Это сказ про одинокость,
про надежду и про старость
и про мыслей однобокость,
коль из них уходит радость.
Стих про жизнь. В её начале
не видать конца, однако.
… Зонт, забытый на причале,
рядом с ним сидит собака.
Смотрит на реку с испугом,
ничего не понимая:
что вчера случилось с другом? –
он ушёл к реке, хромая,
нежно потрепав за уши
и сказав: «Даю свободу!»
Горечь пса невольно душит…
«Друг, зачем ушёл под воду?
Мы с тобой так дружно жили,
не могли мы друг без друга.
Вместе Наденьку любили.
Вместе плакали с испуга,
когда Надя вдруг упала
и в два дня ушла со света.
В доме радости не стало.
Не простил себе ты это,
и считал себя повинным
в приключившимся несчастье.
Плача, ты в угаре винном
сердце рвал себе на части.
В одиночку пил и плакал,
я лишь рядом подвывала.
Безголосая собака,
молча, я тебя лизала.
А потом пошли к причалу.
Под зонтом я здесь лежала.
Птица вдалеке кричала.
У тебя слеза бежала
за слезою к подбородку.
Ты меня по шее гладил
и глотал из фляжки водку,
говоря мне: «В память Нади!»
Я тебя не осуждаю,
я сама напиться рада.
Но, однако, рассуждаю,
что тебе совсем не надо
было б уходить под воду.
С кем теперь, скажи, я буду
в непогоду и в погоду?
Не нужна старуха люду!
Когда я была щеночком,
меня Надя подобрала,
нянчила, как будто дочку,
и кормила, и играла.
Ты со мною был приветлив
и гулял перед работой.
Разговаривал при этом.
Окружал меня заботой.
Как же Наденьку любили
мы всю жизнь с тобою оба
и прекрасно вместе жили!
А потом на крышке гроба
плакал ты, а я скулила.
Ты седым стал, весь в морщинах.
У тебя исчезла сила,
сразу кончился мужчина.
В одиночку пил и плакал,
я лишь рядом подвывала.
Безголосая собака,
я тебе, любя, лизала.
А теперь вот на причале
я лежу, теряя силы.
Ветер воет, дождь крепчает»
В сердце гаснет слово «Милый…»
