Жизнь надломилась непривычным, громким матом.
Наверно, многого мы от неё хотели,
и растворился запах нежного разврата,
любивший по ночам нас прижимать к постеле.
Растаял звонкий смех твой и водою талой,
без сожаленья, смыл тепло счастливых дней.
Ты вся продрогла от бессмысленных скандалов,
желая вновь прильнуть щекой к моей спине,
а я в веселье беспробудного разгула,
стараясь сбить волну нахлынувших обид,
в чужих глазах, губах, словах и тонких скулах
лишь замечал, что был тобою не убит.
Ночной угар сильнее обжигал мне раны,
и кровью белого столового вина,
стекая по краям гранёного стакана,
считал, осталось сколько ждать ещё до дна.
Плыла, как в долгом вальсе, снежная дорога,
сын рядом судорожно воздух ртом ловил,
а яркий свет со встречки не внушал тревоги,
я уходил... следами брошенной любви
