Вот об этом и расскажу:
о зелёном глазе демона в разноцветном небе.
О глазе, выглядывающем из-за кулис детского сна.
О глазе чудака, в котором страх сменяется восхищением.
Всё началось с музыки,
со шрамов, которые оставляло после себя пение,
услышанное вместе с одногодками на осенних свадьбах.
Взрослые, игравшие музыку.
Взрослость, которая этим и определялась – умением играть музыку.
Так, словно в голосе появляется ещё одна нота,
которая отвечает за счастье,
так, словно в мужчинах заложен этот инстинкт:
быть охотником и певчим.
Музыка – карамельное дыхание женщин,
табачные волосы мужчин, которые хмуро
готовятся драться на ножах с демоном,
пришедшим без приглашения на свадьбу.
Музыка за оградой кладбища.
Цветы, растущие из женских карманов,
школьники, заглядывающие в печи смерти.
Глубже всего протоптаны тропы на кладбище и к воде.
В землю хоронят лишь самое дорогое –
смазанное оружие, вызревающее спелым гневом,
фарфоровые сердца родителей, что отзовутся
пением школьного хора.
Об этом и расскажу –
о духовых инструментах тревоги,
о свадебной процессии, входящей в память,
словно в Иерусалим.
Заложить под сердце
ломаный псаломный ритм дождя.
Мужчины, танцующие так, будто гасят
ботинками степной пожар.
Женщины, которые так держатся за мужчин в танце,
будто не пускают их на войну.
Восточная Украина, конец второго тысячелетия.
Мир переполнен музыкой и огнём.
В темноте перекликаются летучие рыбы и певчие животные.
За это время умерли почти все, кто тогда женился.
За это время у большинства одногодков умерли родители.
За это время умерло большинство героев.
Разворачивается небо – горькое, как повести Гоголя.
Звучит пение людей, собирающих урожай.
Звучит музыка тех, кто выносит с поля камни.
Звучит, не обрывается.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)
