В тридевятом, десятом, в любом от себя не скрыться.
В каждом новом царствие, входишь в мёртвую воду
и садишься в лодку ( такое себе корытце),
смотришь жалко, как тот, что вечно: кушать подано.
Нужно плыть, а силёнок нет, или есть какие – то,
а в глазах тишина цвета солнечного затмения.
Нужно плыть и язык – твой враг доведёт до Киева,
или дальше, где пятый угол, что угол зрения
не такой, не в себе. Ну да пусть, все углы разгладятся.
Ты от царствия к царству почти на износ, без памяти -
как щенок, как из многих пятниц последний Пятница
(не свободен, не раб, вроде жив, а живёшь, что каменный).
Вот часы задирают носы, дельфины покоятся,
и норд – ост посинел от тоски и от напряжения.
Скоро лодка прибьётся к какой-то земле на Троицу,
ты коснёшься воды и растаешь в ней отражением.
Царство мы отныне не берём на меч -
Входим тихо-тихо, даже платим пошлину.
Полис страховой, счастье обеспечь!
Ну, идёт вагант, пьяный, в рясе ношеной...
Рабство нам избыть - словно выпить эль.
Гои - страшной пятницей мясо кушаем.
Ладно, дорогая, всё - стели постель.
Ведь давно уж время сплавить души нам.
АфигелА!
