для нее не существует. У масс могут сосуществовать и согласовываться самые противоположные идеи, без того, чтобы из их логического противоречия возник конфликт.» Поэтому врать надо вдохновенно.Конфликт идей возникает только тогда, когда по одному и тому же поводу различные авторитеты одновременно высказывают прямо противоположные суждения: «Один каже одне, а той інше, не знаєш, кому вірити». Процесс убеждения конформиста – это просто торг авторитетов.
Он никогда не критикует авторитетное мнение, слепо принимает аргументы за. Во-первых, конформист интеллектуально ленив, он идеологический иждивенец. Он испытывает идеологический голод и жадно усваивает всякое мнение, подкрепленное достаточным авторитетом. Однажды усвоенное он считает своей собственностью, своей собственной идеей, неотъемлемой составляющей системы убеждений и сражается за внушенные представления, как за свою собственность; однажды присвоенные, они становятся символом веры, не требуют доказательств и игнорируют опровержения. Любые логические доводы оппонента бумерангом обращаются против него самого: чем справедливей критика, тем агрессивней конформист в своем праведном гневе. «Кому она нужна, ваша правда? У меня своя правда есть!»
Ради справедливости выделим ситуацию, когда, вопреки вышесказанному, конформист с легкостью необычайной отказывается от чужого мнения – едва лишь оно теряет свою авторитетность в его глазах. И сразу же обнаруживается вся нелепость, необоснованность и лживость этого мнения, вся лицемерная корысть: «Как мы были слепы! Как мы могли этому верить?!» Эпоха перемен, когда рушится структура общества вместе с образующими его мифами, и оно регрессирует к состоянию ордозной толпы, оборачивается для обывателя настоящим шоком, крушением мировосприятия. Но не делает его личностью. И критика, дискредитирующая вчерашний миф, и идеи, формирующие Новую Большую Ложь, – все приходит извне и присваивается. Обыватель настолько интеллектуально беспомощен, что неспособен даже придумать версию для самообмана. И смена общественной идеологии сводится для него к смене авторитетов.
Это обстоятельство (крушение внутреннего мифа) будет непонятным, а портрет конформиста – неполным, если забыть о феномене, объяснить который мы не беремся. Полагая, вслед за Троттером, «стадный инстинкт» неразложимым и первичным стремлением всех однородных живых существ к соединению, мы отделяем его от феномена «массового внушения». Однако же, именно стадный инстинкт делает авторитарность обывателя двунаправленной («она столь же нетерпима, сколь и подвластна авторитету») – то есть идентичной женской авторитарности… (По свидетельствам и отзывам очевидцев, наиболее жестокими и ревностными победителями скверны во времена Культурной революции были девушки-цзяофань, сиречь пэтэушницы.) И это не один пример такого рода. Понятно, что стадный инстинкт играет существенную роль в формировании конформного характера; непонятно, почему он придает ему дополнительные женские черты. Возможно, прав Фрейд, подозревавший в стадном инстинкте комплекс побуждений либидозного характера…
Действительно, асоциальная целевая установка обывателя комплементарно согласуется с нарциссической любовью к толпе. Более того, эта асоциальность порождена стадным инстинктом через вытеснение. Толпа всегда права – в том смысле, в каком права женщина (см. выше). Категорическая идеализация «народа» необходимо требует применения к нему презумпции невиновности – и, как следствие, отчуждения ответственности. Это порождает саму идею «власти» как носителя такой ответственности, на которого возлагается, проще говоря, функция «козла отпущения» совершенно в смысле В.Высоцкого. Все знают, что народ у нас мудрый и добрый, вот только начальники все сплошь – злые дураки. Так уж совпало.
Далее; конформист никогда не критикует авторитетное мнение, слепо принимает аргументы за, – во-вторых, потому, что боится критиковать – и именно из опасения, что авторитет может такой критики и не выдержать. Обыватель некритичен, ибо боится сомневаться, он не хочет стать отщепенцем и диссидентом (то есть «несогласным»), он ни за что не выделит себя из массы, которая защищает его, дает ему силу и уверенность, питает его гордость. Только не надо спорить. В споре рождается истина, будь она неладна. В конечном счете, масса не только главный, но – единственный авторитет для обывателя; и любой авторитет иного рода является таковым лишь по мере своей способности сформулировать (или сформировать) массовое мнение. Именно так он, авторитет, и воспринимается отдельным обывателем.
