ЧАСТЬ 1. СТАРЫЕ ВРЕМЕНА
История 1. Дискобол
История 2. Предел совершенства
История 3. Сквернословие
История 4. Игры разума
История 5. Морская душа (цикл): Пролог
История 6. Морская душа: Амфора
История 7. Морская душа: Спасание утопающих
История 8. Морская душа: На плоту
История 9. Морская душа: На море (Образ будущего)
История 10. Морская душа: На протоке (Terra Incognita)
История 11. Любовь
История 12. Сила искусства
История 13. Поединок
История 14. Оранжевое настроение
ЧАСТЬ 2. НОВЫЕ ВРЕМЕНА
История 15. Репатриация ложки
История 16. Крылья Родины
История 17. Разделительная полоса
История 18. Бремя отцовства
История 19. Разговоры с дочерью. Ботаника (Пять лепестков)
История 20. Ловцы человеков
История 18. БРЕМЯ ОТЦОВСТВА
Димка шел по одной из улиц киевского Подола и смотрел прямо перед собой застывшим, полным отчаяния и безысходности взглядом. Рядом с ним шла его беременная жена. Его, Димкина, жена! Беременная его, Димкиным, ребенком!
События последнего года отличались неуправляемостью и стремительностью. Димка познакомился с девушкой. Она была по-настоящему миниатюрной, просто Дюймовочка. Поэтому Димка сразу же преисполнился разнообразных чувств, от самых рыцарских до самых отцовских, и первое, что он предложил незнакомке, узнав её имя и назвав своё, была его рука. А Димкино сердце к тому моменту уже и так принадлежало ей. Она засмеялась и как-то утвердительно пожала плечами. И все как-то так понеслось и закружилось, что теперь Димка воспринимал весь прошедший год как один сплошной провал в памяти. Закрыл глаза, открыл – и вот он идет по осенней улице Подола под руку с беременной женой.
Как же это всё получилось? Как он оказался в таком … положении? А Димка именно так и чувствовал себя – «в положении». Эта беременность и связанные с ней и грядущим отцовством обязанности таким грузом висели на Димкиной шее, что он ощущал беременным себя. У него вдруг появился огромный живот, который то повисал на его спине, то давил сверху на голову, то камнем вис на шее, то путался в ногах, то оказывался на своем обычном месте, если так можно выразиться о таком животе применительно к мужчине.
Димка осторожно скосил глаза на жену. Она шла рядом, вертела головой, улыбалась и что-то беззвучно произносила. «Опять имя подбирает», - почти с неприязнью подумал Димка.
Она стала такой неповоротливой, такой зависимой от него; кроме того, у нее всё время теперь было радостное, веселое настроение. Она беседовала с их будущим ребенком и даже время от времени сообщала Димке его (или её?) мнение по разным вопросам. Димка неопределенно улыбался, хмыкал, но на самом деле в таких ситуациях почти всегда испытывал панику. Ведь Димка пытался успокоить себя тем, что до рождения ребенка оставались ещё месяцы, что он успеет ко всему подготовиться, но ребенок уже существовал, уже жил с ними и даже имел свое мнение. И так Димкины страхи будущего – роды, возможные осложнения, документы, отцовство, новые обязанности и ответственность – становились страхами настоящего.
А ведь совсем, совсем недавно всё было иначе. Совсем недавно Димка и сам был ребенком – пусть рослым и совершеннолетним, которому закон и родители уже не могут запретить жениться и произвести потомство, - но ребенком. У него были настоящие папа и мама, а не какие-то анкетные «родители», а вот теперь какой-то незнакомец станет называть папой его, Димку!
Он вздохнул и посмотрел на носки своих ботинок, уже промокшие и потемневшие от влаги. Димке было холодно, он мерз, он постоянно мерз этой сырой промозглой осенью, а вот жене, напротив, всегда было жарко. «Двойной круг кровообращения», - с тихим русалочьим смехом говорила она, склоняя свою маленькую аккуратную головку и нежно поглаживая живот. И Димка мёрз – мёрз дома у всегда распахнутых окон, замерзал на улице, совершая долгие прогулки с женой. У него постоянно текло из носу, саднило в горле и давило в ушах, и это все усиливало его трусливую и стыдную неприязнь к жене, ребенку и отцовству. Димка стал нервным, раздражительным, почти все время находился во взвинченном состоянии и с трудом сдерживал себя, чтобы не расплакаться или не раскричаться. Окружающие жалели его, считая, что он беспокоится о жене. Конечно, он переживал о ней, о ребенке, он переживал о самых разнообразных событиях будущего, которое, как он надеялся, наступит ещё не скоро, но больше всего он переживал и беспокоился о себе. «Как же я, как же я теперь буду?!» - с отчаянием думал Димка.
