Сторінки (6/580): | « | 1 2 3 4 5 6 | » |
Джерело оригіналу: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.
Оригінал:
Edward Herbert,
Lord Herbert of Cherbury (1583 - 1648)
Kissing
Come hither, Womankind, and all their worth,
Give me thy kisses as I call them forth;
Give me thy billing kiss; that of the dove,
A kiss of love;
The melting kiss, a kiss that doth consume
To a perfume;
The extract kiss, of every sweet a part;
A kiss of art;
The kiss which ever stirs some new delight,
A kiss of might;
The twacking smacking kiss, and when you cease,
A kiss of peace;
The music kiss, crotchet and quaver time;
The kiss of rhyme;
The kiss of eloquence which doth belong
Unto the tongue;
The kiss of all the sciences in one,
The kiss alone.
So 'tis enough.
Мій переклад:
Едвард Герберт,
лорд Герберт з Чербурі (1583 – 1648)
Цілунки
Сюди, жіноцтво, підійди! Тебе я все скликаю,
Цілунків нині види всі пізнати я бажаю.
Пестить оцей і збурює кров –
Так цілує любов.
Цей розчиняє, ним знищено сум –
Він як парфум.
В одному цім уся розкіш дається,
Він – від мистецтва.
Цей – чим міцніший, тим більше чарує.
Так сила цілує.
Цей – дзвінкий, суперечку припинить, ще й як!
Миру він знак.
Цей – музичний, гармонію чути дозволить.
Вірш його творить.
Цей – говірливий і мовить непросто,
В нім – красномовство.
Цей, премудростей всіх поєднання –
Цілунок без порівняння.
На цьому й все.
Переклад 02.02.2025
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1014305"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1032081
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.02.2025
Оригинал:
John Harington (1561–1612)
Treason doth never prosper, what’s the reason?
For if it prosper, none dare call it Treason.
Еще и мой перевод:
Джон Харингтон (1561–1612)
Об измене
Измена никогда не побеждает:
Коль победит, названье изменяет.
Перевод 31.01.2025
Широко известен перевод С.Я. Маршака:
Простая истина
Мятеж не может кончиться удачей.
В противном случае его зовут иначе.
И он очень точно выражает общую мысль оригинала, почему и так популярен. Но все-таки почему может понадобиться уточнение: понятие измены (treason) в английском праве шире, чем мятеж. Согласно Статуту Эдуарда III 1352 г. оно включает, например, прелюбодеяние с королевой, или подделку печати, или фальшивомонетничество. Кроме государственной измены (high treason) существовала еще малая (petty treason),которая включала убийство человека, в отношение которого существовала обязанность верности: например, мужа женой. Созвучие treason и reason тоже имеет смысл обыграть.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031971
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2025
Оригінал:
John Harington (1561–1612)
Of treason
Treason doth never prosper, what’s the reason?
For if it prosper, none dare call it Treason.
Мій переклад:
Джон Гарінгтон (1561–1612)
Про зраду
Ніколи зради перемог не мають.
Чому? Як мають, то ім’я міняють.
Переклад 31.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031970
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 31.01.2025
Замок Каменец. Время
Река большой, хоть и тихой, прыти. Себе на уме несветлая гладкость тянет речную грязь как стайки птичек на плаву и на перекатах разрывается на бегущие водяные пелены. Нет в ней нормальной рыбы, стоящей басен и сплетен. Но эта река умеет сделать, чтобы неслучайные взгляды отдавали ей. Потому ее зовут Смотрич: за дар ненасытного зрения. Ему в придачу – мгновенная шутка высоты, вползающей под ноги к тем, кто смотрит.
Дело Смотрича – открывать каменные основы украинского Подолья. Брюзжащее течение проложило себе одному дорогу-каньон, настолько глубокую, что страх от высоты при встрече с ней бывает не таков, как удивление неожиданному простору. Еще дальше раздвинуты его берега – плечи пропасти, застланные густой и живой пеной парка. Прохожие на тощем Новоплановском мостике, ведущем в исторический центр города Каменца-Подольского, глушат тайное желание измерить взглядом тягучую глубь. В нее с шиком летает разная дрянь и портфели с книгами – как упадет, школьники радуются. Туристы нагибаются над худыми перильцами, чтобы среди зеленых плакучих ив, черных скатов крыш с антеннами и суеты рябых кур показалось им ложе Смотрича – водяного змея. Подсаживают на закорки малышей. Расспрашивают о наводнениях и несчастных случаях. Местные отвечают им безразлично. На другом мосту поставлен аттракцион банджи-джампинга для желающих с воплями смешанных чувств сигануть на тросе вперед и вниз. Студенты во дни благого рвения выволакивают тонны мусора со дна обживаемой щели.
Белый отсвет прилепился к разнообразию листьев. Это коронованный гипсовый олень, поставленный и так забытый на краю обрыва. Олень, банальный до незаметности, слушает низкое движение воды.
Прихоть Смотричевого нрава – петля на Восток. Река про себя прикидывает – не вернуться ли? – небрежно поддается настроению и вдоль пройденного русла начинает возвращаться, но, как пуганая, вздрагивает, раздумав. Она шарахается и следует прежним путем от места сомнений, которых не выдержала, закольцевав между двумя правыми берегами устрашающего ущелья остров.
На острове построился Подольский город Каменец и когда-то – некогда прославился как место встречи и ратной сечи креста с полумесяцем. В нем есть университет, аграрная академия, цементный завод и много завлекательного прошлого. Прежний Каменец с наклонными, будто им скользко, улицами, поднимается со скороговоркой Смотрича, как невидимые воды. Ради финансовых целей теперешнего Каменца он удачно вместился в рамку открытки.
Против острова, там, где замыкается петля отчаянного и раскаявшегося Смотрича, Старая крепость сидит на мысу. Ее стены на отклик реке вытянуты в петлю. Башни целые и разрушенные, зрячие и слепые, круглые, квадратные и многоугольные, в надвинутых острых колпаках, с флюгерами-флажками и гербами благотворителей, напрягают шеи и приседают на корточки. Со стороны города крепость представляется как в корзине, развесившей тяжелые бока, выставив головы и головки башен над корзинными краями. Над башнями протянулось поле, и на нем, видны издали, ходят стада.
На старинных картах у Каменца очертания пышной отцветшей гвоздики, ломкой и сохраняемой между страницами. Или тугого засаленного кошеля. Город был торговый. Узел путям семи народов. Здесь постоянно существовали три общины, три магистрата и три рынка. Армяне провожали караваны, толмачили на переговорах, давали деньги, чтобы строить водопровод (вода оказалась кислая и решили, что ни к чему). Поляки отвечали за крепость и в качестве действующей власти блюли регулярную посещаемость лобного места. Русины (иначе – украинцы) берегли свое слово и тайно, и дерзко, торговали беспошлинно по всему Подолью, держали обжорный базар. Шершавая и морщинистая крепость прежде старости работала на свою славу. Пограничный замок на меже двух миров, он же – тюремная жаровня. Кому – красота надежды, для кого – мрак без выхода.
Так жили. Случалось, что жили весело.
Герои
От дней, когда под каменецкую гармонию закрадывалось течение, замку и городу остались два главных героя. Один в кандалах, другой с блестящей сабелькой. Одному принадлежит крепость, другому – костел на площади близко от нее.
Крепость – территория Устима Кармалюка, непокорного невольника и беглого рекрута, народного богатыря и мстителя. За больную лавинную правду, которой ревностно следовал, его заточили в наибольшей, шестиугольной, башне. Так башня получила его имя – роковое, оно ширилось хищным заманчивым шепотом, потемками уходило с пожаров и живилось до часа воровским скрипом в подполе. При солнце всевозможные пичужки гнездятся на деревянном настиле, покрывающем бывшее узилище.
Сотрудники музея должны проводить экскурсии только с группой не меньше трех человек. Некоторые начитанные каменчане пользуются этим. Локоть к локтю со в меру любознательным гостем бегает, залезает на галереи и в подвалы башен мальчишка в закатанных джинсах, пересыпает незапамятными числами "тысяча шестьсот" и "тысяча семьсот". Экскурсионная дама с перекисной шевелюрой, в сарафане с прямыми алыми складками, подметающими землю, посылает вслед конкуренту взгляд бытовой ненависти. Затем она набирает в грудь воздуха и запевает песню одного дыхания "о славной древности и вечной юности города Каменца-Подольского". Рассказ о Кармалюке во дворе крепости, в тени Кармалюковой башни, когда из вихрастой зелени вспыхивает разнокрапчатая бабочка, – хозяйственно-урочный счет пеням и карам, принятым за недолгий срок жизни, и народная песня от первого лица, страдательное самооправдание. В песне – тоска о жинке и детях, оставленных неведомо где, откуда трудно и далеко держатся за них истлевшие канаты его памяти. Кармалюк бежал из крепости. Кончился от пули предателя. А молве предоставил гадать, какая из влюбленных светских дам способствовала вырваться на волю.
Беломраморному памятному знаку воинам-«афганцам» на одной из каменецких площадей приданы черты Кармалюка. Изваян так, будто падает с обрыва, но в полете его тело вот-вот превратится в стрелу молнии, и произойдет это раньше, чем успеет упасть.
Еще другой Кармалюк – при въезде в недалекий город Летичев, где его, преданного, по-разбойничьи погребли во рву кладбища. Стоит плечистый и черный цирковой силач и по-силачьему тянет цепи, а у подножья – букет лютиков.
Кафедральный костел Петра и Павла, возле турецкого минарета, за аркой, которая, по расхожему в туристических местах поверью, исполняет сокровеннейшие желания, бережет славу пана Юрия-Ежи Володыевского, героя последней турецкой осады Каменца. Очарование рыцаря в том, что он считается последним. Ради него очереди путешествующих поляков приезжают в Каменец семьями и автобусами, оставляют монетки в узких, как колбаски, жерлах крепостных пушек. Под городом было жаркое и длительное стояние, турецкие и татарские тьмы взяли город мертвым кольцом. Католические монашки приглядываются из-под ладони к пушечному ядру, – его вмонтировали хитрые зодчие под кровлей одной из башен, – и воображают, что башня именно в ту легендарную осаду набила лоб. Была осада, был обидный невнятный мир, отступление и взрыв в крепости, укор отступникам. Вознесло на облаке взрыва победительную панову душу.
Туристам, если они читали про пана роман Сенкевича или видели фильм Ежи Гофмана, хочется и ждется, чтобы крепость оторвалась от земли. Горячий каравай в корзине стен и башен загудел бы, пронял бы гору дрожью, обернулся бы вокруг себя и повис бы на воздухе, рассыпаясь жгучими горстями разноцветных крошек. Открываешь глаза – на своей горе стоит крепость, из-за обода с башенками курится белый дымок.
Во вратах костела – шевеление света. Пылинки в солнечном луче ведут свой медленный танец. Свернутые стяги потушенными факелами расставлены вдоль скамей. В сводах, на уровне труб органа, готовится ожидание торжества, ослепительного, как звезда над еловыми ветвями, но, как свет от нее, разяще чистого. На стенах видны памятные доски в честь почивших епископов. Латинские вязи пронизали дерево: "Подобен лучезарному ангелу, в небесах воссиявшему". Одна доска, серокаменная, стоит на полу, прислонена к стене нарочито на время. Слова в память последнего рыцаря Посполитой и силуэт всадника на полном скаку, плащ за спиной мнется и наполняется ветром, на шапке с меховым отворотом приколото удалое перышко. Лицо пана Володыевского неизвестно.
Кругленький расторопный учитель в синей куртке – почти слива с бородкой и бачками – водит по костелу. То и дело, прерываясь на полумгновение, он пружинит на согнутое колено перед иконой в простенке или священниками в черных рясах, которые в уголке болтают очень вежливо между собой; при этом показывается его наметившаяся ранняя лысина. Он, кажется, точно был раньше учителем, может быть – учителем истории. Его закрутило, забило, потом отпустило, и он водворился в истинном своем призвании при вратах кафедрального костела, за фигурной аркой, где пышные завитки белого камня и скульптуры с умиленными лицами. Он учтив, он гостеприимен и ненавязчиво проповедует.
Почему доска на полу? Печальное недоразумение. Очень хотелось бы видеть ее на месте подвига пана, то есть в крепости. Директор музея, однако, не впускает доску в крепость. По его убеждению, позиция пана есть акт предательства. Католическая община Каменца оставила мемориальную доску здесь, пока не воцарится счастливое взаимопонимание.
Так ведь Сенкевич пишет, что пан Володыевский был поляк.… Какой же он предатель, если защищал свою державу?
Огоньки нежного вдохновения вспыхивают в глазах учителя. В семнадцатом веке, говорит он, не было важно, кто украинец, кто поляк, а кто турок. Было важно вероисповедание. Даже освободительная борьба Украины начиналась как религиозная война. Есть данные, что пан происходил из местного украинского рода, перешедшего из православия в католичество. Но вправе ли мы осуждать человека, погибшего за веру? Он говорит, на руке его серебрится колечко, от колечка расходятся терновые шипы. Отвергнутый пан молча протестует против пристрастности крепостного начальства.
Бессловесный спор о владении крепостью завис в городе Каменце. Он известен немногим туристам и местным заинтересованным лицам. Город на потеху своим гостям затевает противоборство теней, возрастающих от вечернего солнца. Город тянет ладони к теплу от двух вспышек далекого прошлого. А что если два человека – два настоящих человека, зажегших эти огни, – не с нашей стороны сидят себе в одном секторе, может быть даже пьют пиво и забивают козла? Смотрич свел их, Смотрич-взгляд и Смотрич-встреча назло спорщикам выдумал каверзу. Каменец кормят их легенды – кому есть дело до них, настоящих?
Другие герои
В Каменце и окрестностях бывали пожары, от которых звоны плавились на колокольнях. Последний насытился Подольским областным архивом. И вот, архивные девушки, устроившись в новом пристанище кто на корточках, кто на коленях, ровняют по полу в долгие полосы и малые стопки почерневшие, распадающиеся в руках листы с обугленными краями. Одна работает без мыслей, другая устала и, привстав с пола, берется командовать, третья с обрывками королевского указа в одной руке и с ошметками брачного свидетельства в другой, пытается сравнить, соображая, что из них годится оставить. Безнадежно ясно, что оба придется выбросить.
Фактическую скукоту съело, и предание стало над временем. Но крепость – не только та, что на скале. Отражаться в судьбах людей – ее личное заклятье. Совсем не одинаково это подтверждают два поповича, сведения о которых могли сгореть и в Подольском архиве.
Двух поповичей для начала объединяет, что каждый из них давал деру из Каменецкой семинарии. Бегали независимо друг от друга, так как не были современниками. Это не тот случай, когда схожесть поступков означает схожесть характеров.
Старший семинарист, Михаил, сбежал из Каменца в Москву, в Медико-хирургическую академию. Получился неприветливый врач. На войне с Наполеоном он работал в русских лазаретах. Для кого "двенадцатый год" – непокоренные знамена, гордость нравственной победы, тяготение к свободе. Для него – зрелище человеческих страданий, которое ничем ни смягчить, ни приукрасить. Нрав и без того был докучливый и циничный. После – служба в Московской лечебнице для неимущих. Место врача во внушительном особняке за входом с колоннами на улице скорбей Божедомке. Отставной штаб-лекарь по жизни был влачитель лямки, а лямка больно режет. Лямка попадала по окружающим, по жене и детям. Отец семейства берег от них свою черствость. Так иные берегут воспоминания счастья – чтобы выжить. Здесь выживания не получилось ни для кого.
Сочувствующие, но чужие для этой семьи люди-исследователи восстановили в больших подробностях, как лелеял крепость внутри себя бывший штаб-лекарь Михаил Достоевский. Хрестоматийно известно, что его нашли на дороге убитым своими же крестьянами не то из мести, не то из страха крестьян перед последствиями какого-то с ним скандала. После ранней смерти жены лекарь отдал двух сыновей в Главное инженерное училище, что в Михайловском замке. Ему хотелось, чтобы его дети строили крепости. Знаменитый второй сын Федор, действительно, узнал в жизни много крепостей.
Имени доктора Достоевского не вспоминают в Каменце, когда закрывают больницы и освобождают здания для частных гостиниц, а тяжелобольных сваливают в одно помещение. Тем более не вспоминают тогда имени его сына.
Младший семинарист, Микола, не единожды, но с возвратом, сбегал из родной бурсы. Он бегал ради музыки на спектакли приезжей оперы. Был нелегалом, недоступным для раскаяния, потому что семинаристам опера запрещалась. Получился хоровой композитор. А раньше, чем узнали, что есть композитор Микола Леонтович, был учитель пения, географии и арифметики, собиратель народных песен и народных хоров в домике на станции при железной дороге. Заложенная в нем крепость была – преданность своему делу. Так иные берегут тепло в домах – чтобы выжить. Неизвестный музыкант менял по стране места службы. Позже в Киеве учил, руководил оркестром, и веселые флаги цвета неба и жита, флаги споров за волю реяли вокруг него.
Киевский хор студентов исполнил ту его песню, которая сейчас известнее других, рождественский "Щедрик". Когда слушаешь ее, как и многие другие хоры Леонтовича, слышно чародея. Рука зимнего сказочника: с черного неба рвать дрожащие от мороза звезды, веять их в бурной и бойкой метели, зажигать от них свечи трепетными огоньками. Слушать его, не думая про черного человека, который однажды в зимнюю ночь постучался к сельскому священнику, когда у того был в гостях сын-композитор. Утром вышел от них и пропал черный человек, ограбив их и оставив у отца на руках мертвого сына.
… Женские руки разбираются в остатках истории города. На верхушке минарета, пристроенного завоевателями к костелу и похожего на строгий старческий палец, в густо-синем небе лепесток света солнца, поглощая контуры статуи девочки в звездном венке, посылает всему городу свой отблеск. В старом и строящемся городе Каменце, разведя руки, развевая солнечные покрывала, Мадонна танцует над щебенкой.
Поворот реки как знак руки: превращает боль в подвиг, смерть в легенду, горе – в песню о горе. Каждой стороне свой черед перевешивать.
Из всех достославных рек Смотрич относится к тем, у кого характер верен превратностям. Лошади клонят гривы в полях над Старой крепостью. На замковом дворе за деньги, риск и славу режутся всецветные витязи, а у порога гостиницы ждет репейный ребенок и просит гривну на хлеб. Пируют хозяева жизни, арендаторы древних ветхостей, и пушистые белки разбегаются от них по ветвям сада. В окнах цветочные заплетения, венчики красные с белым, под окнами – спины коз, невозмутимые в бурьяне. Возле Замкового моста художники торгуют выложенными из хрупко сияющих осколков янтаря портретами крепости, в залихватски заломленных колпаках и со впалыми щеками – во всех видах. У запустелого магазина "Мебель" сидят торговки сигаретами и минеральной водой. Вертолет тащит половинку скорлупы ореха на натянувшихся тросах – новому собору Александра Невского золотой купол. В парке Танкистов и на круглом пруду в парке "Бассейн" гуляют и грызут тучи семечек. Тени пар, некоторые с колясками, перемещаются между клумбами львиного зева.
Кроме людей здесь по вечерам под надзором хозяина-фотографа отдыхают расседланные кони. Рыжий, вороная и жеребенок днем возят клиентов по кругу, а в конце дня жадно, быстро переступают по газону, насыщаясь при заходе солнца. Дурному беспризорному щенку нечем себя занять, и он набросился на них, лая, как очередь выстрелов. Вороная презирает его, рыжий прогоняет его фырканьем, а темно-рыжий жеребенок запрокидывает голову, кричит снизу вверх пронзительно и трется нижней челюстью о тумбу или о скамейку.
Так длится, пока коварство Смотрича не подскажет ему очередной невероятный взбрык ради новой, неожиданной обыденности.
2006 г.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031898
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 30.01.2025
Оригінал:
John Lyly (1554? — 1606)
Apelles'Song / Cards and Kisses
Cupid and my Campaspe play’d
At cards for kisses — Cupid paid:
He stakes his quiver, bow, and arrows,
His mother’s doves, and team of sparrows;
Loses them too; then down he throws
The coral of his lips, the rose
Growing on’s cheek (but none knows how);
With these, the crystal of his brow,
And then the dimple of his chin:
All this did my Campaspe win.
At last he set her both his eyes —
She won, and Cupid blind did rise.
O Love! has she done this for thee?
What shall, alas! become of me?
Мій переклад:
Джон Лілі (1554? — 1606)
З комедії «Кампаспа»
Пісня Апеллеса
Купідон із моєю Кампаспою в карти
Сів пограть за цілунки, та мав тільки втрати.
Він поставив колчан, лук і стріли свої,
Материнських горобчиків і голубів;
Це програв – і корал своїх губок додав,
А зі щічок своїх він троянду зірвав
(Як вона там зросла – невідомо нікому);
На кону – і чолу його бути ясному,
А за тим він поставив у грі також ямку
З підборіддя… Й Кампаспа красі цій – хазяйка.
Наостанок він ока обидва поставив –
І підвівся сліпий. Її успіх не зрадив.
О Любове! Вона повелась так з тобою?
То в подальшому як іще вчинить зі мною?
Переклад 28.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031811
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.01.2025
John Lyly. VULCAN'S SONG український переклад
Оригінал:
John Lyly.
VULCAN'S SONG :
IN MAKING OF THE ARROWS.
MY shag-hair Cyclops, come, let's ply
Our Lemnian hammers lustily.
By my wife's sparrows,
I swear these arrows
Shall singing fly
Through many a wanton's eye.
These headed are with golden blisses,
These silver ones feathered with kisses,
But this of lead
Strikes a clown dead,
When in a dance
He falls in a trance,
To see his black-brow lass not buss him,
And then whines out for death t'untruss him.
So, so : our work being done, let's play :
Holiday ! boys, cry holiday !
Мій переклад:
Джон Лілі
Пісня Вулкана за ковкою стріл
Гей, циклопи ви кошлаті,
Молотам час працювати!
Клянусь горобцями я жінки,
Що стріли летітимуть швидко
Й співатимуть дзвінко,
Влучать і в крутія, і в крутійку!
Із золотом – щоб потішатись,
Зі сріблом – щоб поцілуватись,
А ця ось свинцева стрілка
Хай блазня вражає стрімко,
Як він іде танцювати
Та стане гірко зітхати,
Що чорноброва не поцілувала, –
Тоді він життя цінуватиме мало.
Що зроблено, те полишаймо.
Хлопці, відпочиваймо!
Переклад 28.01.2025
Клянусь горобцями я жінки - бо Венері були присвячені горобці.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031729
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.01.2025
Оригинал:
John Lyly.
VULCAN'S SONG :
IN MAKING OF THE ARROWS.
MY shag-hair Cyclops, come, let's ply
Our Lemnian hammers lustily.
By my wife's sparrows,
I swear these arrows
Shall singing fly
Through many a wanton's eye.
These headed are with golden blisses,
These silver ones feathered with kisses,
But this of lead
Strikes a clown dead,
When in a dance
He falls in a trance,
To see his black-brow lass not buss him,
And then whines out for death t'untruss him.
So, so : our work being done, let's play :
Holiday ! boys, cry holiday !
Мой перевод:
Джон Лили.
Песня Вулкана за ковкой стрел
Ну, косматые циклопы,
Нынче молотам – работа!
Клянусь воробьишками женки,
Что стрелы скуете вы ловки
И запоют звонко,
Плута сразят и плутовку!
С золотом – чтоб наслаждаться,
С серебром – чтоб целоваться,
А эта свинцовая стрелка
Глупца поражает пусть метко,
Как станет плясать,
Да горько вздыхать,
Что не целовала его чернобровка, –
Тогда он решит, что живет слишком долго.
Ну, потрудились, как надо,
Теперь отдыхаем, ребята!
Перевод 28.01.2025
Клянусь воробьишками женки - Венере были посвящены воробьи.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031728
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.01.2025
Оригінал:
John Lyly.
Sappho's Song
O cruel Love, on thee I lay
My curse, which shall strike blind the day;
Never may sleep with velvet hand
Charm thine eyes with sacred wand;
Thy jailors shall be hopes and fears;
Thy prison-mates groans, sighs, and tears;
Thy play to wear out weary times,
Fantastic passions, vows, and rimes;
Thy bread be frowns ; thy drink be gall,
Such as when you Phao call;
The bed thou liest on be despair,
Thy sleep fond dreams, thy dreams long care;
Hope, like thy fool, at thy bed's head,
Mock thee, till madness strike thee dead,
As, Phao, thou dost me with thy proud eyes;
In thee poor Sappho lives, for thee she dies.
Переклад:
Джон Лілі. Пісня Сафо
Любове люта! Ось тобі
Прокляття, щоб затьмарить дні.
Очей твоїх приємний сон
Хай не торкне святим жезлом;
В тюрмі надії й страху будь,
Плач, стогін поряд хай живуть;
Щоб час нудний заповнить – грай,
Дури та віршики складай;
Їж гіркоту і жовч лиш пий,
Фаон на клич не прийде твій.
А відчай – ліжком будь твоїм,
Снам довіряй лише сумним.
Надія хай тебе цькує,
А відчай хай тебе уб’є,
Як ти мене уб’єш, Фаоне, певно:
В тобі – життя СафО, і смерть – для тебе.
Переклад 27.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031673
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.01.2025
Путевой очерк о путешествии в Венецию в августе 2010 г. Ранее выложен в Жж. Строится на литературных ассоциациях.
Кого можно встретить в Венеции. Шутка
Подъехали мы к берегу моря. Там сидит эффектная старуха, рыжая и с золотым зубом, покрыв плечи шалью, связанной из разноцветных ниток, и на всех европейских языках с сильным акцентом предлагает нам выпить с ней кофе и за три с половиной евро с носа узнать наше прошлое, настоящее и будущее.
- Сударыня, прошлое мы уже знаем, будущее лучше пусть будет секретом, а вот настоящее нам очень интересно: здесь где-то должна быть Венеция...
- О, мадонна и святые угодники! Как это не вовремя! Подождите, сейчас я переоденусь, а к вам покуда пришлю Труффальдино, - и она прыгнула в моторку и умчалась, развевая волосы и шаль по ветру, так быстро, словно стыд гнался за ней, прыгая через волны, а мы смотрели вслед усталыми глазами. После Рима, Сиены, Пизы и Флоренции куда уместиться новому любопытству?
И даже когда приехал бравый Труффальдино с татуировкой на руке, усадил нас чин-чинарем на морской трамвайчик и повез в город святого Марка по его "рабочему" и более широкому каналу Джудекка, сознание того, что я наконец-то увижу - уже вижу - ту самую госпожу Венецию, прославленную на все стороны света плутом, стяжателем и мечтателем, не овладело мною сразу, а вырастало постепенно, по мере того, как дома вдоль канала выстраивались и смотрели на нас, как на многих до нас. Так семьи, регулярно гуляющие с детьми в большом парке, посматривают на новых прохожих на соседних аллеях.
Впрочем, кого-то я заприметила блуждающим между этими домами. У меня есть приятель в венецианской Джудекке, старый друг моего детства, который, несомненно, был бы рад меня видеть, не будь он так встревожен из-за своей беды, вернее - из-за беды человека, которого он очень любит. Панталоне это, старый моряк Панталоне, которого взяли воспитателем принца Дженнаро. Принц вырос, и теперь невероятно чудит. Ни с того, ни с сего он погубил коня и сокола, привезенных в подарок брату своему, молодому королю Миллону, с которым прежде был дружен, как Кастор с Поллуксом, а теперь еще и ходит весь сумрачный-печальный и вызывает естественные подозрения, так как именно сейчас готовится свадьба брата-короля с прекрасной Армиллой, которую сам Дженнаро и похитил для брата у ее отца, могучего волшебника...Принц влюблен? Он ревнует? Он стал соперником брата, которого прежде так чтил и любил? Старина Панталоне всем сердцем желал бы знать правду, но от него, как и от всех, таится его непонятный воспитанник. Вон, край его плаща мелькнул на другой стороне канала, но тщетно ловит его взглядом бедняга Панталоне. Для принца он - друг и старый смешной слуга, но принц для него - как дорогой сын. Погруженный в свои благородные думы, замечает ли он, как больно старику от его недоверия? Я-то знаю, в чем там дело, - и вы тоже, если знаете пьесу Карло Гоцци "Ворон", - но Панталоне сказать не могу. Тогда ведь Дженнаро придется еще тяжелее, а на его драматическом пути и так предвидится довольно страстей-мордастей. Нет, лучше пусть все идет, как идет, покуда принц Дженнаро не докажет, какой он отличный парень, верный друг и брат, а хитрый синьор Гоцци - что и детская сказка с самыми невероятными ситуациями может захватывать сердца зрителей, как высокая трагедия. Так что покамест бедный Панталоне мучается неизвестностью, а принц бродит один, продолжая совершать безумные поступки и мучась над сложным философским вопросом.
Пока я их вспоминала, мы причалили.
Солнце приветливо лезло в усталые глаза. Со всех сторон, со стендов на набережной ухмылялись и щурились маски, значительно молчали, как признанные красавицы, и, как паяцы, корчили рожи лукавых мудрецов: "Купи! Как же не купишь?!" - но это были те же самые маски, которые мы видели уже на таких же стендах и в Пизе, и во Флоренции. Поэтому зря они были так уверены, что на них вот-вот набросятся люди, которые уже успели потратиться в долгом путешествие, и которых, к тому же, предупредили, что они прибыли в самый дорогой из городов Италии. Да и выбрать сложно, когда видишь: на тебя смотрят все, но в особенности - никто.
О всещедрая Венеция! О гостеприимная госпожа! Ты заботишься об удовольствиях гостей своих со всего мира и заслуженно оставляешь себе их золото, но до чего же измаялся любимый сын твой Труффальдино!* Ты давно уже город туристов в большей степени, чем повседневных жителей, и ему приходится разделяться на десятки, на сотни лиц, чтобы везде успеть, всем приезжим господам угодить и заработать. Такая уж его судьба - труффальдить до упаду, но упасть - Боже сохрани! Ведь проказник так знаменит, что приезжие, лишь оказавшись в Венеции, норовят везде именно его увидеть. А раз клиент зовет, нужно предстать перед клиентом, но каждый раз - в новом обличье. Труффальдино повсюду: он и туристов водит, и стеклянных лошадок из легендарного венецианского стекла у них на глазах мастерит, и сувенирами торгует, и кошельки, бывает, тоже ворует. И сколько не притворяйся, что ты, мол, - не ты, всегда тебя узнают, да ты, по-моему, и сам не прочь благосклонно быть узнанным...Смеральдина, подруга его, и остальная компания, тоже вкалывают помаленьку, но ведь главный герой - Труффальдино. По нраву ли парню такая жизнь - сказать не могу, спрашивать не пыталась, ибо, как всем известно, правда из него выходит лишь при экстремальных обстоятельствах.
Венеция на один день в большой группе проездом - это серьезно, очень серьезно для первого знакомства, когда нужно получить первое, свое, а не заимствованное, впечатление от города. Нужно постараться увидеть Венецию в целом, а как это лучше сделать? - дебютировать в роли пассажира гондолы. Что мы успешно и сделали, поэтому я могу сказать, что, несмотря на спешку и насыщенность после прошлых городов, видела-таки Венецию изнутри.
Путешествие (первое путешествие) на гондоле для меня - морская болезнь наоборот. Когда ковчежик отдаляется от причала, находит чувство восторга, который был бы совершенно идиотским, если бы не был оправданным. Я слышу непотребный писк, пытающийся воспроизвести мелодии классических баркарол сперва - Чайковского, затем - Оффенбаха, и оказывается, что это мое веселье поет таким голосом и совсем не боится позориться. Ладья идет медленно, чуть покачиваясь, кругом в воде шныряет мелкая рыбешка. Гондольеры, встречаясь, здороваются и переговариваются между собой. Иногда они тихонько напевают. А наш гондольер свистит. Он мужчина немолодой, но мощный, мог бы в кино играть если не капитана, то выдающегося боцмана.
Прогулка на гондоле - это аттракцион, когда зритель, чтобы получше рассмотреть декорации, входит в них и сам становится актером. С мостиков и берегов на тебя глазеют пешеходные туристы - в основном туристы - ты ощущаешь себя барыней, или того больше - сиятельной персоной на отдыхе. Делаешь им ручкой, поддразниваешь, они тебя фотографируют, сопровождающие лица говорят им успокоительно: "А вы тоже будете кататься на гондоле". Ты приехала всего лишь поглазеть на Венецию, но ты - уже ее часть.
Гондола поворачивает, и вот уже больше нет других зевак, ваша компания - наедине с домами Венеции. Можно писать портрет каждого дома - получилась бы галерея образов пожилых дам в кружевных покрывалах, занятых своими делами. Кто смотрится в зеркало, кто глядит на проезжих или над их головами вдаль, кто кормит голубей, кто вяжет, кто читает. Высокая стопка книг лежит за окном, как в библиотеке или универе, но совсем на уровне воды, и я из гондолы могу дотянуться рукой до оконного стекла, которое разделяет книги и воду. Теперь ты уже не актриса, ты опять - зрительница, пришедшая за кулисы после спектакля, когда уже все его участники разошлись, но декорации и реквизит не убраны. Жутковатое впечатление наступившего для этого города "конца истории": была - могучая держава, остались лишь декорации, только что с туристами и голубями. Но ведь можно прочесть и по-другому: какая могучая держава выстояла в этом городе снов, не на жизнь, а на смерть в течении веков состязавшемся с морем! Как хорошо примерять здесь маску философа, играть понятиями: прочная иллюзия, иллюзорная прочность...и раз, и другой, исподтишка, играя, касается волны твоя ладонь.
Закрытые жалюзи, спущенные шторы: дома Венеции - молчаливые дамы. Впрочем, нет. Вот впереди особняк с балконами. За спущенными шторами - голоса: перебранка хорошо слышна на сонной водяной улице. Я прислушиваюсь - ну конечно же: "Синьор Распони из Турина умер!" - "А я его внизу живым оставил!" Чтобы они, да утихомирились! Когда мы совсем близко, из-за шторы, отирая руки о передник, выбегает девушка. Она тотчас же снова скрывается, но я уже узнала Смеральдину.
Гондола выходит опять на многолюдье и скоро причалит. Вот здание с флагом ООН, а возле него ребята болтают ногами в воде. А что вон там за очередь? Тоже туристы или, может быть, потенциальные женихи гордой принцессы, загадывающей загадки?
C причала я ору на прощание нашему гондольеру: "Грацие, фантастико!", и он отвечает из лодки: "Grazie, amore!"
Возле собора святого Марка я учинила тревогу, настойчиво предупреждая всех, кто поближе, что ни в коем случае нельзя даже нечаянно проходить между теми самыми двумя колоннами. Ибо есть поверье, что тогда умрешь нехорошей смертью. Как дож Марино Фальеро, который попытался произвести в аристократической республике госпереворот, и за то ему отрубили голову. Но братья наши по наглости и ротозейству, туристы со всего мира о запрете то ли не слышали, то ли на него неустрашимо начхали: по тому месту их ходит столько, что запросто могли бы колонны снести. Неисцелимые туристы!
Cобор, поблескивающий золотом во тьме, с первого раза не очень понравился. Слишком он напомнил мне внутри Cофию Киевскую, а в чужой стране ждешь увидеть что-нибудь новенькое...и чтобы не будило тоску по дому. Не понравился бы и Палаццо Дукале, если бы мы не застали там несколько сценок, участники которых нас не видели и, верно, думали, что их не видят.
В зале суда некий юноша, наряженный как правовед времен Возрождения, миловидный и подозрительно женоподобный, волнуясь, произносил речь, пытаясь убедить старого прижимистого ростовщика в непреходящей ценности милосердия. Узнав оратора, я подмигнула ему, но он точно меня не заметил. А в зале Cената сидели на своих местах все сенаторы и даже дож - уж не скажу, какой дож - с красным "рожком" на голове, и статный темнокожий генерал республики в алом плаще стоял перед ними. Этому собранию государственных мужей он говорил с необыкновенным воодушевлением о своей любви к женщине, о любви, рожденной опасностями и жалостью. Задержалась бы послушать, но нам нельзя было останавливаться надолго, довольно было и услышанного.
А когда мы сидели в большом зале совета, и наш гид, сердитая пожилая дама с рыжими волосами, рассказывала печальную историю дожа Фальеро, к ней приблизилась вдруг как из картины вышедшая или после карнавала потерявшаяся фигура в черной мантии, треуголке и белой маске, скрывающей лицо до подбородка. Гид посмотрела на нее, как на знакомую, кокетливо заулыбалась и спросила, что угодно. Тогда человек этот как нельзя любезнее попросил вывести его отсюда, так как он был на балу и немного заблудился. Она, усмехнувшись в сторону, показала ему выход, а после его ухода обратилась к нам.
- Это знаете был кто? Призрак Казановы. Все не может забыть, как он сбежал из тюрьмы. Очень гордится своим планом, и как ему тогда повезло. Только ему могло так повезти: он был очень умный и интеллигентный. Поэтому мы его не обижаем. Я вам расскажу все, как он сделал, и вы тоже теперь пойдете в тюрьму. - И повела нас к мосту Вздохов.
В конце дня забрели мы опять на площадь святого Марка. Здесь играл оркестрик, гости кормили голубей, и я подумала, что все мы - такие же ненасытные голуби в этом городе. Мне стало весело, и я, заприметив изображение Марка на колокольне, махнула ему рукой: "Чего там сидишь? Слезай, потанцуем!" Марко слез, и мы с ним протанцевали смесь танго и хип-хопа так, что видевшие рукоплескали...жаль, у папы моего опять кадры закончились.
