Между тем, что мы успели утратить
и тем, во что продолжаем верить,
проходит линия осеннего птичьего трафика –
прочерченный ногтем след
на офсете неба.
Время распадается на траектории
лисьих следов, ведущих от железной дороги,
на хребтовое вытягивание стеблей молочая
вдоль речного берега.
Время надламывается, как ветка.
Нельзя ничего исправить, нельзя восстановить
отлаженное движение жизни по направлению к смерти.
С нас начался самый серьёзный из текстов,
поэзия ножевых,
силлабика библиотек, в которых поселился мрак.
Время замирает, словно лиса на охоте –
ничего нельзя предотвратить в этой яростной погоне,
не стоит надеяться, что нас пощадит
закалённое лезвие времени.
Вот только вложить в этот промежуток
между вспышкой и затемнением,
между тем, чего не вернёшь, и тем,
от чего ещё не отказались,
вот только выдохнуть –
я тебя так люблю в этом осеннем трепете,
среди чернозёма, похожего на типографскую краску,
которой печатают школьные учебники,
я так люблю это время, угасающее перед зимой,
выстуживая карманы наших бушлатов,
так люблю эти деревья, похожие на зрелых
женщин, лишающихся листвы, словно иллюзий.
Только не говори ничего о страхе,
только не противоречь моим предсказаниям,
только не отводи своего взгляда,
когда будешь говорить с убийцами,
когда нежные и настороженные небеса
запылают по-настоящему.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)
