Мы познакомились в мой -1. Ты уже тогда была старше. Уже тогда выбрала для нас дерево, дом и мир. И двери открыла – в дерево, и тайны все знала – о доме, и полюбила за нас двоих – весь мир.
Мы стали малышами в коротких платьицах. Нам разрешали влюбляться. В города и страны, что по телевизору в воскресенье; в мальчишек из соседних классов, конечно Сашек; в воздух, что пахнет ромашками и высокими деревьями. Помнишь, как это? Когда ноги летают в воздухе и нас не видно среди густой листвы. Босые пятки – это здорово!
Мы засыпали под голоса: родителей в соседних комнатах, котов за окнами и друг друга.
Мы просыпались под теплым цветным одеялом, чтоб натворить чудес: спалить варенье, всю ночь дрожать от злых духов, что ходят по дому лапами старого хромого кота, продать миллион абрикосовых ведер и пойти в аквапарк. Никто не мешал нам разгуливать улицами старого города и мечтать, что когда вырастем…
Выросли. О чем мечтали – хранят ящики, полные писем, забитые доверху цветными листочками, конвертами и пленками старых кассет. А может еще найдется старый магнитофон и любезно согласиться дать послушать голоса, вернуть на пол-часика в детство. Попросим?
Мы разменяли наши жизни на 25 и 24. Ровно столько нам обоим.
Мы ушли из одной точки в разные стороны. Забыли про дом, про дерево, про мир. А дом не выдержал, сгорел. Знаешь, я была там. Старый орешник больше не цветет.
Мы живем в разных жизнях. Кто-то когда-то поселил нас в высотках мегаполисов. И научил, как нужно мечтать. О машинах, мужьях, домах и дачах. И мы мечтаем так как правильно, только обнимаем друг друга все реже. Все чаще пишем. Все чаще предаем забвению конверты с цветными листочками и пьем коньяк.
Но я тебя знаю. Как себя.
И теперь знаю твоего ребенка в его -1. Даже раньше. Тогда в детстве ты рассказала мне как это – быть мамой. Я не поняла тогда, да и сейчас не понимаю. Но ты же мудрее на +1ну вечность.
Еще тогда, на старом орешнике посреди двора мы знали тайны Бога. Он ведал нам о счастье, а мы молились да улыбались беззубыми ртами. Сейчас Бог знает наши тайны. Я ему верю, а ты?
