Ночь - скулящее тело, которое жаждет пощады, искривившись от паранойи, собственного мрака и, поглощающей до последней капли, жадности к свету, смыслам, жизненной энергии каждого, что существует: покрыть и прижать к черной холодной земле, надавив всей своей бесконечной массой. Потом, как трупный червь, просочиться вглубь самого тайного, смять и выбросить найденное, как незначительное препятствие бесцельному растворению плоти.
Она приходит ко мне каждые сутки и без исключений, просит о жалости и милосердии к своей, лишившейся всякого света сущности. Я требую того же в ответ. Мы изливаем друг на друга потерянную ненависть и ищем в своих образах жестокость, что была бы другому к лицу.
Я открыл потускневшую от старости деревянную дверь из шести ровных досок, с которых хлопьями сыпется блевотно-зеленая краска, и двумя крупными шагами выдвинулся наружу. Я слышал взрыв, достаточно сильный и глухой,чтобы четыре раза прогреметь эхом в моей встревоженной, теплой, полной крови голове. Я видел, как чья-то жена проходит по улице, каждые несколько шагов падая на голое левое колено, бормочит молитвы и проклятия. Она не взывает к богам небес, не говорит с демонами преисподней, ее боги в ногах несущих прочь от собственного дома среди ночи, а демоны в любви к мужчине, от которого она уходит просто в даль, о котором продолжает думать и бормотать, пока ее левое колено постепенно заливается жидкой кровью и оставляет за собой след: по нему она будет, хромая и виноватая, возвращаться днем. Я стоял на пороге, на пару дециметров выше земли: так мне не приходилось слушать ее тихие, вечные истории о смерти и разложении, которые она обожает всей своей древней, влажной глубиной. Я уверен, что земля в восторге кричала мне о том взрыве: как она экстатично танцевала на ветру, разлетевшись во все стороны от силы, выталкивающей ее изнутри себя самой: из-за темных кулис - прямо на сцену, в апогей истерии, на развязку идеальной драмы о смерти. Я не хотел знать ничего о том взрыве. После того, как из тишины пропал голос разорванной женщины, я простоял неподвижно еще две долгие минуты, в них больше не проникло ни единого звука, и ни один дерзкий образ не исказил их прозрачную мякоть.
Я зашел обратно, потянув за собой разболтанную ручку, пластмассовую и округлую, как всегда скользкую от моих мокрых рук. Дверь захлопнулась, и с досок посыпались мелкие куски засохшей краски, скоро они рассыплются и станут пылью. Когда-то я вымету эту старую дверь из-под кровати, и вся она окажется пеплом на свалке. Тогда ночь будет открыта для меня, и я открыт для ночи: может так мы, наконец, освободимся друг от друга.
ID:
788489
Рубрика: Проза
дата надходження: 22.04.2018 04:57:13
© дата внесення змiн: 22.04.2018 04:57:13
автор: Джон Кокийко I
Вкажіть причину вашої скарги
|