Выходили мы из города уже по Большому каналу и тут насмотрелись и на мост Риальто, и на череду дворцов во всей красе. Хозяйка теперь дразнила нас тем, что мы могли бы увидеть лучше, если бы остались дольше. Но, когда попутчики заохали: где еще видано такое чудо? - я проворчала, что не люблю города, где так мало деревьев. Следовало быть, конечно, вежливее и благодарнее, отзываясь о городе святого Марка, но не довольно ли захвалили и обогатили яснейшую, чтобы она слишком привыкла к похвалам?
Выйдя из катера, я оглянулась: мадонна Венеция стояла над морем и прощалась с нами. Солнце гладило ее золотые волосы, разноцветная шаль развевалась в ее вытянутых руках и даже издали можно было не увидеть, а угадать, как играет улыбка победоносной обольстительницы на свежем лице ее.
*Мы помним, что Труффальдино - из Бергамо и, следовательно, приемный сын Венеции. Но он давно уже принят ею, как свой.
Декабрь 2010 г.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031663
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 27.01.2025
Путевой очерк о путешествии во Флоренции в августе 2010 г. Ранее выложен в ЖЖ. Содержит литературные ассоциации.
Считается, что Беатриче Портинари на самом деле похоронена в другом месте, но в церкви, о которой здесь идет речь, туристам показывают ее надгробную плиту, из-за которой и появился этот очерк.
Как известно, Флоренция - "город цветов". Цветы орнаментов вьются по стенам флорентийских соборов, цветы человеческого духа живут во флорентийских музеях, цветы богатства, тщеславия и приятных мелочей сверкают на Золотом мосту и цветы просто так, с лепестками и листьями, лежат на могиле женщины, которая была любима поэтом Данте Алигьери.
Церковь маленькая, фасад суров и скромен - голая стена, вход без особых ожиданий легко принять за очередной подъезд старинного дома на старинной улочке-щелке, козырек со свисающим фонариком особенно располагает к такому уверенному самообману. Можно представить себе, что ныряешь в пещеру или в подземелье замка - но это уж дело воображения.
Внутри там тоже без чрезвычайных ухищрений, а те, что есть, украшения живут при свете Благодати, но не при ярком освещении. Алтарная картина - работы художника XV века Нери ди Биччи: мадонна с младенцем на троне, окруженная святыми женами как придворными дамами, и в ногах у нее, между двумя ангелами, стоящими на коленях - картина в картине, маленькая сцена распятия с мадонной и плачущим святым Иоанном на золотом фоне. У левой стены - маленький боковой алтарь, над ним - горельеф со сценой Рождества и под ним - могила Беатриче Портинари.
Церковь посвящена Святой Маргарите, но, как гласит табличка, столь же официально называется "церковью Данте", и не менее официально в народе - "церковью Данте и Беатриче". А могла бы называться она и "церковью троих", или "церковью треугольника", так как находилась под покровительством семьи Донати, и жена Данте, Джемма Донати, видимо, тоже была погребена здесь.
В убранство церкви входят три картины на темы великой любви Данте. На двух - встречи Данте и Беатриче у дверей этой церкви. На третьей - новобрачная мадонна выходит из нее же на сияющую улицу под руку с мужем, им сыплет под ноги цветы девочка, которая наверняка бегала по улицам Флоренции не в XIII, а в 20-е годы ХХ века, со всех сторон все любопытствует и ликует, и красная фигура Данте удаляется, прижав к губам книгу как свирель.
Три главных героя всех картин - Данте, Беатриче и вход в эту церковь, впускавший их обоих, но вместе - никогда. Их обоих венчали здесь, но не венчали друг другу. По сохранившейся традиции венчают в приходской церкви невесты. Значит, этот порог переступали обе его суженые - и воспетая, и обойденная молчанием.
Вот и все. Но, если бы нужно было выбрать самое сильно впечатление от первого визита во Флоренцию, из всего встреченного и увиденного я выбрала бы "Церковь Данте и Беатриче". Меня никто не предупреждал, что я увижу ее. Нас завели туда всего на пару минут утром между беглым осмотром других достопримечательностей, каждая из которых была достойна большего. Но эта пара минут неожиданно тронула меня почти до слез, и, хотя впереди был день в цветочном городе, я дала себе слово не забыть сюда вернуться.
Что в этой церкви главная ловушка - в ней играет музыка. Подумаешь! - нет, не орган и не духовные песнопения, а инструментальная светская музыка в записи. Она могла бы быть в каком-то фильме, название которого ты забыла сто лет назад. Мелодия из тех, которые называют "Рассвет", "Пробуждение", "Встреча с любовью". Медленно распускается большой цветок.
И действует это как последняя капля зелья, создающего очарованное пространство "церкви Биче". Не одна, понятно: в сочетании с полумраком, картиной, где девушка протягивает руку молчащему мужчине, живыми цветами на могильной плите и чувством, что теперь и ты здесь, и это то самое место - все они размягчают вдруг твое сердце, уже заранее готовое открыться для долгожданных и удивительных переживаний. Ты заготовила мешок восторгов, как мешок новогодних подарков; его тесемки развязаны, и почти все содержимое грозит вырваться и осесть здесь, у ног донны поэта. А ведь впереди еще боги и герои.
Один наш день во Флоренции стоит отчета в нескольких главах. Обычно посетители этого города жалуются на постоянный дождь - но флорентийское солнце милостиво улыбнулось нам и позволило увидеть, должно быть, максимум того, что уместилось бы в один день. Утром мы были перед Санта Мария дель Фиоре и видели, как она, словно травы и лилии, тянется ввысь, в прохладный воздух. Внутри, в самом соборе, на месте преступления я слушала историю о братьях Лоренцо и Джулиано, о заговоре Пацци и семнадцати ударах кинжалами в святой день, о брате убитом и брате-мстителе. Я видела Барджелло, глядящий верхними окнами, как равнодушными глазами, и с рядом каменных арок, вызывающим мысль о пустых крючках, под крышей, видела дом, где жил молодой Микеланджело и две его скульптуры через музейное окно, одну из них - Вакха навеселе, высокомерно подставившего спину жадным или равнодушным взглядам. На площади Синьории среди статуй и "живых статуй", гримасничавших в белых балахонах, мы видели специально отмеченный кружок, где с собратьями своими был задушен и сожжен брат Джироламо Савонарола, по призыву которого ранее здесь же сжигали как "суеты и анафемы" детей духа человеческого. Я поймала ненавидящий взгляд Давида в сторону Геркулеса работы Бандинелли, врага создателя его. Геркулес с жалким видом, но все же хорохорится перед Давидом, даром что Давид - копия, а он - оригинал.
Бронзовый кабан, если сойдет со своего места, не может войти в собор Санта-Кроче, но может заглянуть в двери, а человек может, приласкав кабанчика и пожелав себе счастья, пойти в Санта-Кроче, осмотреть там витражи и гробницы славных. Мы осмотрели витражи поздоровались с Россини, поклонились Микеланджело и купили книжечку с репродукциями разных "Благовещений". Ненадолго, но зашли в капеллу принцев, а затем - в Новую ризницу, что называется "поздороваться": над могилой тех же контрастных братьев, везучего и не столь удачливого, я шепотом читала стихи везучего о прекрасной молодости, потом повернулась к скульптурам Микеланджело и об одной из них сказала то, что увидела: "Дышит".
В один день повезло увидеть оба главных художественных музея Флоренции и с помощью двух отличных гидов. По Уффици, как и по городу нас водила Ира, у которой было много терпения и очень добрые черные глаза. Мы с ней вошли в галерею, как в цветущий сад с августовской улицы, обошли всех садовников - от Джотто до Веронезе и дальше, и впервые в жизни я сидела на лужайке посреди волшебного леса Боттичелли, разглядывая его жителей в их доме. А в придачу к ангелам, нимфам и богиням в галерее Уффици обнаружился настоящий сатир, сидящий при выходе на продаже книг и фильмов. Он, конечно, для отвода глаз был переодет современником и всячески демонстрировал хорошие манеры, но выдавал сатирическую натуру по повышенной эмоциональности и разговорчивости. И это была находка, чтобы попрактиковать начатки итальянской разговорной речи, потому что даже краткую деловую фразу он не мог оставить без ответа.
Галерея Питти напоминает мне киевский музей западного и восточного искусства имени супругов Ханенко. Идея та же - картины в интерьерах, картины - хозяева жилого дома и принимают вас в гостях. Но в Киеве это богатый дом, а галерея Питти во Флоренции - это дворец. Ее открыла для нас дщерь флорентийская Ванесса, красноречивая и великолепная. Она могла бы играть в кино - любопытного, обаятельного и бесстрашного детектива-искусствоведа, или (по совместительству) подругу отважного борца с мафией. Было видно, что она любит то, о чем рассказывает и хочет всем объяснить, почему любит. Ванесса рассказывала очень просто, но в то же время профессионально, показывая, "как сделана" каждая картина и чем она замечательна, не забывая посвящать нас в подробности личной жизни авторов и моделей.
- А вот это, видите, покровитель Рафаэля, кардинал Бибиенна. Он хотел, чтобы Рафаэль женился на его племяннице. Рафаэль не женился, потому что любил Форнарину - молодец!
А это, взгляните сюда, еще портрет работы Рафаэля. Это его страсть. В Сиене Рафаэль встретил девушку. Они полюбили друг друга. Потом он приехал в Рим, она тоже случайно туда приехала. ...А почему она так одета? Это же невеста римская. В конце девятнадцатого века мы нашли документы, из которых следует, что они тайно венчались. А вот еще видите - жемчуг у нее в волосах? Как будет жемчуг по-гречески? знаете? нет, перл - это по-латыни, а по-гречески? кто знает? Маргарита, молодец! И еще, Рафаэль умер - это тихонько нужно, конечно, сказать - Рафаэль умер от сифилиса, и Форнарина тоже, и некоторые - не все, но некоторые - ученые считают, что она похоронена там же, где он.
Я впервые видела так близко лицо Маргариты в покрывале. Лицо стесняющейся нежной девушки.
Но самое главное, что сюда уже приехал и нас ожидал неистовый живописец синьор Микеле. В двух галереях разместилась выставка "Караваджо и караваджисты во Флоренции".
На экскурсии в Уффици я впервые видела в большом количестве произведения маньеристов - идейных противников Караваджо. Не могу сказать, чтобы они вовсе не заинтересовали или смертельно раздражили меня. Но довольно скоро я заметила, что работы маньеристов, несмотря на все причуды, как-то однообразны и даже кажутся написанными одним художником, тогда как работы Караваджо своеобразны и всегда имеют сказать свое слово. В залах маньеристов я видела стены, покрытые картинами. На картинах Караваджо я вижу других людей "в окна". Иногда они видят также меня, и некоторые даже бывают не прочь со мной "поразговаривать". Но главное, что мне нравится в его картинах - то, что я люблю и в жизни: луч света, преображающий темноту. Порой можно даже почувствовать тепло этого луча чуть ли на своих щеках - такое на минуту произошло со мной в римской церкви при встрече с "Призванием Матфея".
В Уффици из картин основоположника была кричащая Медуза, а остальные - братцы и сестрицы караваджисты, которые не только манеру основоположника передали, но и сюжеты его себе облюбовали, а некоторые даже превзошли мастера в том, что касается "пострашнее", так что от некоторых изображенных ими сцен насилия человека над братом своим без должной моральной подготовки можно стать заикой на два часа пятнадцать минут. Больше работ самого Караваджо было в галерее Питти: еще один Вакх, Амур спящий или мертвый и остросюжетная картина "Зубодер". Смысл ее в том, чтобы показать со стороны граждан, наблюдающих, каждый - в своей манере, за пациентом и "стоматологом". Рекомендуется к просмотру лицам, уверенным в крепком здоровье своих зубов.
А когда мы после галереи шли обратно мимо разных лавочек по направлению к Золотому мосту, "Маленький больной Вакх" подмигнул мне с какого-то полотенца.
Боги и герои, нимфы и лешие, духи и люди плясали вокруг нас целый день, то расширяя, то сжимая кольцо и приглашая присоединиться к пляске. На площади Республики летала карусель, полная детишек, такая, словно сошла с картинки в книжке - я знала, что именно такой она должна быть, и все-таки увидела ее впервые - но на нее уже не было ни сил, ни кадров.
На исходе насыщенного дня я настояла на том, чтобы вернуться в церковь Беатриче и Данте. Найти ее оказалось несложно, так как сворачивать во флорентийском центре приходилось все время под прямым углом. Был еще риск, что она уже закрыта, - но церковь была открыта, и музыка все так же играла в ней.
Куда как к месту было бы обозвать ее заезженной шарманкой, но мне хотелось не этого, а присесть на скамью и послушать....
... Не знаю, бывает ли и у вас такое: действительность, о которой знаешь только с чужих слов - например, читаешь - отчасти приравнивается к вымыслу. Они как бы тонут в одном облаке чужого рассказа, сквозь которое я смотрю на них. Подобно тому, как в историческом романе "реальные" лица общаются с "вымышленными", но те и другие - такие, как представляет их автор; читая без подготовки и полностью ему доверившись их можно даже смешать. Можно всегда знать о существовании какого-то человека, но встретив его в жизни поймать себя на том, что удивляешься: так он существует на самом деле? Или, если этот человек был давно до тебя, лишь попав в его страну, его дом, увидев его вещи, вполне понять: он был, и его книга, которую ты читала, не "сочинилась без автора".
Я много лет знала о чувстве Данте к Беатриче, и со слов других, и с его собственных, но только когда я попала в церковь Беатриче эта история обрела для меня реальность, и очень хрупкую, к которой хотелось отнестись нежно и позволить ей увлечь себя...
Все мои мысли об этой любви не вмещаются в пять или десять минут, проведенных в той церкви августовским вечером, когда нужно было спешить в гостиницу. Разве что можно было их вспомнить. Но я успела передумать их раньше, и все обрушу сюда.
Боккаччо в своей биографии Данте пишет, что тот в зрелые годы "очень стыдился" книги "Новая жизнь" - своих комментированных сонетов к Беатриче. Сам Боккаччо тут же заявил, что книжечка "все же полна красот и будет нравиться читателям, особенно не слишком искушенным" (С). Хотел, должно быть, и указать на строгость самооценки мэтра, и поддержать эту оценку на правах знатока, но восхищенного. Для наших дней "большеротик" не угадал. Книжечка вышла на гурмана или на того, кто пожелает им казаться: язык символов хорош, но с пояснениями - еще лучше, сплошные видения и встречи как видения, рассказ о любовных переживаниями перемежается с теорией литературы: "Этот сонет делится на четыре части ..."
Так сразу и не поймешь, о чем эта странная книжечка. О теразаниях неразделенной любви? О неловкостях влюбленного чудака и мужании человека через страдание? Или о становлении поэта?
Если необходимо сравнение, я бы, наверное, рискнула увидеть в "Новой жизни" предшественника, например, "Доктора Живаго". Тоже роман поэта о поэте, тоже - утраченная любовь, тоже - история о том, из чего рождаются стихи. Тоже - роман как бы "для этих стихов", и они становятся самым любимым в этом романе.
Я люблю "Новую жизнь" за нечто, что меня в ней заинтересовало. Данте известен нам как человек гордый - и по произведениям, и по портретам, и по народным анекдотам. Если он и мог плакать и преклонять колени, слава его гордости велика. Но его смирение прежде всего сказывается в истории любви к Беатриче, и как для меня оно поразительно.
Он бы мог, наверное, проклясть ее, после того, как она над ним насмеялась при людях. Мог обидеться на нее, как после обиделся на Флоренцию. Насмеяться как-нибудь так, чтобы эта насмешка затмила прежние баллаты, канцоны и сонеты. Кто осудил бы его после такого легкомысленного и грубого ответа мадонны на его обожание? - напротив, многие неглупые и не черствые душой люди, узнавшие позднее его историю, предпочли бы, чтобы он поступил так. Но он предпочел хранить эту любовь, причинившую ему горе. Вместо обиды и забвения он плакал вместе с ней, только стоя за стеной, когда умирал ее отец.
Он даже как будто не сделал ничего, чтобы положение хоть немного изменилось - хотя бы ее мнение о нем. Зачем не отослал он ей сочиненную для нее баллату? Зачем он хотел хранить ей верность даже после ее смерти, и, когда увидел, что другая женщина жалеет его и сам потянулся к той женщине сердцем, запретил себе это новое влечение, как преступную слабость?
Правда, в трактате “Пир” он рассказывает, как на место любви к умершей Беатриче пришла любовь к другой даме – Философии. И, так как в “Новой жизни” появляется сострадательная дама, комментаторы полагают, что вначале конец “Новой жизни” был другим, Но в “Пире” он называет умершую Беатриче блаженной и прославленной и выражает веру в то, что после этой жизни перейдет в другую, где живет теперь она.
Он долго прятался за "Донн Защиты", служивших, не зная об этом, прикрытием его истинного чувства. Он был женолюбив, и кто-то из его женщин принес ему радость, за которую он даже был благодарен, но символом своего спасения в жизни вечной сделал ту, кто обидел его.
Видимо, благодарность пересилила обиду.
Что за странный дар судьбы - неразделенная любовь? Какое от нее благо? Зачем ее ценят и охраняют более ревниво, чем данное в руки простое счастье?
Данте считал, что поклон Беатриче и возможность писать стихи о ней - это его благословение. И благословением ей ответил. Это был непрошеный дар. Беатриче, кажется, совсем не было нужно и даже сердило его поклонение. Может быть, способность вызывать любовь уберегает человека от каких-то несчастий? Но от каких, если другие несчастья настигают его? Беатриче умерла от родов в двадцать четыре года. Может быть, за способность быть любимым, человеку прощаются какие-то грехи? Ценен дар нечаянный.
Может быть, вся история Данте и Беатриче - о том, как люди, встретившись в жизни, могут одарить друг друга. Беатриче - "та, кто благословляет", а Данте, как читает его имя Боккаччо, - "тот, кто тебя одаряет". Он щедро одарил, но как причудливо его благословили...
Если поэт обессмертил имя своей музы и могуществом слова поднял ее к престолу Богородицы, другие поэты не обязаны разделять его влюбленное мнение.
Поэтесса моей страны Леся Украинка, заступница отвергнутых женщин, в стихах "Забута тінь" строго пристыдила Данте за небрежение к законной жене и матери четверых детей его Джемме Донати, которая была его спутницей на земле, но не удостоилась от мужа ни строчки в бессмертных творениях.
"Так, вірна тінь! А де ж її життя,
Де власна доля, радощі і горе?
Історія мовчить, та в думці бачу я
Багато днів смутних і самотних,
Проведених в турботному чеканні,
Ночей безсонних, темних, як той клопіт,
І довгих, як нужда, я бачу сльози...
По тих сльозах, мов по росі перлистій,
Пройшла в країну слави - Беатріче!" (С)
Cправедливое негодование, хотя не вполне обоснованное фактами: cупруга Данте, по-видимому, его товарищем в странствиях не была, но, по свидетельству Боккаччо, спасла от разграбления часть имущества под тем предлогом, что это было ее приданое. Правда, синьор Джованни, как и Леся, наверняка не знает, но пытается строить предположения, только в обратную сторону: к несчастной покинутой супруге божественного поэта он куда как менее расположен.
Есть также мнение комментаторов, что сострадательная дама из “Новой жизни” - это Джемма Донати, и тогда она перестает быть “забытой тенью”.
Анна Андреевна Ахматова позволила себе поэтически съязвить насчет того, что музы великих поэтов, как правило, недостойны их по своим талантам: "Могла ли Биче словно Дант творить, Или Лаура жар любви восславить?" (С)
И уж не в пику ли величавой и недосягаемой возлюбленной Данте, которая не говорит, а только великолепно шествует и умопомрачительно кланяется, Шекспир дал ее имя неугомонной, болтливой и дерзкой на язык, но любящей своих близких и остро переживающей несправедливость девице, которая сама ищет любви шикарного и недоступного Бенедикта, но слишком горда, чтобы в этом признаться без игры слов. Зато когда эта пара во всех отношениях достойных друг друга изысканных возлюбленных таки соединится, благородный Бенедикт окажется по уши благословенным. И оправдает свое имя.:)
Но насчет совпадения имен, оказывается – вряд ли это нарочно. Для тех, кто знаком с произведениями обоих поэтов, версия привлекательна – она как бы напрашивается из-за того, что оба они знамениты- но все-таки эта связь считается маловероятной. Произведения Данте знал и хвалил Чосер, но в ренессансной Англии они были известны слишком мало. Полагают, что Шекспир мог что-то знать от Джона Флорио, переводчика, также учившего итальянскому графа Саутгемптона. Но, чтобы ассоциация была успешно обыграна в пьесе, желательно ведь, чтоб у аудитории пьесы она легко возникла… Остается быть довольной тем, что она возникает у читателей позднейших эпох без длительного приглашения.
Раздумывая о таком странном для меня отсутствии гнева Данте по адресу Беатриче и его неизменном перед ней благоговении, я для себя решила, что, возможно, есть какие-то обстоятельства, которые все проясняют, но Данте деликатно умалчивает о них. Вот как неясно говорит он об обстоятельствах смерти Беатриче:
"И хотя, быть может, было бы желательно ныне рассказать нечто об ее уходе от нас, однако нет у меня намерения рассказывать об этом по трем причинам: первая - та, что это не относится к настоящему сочинению (...); вторая - та, что (...) язык мой не сумел бы рассказать об этом, как надлежало бы; третья - (...) не пристало мне рассказывать об этом, потому что, рассказывая, пришлось бы мне восхвалять самого себя, каковая вещь до крайности позорна для того, кто делает ее; и поэтому я оставляю рассказ об этом другому повествователю" (С).
Любопытной любопытно, что значит здесь "восхвалять самого себя"? Может быть, какое-то подобие объяснения все-таки состоялось, или Данте иначе узнал, после ее смерти или раньше, что Беатриче пожалела о таком своем поведении? Или даже что она не была не так уж безразлична к нему? А ну как он в конце концов тронул ее сердце? - так ведь нельзя было открыто показать этого. Или даже он просто хотел верить, что она пожалела. Можно навертеть в уме кучу сцен: как Данте получает последний привет от Беатриче. Мелодраматично получается (у меня), но жизнь иногда любит мелодрамы. Дальше этого я в их тайну не полезу: может статься, ее и не было.
А может быть, несчастливая любовь - это дар, который создает поэтов? Из тех, кто может ими стать. Ведь когда ты долго молчишь, а потом решаешь заговорить, уже не можешь сказать какими угодно словами?
Может быть, Данте не мог иначе смотреть на Беатриче потому только, что его голос, проснувшийся благодаря ей, запрещал ему это, и внезапно замолчать было все равно, что источнику живой воды - вдруг остаться пустым?
Как бы то ни было, нечаянный дар благодатной донны ее поэту зачелся ей и был стократ возвращен ей его нарочным даром. Конец философии.
В углу на столике в церкви Беатриче я заметила книжечку, посвященную церкви в единственном экземпляре. За столиком сидела симпатичная бабуля...то есть приятная пожилая синьора, и я, конечно, решила, что она продает эту книгу. Подошла, поинтересовалась ценой. Спросила и о картинах, выставленных в церкви. Кроме картин на темы любви Данте там вдоль стен были размещены картины на темы из жизни Иисуса в милой мне манере наивной живописи - как детские рисунки. Наверняка это временная выставка. "Не скажете ли, кто автор? - "Я".
Остолбенелая я выразила синьоре восторги, и между нами произошел оживленный и исполненный взаимного уважения разговор, в котором, боюсь, каждый из собеседников слышал больше себя, чем другого. Оказалось, что художницу зовут Бьянка Нелли, и кроме этих картин у нее есть также серия работ, посвященных Пиноккио. (Знаю ли я, кто это? - еше бы. Я даже знаю, кто такой Буратино, но это не суть). Книжечку репродукций своих картин из пиноккийской жизни синьора Нелли тут же любезнейшим образом подарила мне, а также, уступив моим настояниям, подписала купленную книжечку о церкви, сочинение приходского священника. (Зачем подписать? - Cейчас...слово забыла...чтобы не забывать, вот. - И так она и подписала: "Чтобы не забывать" с датой. Надо было просить у нее автограф на ее книге, а не на книге падре. Но я не сообразила этого от радостного волнения). Наверное, мы могли бы еще побеседовать, но становилось уже отвратительно поздно, и пришлось отбыть в гостиницу, предварительно попрощавшись и с добродушной художницей, и с мадонной Беатриче, которая к прочим своим заслугам познакомила меня с ней.
Декабрь 2010 г.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031552
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 26.01.2025
Оригинал:
Sappho's Song
O cruel Love, on thee I lay
My curse, which shall strike blind the day;
Never may sleep with velvet hand
Charm thine eyes with sacred wand;
Thy jailors shall be hopes and fears;
Thy prison-mates groans, sighs, and tears;
Thy play to wear out weary times,
Fantastic passions, vows, and rimes;
Thy bread be frowns ; thy drink be gall,
Such as when you Phao call;
The bed thou liest on be despair,
Thy sleep fond dreams, thy dreams long care;
Hope, like thy fool, at thy bed's head,
Mock thee, till madness strike thee dead,
As, Phao, thou dost me with thy proud eyes;
In thee poor Sappho lives, for thee she dies.
Мой перевод:
Джон Лили. Песня Сафо
Любовь жестокая! Тебя
Прокляв, лишаю света дня.
Пусть глаз твоих приятный сон
Не тронет, чар своих лишен,
Надежда, страх – тебя запрут,
Стон, вздохи, плач – не отойдут.
Играй, чтоб время занимать,
Страсть выдумать, стишки кропать.
Да ешь ты горечь, желчь да пьешь,
Когда Фаона призовешь.
Ложись в отчаянья постель
И только снам тревожным верь.
Надежде пусть – тебя дразнить,
Безумию – тебя убить,
Как убиваешь ты меня, Фаон, гордец,
В тебе – жизнь САфо, для тебя – ее конец.
Перевод 25.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031551
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 26.01.2025
Опубліковано: Право і суспільство, №2/2023, с. 271-278.
DOI https://doi.org/10.32842/2078-3736/2023.2.2.39
УДК 341.1/8
Ідея імперії як засобу підтримки миру у творах Данте Аліг’єрі
Розглядається розвиток ідеї імперії як універсальної світської влади у творах великого поета і мислителя Данте Аліг’єрі (1265–1321). Найдетальніше ця ідея обґрунтована ним у трактаті «Монархія», але присутня і в інших творах Данте – у трактаті «Бенкет», у декількох листах, які стосуються військової кампанії у Італії імператора Священної Римської імперії Генріха VII (1269/1275–1313), який прагнув об’єднати імперію під своєю владою і якого Данте вітав як можливого поновлювача миру в Італії, у славетній поемі «Божественна комедія». Оскільки Данте не розглядає імперію як таку, що скасовує держави в її межах, – навпаки, вважає, що імператор має враховувати відмінність у правопорядках між складовими імперії, – і вбачає призначення імперії в утвердженні й захисті миру, має сенс вважати його політико-правові погляди, висловлені у зв’язку з ідеєю імперії, такими, що мають значення для розвитку міжнародно-правової думки.
Джерелом походження імперії Данте вважає Божественне Провидіння і, бажаючи довести це, поєднує докази, які знаходить і в античності, і в християнстві. Влада імперії не залежить від влади католицької церкви, хоча має поважати останню. Призначення імперії Данте вбачає у встановленні миру й справедливості, а передумову здійснення цього призначенея імперії вбачає в тому, що імператор, верховний володар, не бажатиме збільшення своїх володінь – у такий спосіб нахил людини завжди бажати більше, ніж вона має, буде подолано, й імператор зосередиться на збереженні тих, що існують, кордонів в межах імперії. До функцій імператора належить мирне вирішення спорів між складовими імперії. Говорячи про здійснення імператором правосудля, Данте визнає, що насамперед від імператора очікується милостивість, однак щодо супротивників своєї влади імператор має право бути суворим. Данте визнає також межі імператорської влади і можливість її небезпечності, яка має бути виключена шляхом взаємної підтримки авторитетів імператора та філософа.
Ключові слова: історія міжнародного права, історія міжнародно-правової думки, міжнародна інтеграція, підтримка миру, монархія, імперія, релігія і міжнародне право.
Rzhevska V. S. The idea of the Empire as means of peace maintenance in the works of Dante Alighieri
Investigated is the development of the idea of the Empire as universal secular power in the works of the great Italian poet and thinker Dante Alighieri (1265–1321). The idea is advocated by him most fully in the treatise ‘The Monarchy’, but it is also present in Dante’s other works, namely, in the treatise ‘The Banquet’, in some epistles concerning the military campaign in Italy led by the Holy Roman Emperor Henry VII (1269/1275–1313), who aspired to unite the Empire under his power and whom Dante welcomed as the possible restorer of peace in Italy, in the famous poem ‘The Divine Comedy’. Dante does not see the Empire as cancelling realms within it – on the contrary, he believes that the Emperor has to consider the difference in law and order among the Empire’s parts – and sees the establishment and maintenance of peace as the Empire’s purpose, so it makes sense to estimate his political and legal thoughts, expressed in connection with the idea of the Empire, as those that matter for the development of the international law thought.
Dante sees the Divine Providence as the source of the Empire’s coming into being, and in his desire to prove this, he joins the arguments found in Antiquity and Christianity. The Empire’s power is independent from that of the Catholic Church, though should respect the latter. Dante sees the purpose of the Empire in the establishment of peace and justice, and the premise of achievement of this purpose in the absence of the Emperor’s desire as the supreme lord to increase the Emperor’s dominions. This way the human inclination to desire more than there is in one’s possession will be overcome, and the Emperor will concentrate on the preservation of the borders existing within the Empire. The peaceful settlement of disputes between parts of the Empire is among the Emperor’s functions. Speaking on the Emperor’s performing of justice, Dante acknowledges that clemency is expected of the Emperor first of all, but the Emperor has the right to be severe regarding the opponents of his power. Dante also acknowledges the limits of the Emperor’s power and the possibility of its being dangerous, which is to be excluded by the mutual support of the authorities of the Emperor and of the philosopher.
Key words: history of international law, history of international law thought, international integration, peace maintenance, monarchy, Empire, religion and international law
Вступ. Хоча трактат «Монархія» (‘De Monarchia’) є тим твором великого поета і мислителя Данте Аліг’єрі (1265–1321), де ідея імперії, універсальної світської влади, обґрунтовується ним найдетальніше, ця ідея присутня і в інших його творах, у тому числі у його найзначнішому поетичному творі – славетній поемі «Божественна комедія». Данте вбачає призначення імперії в утвердженні й захисті миру і не розглядає імперію як таку, що скасовує держави в її межах, тому має сенс вважати погляди Данте, висловлені у зв’язку з цією ідеєю, такими, що мають значення для розвитку міжнародно-правової думки, з поправками, звичайно, на особливості епохи. Розгляд у сукупності тих творів Данте, де ним тією чи іншою мірою висвітлюється ідея імперії, дозволяє побачити цю ідею повніше, ніж при зосередженні лише на «Монархії», а також побачити, як Данте пов’язував цю ідею з політичними подіями життя Італії початку XIV cт., а саме – із військовим походом у 1310–1313 рр. до Італії імператора Священної Римської імперії Гeнріха VII (Генріха, графа Люксембурзького (1269/1275–1313), обраного королем Німеччини/римським королем у 1308 р., коронованого імператором у 1312 р.), який здійснював цей похід, щоб об’єднати імперію під своєю владою.
Серед авторів, які писали про політико-правові ідеї Данте у зв’язку з його життям та творчістю, – Л.М. Баткін [1], Ф. Вегеле [2], Е.Н. Вілсон [3], І.М. Голєніщєв-Кутузов [4], Р.В.Б. Льюїс [5], Дж. Рууд [6], М. Стріха [7].
Постановка завдання. Метою цього дослідження є розгляд розвитку ідеї імперії у творчості Данте Аліг’єрі шляхом поміщення трактату «Монархія» у контекст інших його творів.
Результати дослідження. У четвертій книзі трактату «Бенкет» (‘Il convivio’), написаного близько 1304–1306 рр. [6, с. 249], Данте у зв’язку з поняттям благородства стисло розглядає призначення Mонархії (‘Monarchia’) і завдання імператора. Тут він надає визначення Монархії як єдиної держави, єдиного князівства (‘uno solo principato’) [8, c. 223]. Існування Монархії, очолюваної однією людиною, Данте пояснює декількома причинами, що взаємодіють: з одного боку – тим, що для щасливого життя люди потребують допомоги інших людей і тому потребують об’єднання (Данте вбачає щасливе життя метою, заради досягнення якої створене людське суспільство), а з іншого боку – властивістю людської природи завжди бажати більшого, ніж те, чим людина вже володіє. В останній властивості Данте вбачає причину воєн, і для запобігання ним, на його погляд, і має існувати Монархія: «Тому, щоб покласти край цим війнам і їх причинам, необхідно, щоб вся земля, яку надано у володіння людському роду, була Монархією, тобто єдиною державою, і мала єдиного державця, який, володіючи всім і не маючи бажання мати більше, тримав би держави (буквально «королівства» (li regi)) в межах їх кордонів, щоб між ними був мир, у якому перебували б міста, і у цьому стані сусіди любили б одне одного, у цій любові дома задовольняли б кожну свою потребу, через що людина жила б щасливо, для чого вона і народжена» [8, c. 222–223]. Варто помітити, як Данте будує ланцюг між організацією життя людства як найбільшої спільноти, менших спільнот у її рамках і щастям кожної окремої людини. Природні схильності людини виступають головним чинником порушення суспільного ладу, проте заради щастя кожної людини суспільство існує. Державець Монархії за Данте не має бажати надбання більших територій, бо для нього просто не існуватиме бажання збільшити свої володіння як стимулу порушення миру; отже, зазначена Данте природна схильність людини завжди прагнути більше, ніж в неї вже є, для державця Монархії приборкана через її максимальне задоволення. Саме тому цей державець запобігатиме порушенню миру іншими учасниками очолюваної ним спільноти. Можна також одразу помітити, що, хоча Данте називає Монархію єдиною державою, існування в її межах держав зі своїми кордонами не розглядається ним як суперечність цьому.
Слова «Імперія» (Impero) та «Імператор» (Imperadore) Данте використовує для характеристики обов’язків глави пропонованої людської спільноти: «Для досконалості ладу всезагальної спільноти (religione) людського роду потрібний один, начебто керманич, який, беручи до уваги різні умови світу і різноманітні й необхідні обов’язки для впорядкування, мав би всезагальний і безспірний обов’язок наказувати. І цей виключний обов’язок названий Імперією, поза сумнівом, оскільки він є наказом для всіх інших наказів. І той, хто має цей обов’язок, названий Імператором, бо для всіх наказів він є тим, хто наказує, і те, що він каже, є законом для всіх, якому всі мають підкорятися, і кожен інший наказ одержує від нього силу й авторитет. І так виявляється, що імператорські велич і авторитет найвищі у людському товаристві» [8, c. 223–224]. Так надається найзагальніша характеристика внутрішньої організації імперії: імператор постає як верховний правотворець і джерело обов’язкової сили усіх обов’язкових актів. Нижче у цьому ж трактаті Данте дає пояснення значення слова авторитет (autoridade) як «дії автора», вказуючи, що автор (autore) – це будь-яка особа, гідна, щоб їй довіряли й підкорялися [8, c. 231].
Однак безпосередня причина, чому Данте вдається у цьому трактаті до характеристики імперії, полягає в тому, що він не згоден з поглядом імператора Фрідріха II Швабського Гогенштауфена (1194–1250, коронований імператором у 1220 р.) на те, чим є благородство, – що це стародавнє багатство й добрі звичаї – і бажає цей погляд спростувати. Для цього Данте, по-перше, доводить, що помилковий погляд імператора поширений через авторитет, яким той володіє, а по-друге, доводить, що він має право сперечатися з цим поглядом імператора. Для цього Данте вказує у своєму міркуванні на межі імператорської влади, які випливають із розуміння її призначення. Це призначення Данте визначає як правотворчість і захист права: імператор є посадовою особою, яка існує для запису, оприлюднення й виконання писаного закону (la Ragione scritta – буквально «писаного розуму»), а писаний закон був винайдений для визначення й наказу справедливості (equitade) [8, c. 244]. Справедливість же існує у діях людини, які підкорені розуму й волі – отже, на ці дії поширюється влада імператора і ними ж вона обмежується. На погляд Данте, образно обов’язки імператора можна уявити як обов’язки такого, що їздить на людській волі, вершника (lo cavalcatore de la umana volontade) [8, c. 245]. Причому важливо, що цей вершник не постає як поневолювач, як той, чиє існування може зашкодити, – навпаки, він має слугувати збереженню й досягненню миру, отже, на краще. Образ імператора як вершника, який потрібний для ладу, права – як вузди, яка не має сенсу без вершника, та позбавленої миру Італії як коня, здичавілого без належного керівництва, з’являється також у найславетнішому творі Данте – «Божественній комедії», у пісні шостій «Чистилища». Тут згадується знаменитий імператор-законодавець Юстиніан I (483–565, імператор з 527 р.) і засуджується король Німеччини/король римлян Альберт Габсбург (1255–1308, король Німеччини з 1298 р.), який не з’являвся в Італії, нехтуючи своїми обов’язками вершника:
«Поглянь по берегах морського ширу,
Злощасна, і на себе зір зведи, —
Чи є куток, який радів би миру?
Юстініан узду був назавжди
Надів тобі, в сідлі ж нема нікого, —
Тож сором став би менший без вузди.
А ви, святоші, кесаря нового
Та посадили б до його сідла,
Якби ви Бога слухали живого.
Та кінь здичавів з неслухнянства й зла
Бо від острог тоді став одвикати,
Як ваша цю вузду рука взяла.
