Деревья после вторника другие:
их головы, усохшие от ветра,
скрипят, неповторимо-неживые.
А я одета
чуть легче, чем в какую-то из вёсен,
где дымом пахнет шапка и пальто,
где провожатым в сумме сорок восемь,
а может, сто.
Их легкий смех и солнечность веселья
так сказочны...
Я выгляну в окно.
Там птица Феникс чистит клювом перья
и пьет вино
из луж бордово-красных; там крошится
сухое небо людям на плащи,
там растворяются в минуточислах лица -
ищи-свищи.
Всё та же улица, лежащая вверх дном,
трамвай, грохочущий к прозрачной остановке,
собранье сочинений, взрослых снов
и слов ребёнка -
всё истинно, всё живо и светло.
Деревья после вторника другие.
И мы уже не те, что раньше, но
ещё живые.