(Всё, что угодно, только не ностальгия - прим. авт.)
За окном падает снег, совсем не зимний – искрящийся. Нет рыхлый и тяжелый, то ли снег, то ли хлопья пуха пролетевшие сквозь свинцовые, залитые водой тучи. Осень – не осень, зима – не зима. Хмурое и серое безвременье.
Лишь несколько минут назад и ты была с самой сердцевине этого безвременья, среди потока серых машин, серых людей с серыми лицами, серых домов с серыми глазницами окон. Все это сейчас там, внизу, за окном. Окно во всю стену, громадная, сырая комната, как некогда “планов наших громадье”. Холодно и сыро, а на душе тяжелая серая тоска, липкая... Больно. А по экрану плывут белые облачка. Белые облака – по синему-синему небу.
Там светит солнце и тянут лохматые ветви к небу пальмы. Где-то песок и море. Где-то тепло, нет не от жара ветра пустыни, но тепло родной души, хотя пустыня – вот она, рядом. И плещется теплое море о желтый, горячий песок. А с высокого шпиля минарета кричит муэдзин, призывая к молитве. Узкие улочки приморского города, толчея базара, торговцы и покупатели – муравейник, пестрый колышущийся ковер. Солнце, рвущееся в зенит. Восток. Игра красок и света. Проходят религиозные евреи в черных шляпах и лапсердаках, так, наверное, они ходили в синагоги и 100, и 200, и 300 лет назад в России и на Украине, в Литве и Польше, в Германии и Франции. Восток, безумно далекий, Ближний Восток.
А где-то за морем, там, на севере, плачут ивы над плесами и моют стройны ноженьки березоньки по берегам лесных озер. Тоска... Неизбывна русская тоска, русская печаль, русская быль и русская боль.
И совсем не важно, что мы пьем: саке, текилу, виски, шнапс, или водку. Под кленами, березами или пальмами. Много или совсем чуть-чуть. Под корочку хлебушка или под икорку и осетринку. Тоска... И не важно богат иль нищ, женат иль холост. Болезнь души – хандра. И нет от нее лекарства, нет спасения, куда бы не ухал, где бы ни прятался. Лишь хмурыми зимними вечерами, во всем огромном нашем мире зажигаются тысячи свечей, устремленных к Б-гу, наполняются бокалы и стаканы и ... гуляет русская душа в Нью-Йорке и Сиднее, Токио и Риме, Рио-де-Жанейро и Тель-Авиве, Москве и Торонто, Киншассе и Лондоне, под крестами, полумесяцами, звездами Давида...
Почему? Не требуй ответа. Не знаю... Ночь опускается на города и селения. И жизнь замирает в тишине. Лишь свечи шепчуться в ночи. Белые-белые, словно стволы берез. Свечи...
Холодно... Тебе холодно. Холодно, одиноко и неуютно в этой большой казенно-пустой и сырой комнате. Ты смотришь в окно на падающие хлопья. Они бьются о стекло и сползая по нему тают. И вот уже стекают тяжелой серой слезой, по давно немытому оконному стеклу. Ты плачешь? Ну, что ты... Не надо... Ты ведь сильная. И пусть нет рядом Мужчины, твоего единственного, самого дорогого, самого нежного, самого любимого, самого-самого. Он здесь, его руки, сильные мужские руки, ложатся на твои вздрагивающие плечи. Его горячие губы касаются твоих, пахнущих луговыми травами, волос. Поверни лицо, ты прекрасна в грусти, в нежности, в своей неугасающей любви. Ты дорога ему, как ни одна другая женщина. Он целует, целует тебя: твои глаза, губы. Он целует твои руки... Твой Мужчина...
А по экрану медленно плывут белые облака по синему-синему небу цепляясь за верхушки высоких ... пальм.
ID:
122366
Рубрика: Проза
дата надходження: 20.03.2009 19:26:07
© дата внесення змiн: 20.03.2009 19:26:07
автор: Michael
Вкажіть причину вашої скарги
|
Завидую ей...
печаль
