|
Эссе о Пушкине.
Санктъ-Петербургъ. Столица Империи. Северная Пальмира. Почти европейский город. Строили иностранцы. "Когда б не инородец Фальконе, и Петр не оказался б на коне" (Б.Брайнин). Что ВЕЛИКОРУСКОГО в этом городе? Ничего нет, даже названия. "Люблю тебя, Петра творенье…". Но любил ли в самом деле Пушкин этот город?
Прогуляемся по Петербургу. Вот Кокушкин мост. Коку́шкин мост соединяет Казанский и Спасский острова через канал Грибоедова в Адмиралтейском районе Санктъ-Петербурга (и, соответственно, Столярный и Кокушкин переулки). Вот как говорит о нем Ас великоруской поэзии:
"Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись жопой о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосье Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал ГОРДО ЗАДОМ"…
"Картинки к Евгению Онегину в Невском Альманахе".
"Он к крепости стал ГОРДО ЗАДОМ"… В этом – весь Пушкин.
Пушкин для великоруской литературы – всякое исключение из правил. Эфиоп по происхождению, волею судеб оказавшийся русскоязычным, Пушкин Российскую Империю безусловно ненавидел. Он боготворил царя Петра, коего считал западником, а в Петербурге ему нравилась его европейскость, но он ненавидел его за его несвободу.
"Город пышный, город бедный,
ДУХ НЕВОЛИ, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит –
Всё же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой".
С женщинами он вел себя подобно апулеевскому Золотому Ослу, которого с юности обожал ("читал с охотой Апулея").
"Жена и дети, друг, поверь – большое зло:
От них все скверное у нас произошло".
Но если откинуть женщин и карты, то явственно проглядывается в Пушкине неприятие всей этой русской мразности и азиатчины.
"...правительство есть единственный европеец в России; оно плохо, но оно могло бы быть ещё в тысячу раз хуже, и никто бы этого даже не заметил". (Цит. по статье: Коллектив авторов СПбГУ под ред. Н.Ю.Семёнова, под рец. акад. Фурсенко. «Управленческая элита Российской Империи (1802-1917)». С-Пб.: Лики России, 2008).
"В некотором азиатском народе мужчины каждый день, восстав от сна, благодарят Бога, создавшего их не женщинами".
"Я, конечно, ПРЕЗИРАЮ ОТЕЧЕСТВО МОЁ С ГОЛОВЫ ДО НОГ - но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство".
"Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда".
Об Александре I, "Евгений Онегин", десятая глава (1830). Это про родного царя-то?
"Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!".
"К Чаадаеву".
"Вспряли", имена написали, а рабство осталось. И даже во сто крат усилилось. И так без конца. Можно продолжать и продолжать.
Великороссы, так называемые "русские", любят Пушкина, для них "Пушкин – это наше всё" (А.Григорьев), но Я подозреваю, что они инстинктивно любят его за то, что ВСЁ В НЁМ совершенно НЕРУССКОЕ и стоит он в великоруской литературе СОВЕРШЕННЫМ ОСОБНЯКОМ.
Пушкин ненавидел не только Петербург, еще больше ему претила порфироносная Москва, хоть там чего-то в сердце русском слилось, и бедные своими красками Михайловское и Тригорское.
Со скуки он дурил головы двум сестричкам Вульф и одновременно их маман, а также их кузине Керн. Всем четверым одновременно. А еще бухал и резался в карты. А идеалом для себя считал виконта де Вальмона из "Опасных связей", романа столь же великолепного, сколь и безнравственного. Но могла ли быть живая африканская душа нравственной в неволе этой азиатской богадельни?
Пушкин рвался из России в Европу, но цари не дали дозволу уехать, а бежать он не решился. Как он страдал оттого, что был невыездным! Наверное, больше, чем по Анне Петровне. Но, ни Александр, ни Николай не выпустили его на свободу. Эрзерум не в счет. Я уверен, что если бы Пушкин попал в Европу, он бы оттуда никогда не вернулся.
Презирал Пушкин и так называемый "русский" народ:
"Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!".
