Как тихо и добро никого не любить,
не жалеть, не возносить и, в целом, не думать.
Когда прижмет -- слушать Шопена,
во всех же остальных случаях -- тишину.
Выйдя на Каменностровский
с папиросой, вываливающейся из губ,
я не сразу понял, что уже вечер.
“Почему ты так быстро пошел?”
Хотел бы я заглушить этот голос,
или зазвучать фортепианным шорохом.
”У нас никакой романтики”.
Что это значит? Он что же,
не водил в кафе,
не дарил цветы,
не рассказывал о Прусте,
не пускался в пляс,
не изменял жене,
не напрягался,
соблазняя женщину?
Если бы я не выпил немного алкоголя,
меня бы стошнило на месте, наверное.
Лицо я сделал, конечно, так себе.
Мне всего лишь не повезло.
