И всё-таки, я всё ещё живу:
Когда – в капкане, чаще – на плаву,
Когда – в себе, когда-то – в нём одном.
Сижу на кухне в красном кимоно,
Читаю, убаюкиваю день,
В котором до черта никчёмных дел,
В котором город тихо озверел
И замер – головой на тёплый рельс.
Я – рядом. Мне охота посмотреть,
Как нас проглотит чопорная смерть,
И выплюнет обратно, ведь пока
Нет слаще и позорнее плевка.
А счастье в чём? Проснуться и дойти
До белого каления в горсти,
До третьих петухов – куда-нибудь,
Где я его по-детски обниму.
Его. Он знает многое, он – шанс,
Билет на запоздалый дилижанс.
Скупой на чувства, жадный до всего,
Что дышит и цветёт, но – не его.
Любила шалопутные глаза –
Гюрза, она и в Африке – гюрза.
Смеялась каждой шутке, а потом
Он стал мне троекратно незнаком.
Чудно и непривычно – ставить крест.
В сундук – парчи серебряной отрез,
Венчание – не повод для любви:
Карт-бланш на небеса с пометкой «VIP».
Прощание оставим на ура –
К чему нам эта страшная игра?
Забудем, да и всё. И всё, и вся.
Взамен совсем немногое прося:
Спокойствие, свободу, чистый лист,
Мелодию, в которой чертит Лист
По воздуху волшебный арабеск,
Ребро, в котором жив зачем-то бес.
Захочешь – оставайся до утра:
Займёмся умножением утрат.
А после будет белый самолёт.
И город мой тебя, шутя, сольёт.
Я выпью чаю с мёдом, закурю,
Любуясь на белёсую зарю.
Все наконец-то на своих местах:
Сверчки на иглах, в поиске шеста.