|
В саду на каменной насыпи лежит крошечное тело. Луна серебрит лучами коготки толщиной в иглу, гладкая серая шерсть не блестит, как ранее. Где-то в поле чиркнет разбуженная птица, мыши на чердаке будут мерно попискивать, жуя прошлогодние травы. Они будут ждать, и они будут звать, но она, увлеченная своими видениями, не шелохнется. Нипочем теперь ей прохладное дыхание реки и град, принесший льды Арктики, дождь, избавляющий от жажды и ветер, взбивающий облака, как подушки, солнце в зените, огонь, иссушающий листья.
Мышка спит. И снится ей, как выходит из-за дома огромный кот цвета ночи, с глазами как два лунных диска, шесть лунных дисков, сто лунных дисков, тысячи, тысячи, тысячи лунных дисков, бледных, холодных, туманных, острых, зорких лунных дисков; как всю ночь бьется в окно красная бабочка с черной горошиной на обоих крыльях, а к утру ты находишь ее на бетонном крыльце почему-то без головы...
Как из рук колдуньи сыплются чары, подобно драгоценным камням, отточенным и отшлифованным, приятно округлым, магнетическим, метким. Руки ее похожи на ветви старого ладанника, корень мандрагоры, сухие листья вишни, цветы липы, молодую поросль аконита.
Глаза прикрыты веками, как ореховой скорлупой, а из-под нее выкатываются маленькие прозрачные льдинки: первая льдинка. Кастор. Вторая льдинка. Поллукс. Третья льдинка. Дубхе. Четвертая.
Сириус. Пятая. Мирцам. Шестая. Зубенеш. Седьмая. Зубен ель Генуби. Восьмая. Садальмелик. Садальсууд. Садабхиа. Скат. Альбари. Капелла. Менкалинан. Арктур. Никкар. Сегина. Крац. Гиена. Альгораб. Минкар. Рас Альгети. Корнефорос. Альфард. Хара. Спика. Поррима. Аува. Виндемиатрикс. Тубан. Растабан. Этамин. Альтарис. Арнеб. Нихаль. Унук аль Хей. Алуа. Саадр ...
И вот уже на необъятном полотне кружатся в причудливом танце миллионы, миллиарды сияющих шариков, мерцающих, как снег под луной, чистых, как горный поток. Там, в нереальной близости, там, в космической дали. Там, куда однажды послали койота и где он своим огненным хвостом, падая, задел звезды, отчего они стали в вольный порядок.
Колдунья плачет, потому что ей, заклинательнице стихий, неподвластно течение времени. Сейчас она только старуха и ничего кроме старухи, точно так же, как девочка с корзинкой малины и ничего кроме девочки.
Время ведь всего лишь тень птицы, упавшая через окно на постель тяжело больного, всего лишь мыльные пузыри, которые ты пускаешь в ванной, мой дорогой друг с детским лицом и взрослыми притязаниями.
Мышка видит, как Дюймовочку заперли в сахарнице, Алису - бросили в чайник, Алису, чьи пальцы не больше пальцев ящерки, скользящей между диких трав, как эти пальцы отчаянно стучат по фарфору; как томится в высокой башне та, что бредит Драконом и не знает ни иного величия, ни иных чувств. Та, что видит в Драконе весь мир от начала до конца, от детской чистоты до старческой мудрости, от жестокости нравов до лучших порывов души. Так же, как подсолнух видит в облике Солнца свое начало и свой конец. От черного семечка до черного столба. Для него жизнь это Солнце и любовь это Солнце, и верность - Солнце, и дыхание - Солнце, и созидание - Солнце, и смерть - Солнце. И, осознав это, подсолнух печально склоняет голову.
Мышке все равно, как июльскими ночами создается музыка из шороха машин и шипения змей, из гудков поездов, пения лягушек, случайно оброненных слов, хруста лежащих веток, гупанья перезревших яблок, дыхания ночи, то страшной, то злой, то удивительно сладкой, как сахарная вата и все того же танца рассыпанных звезд.
А впрочем, и о ней забудем...
ID:
735430
Рубрика: Проза
дата надходження: 28.05.2017 18:59:10
© дата внесення змiн: 28.05.2017 18:59:10
автор: Lakritz
Вкажіть причину вашої скарги
|