Ти ж, німцю Альберте, волів тікати,
Бо кінь не хоче в збруї йти твоїй,
А ти ж в сідло повинен був сідати.
Бодай Суддя правдивий присуд свій
На кров твою з зірок небесних кинув
Такий, щоб ужахнувсь наступник твій!»
(«Чистилище», пісня шоста, 85–102) [9, с. 228].
Для читача, який слідкує за образністю Данте-великого поета в його нехудожніх творах, може бути цікавим, що Данте у «Бенкеті» порівнює імператора ще й з митцем та майстром, які досягли досконалості у своїй професії: авторитет імператора має ті самі засади, що й їх авторитет, і діяльність імператора Данте характеризує теж як мистецтво. Проте визначення того, що є благородством, не належить до повноважень імператора, тому в цій сфері з ним можна не бути згодним. Отже, Данте у «Бенкеті» висловлює всіляку повагу інститутові імператора й обґрунтовує його необхідність, однак при цьому доводить, що імператор не є всевладним і його повноваження мають межі, за якими підкорення імператорові має припинятися. Якщо через авторитет імператора поширюється якесь хибне твердження, погоджуватись із цим твердженням не слід.
Говорячи у «Бенкеті» про авторитет імператора, Данте розглядає його у зв’язку з авторитетом верховного філософа. На думку Данте, ці два авторитети мають діяти спільно, підтримуючи один одного. Авторитет імператора без авторитета верховного філософа небезпечний, а авторитет верховного філософа без імператорського ніби слабкий через безлад серед людей. Тому для доброго й досконалого правління авторитети імператора й філософа мають, на думку Данте, поєднуватись [8, c. 234]. Данте, отже, визнає у цьому міркуванні, серед іншого, що авторитет імператора може бути небезпечний, і обстоює авторитет філософа як засіб виключення цього.
Порівняння четвертої книги «Бенкету» з трактатом «Монархія», написаним пізніше (на поширений погляд, у 1313 р.), дозволяє помітити наступне:
У обох цих творах проводиться думка про те, що існування імперії має бути запорукою миру і що глава імперії має бути гарантом миру саме тому, що не може бажати збільшення своїх володінь [10, с. 46-47]. Значення назви «імперія» детально пояснюється Данте саме у четвертій книзі «Бенкету». У «Монархії» Данте зауважує, що імперією звичайно називають світську монархію, яку він визначає тут як «єдину владу, яка стоїть над усіма владами в часі і понад те, що вимірюється часом» [10, c. 22].
У обох цих творах обґрунтовується необхідність існування саме імперії, очолюваної Римом, право римського народу на імперію. У «Бенкеті» Данте посилається заради цього на Провидіння. У «Монархії» цьому його твердженню надається детальніше обгрунтування, якому присвячена друга з трьох книг – складових цього трактату. На користь цього твердження Данте висуває наступні аргументи:
Римський народ одержав імперію як найзнатніший, бо батьком римського народу був славний цар Еней, втікач з Трої, який успадкував знатність як від предків, так і від своїх дружин. При цьому остання дружина Енея, Лавінія, походила з Італії, яку Данте характеризує як «найзнатнішу область Європи» [10, c. 62].
Вдосконалення Римської імперії підтримувалося дивами, з чого випливає, що ця імперія до вподоби Богу, бо дива творить лише Бог [10, c. 63]. Серед див, які у цьому зв’язку перераховує Данте – знаменитий порятунок Риму гусем [10, c. 64].
Підкорюючи собі світ, римський народ мав на меті загальне благо, що підтверджується його подвигами [10, c. 66]. Данте наводить приклади відомих особистостей з римської історії, чиє життя було присвячене загальному благу. На погляд Данте, римський народ одержав право підкоряти світ, бо загальне благо є метою права, а «будь-який, хто має на увазі мету права, одержує право» [10, c. 71].
Рим і його народ самою природою призначені владарювати світом [10, c. 75].
Римський народ одержав імперію у двобої з іншими народами, що боролися за владу над світом, – отже, це відбулося згідно Божого рішення і згідно права. Це твердження надає Данте змогу висвітлити уявлення про правила війни за аналогією до правил двобою. Як такі правила він називає необхідність попереднього вичерпання мирних засобів вирішення спору і саме встановлення справедливості за спільною згодою сторін як мету боротьби, надаючи особливе значення відсутності матеріальної зацікавленості як її причини [10, c. 79–89].
Римська імперія була визнана Христом на початку і наприкінці місії. З народження Христа у час, коли римський імператор оголосив перепис населення в імперії, випливає визнання Христом справедливості наказу про цей перепис, виданого Августом від імені римського народу, і юрисдикції, яка є основою цього наказу [10, c. 91]. Як визнання Христом Римської імперії має також, на погляд Данте, розглядатися страта Христа за вироком повноважного судді: у цей спосіб було покарано гріх Адама, тому суддя мав володіти юрисдикцією щодо всього людства [10, c. 92–94].
Можливо, більше значення, ніж те, чи погоджується сучасний нам читач з аргументами, які наводить Данте на користь Римської імперії, має cтаранна розробка Данте аргументації, яка мала бути зрозумілою для його сучасників, співвітчизників і єдиновірців.
У «Монархії», на відміну від «Бенкету», розглядається роль імперії для забезпечення справедливості і монарха/імператора як суб’єкта мирного вирішення спорів. Монарх зможе вирішувати спори між іншими правителями саме тому, що матиме більші, ніж вони, повноваження, оскільки рівний над рівним не має влади [10, c. 36], [11, с. 317]. Найвищу силу справедливість має тоді, коли властива тому, хто володіє найвищою в світі волею й владою, тобто монархові [10, c. 38].
У «Монархії» детальніше, ніж у «Бенкеті», мовиться про те, що монарх має керувати різними складовими імперії за збереження їх правопорядків: «Адже народи, королівства й міста мають свої особливості, які належить регулювати різними законами» [10, c. 48].
Якщо у «Бенкеті» пара носіїв авторитета, які можуть бути протиставлені, але мають доповнювати один одного для загальної користі, – це імператор і філософ, то у «Монархії» подібною парою стають монарх/імператор і Папа Римський. У випадку «Монархії» протиставлення значно драматичніше і має важливіші політичні наслідки, бо пов’язане із характерною для Середньовіччя і, зокрема, для Італії боротьби за владу. Данте у третій книзі «Монархії» ґрунтовно доводить, що влада монарха/імператора має своїм джерелом волю Бога, а не римського первосвященика, але наприкінці книги закликає Цезаря, тобто імператора, виявляти Петрові, тобто Папі Римському, таку повагу, яку первородний син виявляє до свого батька [10, c. 138].
Характеристика монарха/імператора, надана у «Монархії», дозволяє бачити в ньому «наднаціонаональну особу», якає водночас є джерелом піклування інших правителів про їх підданих і піклується про всіх в універсальному масштабі [11], [12].
Окрім великих творів, ідея імперії розвивається Данте також у декількох листах, пов’язаних із введенням військ до Італії Генріхом VII.
У листі, зверненому до всіх королів Італії, сенаторів Вічного міста, тобто Риму, герцогів, маркізів, графів і народу, не датованому, але написаному, ймовірно, в січні 1311 р., коли Генріх VII коронувався в Мілані королівською короною Італії і Данте був при цьому присутній [4, c. 284], Данте закликає їх вітати Генріха VII, якого називає новим Мойсеєм і нареченим Італії, та підкоритися його владі. У цьому листі висвітлені ролі імператора як неодмінного встановлювача миру і захисника справедливості, що передбачає здійснення з його боку і покарання, і помилування, а також пояснюється походження імператорської влади. Імператор знищить мечем лиходіїв і здасть свій виноградник в оренду іншим землеробам, які нададуть плід справедливості у час збору врожаю, але він же буде милосердним, бо пробачить усіх, хто попросить милості, оскільки він є Цезарем і його велич витікає з джерела милосердя. Імператор також принесе порятунок тим, які страждають, пригнічені. Данте доводить, що влада імператора дана Богом, включаючи у своє доведення слова Христа, звернені до Пілата, що повноваження намісника Цезаря, якими той хвалився, походять з неба. Тому будь-які сумніви в тому, що імператор є державцем, посланим Італії Богом, мають бути відкинуті: «визнайте, що Пан неба і землі призначив нам короля» [13, с. 383].
Данте використовує у цьому листі на підтримку Генріха VII також посилання на благословення, одержане імператором від Папи Климента V (1264–1314, понтифікат з 1305), наступника апостола Петра. Однак згодом Климент V повівся із Генріхом VII підступно, тому Данте у «Божественній комедії» засуджує Папу вустами своєї коханої Беатріче:
«Префект на божім форумі такий:
З ним зовні буде приятель, а тайно
Штовхатиме його на шлях тяжкий».
(«Рай», пісня тридцята, 142–144) [9, с. 529].
За провіщенням Беатріче, Климент V має по смерті потрапити до Пекла, а на Генріха VII чекає трон у Раю.
У датованому 31 березня 1311 р. листі, зверненому до найнегідніших флорентійців, які перебувають в місті, – на противагу йому, який незаслужено є вигнанцем, – Данте висловлює гнів і презирство своїм співвітчизникам за їх небажання визнати владу Генріха VII. Данте починає цей лист, виголошуючи, що священна Імперія римлян виникла за рішенням милостивого провидіння вічного Царя, і що її призначення –- спокій людського роду і його життя відповідно до права, так, як вимагає природа. Ближче до кінця листа Данте зауважує також, що імператор прийшов заради не свого, а загального добробуту. Небажання визнати владу імператора є запереченням вищої волі, яке не заслуговує на милосердя, і Данте змальовує досить страшну картину покарання засліплених жадібністю флорентійців за непокору імператорові. Данте оголошує співвітчизникам, що вони повстають проти справжньої свободи заради хибної. Щодо найвищої свободи Данте запитує: «Справді, чим вона є, якщо не вільним перекладом волі у дію, що закони полегшують для тих, хто їм слідує? Тому, оскільки вільні лише ті, хто добровільно підкоряється закону, ким вважаєте себе ви, які, хоча заявляєте про любов до свободи, змовляєтеся, попри всі закони, проти державця законів?» [14, c. 395]
У листі, датованому 17 квітня 1311 р. і зверненому до самого імператора, Данте закликає його вирушити до Тоскани для повалення тамтешньої тиранії, яка чинить спротив імператорській владі. Данте говорить у цьому листі не лише від свого імені, але й від імені усіх тосканців, які бажають миру. На погляд Данте, імператор має знищити самий зародок спротиву своїй владі, щоб не припустити поширення цього спротиву. Характеризуючи тут імператорську владу, Данте одразу ж, вже у зверненні до свого адресата, вказує на Божественне провидіння як на її джерело; проголошує у перших рядках листа, що імператор має захищати спадщину миру, на яку через свою заздрість посягає диявол; згодом Данте називає імператора наступником Цезаря й Августа, «посланцем Бога, сином церкви і просувачем римської слави» [15, c. 403], зазначає, що Христос своїм народженням визнав імператорську владу, і нагадує, що територіально ця влада не обмежується ані Італією, ані Європою. Таким чином помітно, як у своєму обґрунтуванні імператорської влади Данте спирається і на античність, і на християнство – і на історію Римської імперії, і на Євангелія.
Висновки. Розгляд ідеї імперії у творах Данте Аліг’єрі дозволяє побачити, що Данте визначає божественне Провидіння – як джерело походження імперії, поєднуючи на доказ цього античність і християнство, встановлення миру та справедливості – як призначення імперії і те, що імператор не бажатиме збільшення володінь, – як передумову здійснення її призначення. Захоплений ідеєю імперії, Данте все ж визнає, що влада імператора не є необмеженою і може бути небезпечною – останньому можна запобігти, якщо авторитет імператора діятиме спільно з авторитетом філософа. До завдань імператора належить мирне вирішення спорів між іншими, належними до імперії, правителями та керівництво складовими імперії при тому, що їх правопорядки зберігаються. Хоча насамперед від імператора очікується милостивість, він має право бути суворим, караючи супротивників своєї влади, бо ця влада походить від божественного Провидіння і тому, що імператор має захищати загальне благо – отже той, хто повстає проти нього, заради хибної свободи посягає на справжню.
Список використаних джерел:
Баткин Л.М. Данте и его время. Ленинград: Наука, 1965. 199 c.
Вегеле Ф. Данте Алигьери. Его жизнь и сочинения / перевел с нем.,с третьего изд. Веселовский А. Москва : Издание Солдатенкова К.Т., 1881. 446 c.
Wilson A.N. Dante in love. New York : Farrar, Straus and Giroux, 2011. 386 p.
Голенищев-Кутузов И.Н. Данте. М: Молодая гвардия, 1967. 288 с. (Жизнь замечательных людей).
Lewis R.W.B. Dante. A life. New York : Penguin Books, 2009. 205 p.
Ruud J. Critical Companion to Dante. A literary reference to his life and work. New York: Facts on File, 2008. 566 p.
Стріха М. Данте Аліг’єрі та його «Божественна комедія». Здолавши півшляху життя земного… : «Божественна комедія» Данте та її українське відлуння / пер. з італ. та упоряд. М. Стріха. Київ: Факт, 2001. С. 9 – 28.
Dante Alighieri. Il Convivio. Tutte le opere. Opere minori: nel 2 vol./ a cura di F. Chiappelli, E. Fenzi, A. Jacomuzzi, P. Gaia. Torino: Unioine Tipografico-Editrice Torinese, 1986. Ristampa 1997. V. 2. P. 9–322.
Данте Аліг’єрі. Божественна комедія / переклад з італійської та примітки Євгена Дроб’язка. К: Видавництво художньої літератури «Дніпро», 1976.
Данте Алигьери. Монархия / пер. с итал. В.П. Зубова; комментарии И.Н. Голенищева-Кутузова. Москва: Канон-пресс–Ц–Кучково поле, 1999. 192 c.
Ржевська В.С. Міжнародно-правові ідеї Данте Аліг’єрі щодо підтримки миру. Часопис Київського університету права, 2013, №1. C. 316–320.
Ржевская В.С. Империя в представлении Данте Алигьери: «вечный мир», а не «коллективная безопасность». Международное право как основа современного миропорядка. Liber Amicorum к 75-летию проф. В.Н. Денисова : моногр. / под ред. А. Я. Мельника, С. А. Мельник, Т.Р. Короткого. Киев; Одесса : Фенікс, 2012. C.424–441.
Dante Alighieri. Epistola quinta. Tutte le opere. Opere minori: nel 2 vol./ a cura di F. Chiappelli, E.Fenzi, A.Jacomuzzi, P. Gaia. Torino: Unioine Tipografico-Editrice Torinese, 1986. Ristampa 1997. V. 2. P. 375–385.
Dante Alighieri. Epistola sesta. Tutte le opere. Opere minori: nel 2 vol./ a cura di F. Chiappelli, E. Fenzi, A. Jacomuzzi, P. Gaia. Torino: Unioine Tipografico-Editrice Torinese, 1986. Ristampa 1997. V. 2. P. 386–399.
Dante Alighieri. Epistola settima. Tutte le opere. Opere minori: nel 2 vol./ a cura di F. Chiappelli, E. Fenzi, A. Jacomuzzi, P. Gaia. Torino: Unioine Tipografico-Editrice Torinese, 1986. Ristampa 1997. V. 2. P. 400–411
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031537
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 25.01.2025
Хотіла перекласти цей вірш. Знайшла в Мережі збірку криворізької поетки Любові Баранової [url="https://www.calameo.com/read/00615336566a79c5bc8c3"]"Переклик голосів"[/url], переклади Ахматової українською. Там є переклад цього вірша, досить точний, за одним лише винятком: у перекладі Флоренцію названо пітьмою святош. Ні, Данте вигнали не святоші.. Але в іншому переклад точний, а вариантів мало. Постраждала дві доби, вирішила свавільничати.
Оригінал:
Данте
Il mio bel San Giovanni
Dante
Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою.
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы.
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть,—
Но босой, в рубахе покаянной,
Со свечой зажженной не прошел
По своей Флоренции желанной,
Вероломной, низкой, долгожданной...
1936
Мій переказ:
З Анни Ахматової
Данте
Il mio bel San Giovanni
Dante
І померлий він не повернувся
У стару Флоренцію свою.
Цей, хто, ідучи, не обернувся,
Цей, для кого пісню цю творю.
Факел, ніч, востаннє обійняти…
Долі дикий вий покликав в путь.
В пеклі був – її щоб проклинати,
В раї був – не міг її забуть, –
Та як той, кого розплата давить,
В соромі й спокуті не пройшов
По Флоренції, що в серці править,
Тій, що дурить, зраджує, так вабить…
Переклад 25.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031522
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.01.2025
Две картинки из киевского метро 90-х
2. Распространитель
Технически образованный человек с независимым характером и потребностью творческого самовыражения нашел наконец работу.
Работа заключалась в распространении билетов на всякие, в основном приезжие, шоу. И находилась на обочине подземного пути: невдалеке от стеклянных дверей в вестибюль окраинной станции метро, около кассы, в самом конце, он же – начало, плотно населенного перехода. В таком месте живущий в нормальном ритме пассажир думает о том, чтобы пойти на шоу, две с половиной секунды для себя незаметно.
Через два с половиной месяца регулярные посетители перехода поняли: рядом с ними – артист. Этот переход – любопытнейшее место, к сожалению, мало удостоенное внимания. Его в тесноте, но не в обиде, населяют механические, биологические и человеческие раздражители. Если заходить с улицы, переход начинается как низкий узкий коридор. Здесь стоит завесой розовый запах, гогочут и перезваниваются женские голоса. Цветочницы ведут в раскрашенных и усыпанных блестками зарослях неугомонную общую жизнь – ежедневно ткут ее из до предела натянутых упорных нитей. Потом будет поворот. Проходить его надо ловко: он приходится на пространство между двумя столами, с которых чуть не осыпаются веселые картинки, смешные новости, обнадеживающие телепрограммы, безнадежные анекдоты, четырехуровневые кроссворды с сюрпризом, числовые ребусы, отечественные узоры для вышивок, рецепты народной медицины, полезные советы отовсюду. Поворот налево – ворота в продолжение перехода. Здесь попросторнее. Стены расступаются, по средней линии бежит полоса приземистых прямоугольных колонок, сверху опоясанных орнаментом: треугольники, бежевые на желтом, сложенные из трех четырехугольных бежевых плиток, две – по краям, одна – между ними, пониже. Стены и колонны подпирают, поделив участок на условные квадраты, одиночные продавцы закусок и игрушек, побрякушек и кандидатов в домашние любимцы. Уникальное было бы место по многообразию, пестроте и количеству мало надеющихся на спрос предложений, но – слишком много таких переходов.
Свой сегмент рынка распространитель билетов выкроил настойчивым призывом:
- Граждане уважаемые пассажиры! Не спешим, не торопимся. Не торопимся и не спешим.
Повторяя это через неравные промежутки времени, он по пять шагов туда-обратно прохаживается на своем участке. Возвышение у входа в метро служит подмостками для него, для двух очередей, протянувшихся к кассам, и для еще нескольких беспокойных, топчущихся перед телефонами-автоматами, заключенными в большие висячие панцири. Между двумя воображаемыми границами в размазанном пятне желтого света он вращается, от точки к точке и назад, как ножка циркуля, бесконечно наводящая один и тот же фрагмент окружности. На верхушку циркуля бывает натянута лыжная шапочка с помпоном. Больше, проходя, особенно не рассмотришь: темно и некогда.
Он должен говорить о «звездах»: так было задумано. На стене в пределах его территории висит до трех афиш с портретами, а то и три сразу. Одна «звезда» аккуратная, элегантная, с букетом ландышей или подснежников и с приятной улыбкой. Она исполняет популярные мелодии. Другая, обычно центральная «звезда» - нестареющая, пышно-страстная, с отвязным выражением лица и глазами тоскливыми. Она поет вечные шлягеры. Третья «звезда» чаще всего коллективная и состоит из нескольких прыгучих певцов юного возраста. Эти жарят горячие хиты. Продавец билетов в зависимости от сценического образа мысленно делит «звезд» на скелеты, махаонов красочных и голопузиков. К портретам гастролеров иногда присоединяются какой-нибудь гитарист на черном фоне и фасад городского цирка. О них продавец не шутит: они – его любимые. Потолок подземки – не ночной небосвод, и для других звезд на нем не место.
… Сперва он делал, как надо. Он говорил нараспев о будущих концертах, разнообразя объявления прибаутками и сплетнями. Но ему стало чудиться, что потенциальные клиенты заранее знают, что он хочет сказать, даже если никто не успел с утра купить ни одного издания из украшавших столы в переходе. Если он имеет сообщить большой и скандальный секрет, который сам придумал, его уже угадали. Жизнь «звезд» выглядит лучезарной, известной и ненужной. Он был в этом уверен. Редко-редко лицо проходящей старушки просветлялось в ответ на отсутствующий взгляд портрета, причисленного им к категории скелетов. Или девицы при виде махаона или голопузиков начинали будоражиться и игриво шептаться. Этих крохотных проблесков симпатии он почти не замечал. А замечая, презирал и не верил, хотя для него они значили деньги.
Как-то, в честь приезда очередного известного гитариста, он прервал традиционную рекламную фразу и через весь коридор, пересекая его обыденное течение, провозгласил строчку из стихов на музыку этого гитариста. Слова ее несли печаль отчаяния, но ритм выражал отвагу действовать каждым шагом. Фраза упала по-шлагбаумному и перерубила бег в переходе. Зашарили несколько всполошившихся взглядов. Одна шеренга повернула головы. Блеснула чья-то улыбка. Он был раздавлен собственным впечатлением от своей выходки. Если чужие люди решили, что у тебя не все дома, по-настоящему стыдно только тогда, когда сам ты с ними согласен.
Заливая злость, он перешел на анекдоты. Он знал много и любил такие, которые не в бровь, а в глаз, не заботясь о приличиях. У него самого не получалось придумать анекдот как следует: получалось точно, но не смешно. Но кто на ходу услыхал начало анекдота, тот уже не расслышит конец. Общее впечатление не лучше, чем от выкинутых из песни слов, и он опять не мог устроить, чтобы самому не было скучно.
Его скребло безучастие. Он знал, и на глазах подтверждалось, что среднее за сезон количество покупателей билетов не зависит от него и определяется законом, известным ему и существующим вне его. Их будет так мало, что непонятно, зачем понадобилось ставить его и вешать пятнистые фотофизиономии в этом галдящем, ползущем переходе. Это-то ему было неприятно. Негодование от никчемности стегало его и заставляло изобретать выкрутасы, чтобы разворошить рутину и забыть о своей роли ходячего приложения.
Он теперь говорит все про всячину. Он отзывается на новости дня, цитирует затасканные хохмы и удобряет все это «звездными» шалостями, произнося их с важной таинственностью, как прогноз погоды. Не было для него такой заумной сложности, которую нельзя сказать простым словом. Его укола не выдержит никакая фальшь, а вместе с фальшью возвышенные идеи хромают от гирьки-смешка, которую он им привесил. Он отражает и обиду на безразличие, и скрытый лживый или смешной смысл того, о чем говорит, и отвращение к себе самому за то, что хочет показаться на ходу остроумным и добровольно корчит идиота. Из этих обид создалось и заточилось шило азарта; оно колет его, когда иссякают слова, дополнительной злостью, и он кричит с бессильной важностью:
- Не спешим, господа пассажиры! Не торопимся и не спешим!
- Неохотно он всегда говорил о политике. Уж тут-то, кажется, можно было сказать, но как раз тут он ощущал тесноту. Он считал себя разумным человеком, а цель разума видел в том, чтобы жизнь была уютной и удобной - пусть не сразу счастливой. (Особенно очевидно это было поздней осенью и зимой, когда он глядел на вяло текущее либо приступами мчащееся человечество с расколотым в отдельных лицах выражением усталости от преодоления препятствий). Политику он представлял себе такой скользкой плоскостью, на которой все только и стремятся извратить цель разума. Можно было мстить им словами. Но шутки над политикой возвращали его к горечи собственной беспомощности. Там, кстати, говорили на таком извилистом языке, который был создан для пародии, но у него получалось только перевести все короткой понятной фразой вроде: «Все они тупицы!» или «Нужно жить, хотя все они сволочи».
- Прежде, чем привыкнуть, его запомнили. Его стали касаться любопытные взгляды, усмешки, улыбки. Два раза в день, а то и чаще, проходя обычным маршрутом, люди, незаметно для себя, поджидали, как услышат мерно вещающий голос, и, еще не разобрав ни слова, начинали кто морщиться, кто – посмеиваться. В этом смехе выражается признание – «стоящий человек» - но со стороны оно может задеть, даже больно. Его узнавали, почти не видя, и помнили, едва обращая внимание. Когда он чувствовал спиной и плечами эти вспышки интереса, они согревали его и он юродствовал со вдохновением. Если подошедшая купить билеты в цирк мамаша или знающий любитель приезжих рокеров оказывались недостаточно расторопны, им было несдобровать. Они включались в представление. Без единой откровенной обиды, но так, что от гнева перехватывало дух, подземный продавец билетов издевался над их воображаемой глупостью. Он заводился еще пуще, не переставая изображать подобострастную вежливость, если видел, что клиент отчаянно не понимает, в чем дело. Дело было в сцене.
Не портреты, приросшие к стенам, а болтливый продавец стал «звездой» обывателей этого перехода. На него, со временем, распространили то же отношение, какое бывает к «звездам», - равнодушное внимание, смешанное с усталостью от повтора.
Что бы он ни придумывал, чему бы ни улыбались случайно услышавшие его прохожие, каждый из них мог бы повторить на память только фразу, которую он использовал, когда нечего было сказать или для раскачки. Он по-прежнему был беспощаден к другим, но и сам получал и в спину, и в лицо:
- А этот чувак все не торопится….
- Мужик, ты торопиться когда-нибудь начнешь?
Паразиты унижают творчество. Продавец скалил зубы и подальше посылал неопознанного. Но тот еще раньше уносился в потоке людей.
Ему все чаще хотелось молчать. Бытовая тема не бездонная, она лишь сперва кажется такой. На деле это все те же не деньги, а их количество, мужчины, женщины и дети в разных комбинациях, лапша на уши и уши для лапши. Ими была наполнена приплюснутая подземная змея, они двигались к обоим ее концам и просеивались высверком стеклянной двери. Очевидно причудливое и многообразное возможно было повторить, только втиснув в надоевшие шаблоны. И перебирать это мертвое богатство, притворяясь, что знаешь его подноготную, такой мудрый гуру – самообман, обман, пустошь.
Неожиданное, но предсказуемое, произошло однажды. Он остановился, отдыхал, сложив руки за спиной, вцепившись в локти, и не думал о том, какое у него сейчас лицо. К нему сзади кто-то пристроился, подождал немного, и заговорил женский голос, поборовший нерешительность:
- Репродуктор, здравствуйте! Всегда мечтала с вами познакомиться…
Признание его обрадовало и даже осветило. Почти впервые он выступил из темноты, и отважно-веселые каштановые глаза глянули с благодарностью на девушку.
Но об истории отношений с девушкой стоило бы больше говорить, если бы она отменила переход с его бесконечным движением. В жизни репродуктора она развивалась своим путем, подчиняясь отдельным превратностям и создавая особенные закоулки. А переход никуда не исчез, и равнодушное движение в нем хотя и спадает временами, но продолжается…
Через каждый час над переходом останавливается электричка. Над потолком тогда что-то большое гулко перекатывается, и раздается тяжелый, как спросонья или от лени, неохотный удар, за ним другой. От ударов появляется ожидание: «Ну вот, опять…» «Еще раз…» И точно, со всех сторон спрыгивают, скатываются, соскакивают суетливые люди и наполняют переход своим стремлением к известным им целям снаружи. Коридор по обе стороны от ряда колонок на глазах заполняет толпа, объединенная общим негодованием, что надо быстрее… Когда толпа проходит и между колоннами появляется простор, после многих шагов и голосов в переходе стоит приглушенный непрерывный шорох, словно разрывают и разбрасывают густые и мягкие, лежащие слой на слой, пласты листьев, невидимо разлетающихся.
Продавцы раскладывают аккуратными рядами разноцветные коробки сигарет или хохлятся над мешками, где насыпаны груды семечек, черных, как земля. Хозяйка колеблет пуховой мячик на шнурке под носом у серого, гладенького котенка; пузатого лобастого щенка отдают в руки покупателю, а на полу щенок-игрушка верещит, качается, мигает и кивает, из себя выходит, только бы на него обратили внимание. Цветочницы заворачивают букеты в хрустящие бумажные листы. Проникая в переход через боковые входы с лестницами, солнце днем мажет облицованные стены кое-где островками и полосами блеска, а по утрам и по вечерам под потолком горят лампы, как больные глаза. Торговцы и милиция, которая появляется, чтобы их выгнать и некоторое время затем контролируют вновь занятые владения, поддаются оцепенению усталости. У колонн и под стенами они приспособились изображать живые декоративные фигуры.
У себя в углу говорящий циркуль останавливается и смотрит на них, отключив и голос, и мысли. Он отводит глаза от бегущих людей, но и не глядя, так же чувствует их перемещение, как и холод на щеках.
У него вздрагивает подбородок, и он перелетает взглядом с одного на другое. Орнамент на стене напротив под потолком тот же, что и на колоннах: треугольники, бежевые на желтом, сложенные из трех четырехугольных бежевых плиток, две – по краям, одна – между ними, пониже. Он смотрит бессознательно долго, потом проскальзывает идея, что рисунок на что-то похож.
«Собака», думает он. «Точно, собачья морда». И представляет: совершенно беспородная мордашка, серьезная, хитрые огоньки в ожидающих чего-то от тебя глазах. С лохматыми висячими ушами и с крупинкой света на подрагивающем носу. «Это лицо, - думает он, - не морда, а лицо, как в том анекдоте. Лицо, потому что есть вы-ра-же-ние…» Сотни изображений лиц, убегающих в разные стороны, протянувшихся по стене цепочкой, для портрета слишком абстрактные, ну да ведь за такой схемкой – настоящие лица…»
От придуманного сравнения ему стало неожиданно хорошо и любопытно прислушиваться и к самому себе, и к тому, что кругом делается. В нем просыпается необъяснимая радость, и тем лучше, что причина ее почти сразу же забылась. Он опять увидел бесконечное человеческое мелькание, а немного спустя, услышал, как сверху стукнула электричка. Улыбнулся мысли, что их не исправить. Вдохнул, расправил плечи и завелся по-новому, прохаживаясь вдоль стены со «звездами»:
- Господа пассажиры, я вас люблю. Взялись вы на мою голову! Не торопимся и не спешим…
3.11.2005
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031317
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 22.01.2025
Две картинки из киевского метро 90-х
1.Кобзарь
В переходе между двумя центральными станциями киевского метро еще несколько лет назад замечали старинного музыканта.
Вот как это бывало.
Объявлена станция. Размыкаются двери, и по двое – по четверо пассажиров высыпаются из каждого вагона на освещенный белыми лампами перрон. Огибают стены, по которым вьются глазастые, распахнутые или мечтательно сомкнутые цветы: узоры из цветов впечатаны в станционные пилоны. Из основного зала на пересадку ведет арка с лестницей, и в нее, ступень за ступенью, забирается, с шорохом и кашлями, волнующееся многоголовое полотно проезжающих.
Переход – широкий и наполненный ярким светом коридор с закругленным потолком. По нему движутся все в одну сторону, без встречи и возврата. Торговля здесь мелкая, и уже в самом начале коридора слышен одинокий мужской голос. Он что-то говорит громко и с возвышающейся интонацией. Не то декламирует, не то заклинает, не то причитает.
Чем ближе, тем голос делается бодрее. В его одиночестве не слышно, кажется, ничего устрашающего – не так, как у сумасшедших, которые вещают всем и никому. Еще ближе – звенят струны. А-а, это кобзарь…
Спиной к стене на низком стульчике сидит широкоплечий старик. Единичные любопытные взгляды на долю минуты цепляются за него и, словно отталкиваясь от него, отпускают. В холодное время на нем серое длинное пальто и мохнатая шапка. Когда тепло – ухоженный черный костюм; поверх черного светят белые с красным язычки – краешки воротника густо вышитой рубахи. На коленях его – бандура: половина огромного зерна, пустившего кверху загнутый росток – шейку с грифом. Звучит высокими всплесками и глубокими низами, как будто горстки брызг от руки или от весла, умножающих солнце, нарушают светлую гладь воды с долгими темными отражениями деревьев. (Была ли у него коробка или банка для денег? Ей полагалось быть). Смуглое лицо в глубоких струящихся морщинах обращено поверх бандуры и текущих мимо людей. Глаза – обжигающие орехи.
Песня, издалека звучащая унылым заклинанием, вблизи изменилась. Теперь это плясовая. Что-то радостное, удалая, довольная собой слава идет вприпрыжку, и припев про вареники. Если и не весело, то забавно, тем более, что голос у старого кобзаря – не очень. Раньше явно был замечательный: сильный, но мягкий, не гордящийся силой. Сейчас – оглушился, треснул и стал как сухой стебель.
Около места, где сидит кобзарь, пол коридора делает незаметный наклон. Как раз тогда, когда можно разобрать слова песни – одну строчку – шаги прохожих поневоле убыстряются. У каждого, кто идет по переходу, шаги делаются быстрее и попадают в ногу, и сложившиеся на ходу в толпе волны вытягиваются молниями – резкими направленными вперед зигзагами. От шаркания ног, совпадающего топота, шуршания одежды в переходе мерещится больше людей, чем есть на самом деле, словно их общее отражение в звуках плывет за ними под сводом.
Это почти дождь, катящиеся капли. Всякий знает, что идет сам по себе, потому что на склоне нельзя не руководить своим шагом и не удерживать его от бега. Но напор сзади нигде не ощутим так, как здесь. Всех сразу нечаянное образовавшееся единство, обгоняя мысли, сносит к концу коридора, где поворот налево, где очередная арка просеет и выпустит их.
21.06.05
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031316
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 22.01.2025
Robert Herrick. A kiss український переклад
Оригінал:
A KISS.
by Robert Herrick
WHAT is a kiss ? Why this, as some approve :
The sure, sweet cement, glue, and lime of love.
Мій український переклад:
Роберт Геррік
Цілунок
Що є – цілунок? Вам підтвердять знов:
Солодка суміш, зміцнює любов.
Переклад 10.01.2025
R. Herrick. To his Valentine on St. Valentine's day український переклад
Оригінал:
TO HIS VALENTINE ON ST. VALENTINE'S DAY.
by Robert Herrick
OFT have I heard both youths and virgins say
Birds choose their mates, and couple too this day ;
But by their flight I never can divine
When I shall couple with my valentine.
Мій український переклад:
Роберт Геррік
Його коханій у Валентинів день
Від юнаків і юнок чув я сам:
Сьогодні паруватись час пташкам.
Та по польоту птах узнать несила,
Коли спарується зі мною мила.
Переклад 10.01.2025
R. Herrick. To his Valentine on St. Valentine's day український переклад
R. Herrick. What kind of mistress he would have український переклад
Оригінал:
WHAT KIND OF MISTRESS HE WOULD HAVE.
by Robert Herrick
BE the mistress of my choice
Clean in manners, clear in voice ;
Be she witty, more than wise,
Pure enough, though not precise ;
Be she showing in her dress
Like a civil wilderness ;
That the curious may detect
Order in a sweet neglect ;
Be she rolling in her eye,
Tempting all the passers-by ;
And each ringlet of her hair
An enchantment, or a snare
For to catch the lookers-on ;
But herself held fast by none.
Let her Lucrece all day be,
Thais in the night, to me.
Be she such, as neither will
Famish me, nor overfill.
Мій український переклад:
Роберт Геррік
Яку він хотів би коханку
Я ось яку коханку мати хочу:
Манери гарні, голос, мов дзвіночок,
Щоб розум гострий мудрувать не брався –
Щоб чисто міркував, та не чіплявся.
В одежі стиль такий хай обирає,
Щоб був мов глухомань, де думка грає,
Щоб завжди споглядач цікавий визнав:
У безладі сховали лад умисно.
Хай погляд жвавий матиме і пильний,
Щоб спокушав усіх, кого зустріне.
Хай кожне кучерів її колечко
Чарує чи веде в полон сердечний.
Нехай би всіх зустрічних підкоряла,
Проте сама б свободу зберігала.
Нехай була б Лукрецією днями,
Та Таїс – як ми будем вдвох ночами.
Нехай моє пробуджує бажання
Без голоду та без переїдання.
Переклад 11.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030493
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.01.2025
Оригинал:
A KISS.
by Robert Herrick
WHAT is a kiss ? Why this, as some approve :
The sure, sweet cement, glue, and lime of love.
Мой перевод:
Роберт Геррик
Поцелуй
Что значит - поцелуй? Найдут вам подтвержденье:
Смесь сладкая. Она – любви скрепленье.
Перевод 10.01.2025
Оригинал:
TO HIS VALENTINE ON ST. VALENTINE'S DAY.
by Robert Herrick
OFT have I heard both youths and virgins say
Birds choose their mates, and couple too this day ;
But by their flight I never can divine
When I shall couple with my valentine.
Мой перевод:
Роберт Геррик
Его возлюбленной в Валентинов день
Он и она твердить не устают:
Сегодня птицы пары создают.
Но указать не мог мне птиц полет,
Когда соединенье с милой ждет.