…Спорить, однако, приходится весьма и весьма. Расхождения во мнениях с другими людьми ощущается обывателем как душевный дискомфорт, поэтому спор для него – способ психологической самозащиты. В случае разногласий проявляется синдром Белой вороны, причем в качестве этой вороны конформист первоначально видит себя. Обыватель боится, что его мнение не совпадет с окрасом стаи. Поэтому каждый такой спор начинается со сверки: «А что люди говорят?» Но даже убедившись в своей «правоте», он не успокаивается, напротив – становится агрессивен. Его конформность приобретает форму ксенофобии, направленной на собеседника; теперь тот – Белая ворона.
Сила предрассудка – в его абсолютности, сама возможность опровержения императивно отвергается. Покушение на истинность стадных предрассудков воспринимается как антиобщественное поведение. Он не пытается убедить оппонента, он пресекает ересь. Он никогда не спорит по существу. Истина его не интересует, ему одно важно: посрамить оппонента. Система общественных мнений есть становой хребет обывательского мировоззрения, и в споре человек толпы защищает свой внутренний мир… Вот почему так яростны предвыборные споры. Конформист защищает мир иллюзорной реальности, в которую его погрузили технологи медиагипноза. Эта иллюзия не имеет ничего общего не только с реальностью, но подчас и с иллюзией соседа.
Такая реакция на чуждое толпе закономерно корреспондируется с обскурантизмом обывателя. Он знает, что он человек – и таким должен быть. И все обязаны быть такими. Все и всегда.Нечто подобное реализуется в рое пчел или в муравейнике. Он смотрит на мир как будто через дверной глазок из темной комнаты, запертой изнутри… Конформист ненавидит то, чего не понимает. Именно за это и ненавидит. (Так и любой человек ненавидит свою галлюцинацию.) Это естественная животная реакция, присущая сумеречному сознанию, в котором страх и ненависть максимально сближены, а удивление подавлено. Бесполезно объяснять обывателю, что он неправ, что его непонимание – это его беда, бесполезно. Он неспособен к вторичной рефлексии и всегда прав – как права его толпа. «Непонятного не существует» – такова Бритва Савонаролы, руководящая призрачным духом конформной персоны.
Защищая «общее» мнение как свое собственное, обыватель искренен настолько, насколько вообще может быть искренен обыватель. Со стороны его аргументация выглядит совершенно фальшиво, но не трудитесь спрашивать, верит ли он в то, что говорит. Конечно верит! Когда речь заходит о правоте, а тем более о целостности мира и рассудка, собственному вранью не просто поклоняются – ему верят самозабвенно и безоглядно, до возникновения зрительных и звуковых образов. Фальшивые социогенные симулякры могли вытеснить из его сознания подлинные ценности только подавив чувство вкуса. Нечувствительность к фальши – неизменная черта конформиста. Так бомж не чувствует вони, исходящей от соседа, такого же бомжа. С другой стороны, замечено, что обывателя начинает корчить от хороших стихов. Он торопится перебить – поспешно и немотивированно. Поэзия – белый заговор, изгоняющий беса.
Причем и перебивает он только для того, чтобы сказать – сначала банальность, а потом глупость. Проблемы, которые испытывает конформист с родной речью, заслуживают особого внимания. Их нельзя объяснить одной только намеренной безграмотностью масс-медиа (вы обращали внимание на эти демонстративные, вызывающие, сладострастно торжествующие «инциндент», «пренцендент», «проєкт»?..) Скорее это журналисты старательно копируют речь и способ мышления примитива. Обыватель не способен ничего ни понять, ни объяснить. Он не слышит, что ему говорят, он пытается догадаться, что хотят сказать. Пытаясь жить по общей мерке, он меряет на свой аршин. Самый надежный способ обмануть его – говорить искренне и от души. (Самая лучшая маска – свое собственное лицо) С чисто женским практицизмом он переводит вашу речь на язык интересов: зачем вы это говорите? Он ищет скрытый смысл – корысть и тайные желания – в глубинах вашей души… Но мы не хотим никого обманывать, этого хочет только сам конформист, он ищет обмана и живет им.
Собственные же его слова означают для обывателя именно то, что он хотел сказать, а не то, что сказал; они тождественны его представлению. Точнее он сказать не может – да и куда уж точнее? Вся беда, что в их языке всего одна модальность. Никакой разницы между «нужно», «можно», «хочется» не существует. Когда же собеседнику удается догадаться, о чем речь, и указать на несоответствие, реакция обывателя удивительна: «Ну! А я что говорил!» Похоже, он и сам-то себя не слышит… Не то чтобы он вовсе лишен логики, однако эта логика никак не отражена в словах и транслируется от собеседника к собеседнику как бы без участия речи, но рядом с ней. При условии, что оба собеседника – конформисты, и в этом смысле тождественны друг другу. Чисто женский интерфейс.
