...вот что меня подвело - иллюстрации!
Даже не картинки, а миниатюры - размером в самую маленькую почтовую марку ценой 4 копейки, такие даже не наклеивали на конверты и почтовые карточки, а просто печатали на них, чтобы не возиться с мелочью. Этими крохотными картиночками пояснялись условные топографические знаки, которые мы начали изучать в 5 классе на уроках географии. А мне карты всегда нравились, особенно физические, которые позволяли почти воочию увидеть местность – но в топографические карт я просто влюбился. Ведь на них можно было показать всё, от рельефа и разных урочищ, вроде балок и оврагов, до строений, дорог, линий связи и электропередач. Да с этой наукой я смогу перенести на лист бумаги всё, что видят мои глаза, и даже больше, намного больше: я смогу нарисовать и то, что видит моя фантазия. Карта невероятного, причудливого и изменчивого мира, который рисовало мне воображение – что может быть лучше!
В тот день, когда мы начали изучать топографию, я засел за уроки с небывалым прилежанием. Очень быстро я прочитал заданные на дом параграфы, а также все последующие, посвященные топографии. Потом я взялся за условные знаки и надолго на них застрял, любуясь живописными миниатюрами и воображая себя там, в этих волшебных местах.
Например, «Обрыв» с отметкой «уреза воды» заставлял меня, уже довольно бывалого рыбака, буквально сглатывать слюну – ну очевидно же, что под этим обрывом уловистая яма! А «Грунтовая дорога и деревянный мост» – это же иллюстрация к Гайдару, никак не меньше! Прочие миниатюры были ничуть не хуже; через много лет я услышал выражение small is beautiful, «малое прекрасно», которое заставило меня вспомнить те уроки, а тогда я просто любовался этими картиночками – и с каким-то необычным, незнакомым мне чувством. Казалось, эти фрагменты размером с почтовую марку все вместе составляют какой-то прекрасный мир, который даже лучше нашего. Но этот мир, вне всяких сомнений, существует: не стали бы такие серьезные люди как географы выдумывать знаки для составления карт воображаемого мира (хотя довольно долго они именно этим и занимались). Я тогда не отдавал себе отчета, что меня так очаровало, а всё было довольно просто: на картиночках всё было безупречно. В «Овраге» не было навалено мусора до самого верху, «Школа» сияла чисто вымытыми голубенькими окнами, «Шоссе» стелилось в даль безупречной лентой, а по нему катил аккуратный грузовичок-игрушечка... – топографический мир был так же идеален, как и тот газ, который известен теории, но совершенно не знаком практике.
Через сколько-то занятий наш географ поделил территорию школы на участки, написал их названия на бумажках и предложил нам тянуть жребий. Кто какой участок вытащит, тот такого участка план и малюет. А я как раз читал «Двенадцать стульев», вспомнил съезд детей лейтенанта Шмидта, «сомнительный Херсон и безнадежный Минусинск» и довольно громко засмеялся. Учитель сделал мне замечание и не позволил тянуть жребий, а вместо этого выдал «эксплуатационный участок». У Паниковского на моем месте вытянулось бы лицо, он бы затеял склоку, а потом перешел бы все границы: мне достался школьный двор, весьма обширный, но совершенно неинтересный в смысле топографии. Это была асфальтированная площадка между школой и забором, в одном из углов которой торчала ядовито-зеленая кирпичная будка – в нее сваливали макулатуру и металлолом. Еще к ней нельзя было прикасаться: руки и одежда приобретали тот же ядовито-зеленый цвет; руки еще кое-как отмывались, а вот одежду можно было и загубить, но для таких подробностей условных знаков в учебнике не нашлось. И вот теперь мне предстояло перенести на план это... это... убожество! – то есть я не смог бы воспользоваться ни одним из знаков, которые рисовали такой прекрасный мир...
Я сидел на низенькой оградке, тянувшейся вдоль школьного палисадника, в котором буйствовали астры, и с грустью вспоминал «Обрыв», «Сад», «Смешанный лес» и «Овраг». Похоже, на моем листе появится только «Школа» – черный прямоугольник с маленьким зубчиком и двумя буквами «шк.», да еще черный прямоугольник ядовито-зеленой будки, вот тебе и вся топография. Я вздохнул, поднялся с ограды и поплёлся обходить двор, вдруг там найдется что-нибудь еще. Я плёлся, а в моей голове кружились картиночки; они ободряюще подмигивали и всем своим видом говорили: не дрейфь, географ, мы что-нибудь придумаем! И мы придумали.
Я уместил на школьном дворе все свои самые любимые условные знаки – тут были и «Обрыв» с «отметкой уреза воды», и «Луг», и «Болото», и «Смешанный лес и домик лесника», и «Колодец», и «Болото с камышами и озером» и еще много чего. Школьный двор превратился в сплошное, невероятно разнообразное урочище, хотя и освоенное человеком, но всё же предлагавшее щедрый простор для прогулок, разведок, а может, даже открытий! В последний момент, уже сдавая работу, я кое-что вспомнил, отдернул протянутую руку и быстренько нацарапал в первом попавшемся углу кривобокую «Школу». Зато все мои остальные условные знаки были безупречны, и при одном лишь взгляде на них я вспоминал очаровавшие меня миниатюры.
Вот они-то меня и подвели...
Зато эта история получила внезапное продолжение через несколько лет, когда я уже напрочь забыл печаль, поразившую меня в царстве топографии. Однажды нас, всю школу, собрали в том самом пустынном дворе; директор взобрался на верхнюю ступень лестницы, ведущую со двора в вестибюль, потряс каким-то листком бумаги и провозгласил создание школьного парка. «Наш парк будет здесь!» - подытожил директор и показал этим листком и свободной рукой прямо перед собой, то есть на нас, застывших в темно-коричневых шеренгах, словно какой-то не в меру густой «лиственный лес»… Потом случилось множество субботников, и под руководством трудовиков асфальт был взломан, а наш двор и в самом деле превратился в парк. Все посаженные деревья принялись, между ними, словно сама собой, произросла трава, и пролегли две дорожки, мощенные аккуратными бетонными плитками и пересекавшие новый парк по диагоналям.
Да, по диагоналям! - ведь наш парк был такой же прямоугольной формы, как миниатюрки к условным топографическим знакам. Как знать, тот листок в руке директора – может, это и был мой план школьного двора, который моё воображение снабдило рекой с обрывом, озером с камышами, болотом с утками и смешанным лесом с домиком лесника? И – как знать?! – может, всё в этом мире сначала было задумано, воображено и нарисовано на карте, и только потом появилось, было, наконец-то, «открыто»?
2020
ID:
885707
ТИП: Проза
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Поема
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 12.08.2020 10:16:32
© дата внесення змiн: 13.08.2020 10:36:09
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