Перевод 10.01.2025
Оригинал:
WHAT KIND OF MISTRESS HE WOULD HAVE.
by Robert Herrick
BE the mistress of my choice
Clean in manners, clear in voice ;
Be she witty, more than wise,
Pure enough, though not precise ;
Be she showing in her dress
Like a civil wilderness ;
That the curious may detect
Order in a sweet neglect ;
Be she rolling in her eye,
Tempting all the passers-by ;
And each ringlet of her hair
An enchantment, or a snare
For to catch the lookers-on ;
But herself held fast by none.
Let her Lucrece all day be,
Thais in the night, to me.
Be she such, as neither will
Famish me, nor overfill.
Мой перевод:
Роберт Геррик
Какую он хотел бы любовницу
Пусть будет вот какой моя «она»:
Изящные манеры, речь ясна,
Ум будет лучше остр, чем глубок,
Чтоб мог ценить, цепляться же не мог,
В одежде стиль такой пусть изберет,
Как глушь, куда прозрение войдет –
Чтоб всякий, пожелавший наблюдать,
В небрежности порядок мог признать.
Пусть будет взор внимателен и жив,
Всем встреченным запомнится, прельстив.
Пусть каждый ее локон виться б стал
Так, чтобы чаровал иль в плен чтоб брал.
Пусть всякого она б привлечь смогла,
Притом сама б свободу сберегла.
Лукрецией была б она для дней,
Но страстной Таис для моих ночей.
Пусть станет пробуждать мое желанье
Без голода и без перееданья.
Перевод 11.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030492
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 11.01.2025
Оригінал:
Robert Herrick THE STAR-SONG : A CAROL TO THE KING
SUNG AT WHITEHALL.
The Flourish of Music ; then followed the Song.
TELL us, thou clear and heavenly tongue,
Where is the Babe but lately sprung ?
Lies he the lily-banks among ?
Or say, if this new Birth of ours,
Sleeps, laid within some ark of flowers,
Spangled with dew-light ; thou canst clear
All doubts, and manifest the where.
Declare to us, bright star, if we shall seek
Him in the morning's blushing cheek,
Or search the beds of spices through,
To find him out ?
Star. No, this ye need not do ;
But only come and see Him rest
A Princely Babe in's mother's breast.
He's seen, He's seen ! why then around
Let's kiss the sweet and holy ground ;
And all rejoice that we have found
A King before conception crown'd.
Come then, come then, and let us bring
Unto our pretty Twelfth-tide King,
Each one his several offering ;
And when night comes, we'll give Him wassailing ;
And that His treble honours may be seen,
We'll choose Him King, and make His mother Queen
Мій український переклад:
Роберт Геррік.
Пісня до зорі
Різдвяна пісня до короля, що співали у Вайтголлі
Лунає урочиста музика, далі - пісня
Небесний віснику, скажи,
Де Немовля нове лежить.
Між лілій, може? Покажи!
Чи у ковчежці із квіток
Спить, любе, серед пелюсток,
Росою вмите? Можеш ти
Вказати, де Його знайти.
Чи ранок щічку ніжну дав
Рожеву, щоб Маленький спав?
Чи в запашному квітнику
Він, зоре ясна?
Зоря. Вам ріку,
Що ви шукаєте не там.
На грудях Матері – наш Пан.
Хор. Ось! Ось! Цілунки почали
Землі дарить, куди прийшли.
Радійте, що Того знайшли,
Хто – Цар раніш, ніж зачали.
Прийдіть! Нам треба прославлять
Царя, дванадцять днів гулять,
Дари свої Йому вручать.
Хор. Ніч буде – час бенкетувать.
Щоб славили потрійний дар,
Цариця – Мати, Син же – Цар.
Переклад 09.01.2025
Потрійний дар – видимо, дари волхвів: золото, ладан і мірра.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030373
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 09.01.2025
Robert Herrick THE STAR-SONG : A CAROL TO THE KING
SUNG AT WHITEHALL.
The Flourish of Music ; then followed the Song.
TELL us, thou clear and heavenly tongue,
Where is the Babe but lately sprung ?
Lies he the lily-banks among ?
Or say, if this new Birth of ours,
Sleeps, laid within some ark of flowers,
Spangled with dew-light ; thou canst clear
All doubts, and manifest the where.
Declare to us, bright star, if we shall seek
Him in the morning's blushing cheek,
Or search the beds of spices through,
To find him out ?
Star. No, this ye need not do ;
But only come and see Him rest
A Princely Babe in's mother's breast.
He's seen, He's seen ! why then around
Let's kiss the sweet and holy ground ;
And all rejoice that we have found
A King before conception crown'd.
Come then, come then, and let us bring
Unto our pretty Twelfth-tide King,
Each one his several offering ;
And when night comes, we'll give Him wassailing ;
And that His treble honours may be seen,
We'll choose Him King, and make His mother Queen
Мой перевод:
Роберт Геррик.
Песня к звезде
Рождественская песня королю, исполненная в Уайтхолле
Раздается торжественная музыка, затем следует песня
Небесный вестник, нам скажи,
Где Новорожденный лежит.
Средь лилий, верно? Покажи!
В ковчежце, может, средь цветов
Он видит много сладких снов,
Росой умыт? Нам разъяснить
Ты можешь, как к нему прибыть.
На розовой утра щеке
Иль в ароматном цветнике
Искать нам, яркая звезда?
Звезда. Все смотрите вы не туда.
Чтоб Царственного чтить, приди:
У материнской Он груди.
Хор. Он здесь! Он здесь! И прах, что свят,
Целуйте много раз подряд!
Царя нашли мы – всякий рад,
А Царь Он прежде, чем зачат.
Придите! Должно прославлять
Царя, двенадцать дней гулять,
Дары свои Ему вручать.
Хор. Ночь будет – время пировать,
И, чтоб тройной был славен дар,
Царица – Мать, а Сын – наш Царь.
Перевод 08.-09.01.2025
Тройной дар - по всей видимости, дары волхвов: золото, ладан и мирра.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030303
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.01.2025
Оригінал:
CHRIST'S BIRTH.
by Robert Herrick
ONE birth our Saviour had ; the like none yet
Was, or will be a second like to it.
Мій переклад:
Роберт Геррік
Народження Христа
Спаситель наш народжений лиш раз –
Нема й не буде іншого для нас.
Переклад O7.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030236
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.01.2025
Оригинал:
CHRIST'S BIRTH.
by Robert Herrick
ONE birth our Saviour had ; the like none yet
Was, or will be a second like to it.
Мой перевод:
Роберт Геррик. Рождение Христа
Однажды лишь Спаситель наш рожден.
Он не был и не будет повторен.
Перевод 06.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030234
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 08.01.2025
Оригінал:
Saint Distaffs day, or the morrow after
Twelfth day.
Partly worke and partly play
Ye must on S. Distaffs day:
From the Plough soone free your teame;
Then come home and fother them.
If the Maides a spinning goe,
Burne the flax, and fire the tow :
Scorch their plackets, but beware
That ye singe no maiden-haire.
Bring in pailes of water then,
Let the Maides bewash the men.
Give S. Distaffe all the right.
Then bid Christmas sport good-night;
And next morrow, every one
To his owne vocation.
Мій переклад:
Роберт Геррік.
День прядки
(перший день по Святках)
Поряд з працею – пограти,
Час нам прядку шанувати.
Коні плуг хай полишають
Скоро, та відпочивають.
Як дівчата стануть прясти,
Кужіль хай палає ясно!
Можеш одяг їх палити,
Та волосся слід жаліти!
Ллють дівчата воду – швидше
Стануть парубки чистіші.
Прядка нині за святого,
З ким Різдву – прощальне слово.
Завтра вже не будем гратись,
Кожному – до праці взятись.
Переклад 07.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030154
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.01.2025
Оригинал:
Saint Distaffs day, or the morrow after
Twelfth day.
Partly worke and partly play
Ye must on S. Distaffs day:
From the Plough soone free your teame;
Then come home and fother them.
If the Maides a spinning goe,
Burne the flax, and fire the tow :
Scorch their plackets, but beware
That ye singe no maiden-haire.
Bring in pailes of water then,
Let the Maides bewash the men.
Give S. Distaffe all the right.
Then bid Christmas sport good-night;
And next morrow, every one
To his owne vocation.
Мой перевод:
Роберт Геррик
День прялки
(первый день после окончания Святок)
Потрудись да порезвись –
Прялке нынче поклонись.
Пусть недолго тащат плуг
Кони – корм им и досуг.
Коль девицы станут прясть –
Жги кудель, трудам – пропасть.
Платьев чуть огнем коснись,
Только не волос девиц!
А девицам – воду лить,
Чтоб ребятам чище быть.
Прялка нынче – тот святой,
С кем вслед Рождеству – покой,
С кем нам праздник провожать,
Завтра ж – к делу приступать.
Перевод 07.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030153
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.01.2025
TWELFTH NIGHT : OR, KING AND QUEEN.
by Robert Herrick
NOW, now the mirth comes
With the cake full of plums,
Where bean's the king of the sport here ;
Beside we must know,
The pea also
Must revel, as queen, in the court here.
Begin then to choose,
This night as ye use,
Who shall for the present delight here,
Be a king by the lot,
And who shall not
Be Twelfth-day queen for the night here.
Which known, let us make
Joy-sops with the cake ;
And let not a man then be seen here,
Who unurg'd will not drink
To the base from the brink
A health to the king and queen here.
Next crown a bowl full
With gentle lamb's wool :
Add sugar, nutmeg, and ginger,
With store of ale too ;
And thus ye must do
To make the wassail a swinger.
Give then to the king
And queen wassailing :
And though with ale ye be whet here,
Yet part from hence
As free from offence
As when ye innocent met here.
Мій переклад:
Година для втіх!
Родзинки – в пиріг,
Де біб – то король для розваги.
А ще додаєш:
Горошині теж
Як до королеви - повага.
Тепер обирай,
В цю ніч визначай,
Хто нині – ватаг достеменний.
Хто стане – король,
Чия буде роль
Дня дванадцятого королеви!
Хлібці у вині,
Нам будуть смачні,
І хай тут не буде такого,
Хто чари б не взяв
І пити б не став
За здоров’я їх – знову й знову!
Руно агнця взять,
Ним чарку звінчать!
Ось імбир і горіх ось мускатний,
Ще цукру додай
І ель наливай –
Різдвяний це пунш буде славний!
Король наш хай п’є,
Королеві наллє,
І хоч ви перепилися,
Вам доля така:
Піти без гріха,
Як тут без гріха ви зійшлися.
Переклад 6.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030101
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.01.2025
Оригинал:
TWELFTH NIGHT : OR, KING AND QUEEN.
by Robert Herrick
NOW, now the mirth comes
With the cake full of plums,
Where bean's the king of the sport here ;
Beside we must know,
The pea also
Must revel, as queen, in the court here.
Begin then to choose,
This night as ye use,
Who shall for the present delight here,
Be a king by the lot,
And who shall not
Be Twelfth-day queen for the night here.
Which known, let us make
Joy-sops with the cake ;
And let not a man then be seen here,
Who unurg'd will not drink
To the base from the brink
A health to the king and queen here.
Next crown a bowl full
With gentle lamb's wool :
Add sugar, nutmeg, and ginger,
With store of ale too ;
And thus ye must do
To make the wassail a swinger.
Give then to the king
And queen wassailing :
And though with ale ye be whet here,
Yet part from hence
As free from offence
As when ye innocent met here.
Мой перевод:
Потехам - часок!
С изюмом пирог,
Где боб – королем развлеченья.
И следует знать:
Горошину звать
Королевой хотим с уваженьем.
Давай, выбирай,
Сегодня решай,
Чей черед – для потехи отменной:
Кто станет - король,
А чья будет роль
Дня двенадцатого королевы!
Итак, решено,
А булки – в вино!
И пусть не найдется такого,
Кто чаши б не взял,
Без просьб пить не стал
За здравье их – снова и снова!
Шерсть агнца нам взять,
Ей чашу венчать!
Вот имбирь и орех вот мускатный,
И сахар – подлей
С охотой к ним эль:
Рождественский пунш будет славный!
Король наш пусть пьет,
Королеве нальет,
И хоть вы уж в эле плескались,
Вам участь легка:
Уйти без греха,
Как здесь без греха повстречались.
Перевод 6.01.2025
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030099
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.01.2025
Оригинал:
Когда, обвенчанный с Удачей,
Я гордо шел от алтаря,
Народ сочувственно судачил,
Зазря, мол, все это, зазря…
Не верят!…Так или иначе,
Но я на свадебном пиру:
«Удачи, родненький, удачи!»
Себе отчаянно ору.
Но все верна воспоминанью,
Другому все еще верна, —
«Прости, соколик… Помираю…» —
Тихонько шепчет мне она.
И гость, поднявшийся для тоста,
Едва не расплескав вино,
В растерянности сел и просто
Добавил: «То-то и оно…»
Мій український переклад:
Коли зі Щастям повінчався
Й від вівтаря я гордо йшов,
До співчуття народ вдавався,
«Дарма!» лунало знов і знов.
Не вірять!.. Вірити не змушу,
Та зичу за столом собі
Горланячи прекраснодушно:
«Рідненький, хай щастить тобі!»
Та Щастя спогад зберігає
І іншого не зрадить, ні.
«Пробач, соколику… Вмираю…» —
Тихенько мовило мені.
І гість, який для тосту звівся,
Вина ледь-ледь не розплескав.
Він сів тоді, бо розгубився,
І просто так «Еге ж…» додав.
Переклад 29.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029613
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.12.2024
Оригінал:
After great storms the calm returns
And pleasanter it is thereby.
Fortune likewise that often turns
Hath made me now the most happy.
Th’heaven that pitied my distress,
My just desire, and my cry
Hath made my languor to cease
And me also the most happy.
Whereto despaired ye, my friends?
My trust alway in him did lie
That knoweth what my thought intends,
Whereby I live the most happy.
Lo, what can take hope from that heart
That is assured steadfastly?
Hope therefore ye that live in smart,
Whereby I am the most happy.
And I that have felt of your pain
Shall pray to God continually
To make your hope your health retain
And me also the most happy.
Мій український переклад:
За бурею знов буде тиша
І ще прикрасить наші дні,
А посміх долі був не гірший,
І щастя випало мені.
Жаліли небеса, як чули
Правдиві заклики мої,
Від мене лихо відвернули,
І щастя випало мені.
Тож, друзі, чом втрачать надію?
Бог вів мене в часи скрутні.
Він знав, які думки лелію,
І щастя випало мені.
Надію серце як відпустить,
Коли підтримано її?
Надійтесь, що біда відступить,
Бо щастя випало мені.
Була нагода біль ваш взнати,
Й Господня милість будь мольбі
Надію вашу зберігати,
Як щастя випало мені!
Переклад 25.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029563
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.12.2024
Оригинал:
After great storms the calm returns
And pleasanter it is thereby.
Fortune likewise that often turns
Hath made me now the most happy.
Th’heaven that pitied my distress,
My just desire, and my cry
Hath made my languor to cease
And me also the most happy.
Whereto despaired ye, my friends?
My trust alway in him did lie
That knoweth what my thought intends,
Whereby I live the most happy.
Lo, what can take hope from that heart
That is assured steadfastly?
Hope therefore ye that live in smart,
Whereby I am the most happy.
And I that have felt of your pain
Shall pray to God continually
To make your hope your health retain
And me also the most happy.
Мой перевод:
Вслед буре тишина вернется,
Придет, еще приятней став.
Так и удача вновь смеется,
Счастливый случай мне послав.
Мне жалость небеса явили,
Призыв мой к правде услыхав,
Мои страданья прекратили,
Счастливый случай мне послав.
Друзья, зачем бросать надежду?
Бог знал: я верю, не солгав.
Он мысль мою прочел, как прежде,
Счастливый случай мне послав.
Надежду сердце как отпустит,
Поддержки силу в ней признав?
Надейтесь, что беда отступит,
Счастливый случай мне послав.
И я, кто знает горе также,
Молитву Господу сказав,
Прошу хранить надежду вашу,
Счастливый случай мне послав.
Перевод 24.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029561
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.12.2024
Джерело оригіналу:
Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригінал:
THE LOVER REJOICETH THE ENJOYING
OF HIS LOVE.
ОNCE, as methought, Fortune me kissed
And bade me ask what I thought best,
And I should have it as me list,
Therewith to set my heart in rest,
I asked but my lady’s heart,
To have for evermore mine own ;
Then at an end were all my smart ;
Then should I need no more to moan.
Yet for all that a stormy blast
Had overturn’d this goodly day ;
And fortune seemed at the last
That to her promise she said nay.
But like as one out of despair,
To sudden hope revived I ;
Now Fortune sheweth herself so fair,
That I content me wondrously.
My most desire my hand may reach,
My will is alway at my hand ;
Me need not long for to beseech
Her, that hath power me to command.
What earthly thing more can I crave ?
What would I wish more at my will ?
Nothing on earth more would I have ?
Save that I have, to have it still.
For Fortune now hath kept her promess,
In granting me my most desire :
Of my sovereign2 I have redress,
And I content me with my hire
Мій український переклад:
Закоханий радий, що насолоджується коханням
Щаслива доля цілувала
Мене – чи так я уявляв.
Чого бажаю, запитала,
Щоб я у серці спокій мав.
Про серце милої прохання —
Назавжди стало щоб моїм.
Тоді б скінчилося страждання,
Я б розлучився з болем злим.
Та раптом буря увірвалась,
Щоб день мій ясний засмутить,
І долі присудом здавалось
Відмовити в останню мить.
Проте від відчаю раптова
Мене надія підняла,
І доля знов така чудова,
Що похвалу лиш здобула.
Вже близько те, чого бажаю,
Своїм хотінням я велю,
Тієї довго не вмовляю,
Чиї накази визнаю.
Із благ земних іще що любо?
Чого ще хочу досягти?
Вже на землі шукать не буду,
Що маю, хочу зберегти.
Дала, що обіцяла, доля,
І маю те, чого бажав.
Відшкодували брак спокою,
Платні достатньо, що дістав.
Переклад 24.12.24
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029433
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.12.2024
Источник оригинала: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригинал:
THE LOVER REJOICETH THE ENJOYING
OF HIS LOVE.
ОNCE, as methought, Fortune me kissed
And bade me ask what I thought best,
And I should have it as me list,
Therewith to set my heart in rest,
I asked but my lady’s heart,
To have for evermore mine own ;
Then at an end were all my smart ;
Then should I need no more to moan.
Yet for all that a stormy blast
Had overturn’d this goodly day ;
And fortune seemed at the last
That to her promise she said nay.
But like as one out of despair,
To sudden hope revived I ;
Now Fortune sheweth herself so fair,
That I content me wondrously.
My most desire my hand may reach,
My will is alway at my hand ;
Me need not long for to beseech
Her, that hath power me to command.
What earthly thing more can I crave ?
What would I wish more at my will ?
Nothing on earth more would I have ?
Save that I have, to have it still.
For Fortune now hath kept her promess,
In granting me my most desire :
Of my sovereign2 I have redress,
And I content me with my hire
Мой перевод:
Влюбленный рад, что наслаждается любовью
Раз поцелуй судьбы счастливой
Я, как казалось, получил.
Что нужно мне, она спросила,
Чтоб я спокоен сердцем был.
Была о сердце милой просьба –
Моим чтоб стало навсегда:
Тогда б не знал я беспокойства,
Моя б окончилась беда.
Но буря ворвалась — смятенье,
А день был прежде добр и тих.
Казалось, что судьбы решенье —
Мне отказать в последний миг.
Но от отчаянья внезапной
Надеждой был я воскрешен.
Судьба столь сделалась приятна,
Что нынче ею восхищен.
Уж близко то, чего желаю,
Своим хотениям велю.
И долго уж не умоляю
Той, чьи приказы признаю.
Из благ земных еще что манит?
Еще хочу что получить?
Мне на земле уж благ достанет,
Что есть, хочу я сохранить.
Судьба сдержала обещанье,
Дала мне то, чего желал,
Возмещены мои страданья,
И платой я доволен стал.
Перевод 24.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029432
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.12.2024
У віршах обіграється слово hap — випадок. У першому вірші випадок щасливий, хоча постає з нещасливих обставин, у другому — навпаки. Заголовки в обох випадках редакторські, тому можливо, що у віршах йдеться не про кохання.
Джерело оригіналів: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
The lover rejoiceth against fortune that, by hindering his suit, had happily made him forsake his folly
In faith I not well what to say,
Thy chances been so wondrous,
Thou Fortune, with thy diverse play
That causeth joy full dolourous
And eke the same right joyous.
Yet though thy chain hath me enwrapped,
Spite of thy hap, hap hath well happed.
Though thou me set for a wonder
And seekest thy change to do me pain,
Men’s minds yet may thou not order,
And honesty, an it remain,
Shall shine for all thy cloudy rain.
In vain thou seekest to have me trapped.
Spite of thy hap, hap hath well happed.
In hindering thou diddest further
And made a gap where was a stile.
Cruel wills been oft put under.
Weening to lour thou diddest smile.
Lord! how thyself thou diddest beguile
That in thy cares wouldest me have lapped!
But spite of thy hap, hap hath well happed.
Закоханий радіє всупереч долі, яка створила перешкоди для його залицяння і, на щастя, спонукала його відмовитись від його безумства
Я, справді, що сказать, не знаю:
Хоч спершу гарно все було,
Інакше раптом доля грає:
За гарним вслід гірке прийшло,
Та це до щастя призвело.
Хоч твій ланцюг мене тримав,
Неуспіх мій успішним став.
Реклама
Хоча мене ти і вражаєш,
І можуть зміни біль нести,
Та розуму не направляєш,
І чесності – перемогти,
Як сонцю – за дощем зійти.
Дарма ти хочеш, щоб я впав,
Неуспіх мій успішним став.
Тепер ти хочеш шкодить далі:
Мости на річці – скинеш їх,
Жорстокі захист твій дістали,
Ждуть плачу – твій почують сміх.
Та ось в тенетах ти своїх:
Турбот тяжких я не дістав,
Неуспіх мій успішним став.
Переклад 22.12.2024
Of the contrary affections of the lover
Such hap as I am happed in
Had never man of truth, I ween.
At me Fortune list to begin
To shew that never hath been seen –
A new kind of unhappiness.
Nor I cannot the thing I mean
Myself express.
Myself express my deadly pain,
That can I well if that might serve.
[10] But why I have not help again,
That know I not unless I sterve
For hunger still amidst my food –
So granted is that I deserve
To do me good.
To do me good what may prevail?
For I deserve and not desire
And still of cold I me bewail
And raked am in burning fire.
For though I have – such is my lot –
[20] In hand to help that I require,
It helpeth not.
It helpeth not but to increase
That that by proof can be no more:
That is the heat that cannot cease,
And that I have, to crave so sore.
What wonder is this greedy lust:
To ask and have, and yet therefore
Refrain I must.
Refrain I must, what is the cause?
[30] Sure, as they say, ‘So hawks be taught.’
But in my case layeth no such clause
For with such craft I am not caught.
Wherefore I say, and good cause why,
With hapless hand no man hath raugh
Such hap as I.
Про суперечливі почуття закоханого
Той випадок, що нині стався,
Ще вірному не випадав.
Зі мною першим він спіткався,
Ніхто ще не переживав,
Щоб так – нещастю наставати.
Про це ще й марно намагався
Я сам сказати.
Я сам сказати, як страждаю,
Зумів би, щоб це послужило,
Та допомоги не стрічаю,
Смерть помогла б, коли б спостигла.
Голодний, хоч харчів чимало.
Мене так вдячність одарила,
Щоб краще стало.
Щоб краще стало, що спіткає?
Заслуги є, нема бажання.
І холод все мене терзає,
І полум’я – без погасання.
Хоч те в руках – зізнатись гірко –
Від чого мав би я сприяння,
Нема підтримки.
Нема підтримки, лиш підсилить
Те, що вже має припинятись.
Лютує жар, мене не звільнить,
Що є, до того мушу й рватись.
Порив не може вдовольнитись.
Хоч спразі і не вгамуватись,
Слід ухилитись.
Слід ухилитись, в чім причина?
Так, кажуть, соколів навчають, –
Їх не годують, та безвинно
Мене цим засобом карають.
Та випало це не для вигадок.
Нехай уважні помічають
Той випадок.
Переклад 23.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029284
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.12.2024
В оригиналах обыгрывается слово hap – cлучай. Первый случай счастливый, хоть получился из несчастья, второй – наоборот. Заголовки в обоих случаях редакторские, поэтому речь может идти не о любви.
Источник оригиналов:
Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
The lover rejoiceth against fortune that, by hindering his suit, had happily made him forsake his folly
In faith I not well what to say,
Thy chances been so wondrous,
Thou Fortune, with thy diverse play
That causeth joy full dolourous
And eke the same right joyous.
Yet though thy chain hath me enwrapped,
Spite of thy hap, hap hath well happed.
Though thou me set for a wonder
And seekest thy change to do me pain,
Men’s minds yet may thou not order,
And honesty, an it remain,
Shall shine for all thy cloudy rain.
In vain thou seekest to have me trapped.
Spite of thy hap, hap hath well happed.
In hindering thou diddest further
And made a gap where was a stile.
Cruel wills been oft put under.
Weening to lour thou diddest smile.
Lord! how thyself thou diddest beguile
That in thy cares wouldest me have lapped!
But spite of thy hap, hap hath well happed.
Влюбленный радуется вопреки судьбе, которая,
Создав препятствия его ухаживанию, к счастью, побудила его отказаться от его безумия
Я, право, что сказать, не знаю,
Вначале все чудесно было.
Иначе вдруг судьба играет
И радость в горесть обратила,
Но этим все же угодила.
Хоть цепь твоя меня держала,
Удачной неудача стала.
Хоть ты меня и поражаешь,
И хочешь ранить переменой,
Умами ты не управляешь
И честность будет непременно
Сиять, за тучей – солнце следом.
Зря ищешь, что б меня сковало:
Удачной неудача стала.
Препятствуя, идешь ты дальше,
Мост над потоком разрушаешь,
Укроешь зло свершивших раньше,
Ждут плача – смехом отвечаешь.
Но иногда – себя обманешь:
Хоть мне забота угрожала,
Удачной неудача стала.
Перевод 22.12.2024
Of the contrary affections of the lover
Such hap as I am happed in
Had never man of truth, I ween.
At me Fortune list to begin
To shew that never hath been seen –
A new kind of unhappiness.
Nor I cannot the thing I mean
Myself express.
Myself express my deadly pain,
That can I well if that might serve.
[10] But why I have not help again,
That know I not unless I sterve
For hunger still amidst my food –
So granted is that I deserve
To do me good.
To do me good what may prevail?
For I deserve and not desire
And still of cold I me bewail
And raked am in burning fire.
For though I have – such is my lot –
[20] In hand to help that I require,
It helpeth not.
It helpeth not but to increase
That that by proof can be no more:
That is the heat that cannot cease,
And that I have, to crave so sore.
What wonder is this greedy lust:
To ask and have, and yet therefore
Refrain I must.
Refrain I must, what is the cause?
[30] Sure, as they say, ‘So hawks be taught.’
But in my case layeth no such clause
For with such craft I am not caught.
Wherefore I say, and good cause why,
With hapless hand no man hath raugh
Such hap as I.
О противоречивых чувствах влюбленного
Такого случая, признаюсь,
Покуда с верным не случалось.
Ему я первым подвергаюсь,
Еще такого не встречалось –
Чтоб так – провалу наступать.
Об этом также затрудняюсь
Я сам сказать.
Я сам сказать, как я страдаю,
Сумел бы, если б кстати было,
Но помощи не получаю.
Смерть помогла б, когда б настигла.
Еда вокруг, но голод cушит.
Так благодарность одарила,
Чтоб было лучше.
Чтоб было лучше, что настанет?
Заслуги есть, но нет желанья,
И холод все меня терзает,
И все не утихает пламя.
Хотя мои то руки держат,
В чем – помощи мне обещанье,
Но нет поддержки.
Но нет поддержки, лишь усилит
То, что не может продолжаться.
Что жжет меня, то не остынет,
К тому, что есть, я должен рваться.
Охвачен жаждой я недужной,
Но, хоть ей и не униматься,
Сдержаться нужно.
Сдержаться нужно, в чем причина?
Хоть соколов так обучают,
Лишая пищи, мне обидно:
Приемы эти не прельщают.
Случайно все же так не мучают.
Я дал пример – пусть обсуждают –
Такого случая.
Перевод 23.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029283
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.12.2024
Ну можно ли представить мир без шуток?!
Панталоне Леонида Филатова
Больной поэт стихи жене диктует,
О невысоком весело толкует.
Защиту шутки темой он избрал
Затем, что вновь страдание узнал.
Бывал он в драках, знает, как бороться.
Хвалить за это не любой возьмется,
Но есть внимание к его словам,
Что совестно таскаться по судам.
Актер он, ролью бабника прославлен.
В опасности отвагой не оставлен
Усатый соблазнитель женских душ.
Но в жизни это нежный, верный муж.
И сказку написал. Она смешная,
Ей слов крылатых выпущена стая,
Любезная для стольких шутников!
Не тем, что нет суда на дураков.
Он принцев друг, а этот принц – бедняга,
Который влип в презлую передрягу,
Причины называет, чтоб не быть…
А друг его повадился шутить.
Но принц от горя ох как шуткой ранит,
И друг серьезности не забывает.
Вот пара прочная – слеза и смех,
Чтоб рядом быть, не признают помех.
Больной поэт стихи жене диктует,
Умолкнув, долго он забыт не будет.
Сложил он множество удачных строк,
Чтоб вновь читатель радоваться мог.
14.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029213
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2024
Быть может, это шутка? Как странна
И паузу сомнений вызывает!
Она ведь очевидно не смешна
И раздражает, даже обижает.
Быть может, это шутка? Но звучит
Она как о великом объявленье.
И помолчать почтительно велит,
Запустит раньше смеха размышленье.
Быть может, это шутка? Говорят,
Что нам полезно больше улыбаться,
Но также признавать не запретят,
Что за улыбкой может боль скрываться.
Суд злой и грубой шутке будет грозный:
Ведь этой шуткой пробужден серьезный.
14.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029212
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2024
Джерело оригіналу: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригінал:
THE LOVER SENDETH SIGHS TO MOVE
HIS SUIT
Go, burning sighs, unto the frozen heart.
Go break the ice which pity’s painful dart
Might never pierce; and if mortal prayer
In heaven may be heard, at last I desire
That death or mercy be end of my smart.
Take with thee pain whereof I have my part
And eke the flame from which I cannot start,
And leave me then in rest, I you require.
Go, burning sighs.
[10] I must go work, I see, by craft and art
For truth and faith in her is laid apart.
Alas, I cannot therefore assail her
With pitiful plaint and scalding fire
That out of my breast doth strainably start.
Go, burning sighs.
Мій український переклад:
Закоханий надсилає зітхання, щоб допомогти його залицянню
Гарячі зітхання! До серця холодного вас надсилаю,
Розбити ту кригу, що жалості дротик відбила, бажаю.
І якщо смертну молитву на небесах можливо сприйняти,
Лиш одне це бажання палке невтомно я буду плекати:
Хай зі смертю чи з милістю врешті мука моя дійде краю.
Візьміть ви з собою той біль, від якого я так потерпаю,
Поширте на неї вогонь, від якого рятунку не маю,
Я ж так спокій здобуду, цього я нині від вас вимагаю,
Гарячі зітхання!
Мистецькі витівки, зручні хитрування я нині вживаю,
Бо те, що нещира й невірна вона, надто добре я знаю.
Та, на жаль, я не здатний ніяк, щоб здалась, її спонукати,
Хоч лунати скаргам гірким, і в грудях вогню не вщухати,
Від якого жорстокий, невпинний я нині біль відчуваю,
Гарячі зітхання!
Переклад 22.12.2024
Перші п’ять рядків – переклад першої строфи сонета 153 Петрарки.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029139
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 23.12.2024
Источник оригинала:
Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригинал:
OF THE FOLLY OF LOVING WHEN THE
SEASON OF LOVE IS PAST.
YE old mule !1 that think yourself so fair,
Leave off with craft your beauty to repair,
For it is time without any fable ;
No man setteth now by riding in your saddle !
Too much travail so do your train appair ;
Ye old mule !
With false favour though you deceive th'ayes,
Who so taste you shall well perceive your layes
Savoureth somewhat of a keeper's stable ;
Ye old mule !
Ye must now serve to market, and to fair,
All for the burthen, for panniers a pair ;
For since gray hairs ben powder'd in your sable,
The thing ye seek for, you must yourself enable
To purchase it by payment and by prayer ;
Ye old mule.
Мой перевод:
О том, какая глупость – любить, когда пора для любви прошла
Мулица старая, себя все красоткой считаешь,
Но напрасно к искусству для этого прибегаешь,
Ведь та истина вовсе сомнений не вызывает,
Что в седло к тебе сесть уж больше никто не желает.
Слугам – много трудов, и от них лишь вред получаешь,
Мулица старая!
Для спасения тщетно уловки употребляешь,
Кто обману поддастся, того легко убеждаешь,
Что в постели твоей разврат, и всегда, обитает,
Мулица старая!
И теперь уж на рынок товары ты доставляешь,
И для груза тяжелого ты бока подставляешь.
Седина уже в твоей гривке явилась, мелькает.
Чтобы то получить, чего тебе так не хватает,
Заплати и получше молись, а то – потеряешь,
Мулица старая!
Перевод 21.12.2024
Мулица старая - слово mule (мулица, ослица) употреблялось для обозначения развратницы. Также враги так называли Анну Болейн.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029049
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.12.2024
Джерело оригіналу: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригінал:
OF THE FOLLY OF LOVING WHEN THE
SEASON OF LOVE IS PAST.
YE old mule !1 that think yourself so fair,
Leave off with craft your beauty to repair,
For it is time without any fable ;
No man setteth now by riding in your saddle !
Too much travail so do your train appair ;
Ye old mule !
With false favour though you deceive th'ayes,
Who so taste you shall well perceive your layes
Savoureth somewhat of a keeper's stable ;
Ye old mule !
Ye must now serve to market, and to fair,
All for the burthen, for panniers a pair ;
For since gray hairs ben powder'd in your sable,
The thing ye seek for, you must yourself enable
To purchase it by payment and by prayer ;
Ye old mule.
Мій український переклад:
Про те, яка дурість – любити, коли пора для любові минула
Мулице стара, себе гарною все ще вважаєш,
Та даремно для цього хитре мистецтво вживаєш,
Бо та істина сумнівів зовсім не викликає,
Що жоден більш до сідла твого не бажає.
Слугам праці занадто, то шкоду лиш здобуваєш,
Мулице стара!
Порятунку собі в дурнім хитруванні шукаєш,
Хто піддасться обману, того ти переконаєш,
Що в твоєму ліжку розпуста помешкання має.
Мулице стара!
І на ринок тепер з товарами ти вирушаєш,
І тягар важкий на боках ти при цьому тримаєш.
Порошок сивини в твоїй гривці уже проглядає,
Щоб здобути те, чого тобі так не вистачає,
Заплати за таке і молись, інакше – втрачаєш.
Мулице стара!
Переклад 21.12.2024
Мулице стара - слово mule (мулиця, віслючка) вживалося на позначення розпусної жінки; вороги також називали так Анну Болейн.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029048
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.12.2024
Sir. Th. Wyatt BLAME not my Lute ! for he must sound Мій український переклад
Джерело оригіналу: Luminarium: Anthology of English Literature. Веб-сайт: http://www.luminarium.org
Оригінал:
THE LOVER’S LUTE CANNOT BE BLAMED
THOUGH IT SING OF HIS LADY’S UNKINDNESS.
BLAME not my Lute ! for he must sound
Of this or that as liketh me ;
For lack of wit the Lute is bound
To give such tunes as pleaseth me ;
Though my songs be somewhat strange,
And speak such words as touch thy change,
Blame not my Lute !
My Lute ! alas ! doth not offend,
Though that perforce he must agree
To sound such tunes as I intend,
To sing to them that heareth me ;
Then though my songs be somewhat plain,
And toucheth some that use to feign,
Blame not my Lute !
My Lute and strings may not deny
But as I strike they must obey ;
Break not them then so wrongfully,
But wreak thyself some other way ;
And though the songs which I indite
Do quit thy change with rightful spite,
Blame not my Lute !
Spite asketh spite, and changing change,
And fals;d faith must needs be known ;
The fault so great, the case so strange ;
Of right it must abroad be blown :
Then since that by thine own desart
My songs do tell how true thou art,
Blame not my Lute !
Blame but thyself that hast misdone,
And well deserv;d to have blame ;
Change thou thy way, so evil begone,
And then my Lute shall sound that same ;
But if ’till then my fingers play,
By thy desert their wonted way,
Blame not my Lute !
Farewell ! unknown ; for though thou break
My strings in spite with great disdain,
Yet have I found out for thy sake,
Strings for to string my Lute again :
And if, perchance, this sely rhyme
Do make thee blush, at any time,
Blame not my Lute !
Мій переклад:
Лютню закоханого не слід винуватити,
хоча вона співає про те, що його пані недобра
Ти лютні не вини: так грає
Вона, як я їй грать звелю.
Чуттів і розуму не має,
Лиш волю здійснює мою.
Хоча може, справді, вона дивувати,
Про зраду твою часом розповідати –
Ти лютні не вини!
Даремно шкодиш їй: не вільна
Вона свій наспів обирать.
Мені лише вона покірна,
Хто чує, з тим їй розмовлять.
Хоч досить нехитрі пісні я складаю,
Хоч в них лицемірство чиєсь викриваю –
Ти лютні не вини!
Її струні не відхиляти
Моїх велінь – брехню вражать.
Несправедливо – струни рвати,
Не рвися лютню покарать!
Нехай ти мене розлютити зуміла,
Й картаю в піснях тебе, бо заслужила —
Ти лютні не вини!
