***
М.Д.
Мне было двадцать лет.
В голове у меня был бред.
Мой смех звучал заразительно.
Мои рисунки были неправильны и выразительны.
Я стеснялась, что я поэт.
Я носила другую причёску
и платья другой длины,
и все мужчины на свете,
конечно же,
были в меня влюблены.
Я летела на каблучках,
спотыкаясь на каждом шаге.
Я восклицала: ах!
Портила горы бумаги.
И собственные слова
сводили меня с ума.
Мне было не скучно в компании отражений.
Из любых положений
сам собой находился выход.
Я не искала выгод
и, рассуждая о перспективе,
имела в виду лишь линии,
устремлённые к точке схода:
моим богом была свобода.
Меня не портила бедность.
И даже бледность
была по утрам к лицу.
Я грубила отцу…
Всё, что не пламя, виделось мне холодным.
Я вечно была голодна
и могла опьянеть от чего угодно –
только не от вина.
Книги были моим алкоголем.
Я была как струна,
но легко забывала о боли.
Моё сердце билось так бешено,
как вашему
никогда,
никогда не забиться.
Не было существа, мелодии, мысли,
в которые я б не посмела влюбиться.
Я плакала и смеялась, кажется, даже во сне.
Вся скверна и святость мира соседствовали во мне.
Мои мечтания были великолепны,
причудливы, грандиозны, наивны, зловещи.
Я ещё продолжала расти
и донашивать школьные вещи.
Жизнь была и скудна и волшебна,
жизнь играла в прятки –
и тянулись простые дни, бесхитростные как грядки.
(Впрочем, время было ещё безусловно целебным…)
Мир казался мне незнакомцем,
тайно назначившим встречу,
и я повторяла: «Ещё не вечер, ещё не вечер». –
«Завтра, завтра» – было моей молитвой,
и я волновалась, как новичок перед битвой,
как перед дебютом – атлет.
…Мне было двадцать лет.
Дякую, що заходите. 
