~~~~~~~~ ~~~~~~~~
С Мухосранска, знамо, ближе
на четыре километра
до Лиона и Парижа,
чем попуткой — до райцентр.
Мир спасаем каждый вечер —
я и (в титрах) Жан Рено.
А в сельмаге нашем нечем
прибодриться под кино.
Нет ни водки, ни закуски,
только прелый конфитюр.
Жан вздыхает по-французски:
— Же не манже па сис жур!
Я ему:
— Пойми, брюмером —
как серпом по… крыльям нам,
а ля гер ком а ля геро,
мать его, шерше ля фам!
Нам под бездорожье наше
этот чёртовый брюмер,
как, не емши и не срамши,
ваш версальский адюльтер.
Райсовет не чешет репу,
чтобы в эту глухомань
завезти ситро и хлеба
водку, пиво и тарань.
Хоть с Парижем и межуем
через ящик голубой,
распроклятые буржуи
также, падлы, — ни ногой.
Достаёт метаморфоза,
как похмелье клирика.
Вот, деревня если — проза,
если город — лирика.
В общем, брат, Хуан Морено
и Хименес Хедерике,
в мире суетном и бренном
тщетны праведные бздыки.
Ты и сам прекрасно знаешь:
всех начал итог — сортир.
И на кой ты всё спасаешь
безнадёжный этот мир?
…Дорогая, брось браниться,
знаю — полвторого ночи.
Разболелась поясница,
и курить охота очень.
Гланды выела оскома,
задушить хочу давно
или предрайисполкома,
или нытика Рено.
Ты прости, что по-французски
не делю с тобой кровать.
У меня акцент бобруйский,
покурю — и будем спать…
~~~~~~~~ ~~~~~~~~