На кривду відповідь – теж кривда,
Хай знають про такий обман.
Яка значна твоя провина,
В піснях повім я світу сам.
Якщо ти співця гарно так надихала,
Щоб пісня про вірність твою повідала —
Ти лютні не вини!
Ceбе вини, невірна, краще,
За гріх – і карі наставать.
Як поведешся ти інакше,
І лютні – ніжно заспівать.
Як хочеш невірною ти залишатись,
І лютні до тебе – суворо звертатись.
Ти лютні не вини!
Прощай! Тебе не називаю.
З презирством струни лютні рвеш,
Та ось нові ще приєднаю –
Їх закидів не уникнеш.
Якщо так зробити їх пісня зуміє,
Що зрадниця з сорому почервоніє –
Ти лютні не вини!
Переклад 21.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029028
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.12.2024
Джерело оригіналу: Luminarium: Anthology of English Literature. Веб-сайт: http://www.luminarium.org
Оригінал:
Sir Thomas Wyatt.
THE LOVER COMPLAINETH THE UNKINDNESS OF HIS LOVE.
MY lute awake, perform the last
Labour, that thou and I shall waste,
And end that I have now begun :
And when this song is sung and past,
My lute ! be still, for I have done.
As to be heard where ear is none ;
As lead to grave in marble stone ;
My song may pierce her heart as soon.
Should we then sigh, or sing, or moan ?
No, no, my lute ! for I have done.
The rocks do not so cruelly
Repulse the waves continually,
As she my suit and affection :
So that I am past remedy ;
Whereby 2 my lute and I have done.
Proud of the spoil that thou hast got
Of simple hearts through Love’s shot,
By whom, unkind, thou hast them won :
Think not he hath his bow forgot,
Although my lute and I have done.
Vengeance shall fall on thy disdain,
That makest but game on earnest pain ;
Think not alone under the sun
Unquit 3 to cause thy lovers plain ;
Although my lute and I have done.
May chance thee 4 lie withered and old
The winter nights, that are so cold,
Plaining in vain unto the moon ;
Thy wishes then dare not be told :
Care then who list, for I have done.
And then may chance thee to repent
The time that thou hast lost and spent,
To cause thy lovers sigh and swoon :
Then shalt thou know beauty but lent,
And wish and want as I have done.
Now cease, my lute ! this is the last
Labour, that thou and I shall waste ;
And ended is that we begun :
Now is this song both sung and past ;
My lute ! be still, for I have done.
1 This charming Ode is ascribed to Lord Rochford in
Nug; Antiqu;, ii.400, edit. Park ; but it is contained in
Sir Thomas Wyatt’s own MS, and is signed with his name
in his own handwriting.—Nott’s Wyatt, p.20.
2 Wherefore.
3 Unacquitted, free.
4 It may chance you may, &c.
Мій переклад:
Закоханий скаржиться на жорстокість коханої
(приписується також Джорджу Болейну, віконтові Рочфору, братові Анний Болейн)
Лютне, прокинься! Мені ще зіграєш
І для розриву в пригоді ти станеш.
Скінчимо так те, що я починав.
Як доспіваю, лунать перестанеш:
Досить вже, лютне! Своє я сказав.
Там я співав, де нема кому чути.
Марно хотів серця мармур торкнути
Співом я тим, що для неї складав.
Що ж, заридати, завити, зітхнути?
Ні, я не буду! Своє я сказав.
Скелі, що наступи хвиль зустрічають,
Все ж менш жорстоко їх відкидають.
Я же за ніжність презирство дістав.
Засоби жодні не допомагають.
Лютня замовкне. Своє я сказав.
Здобич тебе, мабуть, вже засліпила:
Так ти наївних легко скорила.
Ти не сама – то Амур їх вражав.
Лук свій забув він? Вважать так не варто,
Хоч я байдужий. Своє я сказав.
Знай, від розплати ще не врятувався
Той, хто зі щирого болю сміявся.
Кожен жорстокий помсту прийняв.
Хай би й тобі такий вирок дістався,
Та я байдужий. Своє я сказав.
Хай як постарієш, сивою будеш,
Ніччю зимовою ти засумуєш.
Хай би лиш місяць, як плачеш ти, знав.
Ти б побажала, чого не здобудеш, -
Будь-кому скаржся! Своє я сказав.
Ти б пригадала і пожаліла
Час, що без сенсу ти загубила,
Скаргам ніхто б не відповідав,
Як ти коханців мучила вміло…
Скажеш: даремно. Своє я сказав.
Лютне, вже досить! В пригоді ти стала,
Пісні розриву ти підіграла.
Скінчено те, що я починав.
Біль свій я виспівав, ти ж замовчала:
Скінчено, лютне! Своє я сказав.
Переклад 20.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029027
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.12.2024
Хоча редакторський заголовок вказує на страждання закоханого, за зауваженням коментатора Р.Ребгольца, можливо, Ваєтт написав цей подвійний сонет хворий в ув'язненні.
Джерело оригіналу: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригінал:
The Lover describeth his restless state
The flaming sighs that boil within my breast
Sometime break forth and they can well declare
The heart’s unrest and how that it doth fare,
The pain thereof, the grief, and all the rest.
The watered eyes from whence the tears do fall
Do feel some force or else they would be dry.
The wasted flesh of colour dead can try
And something tell what sweetness is in gall.
And he that list to see and to discern
[10] How care can force within a wearied mind,
Come he to me: I am that place assigned.
But for all this no force, it doth no harm.
The wound, alas, hap in some other place
From whence no tool away the scar can rase.
But you that of such like have had your part
Can best be judge. Wherefore, my friend so dear,
I thought it good my state should now appear
To you and that there is no great desert.
And whereas you, in weighty matters great,
[20] Of fortune saw the shadow that you know,
For trifling things I now am stricken so
That, though I feel my heart doth wound and beat,
I sit alone, save on the second day
My fever conies with whom I spend the time
In burning heat while that she list assign.
And who hath health and liberty alway,
Let him thank God and let him not provoke
To have the like of this my painful stroke.
Закоханий описує свій неспокій
Горить у грудях – так зітхання палять.
Назовні вириваються порою:
Адже немає серцеві спокою,
Що відчуваю в горі, виявляють.
З моїх очей невпинні сліз потоки,
В очах джерела, бо сухі б вже стали.
Блідим зробили муки й доказали,
Які вони для жертв своїх солодкі.
А той, хто забажає подивитись,
Що думка стомлена переживає
У скруті, хай до мене завітає.
Та вже з цим болем вмів я замиритись.
У місці іншому я маю рану,
І там назавжди залишатись шраму.
Та ти, хто сам з таким уже знайомий,
Найкраще зрозумієш. Друже мій,
Ось кара – і провині незначній.
Тобі хай буде присуд цей відомий.
Ти, хто вирішуєш великі справи
Лихої долі вже побачив тінь,
Я ж за мале впав в горя глибочінь,
І серце муки відчува від рани.
Я сам. Буває, через день чи два
Немилосердний жар мене охопить.
Щоб я інакше жив, він не дозволить.
Як милують хвороба і тюрма,
То будьте Господу за ласку вдячні,
Щоб, як мене, не вразило, обачні.
Переклад 16.-17.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028775
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.12.2024
Перевела еще сонет сэра Томаса Уайетта, состоящий из двух. Редакторский заголовок - о страданиях влюбленного, но комментатор, Р.А. Ребхольц, замечает, что, возможно, Уайетт написал сонет в 1541 г, когда болел, будучи в тюрьме.( Свернуть )
Источник оригинала: Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978.
Оригинал:
Sir Thomas Wyatt.
The Lover describeth his restless state
The flaming sighs that boil within my breast
Sometime break forth and they can well declare
The heart’s unrest and how that it doth fare,
The pain thereof, the grief, and all the rest.
The watered eyes from whence the tears do fall
Do feel some force or else they would be dry.
The wasted flesh of colour dead can try
And something tell what sweetness is in gall.
And he that list to see and to discern
[10] How care can force within a wearied mind,
Come he to me: I am that place assigned.
But for all this no force, it doth no harm.
The wound, alas, hap in some other place
From whence no tool away the scar can rase.
But you that of such like have had your part
Can best be judge. Wherefore, my friend so dear,
I thought it good my state should now appear
To you and that there is no great desert.
And whereas you, in weighty matters great,
[20] Of fortune saw the shadow that you know,
For trifling things I now am stricken so
That, though I feel my heart doth wound and beat,
I sit alone, save on the second day
My fever conies with whom I spend the time
In burning heat while that she list assign.
And who hath health and liberty alway,
Let him thank God and let him not provoke
To have the like of this my painful stroke.
Мой русский перевод:
Сэр Томас Уайетт
Влюбленный описывает свое беспокойство
Горит в груди, меня сжигают вздохи,
Порою вырываются наружу,
Давая знать, как сердцем я недужен,
Насколько горе, боль со мной жестоки.
Глаза мои слез лить не прекращают,
Источник в них, иначе были б сухи.
Как мертвый, бледен - доказали муки,
Какую сладость в желчи открывают.
А тот, кто пожелает поглядеть,
Что горе с мыслью делает усталой,
Пусть смотрит: мне примером быть пристало.
Но все это могу еще терпеть.
В ином мне месте причинили рану,
И навсегда там оставаться шраму.
Но ты, кто сам уже знаком с подобным,
Поймешь всех лучше. Что же, милый друг,
Узнай, что за беда со мною вдруг,
Как за ничтожное карать угодно.
Ты, кто вершит дела с большим значеньем,
Тень злой судьбы вблизи уже видал,
А я за мелочи так пострадал,
От раны сердце ведает мученья.
Один, но только через день-другой
Бываю жаром яростным охвачен.
Не позволяет жить он мне иначе.
Кто пощажен болезнью и тюрьмой,
Пусть Господа благодарит и станет
Стеречься: боль моя пусть не достанет.
Перевод 16.-17.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028773
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.12.2024
Th. Wyatt. WAS never file yet half so well yfiled мій український переклад.
Серед значень слова file в англійській мові – напилок і пройдисвіт. Вони обіграються в цьому сонеті.
Текст оригіналу – з сайту Luminarium.
Оригінал:
THE ABUSED LOVER SEETH HIS FOLLY, AND INTENDETH TO TRUST NO MORE.
WAS never file yet half so well yfiled,
To file a file for any smith's intent,
As I was made a filing instrument,
To frame other, while that I was beguiled :
But reason, lo, hath at my folly smiled,
And pardoned me, sins that I me repent
Of my lost years, and of my time misspent.
For youth led me, and falsehood me misguided.
Yet, this trust I have of great apparence:
Since that deceit is aye returnable,
Of very force it is agreeable,
That therewithal be done the recompense :
Then guile beguiled plained should be never ;
And the reward is little trust for ever.
Мій український переклад:
Ображений закоханий бачить своє безумство і не має наміру більше довіряти
Обпилений напилок не бував,
Щоб майстрові з ним згодом працювати,
Так, як обману вмів я уступати:
Для іншого обману слугував.
Від розуму я посмішку дістав,
За каяття він згодний пробачати
Те, що роки я марно міг втрачати,
Бо юність і брехню я шанував.
Проте тому не можна не коритись,
Що за обман розплата настає.
Незмінне вповні судження моє,
Що черга карі за вину здійснитись.
Брехню спокутував, бо обдурили,
Скараю же відсутністю довіри.
Переклад 13-14.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028543
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 14.12.2024
Среди значений слова file в английском языке – напильник и пройдоха. Они обыгрываются в этом сонете.
Текст оригинала – с сайта Luminarium.
Оригинал:
THE ABUSED LOVER SEETH HIS FOLLY, AND INTENDETH TO TRUST NO MORE.
WAS never file yet half so well yfiled,
To file a file for any smith's intent,
As I was made a filing instrument,
To frame other, while that I was beguiled :
But reason, lo, hath at my folly smiled,
And pardoned me, sins that I me repent
Of my lost years, and of my time misspent.
For youth led me, and falsehood me misguided.
Yet, this trust I have of great apparence:
Since that deceit is aye returnable,
Of very force it is agreeable,
That therewithal be done the recompense :
Then guile beguiled plained should be never ;
And the reward is little trust for ever.
Мой перевод:
Обиженный влюбленный видит свое безумие
и не намерен больше доверять
Напильник так опилен не бывал,
Чтоб мастеру в работе пригодиться,
Как я умел обману подчиниться:
Чтоб был другой обманут, средством стал.
Но разум мне улыбкой отвечал,
За покаянье – праздности проститься:
В года, которым – уж не возвратиться,
И юности, и лжи я уступал.
Все ж за обман ответу должно быть,
Такого правила не отвергаю,
Но в убежденье твердом пребываю,
Что за вину придется заплатить.
Обман лжеца – обмана искупленье,
А мой ответ – отсутствие доверья.
Перевод 13.12.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028541
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 14.12.2024
Джерела оригіналів: Sir Thomas Wyatt, the Elder (1503–1542). Luminarium, an Anthology of English Literature, Веб-сайт: https://www.luminarium.org/renlit/wyatt.htm;
Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978. Це видання також – джерело коментарів.
The lover describeth his being stricken with sight of his love
The lively sparks that issue from those eyes
Against the which ne vaileth no defence
Have pierced my heart, and done it none offence,
With quaking pleasure more than once or twice.
Was never man could any thing devise,
Sunbeams to turn with so great vehemence
To daze man's sight, as by their bright presence
Dazed am I ; much like unto the guise
Of one stricken with dint of lightning,
Blind with the stroke, and cying1 here and there :
So call I for help, I not2 when nor where,
The pain of my fall patiently bearing :
For straight after the blaze, as is no wonder,
Of deadly noise hear I the fearful thunder
Закоханий описує, як був вражений поглядом коханої
Від іскорок живих з очей її
Я захисту не можу відшукати.
Уміють серце солодко вражати,
Хоч не дратують почуття мої.
Іще шукаєм засоби свої
Від сонця променів, що чарувяти
Спроможні так, що будуть осліпляти.
Зі мною так вчинили, осяйні.
Мов блискавиця вдарила, одначе,
Живу: такий, не бачачи, блукає.
По допомогу клич мій не змовкає,
Біль від падіння зношу я терпляче.
За спалахом – немає дива в тім –
Відмови чую я жорстокий грім.
Переклад 7.12.2024
Вільне наслідування сонета 258 Петрарки.
Hе payeth his lady to be true ;
for no one can restrain a willing mind
Though I myself be bridled of my mind,
Returning me backward by force express,
If thou seek honour to keep thy promise,
Who may thee hold, my heart, but thou thyself unbind?
Sigh then no more since no way man may find
Thy virtue to let though that forwardness
Of fortune me holdeth; and yet as I may guess,
Though other be present, thou art not all behind.
Suffice it then that thou be ready there
[10] At all hours, still under the defence
Of time, truth, and love to save thee from offence,
Crying, ‘I burn in a lovely desire
With my dear master’s that may not follow,
Whereby mine absence turneth me to sorrow.
Він просить свою пані зберігати вірність, бо ніхто не може обмежити бажання
Невільний я з моїм бажанням бути,
Від нього вимушено від’їжджаю,
Та, серце, хто розстатись спонукає
Тебе, як ти не хочеш відштовхнути?
То не зітхай, нікому не звернути
Чесноти до негоди, що чекає,
Хоч доля вдалині мене тримає.
Є інші, та тебе теж згодні чути.
Достатньо, що готовність в тебе є,
І є надійна охорона: разом
Час, вірність і любов женуть образу –
Гукни: «Палке бажання це моє,
Як в мого пана! Тут його відсутність
Дає йому пізнать розлуки скрутність».
Переклад 6.12.2024
Наслідування сонета 98 Петрарки.
The lover laments the death of his love
The pillar perished is whereto I leant,
The strongest stay of mine unquiet mind;
The like of it no man again can find –
From east to west still seeking though he went –
To mine unhap, for hap away hath rent
Of all my joy the very bark and rind,
And I, alas, by chance am thus assigned
Dearly to mourn till death do it relent.
But since that thus it is by destiny,
[10] What can I more but have a woeful heart,
My pen in plaint, my voice in woeful cry,
My mind in woe, my body full of smart,
And I myself myself always to hate
Till dreadful death do cease my doleful state?
Закоханий оплакує смерть своєї коханої
Стовп, на який спирався я, упав,
Мій неспокійний розум не втихає.
Ніде йому подібного не має,
Хоча б і цілий світ хто обшукав.
Ось випадок, що щастя відібрав –
Так дерево, бува, кору втрачає.
Це жереб мій, скорбота не лишає,
Зі смертю я відраду би дістав.
І, як дожив до присуду такого,
То що лишилось, як не горювать?
Пером – скорбота, голос болю – мова,
Мій розум плаче, тілу – все страждать.
Ненавиджу себе я безнастанно,
Лиш смерть лиха – то край лихому стану.
Переклад 06.12.2024
Наслідування сонету 269 Петрарки, де Петрарка оплакує смерть свого покровителя, Джованні Колонни, та Лаури. Можливо, тут Ваєтт оплакує смерть свого покровителя, Томаса Кромвеля.
The lover unhappy biddeth happy lovers rejoice in May, while he waileth that month to him most unlucky
You that in love find luck and sweet abundance
And live in lust and joyful jollity,
And live in lust of joyful jollity,
Arise for shame, do way your sluggardy :
Arise, I say, do May some observance.
Let me in bed lie dreaming in mischance ;
Let me remember my mishaps unhappy,
That me betide in May most commonly ;
As one whom love list little to advance.
Stephan1 said true, that my nativity
Mischanced was with the ruler of May.
He guessed (I prove) of that the verity.
In May my wealth, and eke my wits,2 I say,
Have stond so oft in such perplexity :
Joy ; let me dream of your felicity.
Нещасливий закоханий закликає щасливих закоханих насолоджуватись травнем, а сам оплакує цей місяць як най нещасливіший для себе
Ви, хто в любові розкіш милу знає,
Хто весело утіхам віддається,
Вам сором! Лінь прогнати доведеться,
Нехай повагу травень викликає!
А я посплю. Хай сон мій нагадає,
Як випадок нещасним обернеться.
Зі мною часто в травні це стається,
Як з тим, кого кохання не вітає.
Мав Сефам рацію: так народився
Я, що із травнем завжди я в незгоді.
Я це підтверджую, із цим вже звикся,
Для мене травень – місяць втрат, та й годі!
Загрози статкам і життю траплялись.
Нехай мені насниться ваша радість!
Переклад 11.12.2024
Сонет містить декілька відсилань до Чосера.
Зі мною часто в травні це стається — у травні 1534 та у травні 1536 Ваєтт був ув’язнений. У травні 1536 р. було страчено Анну Болейн.
Сефам – можливо, астролог Едвард Сефам.
The lover confesseth him in love with Phyllis
If waker1 care ; if sudden pale colour ;
If many sighs, with little speech to plain :
Now joy, now woe, if they my chere
distain ;
For hope of small, if much to fear therfore ;
To haste, or slack, my pace to less, or more :
Be sign of love, then do I love again.
If thou ask whom : sure, since I did refrain
Brunet, that set my wealth in such a roar,
Th' unfeigned cheer of Phyllis hath the place
That Brunet had ; she hath, and ever shall.
She from my self now hath me in her grace ;
She hath in hand my wit, my will, and all.
My heart alone well worthy she doth stay,
Without whose help scant do I live a day.
Закоханий зізнається у коханні до Філіс
Сплю мало й бліднути я раптом став,
Зітхаю часто і недовго скаржусь,
То посміхаюся, то побиваюсь,
Надії мало, страх великий взнав.
То я спішу, то зволікать обрав…
Як це – ознаки, що з любов’ю знаюсь,
То знов люблю. Кого? – тепер зізнаюсь.
З бунтаркою чорнявою порвав,
І Філіс її місце посідає,
Що щира і назавжди вже прийшла.
Вона до мене благодать являє,
Думки та хіть мої до рук взяла.
За справжню цінність закохався я,
Нема, щоб не підтримала, ні дня.
Переклад 07.12.2024
Чорнява (в оригіналі «Brunet») – можливо, Анна Болейн.
Філіс - нова кохана Ваєтта, можливо Елізабет Даррелл.
Вона до мене благодать являє - Відповідний рядок оригіналу «She from myself now hath me in her grace» («Всупереч мені тепер має мене у своїй благодаті»). Як зауважує Р. Ребгольц, за змістом це протестантська релігійна метафора: благодать – це любов і доброта Бога, спрямовані на грішників, незалежно від їх невартості.
Думки та хіть мої до рук взяла. Відповідний рядок оригіналу «She hath in hand my wit, my will, and all» («Вона тримає в руці мій розум, моє бажання/волю, і все»). Оскільки will – це ще й назва чоловічого статевого органу, можливо, дуже непристойний образ в оригіналі.
Ілюстрація: кадр з серіалу "Тюдори". Ваєтт і Анна Болейн
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028379
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.12.2024
Источники оригиналов: Sir Thomas Wyatt, the Elder (1503–1542). Luminarium, an Anthology of English Literature, Веб-сайт: https://www.luminarium.org/renlit/wyatt.htm;
Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R.A. Rebholz. Penguin Random House 1978. Последнее издание – также источник комментариев.
The lover describeth his being stricken with sight of his love
The lively sparks that issue from those eyes
Against the which ne vaileth no defence
Have pierced my heart, and done it none offence,
With quaking pleasure more than once or twice.
Was never man could any thing devise,
Sunbeams to turn with so great vehemence
To daze man's sight, as by their bright presence
Dazed am I ; much like unto the guise
Of one stricken with dint of lightning,
Blind with the stroke, and cying1 here and there :
So call I for help, I not2 when nor where,
The pain of my fall patiently bearing :
For straight after the blaze, as is no wonder,
Of deadly noise hear I the fearful thunder
Влюбленный описывает, как был поражен взглядом возлюбленной
От искорок живых из глаз ее
Не удаётся мне найти защиты.
Ведь поразили, хоть и без обиды
Не раз уж сердце сладостью моё.
Мы ищем средство все еще свое
От солнечных лучей, что с мощью слиты
Такой, что ослепляют. Ярким видом
Их поражен и я. Влачу бытье,
Как тот, кто молнией сражен. Тоскливо
Ударом ослепленный, он блуждает.
На помощь я зову – не отвечают.
Сношу боль от паденья терпеливо.
И вслед за вспышкой – нет ведь чуда в том –
Отказа слышу я жестокий гром.
Перевод 7.12.2024
Вольное подражание сонета 258 Петрарки.
Hе payeth his lady to be true ;
for no one can restrain a willing mind
Though I myself be bridled of my mind,
Returning me backward by force express,
If thou seek honour to keep thy promise,
Who may thee hold, my heart, but thou thyself unbind?
Sigh then no more since no way man may find
Thy virtue to let though that forwardness
Of fortune me holdeth; and yet as I may guess,
Though other be present, thou art not all behind.
Suffice it then that thou be ready there
[10] At all hours, still under the defence
Of time, truth, and love to save thee from offence,
Crying, ‘I burn in a lovely desire
With my dear master’s that may not follow,
Whereby mine absence turneth me to sorrow.
Он просит свою госпожу сохранять верность, так как ничто не может ограничить желания
Я несвободен быть теперь с желанной,
Ее оставить нынче принужден,
Но, сердце, кто достаточно силен
Тебе велеть, коль хочешь доброй славы?
Так не вздыхай: ведь не найдется, право,
Того, кто был бы все же награжден
Добру в ущерб, хоть я судьбой пленен.
Не позади ты, хоть других немало.
Довольно, что готовность есть твоя
Всегдашняя, с защитой непростой:
Ведь время, верность и любовь - с тобой, -
Воскликнуть: «Так горю желаньем я,
Как господин мой. Здесь он быть не может,
Затем его печаль в разлуке гложет».
Перевод 6.12.2024
Подражание сонета 98 Петрарки.
The lover laments the death of his love
The pillar perished is whereto I leant,
The strongest stay of mine unquiet mind;
The like of it no man again can find –
From east to west still seeking though he went –
To mine unhap, for hap away hath rent
Of all my joy the very bark and rind,
And I, alas, by chance am thus assigned
Dearly to mourn till death do it relent.
But since that thus it is by destiny,
[10] What can I more but have a woeful heart,
My pen in plaint, my voice in woeful cry,
My mind in woe, my body full of smart,
And I myself myself always to hate
Till dreadful death do cease my doleful state?
Влюбленный оплакивает смерть своей возлюбленной
Столп, что служил опорой мне, упал,
Мой беспокойный ум уж не уймется.
Нигде ему подобья не найдется,
Хотя б весь мир желавший обыскал.
Случилось, что я счастье потерял –
Так дерево бескорым остается.
Вот жребий мой, и горесть не прервется,
Лишь в смерти утешенье б я узнал.
Но если мне дана такая участь,
Что остается, как не горевать?
Мне скорбь – пером, не говорю, а мучусь,
Ум страждет, телу – боль лишь испытать,
Себя я ненавижу неизменно,
Смерть горькая готовит перемену.
Перевод 06.12.2024
Подражание сонету 269 Петрарки, где Петрарка оплакивает смерть своего покровителя, Джованни Колонны, и Лауры. Возможно, в этом сонете Уайетт оплакивает смерть Томаса Кромвеля.
The lover unhappy biddeth happy lovers rejoice in May, while he waileth that month to him most unlucky
You that in love find luck and sweet abundance
And live in lust and joyful jollity,
And live in lust of joyful jollity,
Arise for shame, do way your sluggardy :
Arise, I say, do May some observance.
Let me in bed lie dreaming in mischance ;
Let me remember my mishaps unhappy,
That me betide in May most commonly ;
As one whom love list little to advance.
Stephan1 said true, that my nativity
Mischanced was with the ruler of May.
He guessed (I prove) of that the verity.
In May my wealth, and eke my wits,2 I say,
Have stond so oft in such perplexity :
Joy ; let me dream of your felicity.
Несчастный влюбленный призывает счастливых влюбленных наслаждаться маем, тогда как он оплакивает этот месяц как самый несчастный для себя
Вы, кто в любви достаток, счастье знает,
Кто страсти все в веселье предается,
Стыдитесь! Леность вам прогнать придется,
Пусть май вам уважение внушает!
А я посплю. Пусть сон напоминает,
Как случай неудачным обернется.
Мне в мае часто горечь достается,
Как тем, кого любовь не поощряет.
Был Сефам прав. И впрямь мое рожденье
В разладе с тем, кто управляет маем.
Я этому доставил подтвержденье,
Обыкновенно маем обираем.
Богатством, жизнью рисковать случалось.
Пускай во сне увижу вашу радость!
Перевод 11.12.2024
Сонет содержит несколько отсылок к Чосеру.
Мне в мае часто горечь достается – в мае 1534 и 1536 гг. Уайетт был в заключении. В мае 1536 г. была казнена Анна Болейн.
Сефам – возможно, астролог Эдвард Сефам.
The lover confesseth him in love with Phyllis
If waker1 care ; if sudden pale colour ;
If many sighs, with little speech to plain :
Now joy, now woe, if they my chere
distain ;
For hope of small, if much to fear therfore ;
To haste, or slack, my pace to less, or more :
Be sign of love, then do I love again.
If thou ask whom : sure, since I did refrain
Brunet, that set my wealth in such a roar,
Th' unfeigned cheer of Phyllis hath the place
That Brunet had ; she hath, and ever shall.
She from my self now hath me in her grace ;
She hath in hand my wit, my will, and all.
My heart alone well worthy she doth stay,
Without whose help scant do I live a day.
Влюбленный признается в любви к Филис
Сплю мало и бледнеть внезапно стал,
Вздыхаю часто, жалуюсь же кратко.
То радость на лице, то горя краска,
Надеясь мало, страх большой узнал.
То я спешу, то шаг я придержал…
Коль эти признаки – любви повадка,
Люблю опять. Кого? – сказать не жалко.
C мятежницей чернявой я порвал,
И Филис ее место занимает,
Что искренна и навсегда пришла.
Она мне ныне благодать являет,
Мой ум, мои желания взяла.
Любовь – ее достоинствам ответ,
Ни дня без помощи ее мне нет.
Перевод 07.12.2024
Чернявая (в оригинале «Brunet») – возможно, Анна Болейн.
Филис – новая возлюбленная Уайетта, возможно Элизабет Даррелл.
Она мне ныне благодать являет – Соответствующая строка оригинала «She from myself now hath me in her grace» («Вопреки мне теперь имеет меня в своей благодати»). По замечанию Р. Ребхольца, по содержанию это протестантская религиозная метафора: благодать – это любовь и доброта Бога, обращенные на грешников, независимо от того, что они недостойны.
Мой ум, мои желания взяла. Соответствующая строка оригинала «She hath in hand my wit, my will, and all» («Она держит в руке мой ум, мое желание/волю, и все»). Так как will – это еще и название мужского полового органа, возможно, очень непристойный образ в оригинале.
Иллюстрация: кадр из сериала "Тюдоры". Уайетт и Анна Болейн.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028378
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.12.2024
Aemilia Bassano Lanyer. The Salutation and Sorrow of the Virgin Mary. Український переклад
Мій український переклад уривку про Благовіщення з поеми Емілії Бассано Ланьє/Ланьєр Salve Deus Rex Judaeorum ("Привіт Тобі, Господи, Царю Іудейський").
Оригінал:
Aemilia Lanyer
The Salutation and Sorrow of Virgin Mary
His woeful mother waiting on her son,
All comfortless in depth of sorrow drowned;
Her griefs extreme, although but new begun,
To see his bleeding body oft she swooned;
How could she choose but think herself undone,
He dying, with whose glory she was crowned?
None ever lost so great a loss as she,
Being son and father of eternity.
Her tears did wash away his precious blood,
That sinners might not tread it under feet
To worship him, and that it did her good
Upon her knees, although in open street,
Knowing he was the Jesse flower and bud
That must be gathered when it smelled most sweet:
Her son, her husband, father, saviour, king,
Whose death killed death, and took away his sting.
Most blessed virgin, in whose faultless fruit
All nations of the earth must needs rejoice,
No creature having sense, though ne’er so brute,
But joys and trembles when they hear his voice,
His wisdom strikes the wisest persons mute;
Fair chosen vessel, happy in his choice,
Dear mother of our Lord, whose reverend name
All people blessed call, and spread thy fame.
For the almighty magnified thee,
And looked down upon thy mean estate;
Thy lowly mind, and unstained chastity,
Did plead for love at great Jehovah’s gate,
Who sending swift-winged Gabriel unto thee,
His holy will and pleasure to relate;
To thee most beauteous queen of womankind,
The angel did unfold his maker’s mind.
He thus began: ‘Hail Mary full of grace,
Thou freely art beloved of the Lord,
He is with thee, behold thy happy case.’
What endless comfort did these words afford
To thee that saw’st an angel in the place
Proclaim thy virtue’s worth, and to record
Thee blessed among women: that thy praise
Should last so many worlds beyond thy days.
Lo, this high message to thy troubled spirit,
He doth deliver in the plainest sense;
Says, thou shouldst bear a son that shall inherit
His father David’s throne, free from offence,
Calls him that holy thing, by whose pure merit
We must be saved; tells what he is, of whence,
His worth, his greatness, what his name must be,
Who should be called the son of the most high.
He cheers thy troubled soul, bids thee not fear,
When thy pure thoughts could hardly apprehend
This salutation, when he did appear;
Nor couldst thou judge, whereto those words did tend;
His pure aspect did move thy modest cheer
To muse, yet joy that God vouchsafed to send
His glorious angel, who did thee assure
To bear a child, although a virgin pure.
Nay more, thy son should rule and reign forever;
Yea, of his kingdom there should be no end;
Over the house of Jacob, heaven’s great giver
Would give him power, and to that end did send
His faithful servant Gabriel to deliver
To thy chaste ears no word that might offend:
But that this blessed infant born of thee,
Thy son, the only son of God should be.
When on the knees of thy submissive heart
Thou humbly didst demand, how that should be?
Thy virgin thoughts did think, none could impart
This great good hap, and blessing unto thee;
Far from desire of any man thou art,
Knowing not one, thou art from all men free:
When he to answer this thy chaste desire,
Gives thee more cause to wonder and admire.
That thou a blessed virgin should remain,
Yea, that the Holy Ghost should come on thee
A maiden mother, subject to no pain,
For highest power should overshadow thee:
Could thy fair eyes from tears of joy refrain,
When God looked down upon thy poor degree?
Making thee servant, mother, wife, and nurse
To heaven’s bright king, that freed us from the curse.
Thus being crowned with glory from above,
Grace and perfection resting in thy breast,
Thy humble answer doth approve thy love,
And all these sayings in thy heart do rest:
Thy child a lamb, and thou a turtle dove,
Above all other women highly blessed;
To find such favour in his glorious sight,
In whom thy heart and soul do most delight.
What wonder in the world more strange could seem,
Than that a virgin could conceive and bear
Within her womb a son, that should redeem
All nations on the earth, and should repair
Our old decays: who in such high esteem,
Should prize all mortals, living in his fear
As not to shun death, poverty and shame,
To save their souls, and spread his glorious name.
And partly to fulfil his father’s pleasure,
Whose powerful hand allows it not for strange,
If he vouchsafe the riches of his treasure,
Pure righteousness to take such ill exchange;
On all iniquity to make a seizure,
Giving his snow-white weed for ours in change:
Our mortal garment in a scarlet dye,
Too base a robe for immortality.
Most happy news, that ever yet was brought,
When poverty and riches met together,
The wealth of heaven, in our frail clothing wrought
Salvation by his happy coming hither:
Mighty messiah, who so dearly bought
Us, slaves to sin, far lighter than a feather:
Tossed to and fro with every wicked wind,
The world, the flesh, or devil gives to blind.
Who on his shoulders our black sins doth bear
To that most blessed, yet accursed, cross;
Where, fastening them, he rids us of our fear,
Yea for our gain he is content with loss,
Our ragged clothing scorns he not to wear,
Though foul, rent, torn, disgraceful, rough and gross,
Spun by that monster Sin, and weaved by Shame,
Which grace itself, disgraced with impure blame.
How canst thou choose, fair virgin, then but mourn,
When this sweet offspring of thy body dies,
When thy fair eyes beholds his body torn,
The people’s fury, hears the women’s cries;
His holy name profaned, he made a scorn,
Abused with all their hateful slanderous lies,
Bleeding and fainting in such wondrous sort,
As scarce his feeble limbs can him support.
Мій переклад:
Емілія Бассано Ланьє/Ланьєр
Скорбота Діви Марії і вітання Їй
(з поеми Salve Deus, Rex Judeorum («Привіт Тобі, Господи, Царю Іудейський»)
Його ось Мати і Слуга Йому.
Розради Їй нема в найгіршій долі.
Вмить знає всю страждання глибину,
Зомліла: вразив вигляд Сина крові.
Із Сином славу прийняла одну,
То як тепер з Ним не поділить болю?
Страшніших втрат не знав ніхто: так тяжко,
Бо Він – для вічності і Син, і Батько.
Сльозами стала кров Його змивать
З каміння, грішники щоб не топтали.
Їй стало легше, хоч, щоб слугувать,
На вулиці навколішки стояла.
Єссеїв квіт найкращий розквітать
Недовго міг: у розквіті зірвали.
Він, Батько їй і Цар, Дитя і Пара,
Іде на смерть, щоб втратила смерть жало.
Благословенна Діва: плід Її
Безгрішний всі народи прославляють.
Особи найбрутальніші, дурні
Як щастя з Ним розмову відчувають.
З Ним поряд інші мудреці – німі.
Обраницю ж заслужено вітають:
Ім’я Твоє в пошані, Мати Божа,
Повсюдно, і забуть Тебе не зможуть.
Звеличити Всевишній побажав
Тебе, помітив скромне існування.
Твої смирення й цноту привітав,
Край Божих врат – їх про любов благання.
До Тебе швидкокрилого послав
Він Гавриїла зі святим посланням.
Володарці жіноцтва, Найгарнішій
Повідав Ангел замисел найвищий.
Почав він: «Благодатная, радій,
Бо маєш Боже Ти Благословення!
Господь з тобою, і талан ось твій».
Це мала бути втіха нескінченна,
Як ангел у господі був земній,
Твою чесноту вихваляв знаменну.
Тебе благословенною назвали
Між жонами – для вічної то слави.
Стривожена посланням Ти таким,
Пояснює все ангел, як годиться:
Народиш Сина, успадкує він
Давидів трон, не буде це злочинством.
Твого зве Сина Благом тим святим,
Якому завдяки нам всім спастися.
Сказав, яке ім’я Тому слід дати,
Кого Всевишній буде Сином звати.
Твою тривогу бачить він і страх
Прогнати просить, та Тобі все ж складно
Збагнути, чом вітав Тебе він так
І означала що промова гарна.
Є привід у посланника словах
Задуматись – хоч і зрадіти, явно.
Тебе Господень ангел запевняє:
В Незайманій нове Життя заграє.
Так, справді, царюватиме твій Син,
Ні, дійсно, царювання не скінчиться.
Над домом Якова одержить Він
Від Бога владу. Сказане здійсниться,
Для того й Гавриїл з посланням цим.
Твій чистий слух цим словом не брудниться:’
Благословенна зродиться Дитина,
Твій буде Син – єдиним Божим сином.
Уклякла й «Як це станеться?» спитать
Наважилась Ти, серцем всім покірна;
Ти, чиста, знала, що завад назвать
Не можна, буде радість неодмінно,
А чоловіка жодного бажать
Не починала, від усіх їх вільна.
Як ангел відповів на це питання,
Причину ще надав для дивування.
Благословенна, цноту збережеш,
І злине Дух Святий, щоб це здійснилось.
Без болю в світ Дитину приведеш,
До Тебе Вища Сила прихилилась.