«Ну как, как это всё получилось?» - в который раз мысленно воскликнул Димка. Он снова попытался восстановить в памяти события прошедшего года, восстановить их таким образом, чтобы они выглядели как цепь последовательных, продуманных и логичных поступков взрослого и ответственного мужчины, поступков Дмитрия Федоровича, а не Димки. Но цепочка не выстраивалась. Он отчетливо помнил только знакомство с Машей, её ясные наивные глаза и пухлые розовые губы. Он как-то сразу, полностью, насовсем и навсегда ощутил своё родство с этой девочкой; ему казалось, что они знакомы давным-давно. Димке мерещилась некая предопределенность, предуготованность всего, что было с ней связано. Он был настолько уверен, что и она чувствует нечто подобное, что даже никогда об этом с ней не говорил. Димке было вполне достаточно его собственной интуиции, которая отчетливо произнесла «женись», когда он увидел Машу.
Несколько позже, когда события стали приобретать свойства стремительности и неуправляемости, Димка вспомнил, что именно это слово – «женись» – интуиция нашептывала ему всякий раз, когда он обращал внимание на представительниц противоположного пола. Вот это желание - немедленно жениться, жить долго и счастливо и умереть в один день – он испытал в детском саду не менее десяти раз. В школе он отличался большим постоянством и подолгу хранил верность своим дама сердца, впрочем, так и не решаясь им открыться. Однако эта мысль – женится – возникала у него немедленно, как только его взгляд задерживался на какой-нибудь сверстнице дольше минуты, тем самым определяя, по ком Димка будет вздыхать следующие два-три года.
И вот с Машей всё, наконец, сошлось. Возраст и наличие работы позволили Димке произнести вслух своё заветное «выходи за меня замуж», и не перед зеркалом, как это обычно бывало, а глядя в глаза настоящей, живой девушке, которая, вполне вероятно, посмотрит на это предложение благосклонно.
И Димка произнес заклинание, и оно сработало. Она сказала «да», родители следом тоже сказали «да», мгновенно произошли регистрация, венчание, свадьба – и вот Димка идёт под моросящим дождем Подола рядом с беременной женой, подбирающей имя для их ребенка, которому – ужас! – предстоит родиться уже через четыре… нет, через три месяца.
Димка вспомнил, что очень скоро после свадьбы его отцовские чувства и стремление опекать Машу исчезли, вернее, не исчезли, а как бы немного растерялись и приутихли. Оказалось, что малый рост и детский размер обуви не имеют ничего общего с волевыми качествами, темпераментом и интеллектом. Она была мила, она была умна, она была остроумна, обладала многими чудесными качествами, но дело было не в этом. Иногда Димка ловил такой её взгляд, или замечал такой наклон головы, или слышал такую нотку в её голосе, что перед его мысленным взором вдруг разверзалась бездна или воздвигались какие-то непонятные сияющие вершины. Одним едва заметным и невоспроизводимым движением брови или интонацией какого-то бессмысленного междометия она вдруг давала Димке понять, что сейчас он, глупый и неопытный мальчишка, имеет дело с воплощением недоступного ему могущественного порядка возрастом в миллионы лет.
Димку радовало, когда привычная реальность вдруг на мгновение превращалась в головокружительное месиво галактик, вершин, облаков, солнц и лун. Но как же это пугало, когда в один миг его вышвыривало из сияния и света и бросало на самый край самой бездонной и совершенно беззвёздной бездны. Он повисал над этой бездной, устрашенный, замирающий, и знал, что удерживают его от падения во мрак и холод только неожиданные раздумья вошедшей в полную силу женщины. Поэтому Димка боготворил жену и трепетал ее, тайком иногда называя ведьмой и неглубоко размышляя о своей участи в её прихотливых руках. Он был с ней счастлив. Очень счастлив.
