Я вспомнила холод мартовского Днепра
и чудесную терпкость глинтвейна
в малоизвестном полуподвале на улице Ленина,
тем не менее, местная агора.
Я в зеленом плаще, в самом центре, с томиком Гейне.
Я носила тяжелые, цвета червонного золота, косы тогда,
ими можно душить, на них можно повеситься.
По выходным приходили приятные мне господа.
Один все время предупреждал: «Не опьянейте»,
и взглядом окидывал так, будто принял за девственницу.
Хорошо с ними было настолько, что не уйти никуда.
Был среди них франт то ли зелень, то ли в летах,
длинновлас, а глаза - дорианские.
От его тихих слов увлажняется пах,
и в постели он, впрочем, ласковый.
А еще там были аромапалочки,
трон, накрытый парчой, а на нем – очки,
три фужера марсалы для Отца, Сына, Святого Духа,
древняя, как очевидец Христа, собака с надорванным ухом;
обломок меча,
в складках плаща
кровавый подбой
и головная
боль.