Як вдячних сліз від цього не проллєш,
Адже для скромності є Божа милість?
Ти жінка й мамка, мати і служниця
Для Того, Хто - Спаситель, райський Витязь.
Так Ти з небес увінчана була,
Так досконалість з милістю з’єднала.
Любов Ти відповіддю довела
І сказане все серцем пам’ятала.
В світ Голубиця Агнця привела
Й між жонами благословенна стала.
Той Тобі виразив прихильність слушно,
Хто радував найбільше серце й душу.
Де нам дивніше диво віднайти?
Бо зачала і виносила Сина
В утробі Діва, щоб Він зміг спасти
Народи всі, щоб наші всі провини
Спокутував Він і щоб піднести
Тих смертних міг Він, хто для Нього нині
Страх смерті, бідності, стида покинув -
Їх душі спас Син, слава Сина лине.
Життям Він Батькові вмів догодити.
Всевишній це дозволить побажав:
Коштовність цю Свою, Життя це чисте
Так кепсько – на гріхи – Він обміняв,
Щоб всю неправоту так припинити.
Одежу сніжно-білу Він віддав
За нашу, а вона – в червоних плямах.
Вдягатись так безсмертю – це замало.
Щасливіших новин ще не було:
Тепер багатство й бідність поєднались,
Багатство раю руб’я одягло,
З Його пришестям всі ми врятувались.
З Месією спасіння нас знайшло -
Від пір’я легших, що гріху вклонялись,
З якими всі вітри злодійські грають,
В яких світ, плоть чи чорт зір відбирають.
Із нашими гріхами на плечах
На хрест благословенний і проклятий
Іде Спаситель. Прожене наш страх,
За нас нести свою утрату радий.
Без глуму нашу одіж Він одяг,
Хоча вона брудна і груба надто.
На неї Гріх напряв, Безчестя ткало,
Від гани Благодать сама страждала.
Святая Діво! Як не горювать,
Як милий Син Твій нині умирає,
Як стали при Тобі його терзать,
Рев люті і жіночий плач лунає,
Як Праведного стали ображать,
Брехня ненависті Його картає?
Стікає кров’ю Він, іде, неможний,
Вже ледве на ногах триматись може…
Переклад 28-30.11.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293"]Те ж саме російською[/url]
Ілюстрація: Паоло Веронезе. Благовіщення (одне з Благовіщень), 1578. Венеція, Галерея Академії.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027616
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.11.2024
Уривок поеми 'Salve Deus Rex Judaeorum' ("Привіт Тобі, Господи, Царь Іудейський") Емілії Бассано, у шлюбі Ланьє (Ланьєр) (1569–1645) - англійської поетки, за походженням, можливо, наполовину єврейки, першої жінки, яка опублікувала збірку віршів англійською мовою в XVII ст. ( 1611 р.), і висловлювала в своїй творчості переконання, які згодом стали характеризувати як феміністичні.
Поширений також (хоча не загальний) погляд, за яким це Емілія була прототипом знаменитої "смуглої леді сонетів".
У наведеному нижче уривку авторка намагається від імені дружини Понтія Пілата висловитись на захист праматері нашої Єви.
Оригінал:
Now Pontius Pilate is to judge the cause
Of faultless Jesus, who before him stands;
Who neither hath offended prince, nor laws,
Although he now be brought in woeful bands:
O noble governor, make thou yet a pause,
Do not in innocent blood imbrue thy hands,
But hear the words of thy most worthy wife,
Who sends to thee, to beg her saviour’s life.
Let barbarous cruelty far depart from thee,
And in true justice take affliction’s part;
Open thine eyes, that thou the truth mayst see,
Do not the thing that goes against thy heart,
Condemn not him that must thy saviour be,
But view his holy life, his good desert.
Let not us women glory in men’s fall,
Who had power given to overrule us all.
Till now your indiscretion sets us free
And makes our former fault much less appear;
Our mother Eve, who tasted of the tree,
Giving to Adam what she held most dear,
Was simply good, and had no power to see,
The after-coming harm did not appear:
The subtle serpent that our sex betrayed,
Before our fall so sure a plot had laid.
That undiscerning ignorance perceived
No guile or craft that was by him intended;
For had she known, of what we were bereaved,
To his request she had not condescended.
But she, poor soul, by cunning was deceived,
No hurt therein her harmless heart intended:
For she alleged God’s word, which he denies
That they should die, but even as gods, be wise.
But surely Adam cannot be excused;
Her fault, though great, yet he was most to blame;
What weakness offered, strength might have refused,
Being lord of all, the greater was his shame:
Although the serpent’s craft had her abused,
God’s holy word ought all his actions frame,
For he was lord and king of all the earth,
Before poor Eve had either life or breath.
Who being framed by God’s eternal hand,
The perfect’st man that ever breathed on earth,
And from God’s mouth received that strait command,
The breach whereof he knew was present death:
Yea, having power to rule both sea and land,
Yet with one apple won to lose that breath
Which God had breathed in his beauteous face,
Bringing us all in danger and disgrace.
And then to lay the fault on patience back,
That we, poor women, must endure it all;
We know right well he did discretion lack,
Being not persuaded thereunto at all;
If Eve did err, it was for knowledge sake,
The fruit being fair persuaded him to fall:
No subtle serpent’s falsehood did betray him;
If he would eat it, who had power to stay him?
Not Eve, whose fault was only too much love,
Which made her give this present to her dear,
That what she tasted, he likewise might prove,
Whereby his knowledge might become more clear;
He never sought her weakness to reprove
With those sharp words, which he of God did hear:
Yet men will boast of knowledge, which he took
From Eve’s fair hand, as from a learned book.
If any evil did in her remain,
Being made of him, he was the ground of all;
If one of many worlds could lay a stain
Upon our sex and work so great a fall
To wretched man, by Satan’s subtle train,
What will so foul a fault amongst you all?
Her weakness did the serpent’s words obey,
But you in malice God’s dear son betray.
Whom, if unjustly you condemn to die,
Her sin was small to what you do commit;
All mortal sins that do for vengeance cry,
Are not to be compared unto it:
If many worlds would altogether try,
By all their sins the wrath of God to get,
This sin of yours surmounts them all as far
As doth the sun, another little star.
Then let us have our liberty again,
And challenge to yourselves no sovereignty;
You came not in the world without our pain,
Make that a bar against your cruelty;
Your fault being greater, why should you disdain
Our being your equals, free from tyranny?
If one weak woman simply did offend,
This sin of yours, hath no excuse, nor end.
To which, poor souls, we never gave consent,
Witness thy wife, O Pilate, speaks for all;
Who did but dream, and yet a message sent,
That thou shouldst have nothing to do at all
With that just man; which, if thy heart relent,
Why wilt thou be a reprobate with Saul?
To seek the death of him that is so good,
For thy soul’s health to shed his dearest blood.
Мій український переклад
Еміля Бассано Ланьє/Ланьєр
Виправдання Єви (заради захисту жінок)
Пілатові слід справу розглядать,
І перед ним Ісус став безневинний.
Царів, закони вмів Він шанувать,
Але тепер в оковах, плачу гідний.
Правителю, не треба поспішать!
У кров святу ти не занур рук сильних.
Твоя достойна жінка так благає:
Її Спаситель хай спасіння має!
Жорстокість варварську геть прожени,
Жаліючи, судити чесно станеш.
Від істини очей не відверни:
Засудиш – і своє ти серце зрадиш.
Він – твій Спаситель! Кари не чини,
Коли життя й заслуги ти розглянеш!
Не дозволяй жіноцтву хизуватись,
Як схибить муж, що мав розпоряджатись!
Так хибі чоловічій - нас звільнить
І зменшити суттєво ту провинність,
Що Єва сміла від плодів вкусить
Й з Адамом любим ними поділилась.
Вона була лиш добра. Встановить
Була безсила, що тут зло таїлось.
Підступний змій усіх жінок так зрадив,
Щоб нас згубити, задум свій впровадив.
Вона ж з невинним розумом була
І хитрості не вміла розпізнати.
Якби, що втратимо, пізнать могла,
Не стала б хитрому відповідати.
Підступність для обману шлях знайшла,
А чиста зла не думала вчиняти.
Згадала слово Боже, змій же ствердив:
Змудріють, мов боги, й не буде смерті.
Та слушно б осуд і Адам дістав:
Значна провина в жінки, в нього ж - гірша.
Слабка давала, сильний би не брав,
Та взяв він. Сором більш, бо влада вища:
Хоч жінку хитрий змій переконав,
Та муж мав бути Богу найвірнішим.
Він над землею став владарювати
Перш, ніж жона розпочала зітхати.
Господь рукою вічною створив
Його, щоб був – істота досконала.
Знав чоловік, що Бог заборонив,
І знав: його б за ослух смерть спіткала.
Над морем і землею він царив –
Та яблуко грішити спонукало.
Життям від Бога ризикнув гарненько -
Приніс неславу нам та небезпеку.
Та докоряєте терпінню ви
І винуватите жінок нещасних.
Муж не послухав ради голови,
Зневажив він великий розум власний.
Бажання знань – шлях Єви до вини,
А чоловік згрішив, бо плід прекрасний.
До нього змій підступний не звертався.
Хотів він яблук сам. Хто б сперечався?
Не Єва, ні, бо гріх її – любов
Надмірна, з любим змусила ділитись,
Щоб нею знайдене і він знайшов,
Щоб розум мужа теж міг прояснитись.
Докорів Божих муж не мовив знов,
І жінки не примушував винитись.
Чоловіки знання свої великі
Одержали з рук Єви – наче з книги.
Якщо хоч трохи зла лишилось в ній,
То винний чоловік: постала з нього.
Як світ один у безлічі живій
Нас винуватить: ось знаряддя злого,
Біду чоловікам наслав так змій –
То ось ваш гріх. Не сором вам від цього?
Жона – слабка, і стала змія слухать.
Ви ж – злі, тому Син Божий звідав муки.
Якщо несправедлива смерть – Йому,
То Євин гріх – дрібне ще злодіяння.
Гріхи всі смертні, що до помсти звуть,
Не витримають з вашим порівняння.
Як декілька світів скликать на суд,
Де зробить Бог гріхів підсумування –
Ваш гріх один всю суму перевищить,
Мов Сонце, що за зірочку ясніше.
То волю хай знов матимемо ми –
Себе володарями не вважайте!
Страждаємо, щоб ви у світ прийшли –
Жорстокості до нас не проявляйте!
Ви впали до ще гіршої вини –
То ми вам рівні? Ви рабинь звільняйте!
Слабка згрішила жінка, це буденно.
Ваш гріх – не вибачений, нескінченний.
На нього згоди нашої нема.
За нас твоя, Пілате, жінка мовить:
Був сон лише, та вражена вона,
Помилувати Праведника просить.
Його жалієш ти, так не дарма.
Чом хочеш, мов Саул, ти зло дозволить?
Не погуби Його, добру Він служить,
Прийняв би смерть, та спас твою цим душу.
Переклад 27.11.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382"] Переклад російською [/url]
Ілюстрація: Якопо Робусті (Тінторетто). Адам і Єва. Венеція, галерея Академії.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027402
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.11.2024
Не так уж мало веры и любви
Провозглашенных, но не совершенных.
Так совершай! Настойчивей зови
И явятся, и наделят лишенных.
22.11.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027077
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.11.2024
COMPLAINT FOR TRUE LOVE UNREQUITED.
What vaileth truth or by it to take pain,
To strive by steadfastness for to attain
To be just and true and flee from doubleness,
Sithens all alike, where ruleth craftiness,
Rewarded is both false and plain?
Soonest he speedeth that most can feign;
True meaning heart is had in disdain.
Against deceit and doubleness
What vaileth truth?
Deceived is he by crafty train
That meaneth no guile and doth remain
Within the trap without redress
But for to love, lo, such a mistress
Whose cruelty nothing can refrain.
What vaileth truth?
Скарга на відсутність взаємності для щирого кохання
Що значить правда? Чом її вітати?
Що з прямотою можемо придбати,
Що дасть нам двоєдушності картання,
Як в світі, де царює хитрування,
Брехня і щирість рівну мають плату?
Успішний той, хто вміє удавати,
А щире серце звикли зневажати.
Як гнучкість, підлість мають шанування,
Що значить правда?
Того нечесним легко ошукати,
Хто вивертів не хоче замишляти, –
Він потерпає без відшкодування.
А як зустріне хтось таке кохання,
Що лиш жорстокість вміє проявляти, –
Що значить правда?
Переклад 28.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1026397
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.11.2024
Мы починяем примус. – Починяй,
Лукавого лукавый кот! Ты шутишь
С читателем – ну что же, развлекай,
Цитаты благодарные получишь.
К вам любящая женщина придет
В обличье ведьмы – ей подобных мало.
Для милого вам жертву принесет,
Чтоб был спасен, чтоб все, как было, стало.
Так страсть со смехом будете мешать
В рассказе занимательном и сильном,
Где и о милосердии читать:
Простит ту власть, что трусость проявила,
И как друзья в небесные края
Пойдут вдвоем казненный и судья.
02.11.2024
(Как оказалось, день рождения Елены Сергеевны Булгаковой).
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025670
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.11.2024
COMPLAINT FOR TRUE LOVE UNREQUITED.
What vaileth truth or by it to take pain,
To strive by steadfastness for to attain
To be just and true and flee from doubleness,
Sithens all alike, where ruleth craftiness,
Rewarded is both false and plain?
Soonest he speedeth that most can feign;
True meaning heart is had in disdain.
Against deceit and doubleness
What vaileth truth?
Deceived is he by crafty train
That meaneth no guile and doth remain
Within the trap without redress
But for to love, lo, such a mistress
Whose cruelty nothing can refrain.
What vaileth truth?
Жалоба на отсутствие взаимности для искренней любви
Что значит правда? Как ее ценить?
Что с прямотой сумеем получить,
Что принесет обмана осужденье,
Коль в мире, где при власти – лицемерье,
За ложь и искренность – равно платить?
Успел, кто нужный вид смог напустить,
А искренним – презрения вкусить.
Когда двуличью, кривде – уваженье,
Что значит правда?
Того легко нечестным обдурить,
Кто без уловок думает прожить, -
Он получает вред без возмещенья.
А если есть сердечное влеченье
К той, кто жестокой лишь умеет быть,
Что значит правда?
Перевод 28.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025405
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.10.2024
REQUEST TO CUPID FOR REVENGE OF
HIS UNKIND LOVE.
BEHOLD, Love, thy power how she despiseth ;
My grievous pain how little she regardeth :
The solemn oath, whereof she takes no cure,
Broken she hath, and yet, she bideth sure,
Right at her ease, and little thee she dreadeth :
Weaponed thou art, and she unarmed sitteth :
To thee disdainful, all her life she leadeth ;
To me spiteful, without just cause or measure :
Behold, Love, how proudly she triumpheth.
I am in hold, but if thee pity moveth,
Go, bend thy bow, that stony hearts breaketh,
And with some stroke revenge the displeasure
Of thee, and him that sorrow doth endure,
And, as his lord, thee lowly here entreateth.
Behold, Love !
Прохання до Купідона помститися його недобрій коханій
Амуре, поглянь, як тебе вона зневажає,
На біль мій тяжкий зовсім не зважає!
Присягу свою вона занедбала,
Забула її, наче й не давала.
Спокійної сила твоя не лякає,
Озброєний ти, вона ж зброї не має,
Живе й зневажать тебе не полишає,
До мене ж злобу лиш проявляла.
Амуре, поглянь, як перемагає!
Я – в’язень. Як той ти, хто жалість знає,
Візьми лук, що серця кам’яні розбиває,
І хай би відплата її спіткала
За тебе й за того, кого ображала,
Хто тебе, як пана, нині благає.
Амуре, поглянь!
Переклад 28.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025303
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.10.2024
Джерела текстів оригіналів і коментарів: сайт Luminarium, an Anthology of English Literature, Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R. A. Rebholz. Penguin Random House 1978, Tottel’s Miscellany
Songs and Sonnets of Henry Howard, Earl of Surrey, Sir Thomas Wyatt and Others. Edited with an Introduction and Notes by
AMANDA HOLTON and TOM MACFAUL. Penguin Books, 2011.
THE LOVER COMPARETH HIS HEART TO
THE OVERCHARGED GUN.
THE furious gun in his most raging ire,
When that the bowl is rammed in too
sore,
And that the flame cannot part from the fire ;
Cracks in sunder, and in the air do roar
The shivered pieces. So doth my desire,
Whose flame increaseth aye from more to more ;
Which to let out, I dare not look, nor speak ;
So inward force my heart doth all to break.
Закоханий порівнює своє серце із занадто зарядженою гарматою
Гармата люта у найбільшім гніві,
Занадто щільно в ній заряд сидить,
І задихається в буремній силі,
І лускає – далеко рев стоїть.
Так почуття моє, вже непомірне,
Горить, росте, не можу зупинить,
Не зізнаюсь ні язиком, ні оком,
І серце розірве ось-ось жорстоко.
Переклад 23.10.2024
THE
LOVER THAT FLED LOVE NOW FOLLOWS
IT WITH HIS HARM.
SOMETIME I fled the fire, that me so
brent,
By sea, by land, by water, and by wind ;
And now the coals I follow that be quent,
From Dover to Calais, with willing mind.
Lo! how desire is both forth sprung, and spent!
And he may see, that whilom was so blind,
And all his labour laughs he now to scorn,
Meashed in the briers, that erst was only torn.
Закоханий, який колись втікав від кохання,
Тепер слідує за ним зі своїм болем
Був час, від цього я вогню тікав –
По морю, по землі, по водах і за вітром.
Жар від вугілля нині перестав –
Ось, з Дувра до Кале з холодним їду.
Бажання стихло, спокій я дістав,
Сліпий прозрів – помітьте переміну.
Що засмутило, нині сміху служить,
Навколо колючки – мені байдуже.
Переклад 25.10.2024
(Епіграма, як вважають, - про спільний візит Генріха VIII і Анни Болейн до Франції в жовтні 1532 р. Спонукає вважати, що Ваєтт належав до почту Анни)
Of the feigned friend
Right true it is and said full yore ago,
" Take heed of him that by thy back thee claweth,"
For none is worse than is a friendly foe.
Though they seem good, all thing that thee delighteth,
Yet know it well that in thy bosom creepeth:
For many a man such fire oft kindleth
That with the blaze his beard singeth.
Про брехливого друга
Ось правда – й сказано уже давно:
Слід підлабузників остерігатись.
Хтось дружній ворог – то найбільше зло:
Він наче добрий, кличе милуватись,
Та вміє до таємного закрастись.
Буває, лагідний вогонь привабить,
Підійдеш – бороду тобі він спалить.
Переклад 26.10.2024
A Riddle of a Gift
Given By a Lady.
by Sir Thomas Wyatt
A Lady gave me a gift she had not,
And I received her gift which I took not,
She gave it me willingly, and yet she would not,
And I received it, albeit, I could not,
If she give it me, I force not,
And if she take it again she cares not.
Conster what this is and tell not,
For I am fast sworne I may not.
Загадка про дарунок від дами
Дала дарунок дама й не вручила,
Я маю цей дарунок, хоч не взяв,
Вона дала охоче й не хотіла,
Не міг я брати, та з дарунком став.
Не змушував я, щоб вона вчинила,
Жорстока, як захоче, щоб віддав.
Що за дарунок був це, здогадайся,
Та не відкрий, бо я мовчать поклявся.
Переклад 26.10.2024
THAT SPEAKING OR PROFFERING BRINGS
ALWAY SPEEDING.
Speak thou and speed where will or power aught help’th.
Where power doth want, will must be won by wealth.
For need will speed where will works not his kind,
And gain, thy foes thy friends shall cause thee find.
For suit and gold, what do not they obtain?
Of good and bad the tryers are these twain.
Хто каже або пропонує, може завжди досягти бажаного
Бажання й влада можуть дати все.
Бажання владі гаманець несе.
Слабке бажання, то потребі – взять
І ворогів на друзів повертать.
Прохання й гроші чинять всі діла,
Вони – мірило для добра і зла.
Переклад 26.10.2024
(Епіграма, чий зміст не вповні зрозумілий: залежить від інтерпретації слова will. Засуджує продажність).
Description of a Gun
by Sir Thomas Wyatt
Vulcan begat me: Minerva me taught:
Nature, my mother: Craft nourish'd me year by year:
Three bodies are my food: my strength is in naught:
Anger, wrath, waste, and noise are my children dear.
Guess, friend, what I am: and how I am wraught:
Monster of sea, or of land, or of elsewhere.
Know me, and use me: and I may thee defend:
And if I be thine enemy, I may thy life end.
Гармата
Вулкан зачав мене, Мінерва вчила,
Природа мені мати, Вправність – годівник.
Харч – три речовини, Ніщо – то сила,
Нащадки – смерть, розвал, гнів, гам. Люблю я їх.
Вгадай, що я і що мене створило.
Я – страх морів й землі, страх, певно, я для всіх.
Вдасись до мене – зможу захистить,
Як я твій ворог – можу й погубить.
Переклад 27.10.2024
Ніщо – вакуум,
Три речовини - селітра, сірка й вугілля, з яких робиться порох.
A description of such a one as he would love
A face that should content me wondrous well
Should not be fair but comely to behold,
With gladsome look all grief for to expel,
With sober cheer so would I that it should
Speak, without words, such words that none can tell.
The tress also should be of crisped gold.
With wit, and these, might chance I might be tied
And knit again the knot that should not slide.
Опис тієї, кого він хотів би кохати
Лице, яким бажав би я втішатись,
Нехай не гарним – милим би було.
Веселий зір: щоб горю – не вертатись,
Люб’язний сміх: так, щоб без слів могло
Те виразить, над чим словам – старатись.
Волоссю колір золото б дало.
Заплутатись у ньому я б зумів
І вже розплутатись не захотів.
27.10.2024
Назва епіграми - зі збірки Tottel's Miscellany. Можливо, епіграма описує нову кохану Ваєтта, Елізабет Даррелл.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025257
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.10.2024
Источники текстов оригиналов и комментариев: сайт Luminarium, an Anthology of English Literature, Sir Thomas Wyatt. The Complete Poems. Edited by R. A. Rebholz. Penguin Random House 1978, Tottel’s Miscellany
Songs and Sonnets of Henry Howard, Earl of Surrey, Sir Thomas Wyatt and Others. Edited with an Introduction and Notes by
AMANDA HOLTON and TOM MACFAUL. Penguin Books, 2011.
THE LOVER COMPARETH HIS HEART TO
THE OVERCHARGED GUN.
THE furious gun in his most raging ire,
When that the bowl is rammed in too
sore,
And that the flame cannot part from the fire ;
Cracks in sunder, and in the air do roar
The shivered pieces. So doth my desire,
Whose flame increaseth aye from more to more ;
Which to let out, I dare not look, nor speak ;
So inward force my heart doth all to break.
Влюбленный сравнивает свое сердце со слишком сильно заряженной пушкой
Вот пушка злая в гневе наивысшем.
Заряд в ней плотно, бить ей нелегко,
И задыхается она, как дышит,
И лопается – слышно далеко.
Так и желанье, что в себе я слышу:
Еще растет, хотя уж велико.
Таю его, не высказав нисколько,
И сердце разорвет вот-вот жестоко.
THE
LOVER THAT FLED LOVE NOW FOLLOWS
IT WITH HIS HARM.
SOMETIME I fled the fire, that me so
brent,
By sea, by land, by water, and by wind ;
And now the coals I follow that be quent,
From Dover to Calais, with willing mind.
Lo! how desire is both forth sprung, and spent!
And he may see, that whilom was so blind,
And all his labour laughs he now to scorn,
Meashed in the briers, that erst was only torn.
Влюбленный, когда-то бежавший от любви,
теперь следует за ней со своей болью
Когда-то я бежал от этого огня –
В путь по морю, по суше, по воде, вслед ветру.
Остыли угли те, что жгли меня –
И вот, из Дувра до Кале я с ними еду.
Огонь желанья исчерпал себя,
Cлепой прозрел – заметьте перемену.
Над горем, что узнал, смеется он,
Шипами без опаски окружен.
(Эпиграмма, предположительно, - о совместном визите Генриха VIII и Анны Болейн во Францию в октябре 1532 г. Побуждает считать, что Уайетт находился в свите Анны).
Of the feigned friend
Right true it is and said full yore ago,
" Take heed of him that by thy back thee claweth,"
For none is worse than is a friendly foe.
Though they seem good, all thing that thee delighteth,
Yet know it well that in thy bosom creepeth:
For many a man such fire oft kindleth
That with the blaze his beard singeth.
О лживом друге
Вот правда – сказано уже давно:
Коль спинку чешут, льстя, – остерегайся.
Враг в виде друга – худшее то зло:
Он будто добр, внушит: «Мной восхищайся!»,
Но тайны твои вызнает – скрывайся!
Бывает, ласковый огонь горит,
А подойдешь – и бороду спалит.
Перевод 25.10.2024
A Riddle of a Gift
Given By a Lady.
by Sir Thomas Wyatt
A Lady gave me a gift she had not,
And I received her gift which I took not,
She gave it me willingly, and yet she would not,
And I received it, albeit, I could not,
If she give it me, I force not,
And if she take it again she cares not.
Conster what this is and tell not,
For I am fast sworne I may not.
Загадка о подарке дамы
Дала подарок дама – не вручая,
Я получил подарок – но не взял.
Дарила с милостью, не уступая,
Я брать не мог, а все ж с подарком стал.
Я принял дар ее, не принуждая;
Жестока, коль захочет, чтоб отдал.
Что это за подарок, догадайся,
Но нн скажи: ведь я скрывать поклялся.
Перевод 26.10.2024
THAT SPEAKING OR PROFFERING BRINGS
ALWAY SPEEDING
Speak thou and speed where will or power aught help’th.
Where power doth want, will must be won by wealth.
For need will speed where will works not his kind,
And gain, thy foes thy friends shall cause thee find.
For suit and gold, what do not they obtain?
Of good and bad the tryers are these twain.
Сказав или предложив, можно всегда добиться желаемого
Власть и желанье могут все добыть.
Власть повелит желание купить.
Нужда возьмет, коль нет желанья дать,
Врагов в друзей сумеешь превращать.
Прошенье и казна вершат дела,
Они – мерило для добра и зла.
Перевод 26.10.2024
(Эпиграмма, чей смысл не вполне ясен: зависит от интерпретации слова will. Осуждает продажность).
Description of a Gun
by Sir Thomas Wyatt
Vulcan begat me: Minerva me taught:
Nature, my mother: Craft nourish'd me year by year:
Three bodies are my food: my strength is in naught:
Anger, wrath, waste, and noise are my children dear.
Guess, friend, what I am: and how I am wraught:
Monster of sea, or of land, or of elsewhere.
Know me, and use me: and I may thee defend:
And if I be thine enemy, I may thy life end.
Пушка
Вулкан меня зачал, Минерва обучила.
Мне мать – Природа, нянькой стало Мастерство.
Три вещества – мой хлеб, ничто – мне сила.
Потомство – смерть, развал, гнев, гам. Люблю его.
Друг, угадай, что я и что меня творило.
Я – страх морей, земли, страх, верно, для всего.
Ко мне прибегнешь – я сумею защитить,
А коли ты мой враг – могу и погубить.
Перевод 27.10.2024
Ничто – вакуум,
Три вещества - селитра, серка и уголь, из которых делается порох.
A description of such a one as he would love
A face that should content me wondrous well
Should not be fair but comely to behold,
With gladsome look all grief for to expel,
With sober cheer so would I that it should
Speak, without words, such words that none can tell.
The tress also should be of crisped gold.
With wit, and these, might chance I might be tied
And knit again the knot that should not slide.
Описание той, кого он хотел бы любить
Лицо, которым любоваться стану,
Пусть будет не прекрасно, но мило.
Взгляд будет весел – горе чтоб изгнало,
Приятен смех – так, чтоб без слов могло
То выразить, чему слов было б мало.
Цвет локонам бы золото дало.
Тогда б я в них запутаться сумел,
Узла распутать больше б не хотел.
Перевод 27.10.2024
Название эпиграммы - из сборника Tottel's Miscellany. Предположительно, эпиграмма описывает новую возлюбленную Уайетта, Элизабет Даррелл.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025255
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.10.2024
Of such as had forsaken him
Lucks, my fair falcon, and your fellows all,
How well pleasant it were your liberty!
Ye not forsake me that fair might ye befall.
But they that sometime liked my company
Like lice away from dead bodies they crawl.
Lo, what a proof in light adversity!
But ye, my birds, I swear by all your bells,
Ye be my friends and so be but few else.
О тех., кто eго бросил
Счастливчик-сокол и твои друзья,
Свободу очень любите, я знаю,
Но бедствовать не бросили меня,
А те, чьей близости не забываю,
Как с трупа вши, бегут – оставлен я,
Беда мала, а уж людей теряю!
Нет, бубенцами вашими клянусь:
Вы – те, чьей верностью теперь горжусь.
Перевод 26.10.2024
Примечание: сокол был эмблемой королевы Анны Болейн, второй жены Генриха VIII, в которую Уайетт был влюблен, когда она была фрейлиной.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025171
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 26.10.2024
Of such as had forsaken him
Lucks, my fair falcon, and your fellows all,
How well pleasant it were your liberty!
Ye not forsake me that fair might ye befall.
But they that sometime liked my company
Like lice away from dead bodies they crawl.
Lo, what a proof in light adversity!
But ye, my birds, I swear by all your bells,
Ye be my friends and so be but few else.
Про тих, хто його покинув
Щасливцю, мій соколику, та друзі
Твої – ви волю любите, це знаю!
Та не лишаєте мене ви в тузі,
А ті, кого я другом пам’ятаю,
Мов воші геть з мерця – не по заслузі
В легкій я скруті цю їх втечу маю!
Ні, вашими дзвіночками клянусь:
Ви – ті, чиєю вірністю хвалюсь.
Переклад 25.10.2024
Примітка: сокол був емблемою королеви Анни Болейн, другої дружини Генріха VIII, в яку Ваєтт був закоханий, коли вона була фрейліною.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025105
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.10.2024
П'ять сонетiв сера Томаса Ваєтта Старшого. Український переклад
Раніше переклала російською, тепер переклала українською.
TO HIS LADY, CRUEL OVER HER
YIELDING LOVER.
SUCH is the course that nature’s kind hath
wrought
That snakes have time to cast away their stings :
Against chain’d prisoners what need defence be sought ?
The fierce lion will hurt no yielden things :
Why should such spite be nursed then by thought ?
Sith all these powers are prest under thy wings ;
And eke thou seest, and reason thee hath taught,
What mischief malice many ways it brings :
Consider eke, that spite availeth nought.
Therefore this song thy faul to thee it sings :
Displease thee not, for saying thus my thought,
Nor hate thou him from whom no hate forth springs :
For furies that in hell be execrable,
For that they hate, are made most miserable.
До коханої поета, яка жорстока до свого сумирного залицяльника
Порядок так природа встановила,
Що навіть зміям труту витрачать.
Чи проти в’язнів ми шукаєм сили?
Не буде лев сумирних розривать.
Чому ж жорстокості ти не лишила?
Все зло це можеш у собі з’єднать.
Розсудливість давно тебе вже вчила:
Хто шкодить, має шкоди й сам зазнать.
Ніколи злоба щастя не творила,
Тож я про те, як хибиш, став співать.
Прийми ж ту мову, що думки розкрила,
Не злися: не хотів я ображать.
Бо навіть відьми в пеклі найгидкіші
Через свою ненависть в муках гірших.
Переклад 21 жовтня 2024.
THE LOVER’S LIFE COMPARED TO
THE ALPS
LIKE unto these unmeasurable mountains
So is my painful life, the burden of ire ;
For high be they, and high is my desire ;
And I of tears, and they be full of fountains :
Under craggy rocks they have barren plains ;
Hard thoughts in me my woful mind doth tire :
Small fruit and many leaves their tops do attire,
With small effect great trust in me remains :
The boisterous winds oft their high bounds do blast :
Hot sighs in me continually be shed :
Wild beasts in them, fierce love in me is fed ;
Unmovable am I, and they steadfast.
Of singing birds they have the tune and note ;
And I always plaints passing through my throat.
Життя закоханого порівнюється з Альпами
Схожий я на гори ці незмірні,
Живучи, розчавлений стражданням.
Як вони, високим є бажання,
Є струмки в них, як мій плач, нестримні.
Ось під скелями долини рівні –
Гострий біль лікують міркування.
Листя безліч, плід малий – чекання
Мало принесло, хоч мрії сильні.
В горах тішаться вітри доволі –
Я, мов вітер, повсякчас зітхаю.
Гори – звірів, я – любов ховаю,
Я – ні з місця, гори – нерухомі.
Горам музику птахи дарують,
Я, щоб скарги висловить, віршую.
Переклад 21.10.2024
A RENOUNCING OF LOVE
FAREWELL, Love, and all thy laws for
ever ;
Thy baited hooks shall tangle me no more.
Senec, and Plato, call me from thy lore,
To perfect wealth, my wit for to endeavour ;
In blind error when I did persever,
Thy sharp repulse, that pricketh aye so sore,
Taught me in trifles that I set no store ;
But scaped forth thence, since, liberty is lever1
Therefore, farewell ! go trouble younger hearts,
And in me claim no more authority :
With idle youth go use thy property,2
And thereon spend thy many brittle darts :
For, hitherto though I have lost my time,
Me list no longer rotten boughs to clime.
Відмова від кохання
Кохання, прощавай! Я полишаю
Закон твій, не мені – гачки ковтать.
Сенека і Платон мене хай вчать,
Багатство справжнє мудрості придбаю.
Був сліпо впертий: все ж ще почекаю.
Твою різку відмову мав прийнять
І втік, дрібниць не прагнучи збирать,
На волю, що ціннішою вважаю.
То прощавай! Молодших ти турбуй,
На мене влади знову не пошириш.
Ледачу юність чарами потішиш,
Для неї стріл численних не шкодуй.
Я ж стільки часу витратив – і марно,
По зламаних гілках вже лізть не стану.
21.-22.10.2024
THE LOVER FORSAKETH HIS
UNKIND LOVE
MY heart I gave thee, not to do it pain,
But to preserve, lo, it to thee was taken.
I served thee, not that I should be for-
saken ;
But, that I should receive reward again,
I was content thy servant to remain ;
And not to be repayed after this fashion.
Now, since in thee there is none other reason,
Displease thee not, if that I do refrain.
Unsatiate of my woe, and thy desire ;
Assured by craft for to excuse thy fault :
But, since it pleaseth thee to feign default,
Farewell, I say, departing from the fire.
For he that doth believe, bearing in hand,
Plougheth in water, and soweth in the sand.
Закоханий лишає свою жорстоку кохану
Тобі я серце не для мук віддав, –
Для того, щоб його ти зберігала.
Не став я служником, щоб занедбала, –
Від тебе нагороди я чекав.
Тобі служити я б не припиняв,
Та ти для дяки не знайшла нагоди.
Нема причини іншої в угоди –
Не гнівайся, її я розірвав.
Я ще люблю, а ти ще мною граєш,
Твої я примхи можу пояснить,
Та кажеш, що не можеш ти платить, –
То геть із пекла! Ти мене втрачаєш.
Гадав: візьму я плату, ще й яку…
Орав я воду, сіяв на піску.
Переклад 22.10.2024
THE DESERTED LOVER
WISHETH THAT HIS RIVAL MIGHT EXPERIENCE THE SAME
FORTUNE HE HIMSELF HAD TASTED.
To rail or jest ye know I use it not
Tho’ that such cause sometime in folks I find;
And tho’ to change ye list to set your mind,
Love it who list, in faith I like it not.
And if ye were to me as ye are not,
I would be loath to see you so unkind.
But since your faith must needs be so, be kind,
Though I hate it, I pray you love it not.
Things of great weight I never thought to crave:
This is but small: of right deny it not.
Your feigning ways as yet forget them not,
But like reward let other lovers have.
That is to say: for service true and fast
To long delays and changing at the last.
Залишений коханець бажає, щоб його суперника спіткала така сама доля
Я б лаятись мав, глузувати – та ні,
Знарядь цих чужих я не стану вживать.
Свої вподобання ти любиш мінять,
Хтось схвалить такі переміни, я – ні.
Була б ти прихильна до мене – хоч ні, –
Я б міг непостійність із болем сприйнять,
Та маєш природі своїй догоджать,
Так будь же їй вірна – не радий я, ні.
Ніколи надмірного я не просив,
Зроби зовсім трохи – о, не відмов, ні.
Не кидай дурити в майбутньому, ні,
Щоб інших твій норов не краще цінив.
Так само на відданість їх відгукнись:
Звели потерпіти, а згодом – змінись.
Переклад 22.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025094
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.10.2024
Тепер переклала весь цикл "Учень".
Оригінал:
Пало прениже волн
Бремя дневное.
Тихо взошли на холм
Вечные — двое.
Тесно — плечо с плечом —
Встали в молчанье.
Два — под одним плащом —
Ходят дыханья.
Завтрашних спящих войн
Вождь — и вчерашних,Ма
Молча стоят двойной
Чёрною башней.
Змия мудрей стоят,
Голубя кротче.
— Отче, возьми в назад,
В жизнь свою, отче!
Через всё небо — дым
Воинств Господних.
Борется плащ, двойным
Вздохом приподнят.
Ревностью взор разъят,
Молит и ропщет…
— Отче, возьми в закат,
В ночь свою, отче!
Празднуя ночи вход,
Дышат пустыни.
Тяжко — как спелый плод —
Падает: — Сыне!
Смолкло в своём хлеву
Стадо людское.
На золотом холму
Двое — в покое.
