Не могу сказать, что влюбился в неё, нет. Дело в том, что я её не вожделею. Нельзя испытывать вожделение к солнечному лучику, который греет твою щёку. Нельзя вожделеть милого пушистого котёнка, свернувшегося у тебя на коленях. Вернее, теоретически это возможно, но тех, кто вожделеет котят, нужно лечить электрошоком. А я не такой. Не могу осквернять её светлый образ своим низким влечением.
Может быть дело в её улыбке. Нет, она не освещает улицы волшебным светом и не делает всех вокруг счастливыми. Эта её улыбка сама по себе — счастье. Самое настоящее счастье, воплощённое, данное нам в ощущениях (зрительных, чёрт, только зрительных!) и живущее на отдельно взятом человеческом лице. Можно ли влюбиться в счастье? Конечно нет. Счастьем можно жить. Наслаждаться каждым мгновением этого счастья. Зрительно. Чёрт...
Конечно, не улыбкой единой. Ещё глаза. Глазищи! Внимательные такие. Смотрят прямо в тебя. Невероятное, сбивающее с толку сочетание — беззаботная искренняя улыбка и внимательные глаза. А цвета не помню. Помню только, что тёмные. Глубокие. Хочется подойти поближе и вглядеться, чтобы увидеть дно. А потом ещё ближе. И ещё. А потом вдруг провалиться в их бездонную глубину, и лететь, как Алиса, свалившаяся в кроличью нору.
Волосы. Ничто так не красит женщину, как новая краска-бальзам-увлажнитель-выпрямитель-удлиннитель для волос с экстрактом конского хвоста. Любую женщину. Даже ту, которая засела у меня в голове. Меня это не смущает ни капельки. Ну да, крашеная. Ты попробуй сейчас некрашеную найти. Между прочим, этот радикальный антиблонд усиливает убойную силу её обаяния в разы. Я видел её старые фотки, с другой причёской и цветом волос — совсем другой человек. Лицо другое. До сих пор не хочу верить, что на фотографиях действительно она — подозреваю, что это происки спецслужб. Они могут.
Какой-то ведьминский образ получился — чёрные волосы, глаза и всё такое прочее. Но она не ведьма. Совсем. Ведьма — это как раз секс-символ, олицетворение загнанной воспитанием в глубины подсознания страсти к запретным плодам вообще и плохим девочкам в частности. А она — другое дело. Её хочется обнять — аккуратно, бережно — и простоять так миллиард лет, пока энтропия не разлучит нас. Понимаю, что даже самым стойким непрерывное объятие надоест недели через две. Но когда власть над организмом захватили эмоции, разум может идти лесом. И идёт.
Между нами ничего не было, нет и не хочется. А совесть всё равно приходит, берёт меня за пуговицу и отчитывает по полной программе. Для профилактики наверное. Говорит мне, что я козлина и бабник доморощенный. А ещё говорит, что при моём семейном положении влюбляться врачи запрещают. Правду говорит, чтоб её. И самое обидное, что она, любовь моя безответная, тоже всё понимает. И ничего мне не светит, кроме жёлтых фонарей в ночном тумане. Впрочем, фонари — это уже немало. Хорошо, когда у тебя есть туман и фонари. Ты можешь накинуть куртку и выйти в мягкий сумрак, на котором фантазия так легко рисует сказку со счастливым концом.