Того же рода аутизм характеризует и образ действий обывателя: его поступки равномерно тождественны его намерениям – со всеми вытекающими последствиями. В этом смысле обыватель подобен хорошо дрессированному животному; он начисто лишен вторичной рефлексии (он не осознает себя). Однако цивилизация выработала в нем целый комплекс общественных рефлексов, руководящих его поведением и позволяющих поступать в стандартной ситуации как полноценный мыслящий человек. Социальное давление, оказываемое обществом, является фундаментом нравственных ценностей «полого человека». Человек толпы не осознает, почему он поступает так, а не иначе – и не пытается осознать, он просто «делает как все». Он делает то, что он есть, и становится тем, что он делает Стадный инстинкт играет колоссальную организующую роль в структуре цивилизации, несравненно более существенную, чем культура сама по себе. Дистанция между «организацией» и «управлением» – чисто символическая; в сущности, это одно и то же, была бы директива. (Управление не может обходиться без директивы, но если она есть, любая, – все, к тебе нет вопросов, миленький.) Говорить в этом контексте о какой-то «демократии» просто смешно. Никто и не говорит – в этом контексте.
Для того, чтобы следовать рецептам, надо эти рецепты иметь. Интересно наблюдать за конформистом, попавшим в нестандартную ситуацию. Он не пытается осознать смысл этой ситуации и определить свои приоритеты. Он ищет хотя бы отдаленные аналогии со стандартом, чтобы определить линию поведения по заученным рецептам. И ему удается сохранить человеческое подобие ровно настолько, насколько удачен поиск аналогий. В любом случае обыватель растерян, обескуражен и выбит из колеи (в самом что ни на есть высоцком смысле этой идиомы). Поэтому примитив старается не попадать в нестандартные ситуации, «оставаться в колее».
Знаете, чем отличается пчелиный рой от человеческого общества? Там нет нестандартных ситуаций.
О человеческой личности очень мало известно, если не считать той ее составляющей, которая представляет собой набор рефлексов. Правда, массовая личность почти ничего больше в себе не содержит.
– Ах, оставьте, пожалуйста, вы ведь так не думаете.
– Профессор Рубинштейн – социальный психолог, мировое имя. Он изучает нас, как животных. По его словам, у нас вообще нет никакой деятельности, кроме инстинктивной. Я был оскорблен, мне было стыдно, но, боже мой, что я мог возразить? Можно возразить: дескать, все это не о человеке, пусть и конформисте, пусть и обывателе. Это о его «персоне» – порождении мирового Соляриса. Сам человек глубок и многозначен – и духовно богат. В нем, в его личности – целый космос неведомых миру ценностей. Вот именно, неведомых, и именно – в личности. Но если его поступками руководит юнговская «персона», какое дело окружающим до его личности – глубоко спрятанной, как мардонг, и способной актуализироваться тоже только в пелевинском смысле?
А кому есть дело? Кому?
(На этом рукопись обрывается)
Литература:
1. З.Фрейд. «Психология масс и анализ человеческого Я».
2. Е.Фромм. «Бегство от свободы».
3. К.Юнг. «Архетипы коллективного бессознательного».
«Аналитическая психология».
4. Дж.Д.Майерс. «Социальная психология».
5. Конфуций «Беседы и высказывания» («Лунь юй»)
6. А. и Б.Стругацкие. «Хромая судьба».
«Улитка на склоне».
«Хищные вещи века».
«Второе нашествие марсиан».
«Жук в муравейнике».
7. С.Лукьяненко. «Танцы на снегу».
«Звездная тень».
«Сумеречный дозор».
«Лабиринт отражений».
«Лабиринт отражений».
8. Евгений Лукин. «Вранье, ведущее к правде».
9. Ст.Лем. «Возвращение со звезд».
«Солярис».
10. А.Лазарчук. «Кесаревна Отрада…».
11. В. Рыбаков. «Камо вставляши?»
12. В.Пелевин. «Мардонги».
13. Роберт Музиль. «Малая проза».
14. Ф.Незнанский. «Картель правосудия».
2012
ID:
414031
Рубрика: Інше
дата надходження: 30.03.2013 13:40:18
© дата внесення змiн: 06.08.2014 16:33:14
автор: Ник.С.Пичугин
Вкажіть причину вашої скарги
|