19 апреля 1921
Примечания
• Змия мудрей… // Голубя кротче. — Согласно евангельской легенде, Христос обратился к апостолам со словами: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».
Мій переклад:
Впав, і понижче від хвиль
Вже тягар денний.
Тихо на пагорб зійшли
Двоє – не смертні.
Стали – плече з плечем, –
Слова не зронять.
Два – під одним плащем –
Дихання ходять.
Завтрашніх війн, що сплять,
Вождь – і вчорашніх,
Мовчки удвох стоять,
Чорна мов башта.
Від змія мудріші вони,
Невинніш, ніж голуб.
- Отче, в назад візьми,
В ніч свою. Досить!
Через все небо – дим
Воїнств Господніх.
Бореться плащ, двійний
Подих бо зводить.
РознялА ревність зір,
Проти і просить…
- Отче, у захід візьми,
В ніч свою. Досить!
Ночі святкуючи вхід,
Зітхають пустині.
Важко – мов стиглий плід –
Падає: - Cину!
Стадо людське в хліві
Більш не гомонить.
На пагорбі золотім
У спокої - двоє.
19 квітня 1921
Переклад 13 жовтня 2024.
Згідно євангелької легенди, Христос звернувся до апостолів зі словами «Будьте мудрі, мов змії, і невинні, мов голуби».
Оригінал:
Был час чудотворен и полн,
Как древние были.
Я помню — бок о́ бок — на холм,
Я помню — всходили…
Ручьёв ниспадающих речь
Сплеталась предивно
С плащом, ниспадающим с плеч
Волной неизбывной.
Всё выше, всё выше — высот
Последнее злато.
Сновидческий голос: Восход
Навстречу Закату.
21 апреля 1921
Мій переклад:
Була година чудотворна й повна,
Як давні були.
Мій спогад – біч-о-біч – на гору,
Мій спогад – як йшли…
Потоків, що падали, мова
Спліталась предивно
З плащем, що з плечей падав долу,
Невідбутна мов хвиля.
Все вище, все вище – висот
То злато останнє.
Сновидчий голос: Схід от,
Що Захід стрічає.
21 квітня 1921
Переклад 13 жовтня 2024.
Оригінал:
Всё великолепье
Труб — лишь только лепет
Трав — перед Тобой.
Всё великолепье
Бурь — лишь только щебет
Птиц — перед Тобой.
Всё великолепье
Крыл — лишь только трепет
Век — перед Тобой.
23 апреля 1921
Мій переклад:
Вся пишнота гарна
Сурм – лиш белькотання
Трав – перед Тобою.
Вся пишнота гарна
Бур – лиш щебетання
Птахів – перед Тобою.
Вся пишнота гарна
Крил – лиш тріпотання
Вій – перед Тобою.
23 квітня 1921.
Переклад 13 жовтня 2024.
Оригінал:
По холмам — круглым и смуглым,
Под лучом — сильным и пыльным,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — рдяным и рваным.
По пескам — жадным и ржавым,
Под лучом — жгущим и пьющим,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — следом и следом.
По волнам — лютым и вздутым,
Под лучом — гневным и древним,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — лгущим и лгущим…
25 апреля 1921
Мій переклад:
По горах – круглих і смуглих,
Під променем – сильним і пильним,
Чобітком - несмілим, невинним,
За плащем – червоним і рваним.
По пісках – жадібних, іржавих,
Під променем – а він п’є і палить,
Чобітком - несмілим, невинним,
За плащем – слідом і слідом.
По хвилях – лютих і здутих,
Під променем – гнівним і древнім,
Чобітком - несмілим, невинним,
За плащем – що бреше і бреше...
25 квітня 1921.
Переклад 13 жовтня 2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024199
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.10.2024
Буває час, щоб думать про буденне
І господиню Марту поважать.
У цьому зізнаватись неприємно,
Проте цього не вдасться приховать,
Як скажуть: ти умієш надто мало.
Нічого, крім лиш слухання та слів.
Знай побут, що ти зверхньо відкидала!
Не будь-хто нахил цей тобі б простив.
І розумієш: слушне це веління,
Хоча його рекли без доброти,
Та створена ти бути, як Марія,
І зрадити себе не хочеш ти.
Не слід ганьбити тих, хто інше каже.
Про будні варто думати… не завжди.
12.10.2024
Цей сонет я задумала раніше, ніж стала перекладати «Уривки з Марти» Марини Іванівни. Хотіла взяти за основу першю строку знаменитого вірша Ліни Костенко ‘Не треба думати мізерно» і зробити «Буває треба думати мізерно». Потім вирішила, що краще буде так, як я зробила.
Ілюстрація: Ян Вермеєр Дельфтський або йому приписується. Христос у Марти і Марії.До 1654-1655 рр.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024180
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.10.2024
- Перекладаєш те, що вже сказали,
Шукаєш лиш для цього інших слів.
Не соромно? Тебе не пригнітало,
Що ти чуже, хоч славне, повторив?
Ти завжди другий. Можеш й сотим стати,
Як служиш тим, кого слід вихвалять.
Все менше варіантів. Досить складно
Вже знайдених знов не пропонувать.
Чимало тих, кому тебе й не треба:
Ти посередник, можеш обдурить.
Ти - мов актор. Нудним cтать – не халепа?
Те, що ти скажеш, перекреслять вмить.
-Рядок здобуть бажає іншу мову,
А автор трохи сили дасть чудово.
12.10.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024122"]Те ж саме російською[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024123
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.10.2024
- Ты переводишь то, что уж сказали,
Ища для этого лишь слов других.
Не стыдно ли? Тебя не унижали
Повторы мыслей славных, но чужих?
Всегда второй ты. Можешь быть и сотым,
Коль служишь тем, кого пристало чтить.
Все меньше вариантов. Трудно что-то
Решений найденных не повторить.
Немало тех, кому ты и не нужен:
Посредник ты и можешь обмануть.
Ты – как актер. Быть не боишься скучен?
Что скажешь – захотят перечеркнуть.
- Строка велит ей дать язык другой,
А автор силой делится со мной.
12.10.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024123"]Те ж саме українською[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024122
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.10.2024
Оригинал:
Из цикла "Ученик"
Есть некий час…
Тютчев.
Есть некий час — как сброшенная клажа:
Когда в себе гордыню укротим.
Час ученичества, он в жизни каждой
Торжественно-неотвратим.
Высокий час, когда, сложив оружье
К ногам указанного нам — Перстом,
Мы пурпур Воина на мех верблюжий
Сменяем на песке морском.
О этот час, на подвиг нас — как Голос
Вздымающий из своеволья дней!
О этот час, когда как спелый колос
Мы клонимся от тяжести своей.
И колос взрос, и час весёлый пробил,
И жерновов возжаждало зерно.
Закон! Закон! Ещё в земной утробе
Мной вожделенное ярмо.
Час ученичества! Но зрим и ведом
Другой нам свет, — ещё заря зажглась.
Благословен ему грядущий следом
Ты — одиночества верховный час!
15 апреля 1921
Мій український переклад:
З циклу "Учень"
Есть некий час…
Тютчев.
Година є – мов скинута поклажа:
Коли гординю скорюєм в собі.
Година для учнівства – знайде завше,
Вітать, не відвернуть її.
Вона висока: зброю ми складаєм
До ніг того, кого вказать – Персту,
Вояки пурпур на верблюда міх міняєм
Ми на морськім піску.
Година, що на подвиг нас, мов Голос,
Підводить вміє із свавілля днів!
Година ця, в яку, мов стиглий колос
Ми клонимось від тягарів своїх!
Ось колос зріс, весела ось година
І ось зерно, що жорен прагне так.
Закон! Закон! Земля ще не зродила
Мене – а бачу шлях.
Час для учнівства! Та ми бачим, знаєм
І інше світло – стрінемо зорю.
Верховна самоти година далі,
Тебе – благословлю!
15 квітня 1921
Переклад 11.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024066
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.10.2024
Марина Цветаева. Солнце Вечера. Оригінал і мій український переклад
Оригинал:
Из цикла «Ученик».
Солнце Вечера — добрее
Солнца в полдень.
Изуверствует — не греет
Солнце в полдень.
Отрешённее и кротче
Солнце — к ночи.
Умудрённое, не хочет
Бить нам в очи.
Простотой своей — тревожа —
Королевской,
Солнце Вечера — дороже
Песнопевцу!
* * *
Распинаемое тьмой
Ежевечерне,
Солнце Вечера — не кланяется
Черни.
Низвергаемый с престолу
Вспомни — Феба!
Низвергаемый — не долу
Смотрит — в небо!
О, не медли на соседней
Колокольне!
Быть хочу твоей последней
Колокольней.
16 апреля 1921
Мій український переклад:
З циклу «Учень»
Сонце Ввечері – добріше,
Ніж опівдні.
Бо воно не гріє – мучить більш
Опівдні.
ЛАгідніше, як до ночі
Наближає,
І мудріше, бить нам в очі
Не бажає.
Простота його –– краса царів ––
Тривожить,
І Співцеві Сонце Ввечері –
Дорожче!
* * *
Вечорами має тьмою
Розпинатись.
Сонцю Ввечері підлоті
Не вклонятись.
Як скидатимуть з престолу,
Згадуй – Феба!
Скинуть – то дивись не долу,
А до неба!
О, не зволікай ти поруч
На дзвіниці!
Хай твоя остання буду я
Дзвіниця.
16 квітня 1921
Співцеві – Аполлонові, богу мистецтв.
Феб – одне з імен Аполлона.
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965636"]Переклад ще одного вірша з циклу "Учень"[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024044
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.10.2024
Оригинал:
САВОЙСКИЕ ОТРЫВКИ
1
В синее небо ширя глаза —
Как восклицаешь: — Будет гроза!
На проходимца вскинувши бровь —
Как восклицаешь: — Будет любовь!
Сквозь равнодушья серые мхи —
Так восклицаю: — Будут стихи!
ОТРЫВКИ ИЗ МАРФЫ
Проще, проще, проще, проще
За Учителем ходить,
Проще, проще, проще, проще
В очеса его глядеть —
В те озёра голубые…
Трудно Марфой быть, Марией —
Просто…
И покамест .......
Услаждается сестра —
Подходит .........
— Равви! полдничать пора!
Что́ плоды ему земные?
Горько Марфой быть, Марией —
Сладко…
Вечен — из-под белой арки
Вздох, ожегший как ремнём:
Марфа! Марфа! Марфа! Марфа!
Не пекися о земном!
* * *
Стыдно Марфой быть, Марией —
Славно…
* * *
Бренно Марфой быть, Марией —
Вечно…
* * *
…Все-то мыла и варила…
Грязно Марфой быть, Марией —
Чисто…
3
ОТРЫВКИ РУЧЬЯ
Подобье сердца моего!
Сопровождаем — кто кого?
Один и тот же жребий нам —
Мчать по бесчувственным камням,
Их омывать, их опевать —
И так же с места не снимать.
Поэт, ...............
Сопровождающий поток!
Или поток, плечом пловца
Сопровождающий певца?
= = =
........ где поток —
Там и поэт…
* * *
…Из нас обоих — пьют
И в нас обоих слёзы льют
И воду мыльную ........
............ …в лицо не узнают.
Сентябрь 1936
Мій український переклад:
Савойські уривки
1
Дивлячись в небо, повне краси,
Як ти гукаєш: - Час для грози!
Прийде чужак, і у погляду мить
Як ти гукаєш: - Час полюбить!
Так я крізь сірість, байдужу до вас,
Вигукну раптом: - Віршові час!
Уривки з Марти
Легше, легше, легше, легше,
Ось Учитель – ось і ти.
Легше, легше, легше, легше
Прагнути до ясноти,
У блакить очей поринуть…
Важко Марті, а Марії –
Легко.
Як сестриці .......
Радість серця знов пізнать -
Підходить .......
-Равві! вже іди полУднувать!
Що йому плоди земнії?
Гірко Марті, а Марії –
Смачно…
Вічний – з білої ось арки
Подих, що, мов ремінь, б’є:
Марто! Марто! Марто! Марто! Марто!
Не турбуйся про земне!
* * *
Сором Марті, а Марії –
Слава…
* * *
Тлінне Марті, а Марії –
Вічне…
* * *
… Ти все мила, все варила…
Брудно Марті, а Марії –
Чисто…
Уривки ручаю
Подібність серця ти мого!
Ми супровід – та хто кого?
Один нам жереб поміж всіх -
По каменях нечулих – біг,
Їх омивать, оспівувать –
Й так само з місця не знімать.
Поет, ...............
Що супроводжує потік!
Чи то потік, плечем плавця
Є супроводом для співця?
= = =
……де потік –
Там і поет….
* * *
…. З нас обох – п’ють
Й до нас обох сльози ллють
І воду мильну........
............ в лице не впізнають.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1023849
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.10.2024
Оригінал:
Soneto a Cristo crucifiado
No me mueve, mi Dios, para quererte
el Cielo que me tienes prometido
ni me mueve el Infierno tan temido
para dejar por eso de ofenderte.
Tú me mueves, Señor. Muéveme el verte
clavado en una cruz y escarnecido;
muéveme el ver tu cuerpo tan herido,
muévenme tus afrentas, y tu muerte.
Muéveme, en fin, tu amor, y en tal manera,
que, aunque no hubiera Cielo, yo te amara,
y, aunque no hubiera Infierno, te temiera.
No me tienes que dar porque te quiera,
pues, aunque lo que espero no esperara,
lo mismo que te quiero te quisiera.
Мій український переклад:
Сонет до розіп’ятого Христа
(пам’ятка іспанської літератури XVI ст.)
Мій Боже, не тому Тебе люблю,
Що в небесах нам щастя обіцяв Ти,
І не тому, що пеклу – нас лякати,
Щоб кинули ми грішну маячню.
Тебе жалію, Боже. Уявлю,
Як на хресті Ти мусив глум пізнати,
Які страшенні рани мав прийняти…
Ганьбу Твою шаную й смерть Твою.
Любов, що Ти явив, люблю, і так,
Що й без небес Тебе любити маю,
Й без пекла страх до Тебе відчуваю.
Мені не маєш дякувать, ніяк,
Якби й пішла надія, що плекаю,
Любов жила б. Її не полишаю.
Переклад 06.10.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1023777
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.10.2024
Післямова до власної книги, другого видання 2021 р.
Одна з цікавих рис у долі шекспірівських історичних
хронік — те, як національне переходить у світове. За своїми
темами та спрямуванням ці п'єси виразно національні, і трак-
тування в них історичних особистостей і подій не може
вважатися безстороннім: воно помітно визначене конкретно-
історичними умовами існування держави і суспільства. Це при
тому, що часто позитивною рисою шекспірівської драматур-
гії вважається художня неупередженість (здатність створен-
ня однаково яскравих і захопливих образів очевидно різних
за характерами людей) і що за кращими зразками цієї дра-
матургії визнається така художня значущість, яка дозволяє
долати конкретно-історичні межі. Тим не менше, завдяки їх
художнім образам ці п'єси були прийняті як частина світо-
вого надбання — розповіді людині про неї саму, незалежно
від її епохи і національної належності. Інша цікава риса у їх
долі — те, що неточність у зображенні фактів і застарілість
історичної концепції пробачається аудиторією цих п'єс у
пізніші епохи за могутність враження від художнього ство-
ріння. Драматургічний образ Річарда III — підступного вла-
долюбця — продовжує охоче сприйматися публікою, не-
зважаючи на те, що поряд із ним істориками конструюється
образ не настільки підступного Річарда і публіка знає про
нього. Образ конкретної особи, який у п'єсах створений са-
ме таким значною мірою з політичних причин, став уза-
гальненням: він уособлює несите владолюбство.
Те саме можна сказати про змалювання в п'єсах-
хроніках правових явищ. У хроніках йдеться про події полі-
тичної історії, тому в них можна знайти велику кількість
картин правових і споріднених до них явищ — від спору
про корону до портрету мирового судді, причому спір про
корону буде середньовічний, а мировий суддя — з Англії
XVI ст. Однак вирішальною для більшості сучасних нам
глядачів, коли у них складається враження про ці п'єси, їх
дію та героїв, є не історична правильність зображення цих
правових явищ, а те, як їх зображення підкорене постановці
проблем миру, справедливості, гарного правління, ставлен-
ня до супротивників у боротьбі тощо. Або просто — зобра-
женню людини на певному місці в житті.
Дія п'єси «Король Джон» поєднує спір про владу в
державі і міжнародний конфлікт. У спорі про владу одного з
претендентів підтримує іноземний монарх. Крім цього, з'яв-
ляється ще один учасник, який у своїх інтересах втручаєть-
ся у конфлікт, вже начебто врегульований за угодою сторін;
це суб'єкт міжнародного впливу (в даному випадку — като-
лицька церква), який за п'єсою постає як дискредитований.
У цій п'єсі помітна також тема дискредитації правових засо-
бів вирішення спору діями його сторін, а також — тема від-
повідальності за вживання злочинних засобів для досягнен-
ня політичних цілей. Мирне врегулювання і патріотичне
твердження, якими завершується ця п'єса, не затьмарюють,
однак, враження трагізму змальованих подій. Причина тра-
гізму — зрада в різних формах, у тому числі — зрада мети
права.
П'єса «Едвард III» присвячується оспівуванню ан-
глійської позиції у «Столітній війні» з Францією, тому в цій
п'єсі знаходиться місце для численних правових явищ, по-
в'язаних із оголошенням та веденням війни (прийняття рі-
шення про оголошення війни, ставлення до полонених, до-
держання обов'язку щодо ворога тощо). Додержання права
війни у стосунках із ворогом у цій п'єсі — один зі способів
створення образу величного і справедливого завойовника,
чиї претензії обґрунтовані і який має викликати захоплення
глядачів. З п'єси видно, що зображене право війни не має на
меті обмеження її жорстокості. Навпаки, воно дозволяє жор-
стокість. Та цьому дозволові протиставлений заклик до ми-
лосердя, який почутий; уміння почути його — теж одна з
рис правителя, який за п'єсою діє в конфлікті справедливо.
Правові явища, змальовані у другій тетралогії п'єс-
хронік, як внутрішньоправові, так і застосовувані у міжна-
родних відносинах, так чи інакше пов'язані з відповіддю на
питання, що є гарний правитель. У ширшому сенсі можна
сформулювати питання: яка людина гідна своєї посади і що
посада може зробити з людиною? Видимо, за цими п'єсами
гарний правитель — той, хто, додержуючи всіх вимог поса-
ди, здатний не захоплюватись її перевагами. Втім, незакон-
не усунення від влади навіть правителя, який поводився як
негідний посади, залишається підставою для відповідальності,
що породжує несприятливі наслідки для влади наступної ди-
настії і для стабільності в країні. З цього випливає, що гар-
ний правитель також повинен усвідомлювати свою відпові-
дальність та вміти каятись. Поновлення міжнародного кон-
флікту наприкінці другої тетралогії, хоча претензії англій-
ської сторони в цьому конфлікті знов-таки сприймаються за
п'єсами як обґрунтовані, є засобом зміцнення нової влади.
Застосування права війни, як воно зображене тут, з одного
боку, також має сприяти створенню образу гарного прави-
теля: саме він виявляється переможцем. З іншого боку, дра-
матургічне зображення застосування права війни показує,
що належна поведінка на війні може бути такою, яка непри-
пустима для умов миру, і що війна може спонукати людину
діяти всупереч людськості.
Якщо у другій тетралогії виразна тема відносин між
людиною та посадою, то у першій тетралогії, де зображено
поразку від зовнішнього ворога та громадянську війну, мож-
ливо, найбільш помітним зі змальованих правових явищ є
ставлення дійових осіб до своїх зобов'язань і часте їх пору-
шення. Чинна влада поступається своїми династичними
правами претендентові. Проте усвідомлення цього і від-
мова боронити свою владу є недоліками правителя, бо спри-
яють втраті миру в його державі. Не сприяють збереженню
влади також брутальні вияви жорстокості на її підтримку.
Недодержання зобов'язань стає характерною прикметою
глибокої та тривалої кризи, яка логічно приводить до влади
найпідступнішого. Він, однак, має бути переможений, що
знаменуватиме кінець кризи і відновлення миру.
У п'єсах, дія яких відбувається у першій половині
XVI ст. — «Генріх VIII» та «Сер Томас Мор», — порушено
питання про справедливе правління у час, коли в державі
внаслідок зміни характеру її відносин з церквою змінюється
розуміння справедливості. У цих п'єсах зображено долі двох
лорд-канцлерів, які по черзі втрачають посаду і гинуть.
Обидва вони можуть бути охарактеризовані як «порушники
порядку», але в різних розуміннях. Кардинал Томас Вулсі —
порушник порядку, бо (за п'єсою) своєкорисливий інтриган;
сер Томас Мор — доброчесний, але для підтримки порядку
він вдається до жартів, отже — діє несподіваними засобами.
Для кардинала Вулсі за п'єсою «Генріх VIII» втрата посади є
стимулом для морального переродження: будучи позбавлений
влади, він звертається до каяття. Змальований з симпатією у
п'єсі «Сер Томас Мор» її головний герой добровільно втрачає
владу і життя, щоб зберегти вірність совісті. У цих п'єсах,
отже, порушується питання взаємодії права і моралі (і релі-
гії) та притаманної кожному з цих видів нормативного ре-
гулювання відповідальності.
Узагальнюючи цей перелік правових тем, присутніх
у шекспірівських історичних п'єсах-хроніках, не буде пере-
більшенням визнати, що у сучасному світі ці п'єси мають
значення не тільки як пам'ятки художньої літератури на іс-
торичні теми, але і як порушення у художній формі числен-
них питань, що стосуються здійснення права, забезпечення і
зміни порядку, захисту справедливості.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1022699
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 21.09.2024
Текст оригіналу за виданням: The Mirror of Literature. Amusement, and Instruction: containing original papers; historical narratives; biographical memoirs; memoirs and customs; topographical descriptions; sketches and tales; anecdotes; select extracts from new and expensive works; poetry, original & selected; the spirit of the public journals, discoveries in the arts and sciences, etc. -Vol. XXXVII — London: Hugh Cunningham, St. Martin’s Place, Traphalgar Square, 1841. — P. 148
Назви фігур в перекладі замінені — окрім ферзя. В оригиналі кінь називаєтся лицарем, а слон — єпископом.
The Chess Play
by Nicholas Breton (1545–1626)
A secret many yeeres vnseene,
In play at chesse, who knowes the game,
First of the King, and then the Queene,
Knight, Bishop, Rooke, and so by name,
Of euerie Pawne I will descrie,
The nature with the qualitie.
The King.
The King himselfe is haughtie care,
Which ouerlooketh all his men,
And when he seeth how they fare.
He steps among them now and then,
Whom, when his foe presumes to checke,
His seruants stand, to giue the necke.
The Queene.
The Queene is queint, and quicke conceit,
Which makes hir walke which way she list,
And rootes them vp, that lie in wait
To worke hir treason, ere she wist:
Hir force is such, against hir foes,
That whom she meetes, she ouerthrowes.
The Knight.
The Knight is knowledge how to fight
Against his prince’s enimies,
He neuer makes his walke outright,
But leaps and skips, in wilie wise,
To take by sleight a traitrous foe,
Might slilie seeke their ouerthrowe.
The Bishop.
The Bishop he is wittie braine,
That chooseth Crossest pathes to pace,
And euermore he pries with paine,
To see who seekes him most disgrace:
Such straglers when he findes astraie,
He takes them vp, and throwes awaie.
The Rookes
The Rookes are reason on both sides,
Which keepe the corner houses still,
And warily stand to watch their tides,
By secret art to worke their will,
To take sometime a theefe vnseene,
Might mischiefe meane to King or Queene.
The Pawnes.
The Pawne before the King, is peace,
Which he desires to keepe at home,
Practise, the Queene’s, which doth not cease
Amid the world abroad to roame,
To finde, and fall vpon each foe,
Whereas his mistres meanes to goe.
Before the Knight, is perill plast,
Which he, by skipping ouergoes,
And yet that Pawne can worke a cast
To ouerthrow his greatest foes;
The Bishop’s prudence; prieng still
Which way to worke his masters will.
The Rooke’s poore Pawnes, are sillie swaines,
Which seldome serue, except by hap,
And yet those Pawnes, can lay their traines.
To catch a great man, in a trap:
So that I see, sometime a groome
May not be spared from his roome.
The Nature of the Chesse men.
The King is stately, looking hie;
The Queene doth beare like majestie;
The Knight is hardie, valiant, wise;
The Bishop, prudent and precise.
The Rookes no raungers out of raie,
The Pawnes the pages in the plaie.
Lenvoy.
Then rule with care, and quicke conceit,
And fight with knowledge, as with force;
So beare a braine, to dash deceit,
And worke with reason and remorse.
Forgive a fault when young men plaie,
So giue a mate, and go your way.
And when you plaie beware of checke
Know how to saue and giue a necke;
And with a checke beware of mate;
But cheefe, ware had I wist too late:
Loose not the Queene, for ten to one,
If she be lost, the game is gone.
1638.
Ніколас Бретон (1545–1626)
Гра в шахи
Вам про майстерність розповім,
Яка таємна довгий час:
Хто з шахів пан в краю своїм,
А хто виконує наказ.
Про всі фігури я скажу,
Їх вдачу й рух вам опишу.
Король
Король – той дивиться згори,
Солдатів споглядає він.
Слідкує, чи нема біди,
То зробить крок, то ще один.
Солдати ж, як загроза є
Йому, кладуть життя своє.
Королева
У королеви ум живий,
Вона як схоче, так і йде.
Хоч інтригує зрадник злий,
Вона ударить – він впаде.
В бою весь час така міцна:
Кого зустріне – б’є вона.
Кінь
Кінь знає, як протистоять
Свого державця ворогам.
Не буде прямо наступать,
Стрибає спритно, хитрий сам.
Трюк – проти задумів лихих,
Кмітливість посоромить їх.
Слон
Слон сильний розумом значним,
Він рухається навкоси.
Уважно тих шукає він,
З ким лиху гіршому зрости.
Як ворог від своїх відстав,
Слон – хоп! - і геть його прибрав.
Тури
У грі тримають тури лад,
Узбіччя їм слід берегти.
Спокійно вміють пильнувать,
Щоб ворогові не пройти.
Зненацька щоб чужий не бив,
Монархам шкоди не творив.
Пішаки
Піхота короля – це мир,
Який він вдома б зберігав.
Владарчиній – у бою вир,
Пішак цей путь далеку б мав,
Бо мусить він шляхи знайти,
Володарці де згодом йти.
Пішак перед Конем стоїть –
Кінь перестрибує його –
Та здатний ворога він бить
І найсильнішого свого.
Пішак Слона вгадає, як
Господар визначить свій шлях.
Солдат тури – цілком простак:
Лиш випадково кине сон,
Та пастку він збудує так,
Що піде богатир в полон.
Буває краще, як слуга
На місці: користь дорога.
Характери фігур
Король державі всій – глава,
Велично йде його жона.
Хоробрий та розумний Кінь,
У розрахунках Слон чіткий,
Лиш по прямій іде Тура,
Пішак у спільній грі – слуга.
Послання
Обачно й жваво грайте ви,
Знання і силу покажіть.
Не забувайте голови,
А помилкам дозвольте вчить.
Брак досвіду слід пробачать,
Бо легко перемогу взять.
Скрізь треба шаха стерегтись,
Врятуй, колись і відступись,
Є шах – так мат щоб не настав…
А головне я пізно взнав:
Ти королеви не здавай,
Бо з нею весь загине край.
Переклад 16, 17. 09. 2024.
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=850035"]Мій російський переклад того ж.[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1022426
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.09.2024
Оригінал:
Drei Lilien, drei Lilien
die pflanzt́ich auf mein Grab
Da kam ein stolzer Reiter
und brach sie ab.
Mit Juvi valle ralle ralle ralle ra
da kam ein stolzer Reiter
und brach sie ab
Ach Reitersmann, ach Reitersmann
laß doch die Lilien stehn
Die soll ja mein Feinsliebchen
noch einmal sehn
Juvi valle ralle ralle ralle ra
die soll ja mein Feinsliebchen
noch einmal sehn
Was schert mich denn dein Liebchen
was schert mich denn dein Grab
Ich bin ein stolzer Reiter
und brech sie ab…..
Und sterbe ich noch heute
so bin ich morgen tot
Dann begraben mich die Leute
ums Morgenrot
Juvi valle ralle ralle ralle ra
Dann begraben mich die Leute
ums Morgenrot.
Ums Morgenrot ums Morgenrot
will ich begraben sein
da schläft ja mein Feinsliebchen
so ganz allein
(anderer Schluß:
dann kann mich mein Feinsliebchen
noch einmal sehn)
Мій український переклад:
Три лілії
(пісня часів Тридцятилітньої війни (1618-1648)).
Три лілії, три лілії
На гріб свій я саджав.
З’явився гордий вершник,
Їх геть зірвав.
Так, приїхав раптом він і їх зірвав,
Він приїхав, і безжально їх зірвав,
З’явився гордий вершник
І їх зірвав.
- Ах вершнику, ах, вершнику,
Май жалість у цей час!
Хай гляне моя мила
На квіти раз.
Май, прошу, хоч трохи жалості в цей час,
І жорстоким ти не будь, прошу, в цей час,
Хай гляне моя мила
На квіти раз.
- Байдужа мені твоя мила,
Байдужий мені твій гріб!
Я, бачиш, вершник гордий,
Зриваю їх.
Не проси мене, не пожалію їх,
Я не маю зовсім жалості до них.
Я, бачиш, вершник гордий,
Зриваю їх.
Якщо я вмру сьогодні,
Не встану завтра вже.
До гробу на світанку
Кладіть мене.
Поховайте завтра зранку ви мене,
Не чекайте, поховайте ви мене.
До гробу на світанку
Кладіть мене.
До гробу на світанку
Хай ляжу я.
То буде самотня спати
Любов моя.
Втратить милого тепер любов моя,
І без мене житиме любов моя,
Так, буде самотня спати
Любов моя.
(інший кінець:
До мене прийде ще раз
Любов моя).
Переклад 09.09.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021936
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 10.09.2024
Постаралась перевести еще одну немецкую историческую песню, времен Тридцатилетней войны (1618-1648). В Сети есть переводы на русский язык без рифм, поэтому я перевела сначала на украинский язык, а потом на русский язык с рифмами. Набор звуков в припеве заменила словами.
Оригинал:
Drei Lilien, drei Lilien
die pflanzt;ich auf mein Grab
Da kam ein stolzer Reiter
und brach sie ab.
Mit Juvi valle ralle ralle ralle ra
da kam ein stolzer Reiter
und brach sie ab
Ach Reitersmann, ach Reitersmann
la; doch die Lilien stehn
Die soll ja mein Feinsliebchen
noch einmal sehn
Juvi valle ralle ralle ralle ra
die soll ja mein Feinsliebchen
noch einmal sehn
Was schert mich denn dein Liebchen
was schert mich denn dein Grab
Ich bin ein stolzer Reiter
und brech sie ab…..
Und sterbe ich noch heute
so bin ich morgen tot
Dann begraben mich die Leute
ums Morgenrot
Juvi valle ralle ralle ralle ra
Dann begraben mich die Leute
ums Morgenrot.
Ums Morgenrot ums Morgenrot
will ich begraben sein
da schl;ft ja mein Feinsliebchen
so ganz allein
(anderer Schlu;:
dann kann mich mein Feinsliebchen
noch einmal sehn)
Мой русcкий перевод с рифмами:
Три лилии
(песня времен Тридцатилетней войны (1618-1648)).
Три лилии, три лилии
На могилу свою я сажал.
Приехал гордый всадник
И их сорвал.
Да, приехал он внезапно, их сорвал,
Он приехал, их безжалостно сорвал.
Приехал гордый всадник
И их сорвал.
- Их пожалей, их пожалей,
Будь милостив сейчас!
Пусть взглянет моя милая
На лилии хоть раз!
Хоть немного жалости яви сейчас,
И жестоким ты не будь, прошу, сейчас,
Пусть взглянет моя милая
На лилии хоть раз!
- Нет дела мне ни до нее,
Ни до цветов твоих.
Я, видишь, всадник гордый,
Срываю их.
Не проси меня, не пожалею их,
Пощадить я не намерен вовсе их.
Я, видишь, всадник гордый,
Срываю их.
Коль я умру сегодня,
Мертв завтра буду я.
Прошу вас, на рассвете
Похороните меня.
Хороните завтра утром вы меня,
Вы не медлите, кладите в гроб меня,
Прошу вас, на рассвете
Похороните меня.
В могилу на рассвете
Пусть лягу я.
Спать будет одинокой
Любовь моя.
Так расстанется со мной любовь моя,
Будет жить, но без меня, любовь моя.
Спать будет одинокой
Любовь моя.
(Другой вариант:
Придет ко мне еще раз
Любовь моя).
Перевод 10.09.2024.
Украинский перевод - в сборнике "Переклади".
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021935
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.09.2024
На Ютубі, наводячи текст цієї пісні, політкоректно пишуть, що "не вповні зрозуміло, якої зі світових воєн це пісня, різні джерела повідомляють різне".
Пісня, втім, не пропагує завоювання. Лише відображає нудьгу солдат за батьківщиною й коханими, спільну для всіх сторін всіх воєн.
Оригінал:
Drei Kameraden im Bunker
In einem kleinen Unterstand
träumen vom fernen Heimatland
der Karl, der Fritz und ich.
Der Karl schreibt an die Annemarie,
der Fritz an seine Rosemarie
und ich, ich schreib an Dich.
Das rauhe Lied der Fronten schweigt,
das Herz hat Urlaub eingereicht
von Karl, von Fritz, von mir.
Von Karl, das ist bei Annemarie
von Fritz, das ist bei Rosemarie
und meines ist bei Dir.
Und wenn dann Brieflein kommen an,
sie stolz und glücklich machen dann
den Karl, den Fritz und mich.
Die Sehnsucht von der Annermarie,
die Küsse von der Rosemarie,
dies kleine Lied für dich.
Мій український переклад:
Три товариші в бункері
(пісня німецьких солдат)
У нашім прихистку печаль,
Такий далекий рідний край…
Не знаєм забуття:
Карл нині пише Аннемарі,
А Фріц – той пише Роземарі,
Тобі пишу лист я.
Суворий наспів наш мовчить,
І відпочити нам кортить,
Серця такі сумні.
Карл хоче бути з Аннемарі,
Фріц хоче бути з Роземарі,
З тобою б буть мені.
Коли вас досягти листам,
Настануть гордість, щастя нам,
Прекрасне майбуття.
Злетить привіт від Аннемарі,
Цілуночок – від Роземарі,
Для тебе – пісня ця.
Переклад 07.09.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021712"]Переклад російською[/url] - у збірці "Переводы".
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021713
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.09.2024
Заметила, что только два стихотворных текста перевела с немецкого. Решила для равновесия перевести еще один, перевела и на русский язык, и на украинский. Привлекло, конечно, название Drei Kameraden. Если солдатская песня времен первой мировой войны, то название знаменитого ремарковского романа приобретает дополнительное звучание для его первых читателей.
Но, что интересно: на Ютубе, приводя песню с английскими субтитрами, пишут политкорректно, что «не вполне ясно, какой из мировых войн это песня, разные источники сообщают разное». А на российском сайте – однозначно: песня Третьего рейха, перешедшего к обороне.
Песня, однако, не пропагандирует завоевания. Только отражает тоску солдат по родине и возлюбленным, общую для всех сторон всех войн.
Оригинал:
Drei Kameraden im Bunker
In einem kleinen Unterstand
träumen vom fernen Heimatland
der Karl, der Fritz und ich.
Der Karl schreibt an die Annemarie,
der Fritz an seine Rosemarie
und ich, ich schreib an Dich.
Das rauhe Lied der Fronten schweigt,
das Herz hat Urlaub eingereicht
von Karl, von Fritz, von mir.
Von Karl, das ist bei Annemarie
von Fritz, das ist bei Rosemarie
und meines ist bei Dir.
Und wenn dann Brieflein kommen an,
sie stolz und glücklich machen dann
den Karl, den Fritz und mich.
Die Sehnsucht von der Annermarie,
die Küsse von der Rosemarie,
dies kleine Lied für dich.
Мой русский перевод:
Три товарища в бункере
(песня немецких солдат)
Убежище невелико,
А родина так далеко,
Грустят со мной друзья.
Карл нынче пишет Аннемари,
А Фриц – тот пишет Роземари,
Я – строчку для тебя.
Суровый наш напев умолк,
Сердца устали от тревог,
Так нужен нам покой,
И Карл быть хочет с Аннемари,
А Фриц быть хочет с Роземари,
Я ж быть хочу с тобой.
Когда к вам письма прилетят,
Нас гордость, счастье посетят,
Мы обретем себя.
Придет призыв от Аннемари
И поцелуй – от Роземари,
Вот песня – для тебя.
Перевод 07.09.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021712
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.09.2024
На тему известной песни
И нет войны. И вечно есть война.
Л. Филатов
Цветов уж нет, что девушки сорвали…
Взойти однажды новым суждено,
Но длится миг нагрянувшей печали,
Он долог. Перемен ждать тяжело…
Цветы взошли. Нет больше ожиданья,
Пришло обещанное - в должный час,
Но есть о горести воспоминанье,
И к радости не отпускает нас.
22.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020612
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.08.2024
Переводов этого стихотворения очень много. Я постаралась сохранить образность оригинала.
Оригинал:
Sir Edward Dyer.
The lowest trees have tops, the ant her gall,
The fly her spleen, the little spark his heat,
And slender hairs cast shadows though but small,
And bees have stings although they be not great.
Seas have their source, and so have shallow springs,
And love is love in beggars and in kings.