"Капитанская дочка", гл. XIII.
"Живая власть для черни ненавистна.
Они любить умеют только мёртвых".
"Борис Годунов".
"Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа –
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи".
"Из Пиндемонти".
Ссылка на Пиндемонти – мистификация из цензурных соображений. В рукописи имеется и другой подзаголовок: "Из Альфреда Мюссе". Орфография "Пиндемонти" вместо правильного "Пиндемонте" свидетельствует о том, что Пушкин не имел перед глазами сочинений этого поэта, а знал его по цитатам в книге Сисмонди "О литературе Южной Европы", где его имя напечатано так же.
Мне могут возразить, что у Пушкина есть стихотворение "Клеветникам России". Действительно, эта стрела как бы летит не в ту сторону. Но вспомним, по поводу чего оно было написано. По поводу взятия Варшавы и подавления польского восстания 1830-1831гг. Думаю, каждый поляк мог бы плюнуть Пушкину в рожу за такие строки:
"Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда…".
Сия семейная вражда закончилась тем, что николаевская Россия подавила польское восстание в 1830-1831гг, а еще раньше "великий Суворов" в 1795г тоже взял Варшаву, и по 3-му разделу Польши Россия оттяпала себе огромный кусок Польши, подобно тому, как сегодня Россия путинская оттяпала у Украины Крым и Донбасс. Славянские ручьи? А ведь именно поляки и есть истинные славяне в отличие от финнов-"великороссов". Просто, думаю в Царском Селе, такого не преподавали, или же Пушкин зря не читал Цицерона. Это стихотворение есть безусловный несмываемый позор Пушкина. Слава Богу, оно такое одно. Единственный раз в жизни Пушкину захотелось подыграть царю, и он сделал это таким неловким образом.
И все-таки он ненавидел Россию! Ни разу не побывав за теренами великой Империи, Пушкин любил многокрасочный Кишинев и веселую шумную Одессу. А вернувшись из ссылки в родовое Михайловское, впал в такую меланхолию, что даже писал царю прошение о заточении его в крепость. Кажется, не успел отослать. "Но Север вреден для меня…".
А вот что написал о Пушкине самый известный и честный пушкиновед П.К.Губер в книге "Дон-Жуанский список Пушкина", 1923:
"Вошло в обычай называть Пушкина великим национальным поэтом преимущественно перед всеми другими русскими поэтами. В наши дни это почти аксиома; но разрешите трактовать здесь аксиому, как теорему, еще подлежащую исследованию и критике.
И вот, если не производить вопиющего насилия над Пушкиным, если не стремиться вычитать из его сочинений то, чего в них нет и никогда не было, то придется признать, что вся его литературная деятельность определяется свойствами диаметрально противоположными (т.н. русской культурной традиции – прим. Моё – В.Б.). Пушкин встает перед нами каким-то исключением, каким-то гениальным выродком в семье русских писателей.
Не ищите у него морали. Его муза воистину по ту сторону добра и зла. В его поэзии нет никакой этической проповеди, никакого учительства, никакого нравственного пафоса. Моральное прекраснодушие ему смешно, а моральный ригоризм чужд и непонятен.
Пушкин тем не менее ни при каких обстоятельствах не выражал принципиальной, идейной вражды к Западной Европе. Если бы он дожил до славянофильской пропаганды, то, вероятно, немало злых эпиграмм вырвалось бы у него по адресу Хомякова и его товарищей. Ему не пришлось ни разу, несмотря на пламенное желание, побывать за границей. Все же умственно он чувствовал себя в Европе, как дома. В области литературы исконные европейские сюжеты (например, сюжет Дон-Жуана) были ему вполне по плечу. Любое из его произведений можно перевести на иностранный язык, и оно будет одинаково доступно и англичанину, и французу, и испанцу.
Но отчего, в таком случае, Пушкин сравнительно мало известен европейскому читателю, гораздо меньше, чем Толстой, Достоевский, Тургенев?
