|
– Фантомные боли – штука довольно неприятная, – рассуждает Катерина Богдановна. – Не только с медицинской точки зрения. Представьте, что вам разбили сердце – со всей жестокостью, вдребезги, об обледеневшую после зимы брусчатку. Но где-то там, внутри, в глубине души, что называется, – следует короткий смешок, – ваше бывшее сердце, от которого осталась только груда колючих осколков, продолжает трепетать, гореть, ныть, в общем, проявлять себя по-всякому, беспардонно напоминать, что когда-то оно было живое и цельное. Больно, правда? Впрочем, нет. Призрак человека – это уже не человек. Значит, фантом боли – больше не боль. Но наверняка больше, чем боль. Это страшно. Поскольку неизлечимо: нельзя исцелить то, чего не существует.
– Говорят, время лечит, – робко замечает Эминешка.
– Время ничего не лечит, у него нет профильного образования, лицензии, – раздраженно осаждает ее Катерина Богдановна, – и прочее, прочее, прочее… Даже специальных препаратов в распоряжении нет. Чем лечить, спрашивается? Счастливым фактом, что будущее становится настоящим в один миг, лишь в это короткое мгновение маячит у нас перед глазами, а затем моментально превращается в прошлое и бесследно исчезает, потому что истинного прошлого никто не помнит? Прекрасный аргумент, изысканный в собственной пошлости! Мы же сами существуем всего миг – в масштабах того, что обзываем вечностью, мечемся тут, перетекаем из завтра во вчера, рисуем на песке бесчисленных уроборосов, строим на том же песке замки и все равно бесимся, когда их смывает соленой волной. Придумываем себе РАЙ, который обязательно отнимут, оставив взамен его эфемерный аналог – РАЙ, проклятый за то, что потерян нами…
– РАЙ пишется с большой буквы или с маленькой? – перебивает Эминешка.
– А как пишется БОГ?
– Ну… С большой, наверное.
– А РОДИНА?
– Тоже.
– Уверена?
– М-м-м… Думаю, да. Это же... – пауза от избытка неформулируемых ощущений. – Это же – Родина!
– Наша плохая молодежь слишком хорошо воспитана. Жаль. Добропорядочные старики себя перевоспитали, а молодые да перспективные – не поддаются, – вздыхает Катерина Богдановна. – Мучаются отвращением к равнодушию. И фобиями разнообразными. Жаль. Одно слово… Вернее, два: молодо-зелено.
– Почему? – недоумевает Эминешка. Катерина Богдановна смотрит на нее и пронзительно молчит. – Почему, если смешать желтый с голубым, получится зеленый?
– Такой он, этот зеленый. В радуге – и то аккурат посередке влез. Всем мешает, окаянный. Неспроста его дальтоники с багровым путают.
– С красным?
– С багровым. Красный, алый, даже пурпурный – красивые цвета. Багровый – кровавый, – уточняет Катерина Богдановна.
– Хотите в Партенит? – подает голос Кира.
– Не хочу, – огрызается Эминешка.
– Душно?
– Тошно! – отвечает Кире Катерина Богдановна, но та не унимается:
– А я бы съездила. В парк «Парадиз», например. К богине, которой загадывают желания. Эх, если б она еще отгадывала… Стоит вся белоснежная – и не исполняет заветное. Хороших людей обижает…
– Претенциозно, – качает головой Катерина Богдановна. – Но символично. Вот считается, что Родину – пусть она будет с заглавной буквы – не выбирают. Однако мы вполне можем выбрать, что думать о Родине, чего хотеть от Бога и каким представлять пресловутый Рай.
– Ага, можем, – соглашается Кира, – Когда там у нас следующее марта?
– Пора укольчики делать, – говорит незаметно вошедшая вежливая санитарка Аленька.
Фальшивое настоящее сползает в пропасть. Над Партенитом протяжно стонут белоснежные чайки. С опустевшего ж/д-вокзала в Симферополе снова доносится «Прощание славянки»...
ID:
630565
Рубрика: Проза
дата надходження: 22.12.2015 12:46:49
© дата внесення змiн: 22.12.2015 12:46:49
автор: Людмила Іванець
Вкажіть причину вашої скарги
|