Но сейчас, когда до рождения ребенка оставались считанные месяцы, в ней не было ничего от той роковой для него женщины, которая что хотела, то с его жалкой реальностью и делала. Внезапно Димка оказался в ситуации, когда все его рыцарские, отцовские и прочие чувства, год назад вылившиеся в слова «выходи за меня замуж», оказались востребованными. Он столкнулся с печальной необходимостью нести ответственность. Одно дело пламенеть любовью или пылать негодованием, и совсем другое – доказать это все делом: взять на себя заботы о семье или взяться за оружие и устранить несправедливость («или погибнуть», - с ужасом проносилось в голове).
Вот это бремя – бремя ответственности – и висело теперь на Димке, заставляя ощущать себя беременным, причем беременным в самых неожиданных местах. Кроме ответственности как таковой, Димка был угнетен отсутствием работы. Его великолепная карьера, великолепие которой было отчасти плодом его воображения, неожиданно прервалась. Сейчас он искал работу, но работы не было. Вернее, не было работы, которая была достойна его способностей, интересна и хорошо вознаграждалась. И поэтому в Димкином кошельке оставалось всего две купюры нижесреднего номинала. Он с грустью и стыдом думал о необходимости просить помощи у родителей и неотвратимости найма на скучную работу с требовательным начальником.
Тут в поле зрения Димки – откуда-то справа и немного снизу – стремительно ворвался какой-то гражданин. Димка отвлекся от размышлений и обратил на него всё своё внимание, потому что гражданин вел себя самым необычным образом.
Гражданин не шёл навстречу и не обгонял Димку – он бросился Димке под ноги так, как бросается вратарь на мяч, когда по его воротам наносят последний в серии послематчевых пенальти удар, и только от его, вратаря, ловкости сейчас зависит исход игры и всего чемпионата. Димка остановился и придержал Машу, которая пока ещё гражданина не заметила. Загадочный гражданин, широко распахнув ярко-голубые глаза и счастливо улыбаясь, стоял перед Димкой на коленях, и держал в руках нечто, только что выхваченное у Димки из-под ног. Нечто было завернуто в целлофан и перетянуто тонкой зеленой резинкой. Это нечто – гражданин с восторженным выражением лица показал это Димке – было толстой пачкой денег. Вдруг лицо гражданина приобрело заговорщицкий вид; он встал, и, слегка наклонившись к Димке, прошептал: «Видал?! Поделим? А? По-братски? Поровну? А?!»
Димка немного ошалел от того, каким образом гражданин появился и завел с ним разговор; в еще большее замешательство его привела стремительность, с которой гражданин разбогател и предложил Димке разделить богатство. Он смотрел на гражданина, который всё не отходил от них, мял в руках сверток и подмигивал Димке. Лицо гражданина показалось Димке знакомым; присмотревшись, Димка понял, что гражданин был очень похож на актера Богдана Бенюка.
Это неожиданное сходство помогло Димке собраться и немного прийти в себя. Он отстранил гражданина рукой и сказал ему сухо: «Нет-нет, спасибо, не надо». Гражданин сунулся к Димке, потом попытался заговорить с Машей, но тут Димка решительно встал между гражданином и женой и строго сказал ему: «Оставьте нас в покое».
И загадочный гражданин тут же оставил, он словно бы растворился в дожде и уже чуть заметных осенних сумерках. Однако через несколько секунд кто-то схватил Димку сзади за руку. Димка с раздражением обернулся, достаточно взвинченный и раздраженный, чтобы высказать поддельному Бенюку всё, что он думает о его назойливости, в самых непочтительных выражениях, допустимых в присутствии Маши.
Но за спиной стоял не загадочный гражданин, а какой-то другой. Он был выше Димки ростом и намного шире в плечах; лицо… впрочем, это было не лицо, а самая настоящая бандитская рожа. Широко расставленные глаза незнакомца смотрели холодно и враждебно, не мигая. Веки были такими толстыми, что казалось, будто зрачки незнакомца выглядывают из прорезей грубой деревянной маски. Нос был сломан и приплюснут так, словно его раздавили каблуком. Левую щеку перерезал грубый шрам. Незнакомец крепко держал Димку за руку. Он произвел какой-то сиплый горловой звук и сказал:
- Только что на этом месте я потерял деньги. Много денег. Никого, кроме вас, тут не нет. Так что деньги лучше вернуть. Сейчас. Ну!
