Смеюсь. Над сединою старика,
Над первым сном румяного младенца.
Над нравом простака издалека,
Над верою мудрёною туземца.
Над смелостью ушедших деревень,
Приблудным псом, снующим деловито
Среди заговоренных ртов на лень
И нищих, милосердием привитых.
Над чувственной любовью за гроши
И спелой страстью, проданной за евро.
Над жестами широкими души,
Пленённой в худосочном теленерве.
Над собственностью честного смеюсь,
Над бедами вруна и толстосума
Смеюсь, но еле слышно матерюсь,
Признав в нём брата, свата или кума.
Над праведным в тюремной тишине,
Завистливым и злым под образами.
Бестактно пошловатым при луне,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Над бывшими, грядущими смеюсь
Со знанием пастуха и конокрада.
Над действующими только вот боюсь:
А вдруг таки не стёртая помада.
Со смехом этим - ноша нелегка,
Но без - я стану белым полотенцем
Последнего румянца старика
И первой сединою у младенца.