Двадцать шестое. Холодное утро.
Клён колыхался, как будто кадило.
Няня тяжелую яркую люстру
Молча включила над креслом в родильном.
Женщина в кресле от боли кричала,
Врач наклонился к её изголовью,
Глянул в лицо, искаженное болью –
Это начало, лишь только начало.
Дождь разбивается о подоконник.
Пыль на стекле от раздробленных капель.
Доктора голос, похоже, спросонок:
«Машенька, дайте, пожалуйста, скальпель!»
Я, напрягая себя что есть силы,
Сипло хрипя от натуги и боли,
Вылез на свет, как мертвец из могилы –
Не по своей появляемся воле.
В узкую щель между утром и ночью
Втиснул себя сквозь кровавую рану.
Няня шепнула: «Мамаша, сыночек!»
Я же орал, словно матерной бранью.
Март. Середина двадцатого века.
Юная мама от счастья рыдала.
Тень на стене от надломленной ветки.
Жизни и смерти едины начала.