Только потому, что успешно перевести Пушкина на чужой язык возможно, лишь сделавшись вторым Пушкиным. Не говорю уже, что адекватный перевод стихов вообще невозможен. Но применительно к Пушкину невозможность усугубляется. Форма слишком много значит в его произведениях: она – эта форма – неотделимая от содержания и дове-денная до высокой степени совершенства, являет собою не оболочку, а подлинное существо Пушкинской поэзии. Пушкин искренно изумился бы, если бы ему стали внушать, что, взяв перо в руки, надо думать о том, что писать, а не о том, как писать. Оба эти вопроса всегда предстояли ему слитые воедино. Значит, здесь мы снова видим резкий разрыв с привычными, прочно установленными обыкновениями русской литературы.
Итак, по-видимому, мы приближаемся к выводу, который должен возмутить и оттолкнуть нас: Пушкин не был выразителем русской культуры. Он как бы воспроизводит заново, в иных условиях, историю своего предка, Абрама Петровича Ганибала, африканца по крови, француза по образованию и вкусам. Арап среди гипербореев, Пушкин не имел продолжателей, не оказал никакого воздействия на дальнейшие судьбы русской литературы, которая немедленно после его смерти пошла своим собственным, отнюдь не Пушкинским путем. Позднейшим поколениям он не завещал ничего, кроме ряда эстетических эмоций.
Такой вывод принять трудно. С некоторой тревогой и даже с гневом, мы начинаем перебирать вновь, звено за звеном, всю цепь наших посылок и заключений. Полно, не было ли в них какой-нибудь ошибки? Да, отвечу Я, ошибка была. Мы неправильно отождествили русскую культуру вообще с умственной культурой трех последних четвертей XIX столетия. Такое отождествление слишком узко и грешит отсутствием исторической перспективы".
Согласимся с мэтром.
Пушкин для любого "русского" фигура харизматическая. "Пусть Путин – шизофреник, но зато у нас есть Пушкин, значит мы – великие". Пушкин – один из последних островков "российского сознания", Пушкин – это одна из последних соломинок, за которую хватается "русский". У него уже и так отняли всё: Сталина, Ленина, СССР, коммунизм, "мудрых" царей, церковь, героику последней войны с Германией, "куликовскую битву", Киевскую Русь и даже славянство, его шовинистское, мессианство чванство уже почти что нечем подпитывать. Но пока остается Пушкин, это последнее прибежище "русской души", этому несчастному "русскому" остается еще какая-то надежда. Но надо непременно показать этому самому "русскому", кто такой был Пушкин, систему его ценностей и взглядов. Бабник, матерщинник, картёжник – всё это ладно. Гению прощается всё, а в том, что Пушкин – гений, сомнений нет. А гения лучше иметь сторонником, нежели противником. Главное – отношение Пушкина к Империи. Пусть Пушкин будет нашим союзником в борьбе с Последней Империей. Пусть теперь каждый россиянин выбирает: любить ему Пушкина или Россию. Выберет Пушкина, значит ipso facto должен ненавидеть Россию. Выберет Россию – останется без Пушкина. Tertium non datur – третьего не дано.
Я тоже люблю Пушкина. Так же сильно, как и ненавижу Россию.
Ай да Пушкин, ай да с-сукин сын!
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Это эссе было написано уже давно, и уже потом Я открыл для себя иные, очень неприятные, прямо таки омерзительные, факты биографии Пушкина. Не буду их тут все перечилять, но, похоже, после 1825 года, когда его личным цензором стал сам Государь, склад его ума изменился не в лучшую сторону, он стал славянофильствовать, фарисействовать, предал свои лицейские идеалы, просил денег у царя через Бенкендорфа, видно стучал, раз ему платили по 5000 золотых (ни за что?!), пьянствовал, просаживался в карты по-крупному. В дуэли виноват сам. Сам Николай Палыч после его гибели говорил, что человек он стал очень дрянной... но талант его был великий.
Афоризм, приписываемый Пушкину:
"Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом".
ID:
545234
Рубрика: Проза
дата надходження: 21.12.2014 00:27:58
© дата внесення змiн: 20.12.2015 22:37:42
автор: Valery Bor
Вкажіть причину вашої скарги
|
