Саша был человеком поверхностным. Он любил читать, но редкую книгу дочитывал до конца. Обычно на его столе лежало несколько книг, которые он читал одновременно. Книги образовывали приятную для глаза стопку, а корешки свидетельствовали о широте кругозора человека, стопку эту соорудившего. Непосвященный наблюдатель мог решить, что Саша чередует их в определенном порядке, то ли меняя предмет своего интереса, то ли дополняя знания о нем информацией из разных источников, то ли еще как-то. На самом же деле Саша чаще всего перекладывал в основание стопки верхнюю книгу, когда она припадала пылью.
Саша уже давно убедился, что поверхностность - качество, присущее очень многим людям. Поэтому в разговорах - как правило, вертевшихся у самой поверхности любых тем и не достигавших никаких глубин знания или понимания - было совершенно безопасно упоминать названия, имена или цитаты из недочитанных книг. Собеседники прекрасно понимали друг друга и предусмотрительно избегали всякого углубления в затронутую тему: главное - обозначить свою осведомленность о существовании вопроса, а не о его существе.
Встречая человека иного склада - вдумчивого, по-настоящему начитанного или даже образованного, Саша ощущал неловкость и страх. Боялся он разоблачения своего невежества, а еще больше - разочарования, которое мог бы испытать такой вот глубокий человек. Саша хотел нравится людям, пусть даже совершенно посторонним. Поэтому за годы поверхностного скольжения по различным предметам - даже тем, которые составляли Сашину профессию, - он научился ловко избегать как разоблачения, так и разочарования. Часто ему в этом помогала способность рассуждать о едва знакомых темах под неожиданным углом зрения. Озадаченный собеседник приходил к выводу о Сашиной неординарности, а Саша оказывался на совершенно безопасной территории, где даже глубокий человек от неожиданности и растерянности бывал Сашей в конце концов очарован. В такой ситуации было важно поскорее уйти от продолжения разговора, еще до того, как собеседник, пораженный нетривиальностью Сашиного взгляда на предмет, понимал, что нетривиальность эта объяснялась только одним: неприменимостью этого самого взгляда к этому самому предмету.
Однако бывало и так, что Сашино искусство встречалось с достойным соперником, и тогда от позора и осмеяния Сашу спасала только тактичность собеседника или его равнодушие. Саша из таких ситуаций делал только один вывод: судьба к нему в целом очень благосклонна. Иначе как можно было бы объяснить случай, который сам Саша про себя окрестил "метод Щедровицкого"?
Однажды в небольшой компании обычных Сашиных поверхностных собеседников оказался человек, хорошо осведомленный о невообразимом количестве тем и предметов. Разговор - легкий, остроумный и изящный - порхал от темы к теме, от вопроса к вопросу, и всякий раз именно этот осведомленный человек одним точным и коротким замечанием заставлял болтунов сменить тему, и они ее тут же меняли - во избежание разоблачения.
В какой-то момент речь зашла о Моисее и Ветхом завете, и Саша привычно щегольнул цитатами из предисловия к многотомному труду по библеистике. Осведомленный взглянул на Сашу - коротко, остро, оценивающе - и поинтересовался его мнением о трудах Щедровицкого. Саша закатил глаза и парировал этот бестактный вопрос:
- О, это же моя мечта - почитать его работы по библеистике! Но вы же знаете, они так мало издавались, я пока еще не нашел. А у вас нет его книг?
Книги оказались, причем оказались прямо под рукой - в портфеле осведомленного, откуда он и извлек синюю потрепанную книжицу и передал Саше. Саша благодарно просиял.
Дома Саша поступил так, как поступал всегда в таких случаях: он пролистал книгу, прочитал аннотацию, предисловие и наугад несколько абзацев из разных мест, чтобы составить представление о стиле и языке автора. Теперь эту книгу следовало подержать некоторое время в стопке на столе, вместе с прочими недочитанными книгами; как только она припадет пылью, ее можно будет вернуть осведомленному, так как толщина книги не предполагала ее многократное перемещение в основание стопки.