- Позвольте! – Димка дернул руку, но освободить ее не смог. – Ничего мы не находили! Тут какой-то странный товарищ действительно нашёл деньги, но он только что ушёл. Вон туда. – Димка махнул рукой вдоль пустынной улицы.
- Какой товарищ? Нет здесь никого. Ребята, отдайте деньги, не то…
- Маша, спокойно, - прошептал Димка жене. - Да нет у меня твоих денег! – почти закричал Димка. – На, смотри! – он неловко, одной рукой, вывернул пустые карманы курточки. Незнакомец отпустил Димкину руку и ощупал безвольно повисшие треугольники карманов. – И вот! – он показал незнакомцу свой тощий кошелёк с двумя сиротливыми бумажками. Незнакомец пошевелил пальцем эти бумажки и вздохнул.
- Ну, ладно, - сказал он. – Видно, действительно кто-то другой нашел. Идите уже, идите. - И незнакомец исчез так же внезапно и незаметно, как и давешний загадочный гражданин, нашедший потерянные деньги.
Димка, дрожа от возбуждения, явной несправедливости и обиды, повернулся к Маше и сказал:
- Ну, не бойся, всё обошлось. С тобой всё в порядке, да? Ты не испугалась? Пойдём домой, ладно? Поздно уже. Идём, я приготовлю ужин, кино посмотрим, и баиньки, ладно?
Они прошли всего несколько шагов, и их снова догнал обладатель бандитской рожи. Из-под его руки выглядывал загадочный гражданин. Оба выглядели в высшей степени встревоженными и обеспокоенными. Димка весь подобрался и напрягся, напрягся до звона в ушах.
- Ребята, - произнес загадочный, тревога на лице которого уничтожила всякое сходство со знаменитым актером. – Мы вот там, где вы только что стояли, нашли эти деньги. – И он продемонстрировал Димке и Маше две купюры нижесреднего достоинства. Купюры были сухие и чистые; не похоже, что они лежали на мокром асфальте. – Может, это вы потеряли?
Димка, совершенно уже сбитый с толку, молча достал кошелек и заглянул в него. Денег не было. Он пробормотал:
- Действительно, у меня оставались только две такие купюры… Я не уверен, что я их потерял. Вы же – вот вы, – Димка кивнул на загадочного, – вы же только что видели их у меня в кошельке.
Бандитская рожа – сейчас жалкая и испуганная, карикатурно-смешная, – ткнул Димку указательным пальцем в грудь. – Это кто, жена твоя? – Он дернул подбородком в сторону Маши, вцепившейся в Димкину руку.
– Беременная? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес загадочный. Димка кивнул. Загадочный сунул Димке в руку деньги.
- Ну, мало ли кто потерял эти деньги. Пусть это будет подарок твоей жене и твоему ребенку. Пока! – И парочка растворилась в наполненном моросью холодном воздухе, растаяла, как облачко пара от Машиного дыхания.
«…и твоему ребенку», - будто эхо прозвучало у Димки в ушах. Он обнял Машу за плечи и прижал ее голову к своей груди. Он ощутил биение ее сердца, чуть более ускоренное, чем биение его собственного. А где-то рядом, чуть ниже, стучит еще одно маленькое сердце. Сердце его ребенка…
Что-то изменилось. Димка с неожиданным для себя спокойствием попытался понять, что именно изменилось, что стало другим. Зажглись фонари? Кончился дождь? Нет, не это.
Димка по-прежнему ощущал на себе бремя, но это бремя – вот оно! – стало другим. Он больше не ощущал его как свое; эта тяжесть, огромный невидимый мельничный жернов, была её, Машиным, бременем. Димка вполне ощущал эту тяжесть, но это Маша несла её. Это ей приходилось переживать тяготы, все настоящие тяготы материнства. Димку наполнил прилив нежности и любви к этой хрупкой, такой смешной и такой зависимой от него – вот оно, счастье! – девочке.
«Мамочка», – прошептал Димка. Маша подняла на него сияющие глаза и улыбнулась. Глядя в эти глаза, Димка вновь ощутил свою огромную ответственность. Но теперь она наполняла его не страхом, а уверенностью, ведь такую ответственность несут только самые сильные. «Папочка», – прошептала Маша.
Обнявшись, они медленно пошли домой.
2012, 2015
ID:
500691
Рубрика: Проза
дата надходження: 23.05.2014 06:29:55
© дата внесення змiн: 16.09.2016 12:06:30
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