Однако осведомленный не удовлетворился возвращением книги и Сашиной благодарностью; ему хотелось поговорить о книге и Сашиных впечатлениях. Саша сразу же нащупал безопасную для себя почву и сообщил осведомленному:
- Мне весьма импонирует метод Щедровицкого, если хотите, его стиль и подход.
- Чем же вам его метод импонирует и в чем он состоит? - сверкнул голодным глазом осведомленный.
- Понимаете ли, - Саша сделал лицо одновременно задумчивым и отсутствующим, как будто перед его мысленным взором проходили сейчас страницы книги, - Щедровицкий - ученый и человек верующий, церковный. Для него Библия - априори священный текст, ему - в силу его веры - нет необходимости что-либо доказывать самому себе об этом тексте. В то же время Библия является предметом исследований для него, то есть предметом, о котором ему приходится рассуждать не столько с позиций веры, сколько с позиций логики, то есть ему - верующему - приходится искать доказательств и аргументов. И Щедровицкий сумел объединить свое отношение к Библии с научным подходом: он анализирует текст, например, Книги Бытия, как ученый, но при этом его рассуждения полны... - Саша знал, чем он собирался наполнить рассуждения Щедровицкого, но предпочел это слово несколько секунд поискать. - Они полны благоговения. Да, в этом суть метода Щедровицкого: он анализирует текст Ветхого Завета с благоговением, которое, однако, не подменяет строго научного анализа, поиска достоверной аргументации, убедительных доказательств и исторических свидетельств...
Тут Cаша замолчал, как бы на полуслове оборвав свою речь, и изобразил легкую взволнованность. Сейчас предстояло осуществить трюк, который должен был окончательно очаровать осведомленного. И Саша, запинаясь, произнес:
- А вы не могли бы дать мне эту книгу еще на недельку? Я бы хотел ее перечитать.
Дома Саша еще раз пролистал книгу, все еще наслаждаясь произведенным эффектом. На глаза ему попалось слово, которое он сегодня уже произносил несколько раз - "благоговение". И Саша пробежал глазами весь абзац, где ему встретилось это слово, с самого начала:
"Если Библия - это творение одних только людей, пусть даже непревзойденных поэтов и мудрецов, то к ней у нас должен быть один подход; если же Библия передает нам слова самого Бога, творца Вселенной и Создателя каждого из нас, то и подход к ее изучению должен быть совсем другим. И вот слово, которое наиболее точно отражает самую суть этого другого подхода: благоговение!"
Саша широко улыбнулся: "Нет, все-таки судьба ко мне благосклонна! По-настоящему благосклонна!" - и книга отправилась на свое место в стопке на Сашином столе.
Книгу осведомленному Саша передал через общего знакомого. На всякий случай - ведь даже с благосклонной судьбой надо обращаться осторожно и... - Саша поискал и быстро нашел правильное слово - "с благоговением".
Максим Тарасівський відповів на коментар $previous_title_comm, 01.01.1970 - 03:00
Думаю, причины могут быть разными. Есть и уникальные варианты, типа "гения чистого познания" у Довлатова, был у него такой персонаж в повести "Заповедник". Человек мог только впитывать информацию в неограниченном количестве, но никак применить ее не мог. У него потом выявили абулию - полную атрофию воли. Но этот тип прочитал десятки тысяч книг, выучил все языки, которые мог, познал множество наук. Работал экскурсоводом в том самом Заповеднике.
Не скажите...Семья, работа, дети.
Остаётся только делать умный вид и схватывать "buzz words".
Максим Тарасівський відповів на коментар $previous_title_comm, 01.01.1970 - 03:00
Ну... кто хочет делать. ищет средства, кто не хочет, ищет отговорки. Одна моя знакомая девушка, у которой семья, дети, работа, знает, помимо родных украинского и русского, еще 4 европейских языка. Два из них выучила в институте. Еще 2 - уже потом, сама по себе.
Скоро будет про него еще истории, он еще и не так выкручивался 