Where waters smoothest run, deep are the fords,
The dial stirs, yet none perceives it move:
The firmest faith is in the fewest words,
The turtles cannot sing, and yet they love,
True hearts have eyes and ears no tongues to speak:
They hear, and see, and sigh, and then they break.
Мой перевод:
Сэр Эдвард Дайер.
Деревце, хоть малое, все же к небу тянется,
Мошки знают страсти, и от искры – жар.
Тень есть и от волоса, хоть не в ней нам прятаться,
Пчелы, хоть и крошки, все же не без жал.
И у моря есть начало, есть и у ручья,
А любовь и нищего сражает, и царя.
Там, где воды тихие, велики глубины,
О часах забудем, а время все ж идет,
И скудны слова у веры самой сильной,
Любит нежно голубь, хоть и не поет.
Немы верные сердца , не могут объясниться:
Cлышат, видят и вздохнут, а после им разбиться.
Перевод 21.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020522
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 21.08.2024
Популярний вірш, відомий також під назвами «A Modest Love» («Скромне кохання») та «A Silent Love» («Мовчазне кохання»).
Оригінал:
The lowest trees have tops, the ant her gall,
The fly her spleen, the little spark his heat,
And slender hairs cast shadows though but small,
And bees have stings although they be not great.
Seas have their source, and so have shallow springs,
And love is love in beggars and in kings.
Where waters smoothest run, deep are the fords,
The dial stirs, yet none perceives it move:
The firmest faith is in the fewest words,
The turtles cannot sing, and yet they love,
True hearts have eyes and ears no tongues to speak:
They hear, and see, and sigh, and then they break.
Мій український переклад:
Деревця найнижчі все ж верхівки мають,
Є в мурахи жовч, гнів – в мухи, і від іскри – жар.
Тінь є у волосся, хоч не помічають,
Бджоли, хоч вони маленькі зовсім, не без жал.
І струмочкам, і морям – десь розпочинатись,
А з любов’ю -– і царям, і жебракам спізнатись.
Там, де тихі води, вразять нас глибини,
Хоч не зважать на годинник, часу не спинить.
Хто коротше скаже, має більшу віру;
Не співають голуби, та треба їм любить.
Вірне серце має зір і слух, хоча не мову:
Чує й бачить, позіхне і розіб’ється згодом.
Переклад 20.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020515
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.08.2024
Оригинал:
Юнна Мориц.
Большой секрет для маленькой компании
(из одноименного мультфильма)
Не секрет, что друзья не растут в огороде,
Не продашь и не купишь друзей.
И поэтому я так бегу по дороге
С патефоном волшебным в тележке своей.
Припев:
Под грустное мычание,
Под бодрое рычание,
Под дружеское ржание рождается на свет
Большой секрет для маленькой,
Для маленькой такой компании,
Для скромной такой компании
Огромный такой секрет!
Не секрет, что друзья — это честь и отвага,
Это верность, отвага и честь.
А отвага и честь — это рыцарь и шпага,
Всем глотателям шпаг никогда их не съесть.
Припев.
Не секрет, что друзья убегают вприпрыжку,
Не хотят на цепочке сидеть.
Их заставить нельзя ни за какую коврижку
От безделья и скуки балдеть.
Припев.
Не секрет, что друзья в облака обожают
Уноситься на крыльях и без,
Но бросаются к нам, если нас обижают,
К нам бросаются даже с небес.
Припев.
Ах, было б только с кем,
Ах, было б только с кем,
Ах, было б только с кем поговорить!
Ах, было б то…
Ах, было б то…
Ах, было б то…
Ах, было б только с кем поговорить!
Мій український переклад:
Юнна Моріц
Великий секрет для маленької компанії
(пісня з однойменного мультфільму)
Не секрет: друзі нам не зростуть на городі,
На вітринах крамниць – не вони.
Ось чому так біжу я тепер по дорозі,
А в моєму візку – патефон чарівний.
Приспів:
Чиєсь печальне мукання, веселе чиєсь гарчання,
І дружнє чиєсь іржання – та ось він, дивись вперед:
Великий секрет для маленької,
Малої такої компанії,
Для скромної компанії
Такий величезний секрет!
Якби було поговорити з ким!
Не секрет: наші друзі – то честь і відвага,
То є вірність, відвага і честь.
А відвага і честь – то є лицар і шпага,
Всі, хто шпаги ковтає, біжать від них геть.
Приспів
Не секрет: наші друзі з підскоком тікають,
Не сидітимуть на ланцюжку.
Не цінують гультяйства вони – зневажають,
І так само – нудоту тяжку.
Приспів
Не секрет: наші друзі зринають за хмари,
Там літають на крилах і без,
Та як нас хто образив – рятують нас гарно,
До нас кинуться навіть з небес.
Приспів:
Чиєсь печальне мукання, веселе чиєсь гарчання,
І дружнє чиєсь іржання – та ось він, дивись вперед:
Великий секрет для маленької,
Малої такої компанії,
Для скромної компанії
Такий величезний секрет!
Якби було поговорити з ким!
Переклад 17.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020189
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.08.2024
Оригінал:
Юнна Мориц.
Танго черного кота
(из мультфильма «Большой секрет для маленькой компании»)
Все кошки, все коты, и все котята
Когда-то обожали всех собак,
Бежали с ними за компанию когда-то
Тетрадки покупать в универмаг.
Все кошки, все коты, и все котята
Когда-то уважали всех собак
И на чердак, и на чердак
Не загоняли их когда-то
И натощак из них не делали фаршмак.
Я очень, очень чёрный маг,
Глотатель шпаг, лошадок и собак,
Я продаю, большой, большой, большой секрет:
Сильнее кошки зверя нет!
Все кошки, все коты, и все котята
Когда-то обожали лошадей,
Бежали с ними за компанию когда-то,
В киношку, на мултьфильмы для детей.
Все кошки, все коты, и все котята
Когда-то уважали лошадей
И за копыта их не цапали,
Не цапали когда-то,
И не охотились на них, как на мышей.
Я очень, очень чёрный маг,
Глотатель шпаг, лошадок, и собак,
Я продаю большой, большой, большой секрет:
Сильнее кошки зверя нет!
1979
Мій переклад:
Юнна Моріц
Танго чорного кота
(з мультфільму «Великий секрет для маленької компанії»)
Всі кішки, всі коти, всі кошенята
Колись обожнювали всіх собак,
І бігли з ними за компанію – це правда! –
Купляти зошити в універмаг.
Всі кішки, всі коти, всі кошенята
Був час, що поважали всіх собак
І на горище, на горище
Не заганяли їх, це правда,
Не готували натще їх, щоб їсть фаршмак.
Я дуже, дуже чорний маг,
Ковтаю шпаги, коней і собак,
Секрет великий нині продаю, повір,
Що кішка – найсильніший звір!
Всі кішки, всі коти, всі кошенята
Колись обожнювали коней всіх,
І бігли з ними за компанію – це правда! –
Дивитись мультики заради втіх.
Всі кішки, всі коти, всі кошенята
Був час, що поважали коней всіх
І їх копит вони не дряпали,
Не дряпали, це правда,
Як на мишей, не полювали і на них.
Я дуже, дуже чорний маг,
Ковтаю шпаги, коней і собак,
Секрет великий нині продаю, повір,
Що кішка – найсильніший звір!
Переклад 17.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020173
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.08.2024
Юнна Мориц. Собака бывает кусачей Український переклад
2) Оригинал:
Юнна Мориц.
Песенка бродячих собак
из мультфильма «Большой секрет для маленькой компании»
Собака бывает кусачей
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает кусачей
Собака бывает кусачей (галёрка)
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает кусачей
Собака хватает зубами за пятку
Собака съедает гражданку Лошадку
И с ней гражданина Кота
Когда проживает собака не в будке
Когда у неё завывает в желудке
И каждому ясно, что эта собака — круглая сирота
Никто не хватает зубами за пятку
Никто не съедает гражданку Лошадку
И с ней гражданина Кота
Когда у собаки есть будка и миска
Ошейник, луна и в желудке сосиска
И каждому ясно, что эта собака — не круглая сирота
Собака бывает кусачей
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает кусачей
Собака несчастная очень опасна
Ведь ей не везёт в этой жизни ужасно
Ужасно, как ей не везёт
Поэтому лает она, как собака
Поэтому злая она, как собака
И каждому ясно, что эта собака всех без разбору грызёт!
Прекрасна собака, сидящая в будке
У ней расцветают в душе незабудки
В желудке играет кларнет
Но шутки с бродячей собакой бездомной
Опасны, особенно полночью тёмной
Вот самый собачий, вот самый огромный, огромный собачий секрет
Собака бывает кусачей
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает (кусачей) кусачей
Собака бывает кусачей
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает кусачей (кто согласен — подпевайте!)
Собака бывает кусачей
Только от жизни собачьей
Только от жизни, от жизни собачьей
Собака бывает кусачей
Мій переклад:
Юнна Моріц.
Пісенька бездомних собак
з мультфільму «Великий секрет для маленької компанії»
Собака злий буде, одначе,
Як має життя він собаче.
Життя його зовсім, так, зовсім собаче,
Тому злий собака, одначе.
П’ятУ собака зубами хапає,
І громадянку Конячку з’їдає
Та громадянина Кота,
Коли нема в нього будки-притулку,
Коли вий страшенний стоїть в його шлунку,
І кожен знає, що цей собака – по світу тиняється сам.
Ніхто зубами п’яти не хапає,
Громадянки Конячки ніхто не з’їдає
Та громадянина Кота,
Як має собака і будку, і миску,
Ошийник і місяць, і в шлунку сосиску,
І кожен знає, що цей собака – у світі ніяк не сам.
Собака злий буде, одначе,
Як має життя він собаче.
Життя його зовсім, так, зовсім собаче,
Тому злий собака, одначе.
Собака нещасний – загроза для інших,
Бо має він втрати, чим далі, тим більші,
Все більше має він втрат,
Тому і гавкає він – як собака,
Тому і злий він такий – як собака,
І всім зрозуміло, що цей собака – кусючий, нікому не брат!
Прекрасний собака, який має будку,
Квіт ніжний у нього в душі - незабудки,
А в шлунку грає кларнет,
Та жарти з собакою бідним бездомним -
Загроза для нас, особливо в ніч чорну.
Ось найсобачіший, ось він, найбільший, найбільший собачий секрет.
Собака злий буде, одначе,
Як має життя він собаче.
Життя його зовсім, так, зовсім собаче,
Тому злий собака, одначе.
Переклад 16.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020111
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 16.08.2024
Оригинал:
Юнна Мориц, Песенка летающих лошадей
из мультфильма «Большой секрет для маленькой компании»
Очень многие думают, что они умеют летать, -
Очень многие ласточки, лебеди очень многие.
И очень немногие думают, что умеют летать
Лошади очень многие, лошади четвероногие.
Но только лошади летают вдохновенно!
Иначе лошади разбились бы мгновенно.
И разве стаи белокрылых лебедей
Поют, как стаи белокрылых лошадей?
Но только лошади летать умеют чудно!
Очень лошади прожить без неба трудно
И разве стаи лошадиных лебедей
Грустят, как стаи лебединых лошадей?
Очень многие думают, что секретов у лошади нет –
Ни для большой, ни для маленькой, ни для какой компании.
А лошадь летает и думает, что самый большой секрет –
Это летание лошади, нелетных животных летание.
Но только лошади летают вдохновенно!
Иначе лошади разбились бы мгновенно.
И разве стаи белокрылых лебедей
Поют, как стаи белокрылых лошадей?
Но только лошади летать умеют чудно!
Очень лошади прожить без неба трудно
И разве стаи лошадиных лебедей
Грустят, как стаи лебединых лошадей?
Мій переклад:
Юнна Моріц.
Пісенька коней, що літають,
з мультфільму «Великий секрет для маленької компанії»
Тих багато хто думає, що літати – його талант,
Думають ластівки й лебеді: їм небеса – дорога, так.
Та небагато хто думає, що літати мають талант
Коні з земної дороги, коні чотириногі, так.
Літають коні, теж літають, та натхненно,
Інакше б розбивались коні, достеменно.
Й чи вміють білокрилі лебеді співать,
Як білокрилі коні – як їм час літать?
Літають коні, теж літають, та ще й дивно,
Їх небеса до себе ваблять безупинно.
Й чи вміють лебеді конячі сумувать,
Як лебедині коні, прагнучи літать?
Тих багато хто думає, що секретів не має кінь –
Для малої чи великої, для будь-якої компанії.
А кінь літає і думає, що є секрет чималий –
Ще й найбільший секрет: нельотний хтось дуже любить літання.
Літають коні, теж літають, та натхненно,
Інакше б розбивались коні, достеменно.
Й чи вміють білокрилі лебеді співать,
Як білокрилі коні – як їм час літать?
Літають коні, теж літають, та ще й дивно,
Їх небеса до себе ваблять безупинно.
Й чи вміють лебеді конячі сумувать,
Як лебедині коні, прагнучи літать?
Переклад 16.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020110
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 16.08.2024
Джерело оригіналу: Classic Poetry Series
Sir Edward Dyer - poems - Publication Date:
2004. Publisher: Poemhunter.com - The World's Poetry Archive
Оригінал:
Sir Edward Dyer
Love-Contradictions
As rare to heare as seldome to be seene,
It cannot be nor never yet hathe bene
That fire should burne with perfecte heate and flame
Without some matter for to yealde the same.
A straunger case yet true by profe I knowe
A man in joy that livethe still in woe:
A harder happ who hathe his love at lyste
Yet lives in love as he all love had miste:
Whoe hathe enougehe, yet thinkes he lives wthout,
Lackinge no love yet still he standes in doubte.
What discontente to live in suche desyre,
To have his will yet ever to requyre.
Mr. Dier.
Sir Edward Dyer
Мій український переклад:
Сер Едвард Даєр
Про суперечності любові
Чуємо нечасто ми, і рідкісне видовище,
Та й не може бути взагалі – і не траплялось ще,
Щоб яскраво полум’я палало й зігрівало,
Й не було причини, що вогню б життя давала.
Більше диво ще – але буває так, я знаю, –
Що радіє хтось, та одночасно ще й страждає.
А дивніше ще, як має хтось любові зовсім трохи,
Та живе в ній, хоч здобуть іще не має змоги.
Хто її достатньо має, той вважає, що її бракує,
Хоч багатий нею, та її нестача все ж його турбує.
Ах, яка ж тривога то: з міцним бажанням жити,
Що було потрібно, взяти, та весь час просити!
Переклад 15.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020034
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 15.08.2024
Источник оригинала: Classic Poetry Series
Sir Edward Dyer - poems - Publication Date:
2004. Publisher: Poemhunter.com - The World's Poetry Archive
Оригинал:
Love-Contradictions
As rare to heare as seldome to be seene,
It cannot be nor never yet hathe bene
That fire should burne with perfecte heate and flame
Without some matter for to yealde the same.
A straunger case yet true by profe I knowe
A man in joy that livethe still in woe:
A harder happ who hathe his love at lyste
Yet lives in love as he all love had miste:
Whoe hathe enougehe, yet thinkes he lives wthout,
Lackinge no love yet still he standes in doubte.
What discontente to live in suche desyre,
To have his will yet ever to requyre.
Mr. Dier.
Sir Edward Dyer
Мой перевод:
Сэр Эдвард Дайер
О противоречиях любви
Редко слышали о том, нечасто то видали,
Да не может быть, и в мире вовсе не встречали,
Чтоб огонь горел, светить и согревать был в силах,
Без того, что б для него гореть причиной было.
Удивительней еще, но может быть, я знаю,
Чтобы радовался кто, страдать не прекращая,
И еще страннее, если кто любви имеет мало,
Но живет в ней, хоть любовь им и пренебрегала.
У кого любви достаток, тот себя ее лишенным мнит,
Обладает ей вполне, но все-таки он в том сомненья длит.
Велико несчастье это – жить, желанью подчиняясь,
Что хотел, то получить, но все ж просить всегда, нуждаясь.
Перевод 15.08.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020032
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.08.2024
Дневниковая заметка 30 августа 2022 г.
Еще один читательский анализ относительно новой и знаменитой серии романов не повредит. :-)
«Зеркало и свет»: Томас Кромвель вспоминает
О романе Хилари Мантел «Зеркало и свет» (Hilary Mantel, The Mirror and the Light), 2020.
Заключительное утверждение предыдущего романа трилогии о Томасе Кромвеле, «Внесите тела», как, наверное, помнит его читатель: все концы на самом деле — начала. Для большей точности следует добавить: начала чего? Казнь Анны Болейн — это начало конца главного героя трилогии. Томас Кромвель достиг большого успеха, выполнил сложнейшее задание короля — избавил его от этого брака, создал возможность для Генриха VIII соединиться с Джейн Сеймур и родить законного сына. Король убедился, насколько у него полезный помощник. И этот успех приведет к казни уже Кромвеля. Не в тот раз — если бы не удалось освободить короля от брака с Анной, Кромвеля бы постигла немилость, — так в другой : когда Кромвель организует брак Генриха с Анной Клевской, и король не будет доволен.
Так и строится в общих чертах сюжет третьего романа, развивающийся в течение четырех с небольшим лет (май 1536 — июль 1540). Кромвель — второй человек в стране. Он руководит и внутренней, и внешней политикой: принцессу Мэри мирит с отцом и таким образом спасает, монастыри распускает, альянса для Англии ищет, пытается организовать за границей убийство Реджинальда Поула за деятельность против Генриха VIII (а Реджинальд Поул, кстати, духовный наставник Виттории Колонна — хорошо, что ее в этом романе нет), регистрацию браков и рождений предлагает — это некоторые его меры. Король им доволен, не может нахвалиться. Кромвель получает все новые отличия, невероятные для сына кузнеца: он и лорд-хранитель малой печати, и удостоен Ордена Подвязки, и сын его женится на сестре королевы Джейн. И графом Эссексом Кромвель становится. А закончит он на эшафоте.
Читается этот роман, по моему мнению, тяжелее двух предыдущих из-за того, что в нем очень активно применен прием воспоминаний главного героя: Кромвель и на вершине успеха, и впоследствии, при падении, вспоминает свою прошлую жизнь. Это приводит к частичному пересказу нескольких эпизодов предыдущих романов — например, начинается роман опять с казни Анны Болейн, точнее — с момента сразу же после. Но рассказаны эти эпизоды не совсем так, как раньше: появляются новые детали. Автор ведет себя не так, как ожидает читатель. Читатель хочет идти вперед. Он, скорее всего, уже знает, чем дело закончится, — что Томасу Кромвелю голову отрубят — но хочет знать, как именно в романе покажут ведущие к этому события. Автор убивать героя не спешит и заставляет читателя пережить с героем вместе его жизнь, насколько герой ее вспоминает. Как будто есть еще и простая практическая причина: это же третий роман трилогии, может быть полезно напомнить, что раньше было — но что, если читатель помнит все самое главное? Остается заставить себя не спешить и позволить вести себя в прошлое героя, переживая повторы. Они подтверждают, насколько для формирования личности героя важен его жизненный опыт — а он, действительно, очень особенный. Во всяком случае, для ближайшего окружения Генриха VIII. Постепенно замечаешь в большой полосе воспоминаний Кромвеля эпизоды, которых в двух предыдущих романах не было: например, более подробно, чем раньше, описываются его итальянские путешествия. Или подробно рассказывается о бывшем в его биографии случайном убийстве.
Мощная полоса воспоминаний героя еще и влияет на истолкование названия романа. Название «Зеркало и свет», как можно было ожидать, многозначное. Слова «зеркало» (или «зеркала») и «свет» то и дело встречаются в тексте романа в разных значениях. Иногда в буквальных. Иногда — в значении примера лучших качеств, образца: Генрих VIII — зеркало и свет среди государей, Кромвель — среди советников. Иногда зеркало — это портрет. Часто складывается впечатление, что роман мог бы называться «Время и власть». «Время» — вместо «зеркала»: прошлое, настоящее и создаваемое будущее человека и страны. Упоминание света в романе очень часто ассоциируется с властью. Но все же понимания названия как «Время и власть» недостаточно, из-за обыгрывания множества значений слов «зеркало» и «свет».
Из-за того, что герой в этом романе — на вершине власти (почти), читатель получает возможность судить о Томасе Кромвеле как о политике. Характеристика та же, что и раньше, в предыдущих романах трилогии, но перед прощанием с героем она выразительна: Кромвель — менее жесток, чем о нем злословят, и старается, когда может, смягчить жестокость своего господина, короля. Иногда в ту эпоху милосердие выражается в выборе способа казни, причиняющего жертве меньшие страдания; иногда — в просьбах королю о пощаде, которые король свободен не исполнять. Иногда Кромвель должен допустить жестокость в силу обстоятельств. В третьем романе трилогии вновь появляются сцены сожжения — и читателю напоминают ту, которую герой романа в своем детстве видел вблизи. На репутацию Кромвеля его лучшие устремления влияют мало: больше влияют козни недоброжелателей и ложные истолкования. Главный принцип политики героя — всегда можно торговаться. Смысл своей деятельности Кромвель видит в том, чтобы служить общему благу и исполнять свой долг; свои грехи он знает. Религию он хочет реформировать так, чтоб англичане были ближе к Богу, читая Библию на своем родном языке, а государство — так, чтоб в основе возвышения была служба королю, а не знатность.
Кромвель в зеркале времени отражается на одной линии со своим любимым начальником — кардиналом Вулси и своим недругом Томасом Мором. Два женских персонажа романа подчеркивают и то, что Кромвель принадлежит к той же череде государственных деятелей с одним именем и похожими судьбами, и то, что зеркало мнений не всегда справедливо. Один такой персонаж — Доротея, дочь Вулси; она совершенно необоснованно считает, что Кромвель предал ее отца, которого, как читатель помнит, он любил и старался защитить. Другой персонаж — вымышленный: внезапно нашедшаяся внебрачная дочь Кромвеля Дженнеке, приехавшая из Антверпена. Она пребывает с отцом недолго, но выражает ему симпатию. Дженнеке рассказывает Кромвелю о казни Уильяма Тиндейла, переводчика Библии на английский язык. Читателю сообщают, что казнь Тиндейла была подготовлена Томасом Мором, хоть и бывшим тогда в заключении. Читатель должен осудить Мора, но, наблюдая эту беседу Кромвеля и Дженнеке, вряд ли может не вспомнить других отца с дочерью: Мора и его любимую дочь Мэг.
К той же линии, что Вулси, Мор и Кромвель, принадлежит еще один их тезка, для Англии — самый главный. Он жил века назад, и главный герой трилогии с ним воюет — от имени короля. Один из ярких эпизодов романа: Томас Кромвель разрушает в Кентербери гробницу Томаса Бекета. Эпизод характеризует и героя трилогии, и подход автора к изображаемому. Бекет, с точки зрения католической церкви, — святой мученик, но, с точки зрения Кромвеля, Бекет — только государственный изменник и жертва только своей гордыни. (Когда речь идет о Море, автор бьет знаменитую пьесу Роберта Болта «Человек на все времена» и знаменитый фильм по ней. Теперь приходит очередь быть битой другой знаменитой пьесе — «Бекет, или Честь Божья» Жана Ануя и ее экранизации). Сам факт разорения гробницы раздражать не должен (хотя может): в то время принято, что гробницы обычных людей — часто временные. В «Волчьем зале» упоминалось, что папа Юлий II разрушил старый собор Святого Петра в Риме и лопаты его рабочих обращали черепа святых в порошок. Теперь та же тема возвращается в трилогию как тема борьбы с ложным героем и символом, который должен быть уничтожен. При описании раскрываемой гробницы Бекета, какой ее видит Кромвель, автор несколько раз подчеркивает, что святыня — подделка. Но дальше повторяется характерная для романов тема: «истинность слухов относительна», Кромвель делает не то, о чем слухи ходят. Распространяется слух, что Кромвель велел выстрелить костями святого из пушки. В действительности он велел спрятать останки Бекета у себя дома, на случай, если король передумает ненавидеть Бекета. Уже заключенный в Тауэре Кромвель велит убрать с останков Бекета подпись: это с Бекетом покончит. Кромвель больше, чем его король, ненавидит Бекета. Однако читатель, если он не одобряет разорения гробниц и в особенности если помнит утверждение автора, что мертвый Бекет мстителен, может решить, что Бекет позднее отомстил Кромвелю за свою гробницу. Очень заметно, что аналогия между Томасами Бекетом и Кромвелем в романе присутствует, даже и при том — особенно потому — что Кромвель борется с Бекетом.
Так как Мора и Анны Болейн больше нет в живых, главной фигурой, противопоставленной в романе Кромвелю, оказывается Генрих VIII. Наблюдать за их противопоставлением тем более интересно, что они долгое время — союзники, даже воспринимаются как неразделимое целое. Показанный со стороны Кромвеля король Генрих в романе — персонаж полукомический. Почему полу-? Потому, что при внешнем добродушии он страшен своим гневом, и потому, что от него зависит развязка. Кромвель работает, король себя жалеет и собой любуется. Кромвель замечает: ошибка Анны Болейн была в том, что она считала короля мужчиной, подобным другим мужчинам, между тем как он, как и все монархи, — наполовину бог, наполовину чудовище. Выходит, что в сумме это — меньше, чем какой бы то ни было мужчина, в особенности потому, что чудовище — последнее слово. А утверждение, что таковы все монархи, — отказ Генриху VIII в исключительности, что для него оскорбительно. В другом месте романа приводится, правда, высказывание герцога Урбино Федериго ди Монтефельтро: для того, чтобы управлять государством, нужно быть человечным — и Кромвель сомневается, что его королю удастся соблюсти это требование. Борясь с божественной половиной королевского существа, автор к королю беспощадна: уделяет внимание и тому, как он справляет нужду, и тому, как спит с восхитившей его своей чистотой Джейн Сеймур. Автор разрушает и образ Генриха VIII как национального секс-символа. Чем лучшее впечатление король хочет произвести, будучи уверен в своем превосходстве, тем худший в романе будет из этого вывод. Пожалуй, единственное признание достоинств Генриха VIII в том, что книге «Государь» Макиавелли его учить нечему, — и то это вряд ли похвала.
Главная разница в отношении короля и Кромвеля к политике состоит в том, что король всегда может передумать — это хорошо известно. Поэтому Кромвель хочет сделать те реформы, над которыми работает, необратимыми даже и для короля.
Приближенным короля хорошо известно также, что он использует людей и израсходованный материал безжалостно выбрасывает. Как ни удивительно, хотя Кромвель верно служит королю и неизменно всячески поддерживает его авторитет, можно сказать и так: Кромвель использует короля для своих преобразований. Король дает Кромвелю власть и защиту. Кромвель хотел бы, чтобы король назначил его регентом на случай своей смерти. Яркий романный символ того, что Кромвель делает для короля и государства: оказывается, это он придумал позу Генриха VIII на знаменитом гольбейновском портрете. Поза — большой контраст с реальностью, так как у короля в действительности — больная нога и ему трудно быть устойчивым. Образ запоминается, но становится понятно, почему король однажды должен был счесть неудобным для себя столь замечательного помощника.
У наблюдателей со стороны создается впечатление, что король делает все то, что Кромвель ему внушает. На самом деле король знает, что самое последнее слово — именно за ним. При подавлении «Благодатного паломничества» король замечает: если я скажу, что наследники Кромвеля будут следовать за мной и править Англией, клянусь Богом, так и будет. Главное в этом заявлении короля не то, хочет ли действительно король такого порядка наследования, а необходимость подчинения королю при всех обстоятельствах.
О женщинах, которые — не дочери. Читатель предыдущих романов трилогии помнит, что Кромвелю нравилась Джейн Сеймур. Эта тема возвращается и в третьем романе, после смерти Джейн, когда Кромвель жалеет ее. Кроме этого, возникает некоторая симпатия между Кромвелем и леди Латимер, то есть — будущей королевой Екатериной Парр. (Надо думать, король был бы очень недоволен узнать о таких увлечениях своего ближайшего помощника). Положение Джейн, пока она жива, характеризует фраза Кромвеля: «Королева не несчастна». Но и не счастлива, и может стать несчастной. Сразу же после казни Анны Болейн французский палач предполагает, что королю могут вновь понадобиться его услуги — это в отношении милой Джейн! Потом король в одном месте романа называет Джейн глупой и некрасивой, правда, ссылаясь на мнение иностранных послов, и Кромвель должен заступаться. Потом Джейн не беременеет дольше, чем ожидает ее муж. Потом нежелательно, чтобы она родила девочку. Смерть Джейн — горе, наступившее неожиданно для других персонажей романа, но скорее всего — не неожиданное для читателя. Анна Клевская изображена как миловидная женщина, и в этом романе главная причина, по которой она при встрече не понравилась Генриху, — обида для его самолюбия. Он не прочел в глазах Анны — в зеркале ее глаз — ожидаемого восхищения женихом. Поэтому причина неудачи этого брака — не внешность невесты, не неудача Кромвеля как устроителя, а характер жениха. Сперва король не гневается на Кромвеля, но гневается тогда, когда тот замечает, что аннулирование брака с Анной Клевской вызовет дурные последствия, которых Кромвель не в силах будет предотвратить.
Большая полоса воспоминаний Кромвеля, то и дело возникающая в романе, вызывает мысль: хотя приобретенный опыт, жизнь меняют человека, он все же остается цельным. Он может вспоминать и говорить себе «Я изменился» — но воспоминания возвращают его к прошлому. То же самое относится к истории страны. Кромвель творит ее будущее, но при этом борясь с ее прошлым, а к нему принадлежат предания и верования, живущие много веков. Поэтому задача преобразований, взятая на себя героем, весьма тяжела. Одно поколение ее не осуществит.
В заключительной части романа его общее заглавие «Зеркало и свет» означает «Допрос и смерть». Враги Кромвеля рассказывают ему о его намерении захватить власть, женившись на принцессе Мэри: так зеркало прошлого лжет. Кромвель предстает как зеркало своего бывшего начальника, кардинала Вулси. Он думает, что должен погибнуть по той же причине, что и Вулси: из-за того, насколько велик стал. Король, отказываясь помиловать Кромвеля, заявляет, что Кромвель опасен для него, так как не простил ему смерти Вулси, — при этом ранее он говорил Кромвелю, что до сих пор тоскует по Вулси. Неудачей Вулси было то, что он не смог добиться аннулирования первого брака короля; неудачей Кромвеля — то, что он не смог организовать убийство Реджинальда Поула. (Это если не считать организации брака короля с Анной Клевской). Другое зеркало героя в ожидании казни, в которое он менее охотно смотрится — Томас Мор. Еще третье — Бекет, еще одно — Анна Болейн: недаром роман начинается с момента сразу же после ее казни.
Вывод. Роман помещает политическую деятельность и смерть главного героя в необходимый для их понимания — такого, как нужно автору — контекст. Он и не может их туда не помещать — но акцент сделан на этот контекст, создаваемый не только другими людьми и событиями, но и жизнью самого героя. Читать роман, по моему мнению, тяжело из-за постоянных взглядов назад, главным образом на то, что читателю уже известно. Все же… должно быть все же. Эти повторы объединяют все три романа в общую картину, которую им и нужно составить. Я так и не смогла ответить для себя на вопрос, жаль ли мне Томаса Кромвеля, каким он изображен в трилогии, но я знаю, что мне мешает — регулярно выражаемая автором ненависть к Томасу Мору. Однако теперь мне рассказали обстоятельства жизни Кромвеля в художественной форме… это небольшая похвала. Скажем так: мне еще раз показали эпоху, на этот раз — поместив в центр повествования одного из ее творцов, которого до сих пор я воспринимала как второстепенный отрицательный персонаж в чужих историях. А третий роман трилогии, наверное, больше всего о том, как эпоха создает и губит человека, желающего изменить жизнь своей страны — к лучшему, как он это, исходя из своего богатого жизненного опыта, представляет.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019701
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 11.08.2024
Дневниковая заметка 23 июля 2017 г.
Еще один читательский анализ относительно новой и знаменитой серии романов не повредит. :-)
«Внесите тела»: Томас Кромвель и мысль Глеба Жеглова
О романе Хилари Мантел «Внесите тела» (Bring Up the Bodies) и экранизации (заключительных сериях сериала «Волчий зал»).
В продолжении «Волчьего зала» Генрих VIII пожалел, что связался с Анной Болейн и Томас Кромвель, которого в предыдущей части читателей попросили понимать и уважать, должен освободить короля от второго брака тем способом, какой будет в наличии. Что за тела и куда их требуется внести (буквально «поднять»)? А это официальная формулировка распоряжения доставить любовников Анны из Тауэра, где они находятся, по реке в Вестминстер Холл для суда. Они-то еще живы, но судьбы их решены, и им это известно. Потому официальное распоряжение приобретает дополнительный смысл и читается зловеще: они даже не «лица», чье присутствие требуется, а уже только «тела», мертвецы.
Как ни хороша книга, сперва я читала ее неохотно. С ощущением, что все самое главное и интересное уже было в первой части — представлено, объяснено. Король думает об удовольствиях и иногда — о своем предназначении дать стране наследника. Кромвель служит королю и думает о государстве, а также о своем выживании. В отдельную книгу вынесено окончание рассказа, почти полностью развившегося в предыдущей. Все так же автор защищает Томаса Кромвеля, все так же борется с отжившим ради нового. К стилю я привыкла, а он, признаю, завораживает: описания, перечисления как бы обволакивают, и книга подчиняет себе до такой степени, что оторвавшись от ее страниц, кажется, проще заговорить по-английски, чем на другом известном тебе языке — по инерции. (:-))) Но — раз есть мнение, что нельзя войти вторично в одну и ту же реку ( и ты ему в этом случае веришь) , то испытываешь легкое, но разочарование, почувствовав, что вопреки этому мнению снова входишь в нее. Хоть бы повествование шло с точки зрения другого персонажа, что ли… Все же читать и двигаться дальше вместе с книгой нужно: что было задано раньше, в первом романе, последовательно разрешится здесь. Кромвель оказался на месте своего бывшего любимого патрона, кардинала Вулси, и поставлен перед той же задачей — избавить короля от жены. Кромвель в силе, но он и запутался. А виновники падения и гибели кардинала получат заслуженное наказание. При этом предполагается еще и продолжение, в котором должен погибнуть уже Кромвель. Новизна второй книги в том, чтобы увидеть, как герой будет вынужденно договариваться со своей совестью.
Главную тему романа «Внесите тела» я бы определила как «истинность слухов относительна».
В прошлом романе главным противником Томаса Кромвеля был Томас Мор. Здесь им становится Анна Болейн. Ее отношения с главным героем в начале романа портятся по многим причинам: маленькую Елизавету не удалось обручить с французским женихом, и Анна обвиняет в этом Кромвеля; в выборе методов борьбы с упорством Екатерины Арагонской и значением ее дочери Марии Кромвель более щепетилен, чем Анна; семейство Болейнов хотело бы, чтобы Кромвель считал себя его созданием и, значит, во всем обязанным слугой, тогда как Кромвель видит себя учеником погубленного Болейнами Вулси и слугой короля. Но противостояние Кромвеля и Анны не выглядит таким же горячим, каким было противостояние Кромвеля с Мором, и Анна во втором романе — не настолько же крупная контрфигура героя, какой в первом был Мор. Вероятно, это происходит из-за того, что у Анны обычно нет ореола святости, который есть у Мора и который автор хотела бы беспощадно уничтожить. Из предыдущего романа мы помним, что Анна — не ведьма в том смысле, что она не колдует и не привораживает (хотя обозлившийся Генрих думает, что она его именно приворожила). Тем не менее она расчетлива, упорна и опасна. Кромвель говорит себе, что он не ненавидит Анну как не ненавидел и Мора. Того он называет лицемерным кровопийцей, но ведь даже пытался спасти. Как читатель, у которого есть свое понимание текста, я не хочу согласиться. Анну Болейн Кромвель, действительно, не ненавидит, хотя понимает ее опасность. Но Мора он ненавидел, не признаваясь себе в этом до конца, так как Мора — или же принципы, которые представляет Мор, — ненавидит автор. Отличить позицию автора от позиции героя я здесь не нахожу возможным. Просто автор имеет целью создать привлекательный образ Кромвеля и понимает, что герой, чтобы понравиться читателю, должен сдерживать ненависть и не должен был хотеть смерти Мора.
От очередного рассказа о падении Анны читатель имеет право ожидать авторской версии — виновна в прелюбодеянии или нет. Такой совершенной определенности здесь не будет. Кромвель обвиняет Анну на основании наблюдений, неудачных шуток ее кавалеров, показаний придворных дам, в том числе — Джейн, леди Рочфор, жены Джорджа Болейна, имеющей причины ненавидеть и Анну, и ее брата, своего мужа. Он также обвиняет ее на основании признания музыканта Марка Смитона, которое носит скорее характер хвастовства. Все эти свидетельства в романе выглядят достаточно убедительно, чтобы признать Анну виновной, но все же оставлено место сомнению. Точно так же оставлено место сомнению в деле Екатерины Арагонской — было у нее с Артуром или нет. Кромвелю не нравится губить Анну, он хотел бы избрать другой способ освободить Генриха от нее. Но он знает, что должен исполнить желание короля для самосохранения, чтобы не разделить судьбу Вулси. Кромвель выбирает те доказательства против Анны, которые ему нужны для его цели.
Кроме этого, по всему роману разбросаны многочисленные сплетни о Кромвеле, которые представляют его чудовищем и которые по роману — самая абсурдная ложь. (Знаменитая сцена многих фильмов об Анне Болейн: Марка Смитона, дабы вынудить признание, пытают веревкой с узлами, угрожают ослепить — по приказу Кромвеля. Но в этом романе вместо пытки Смитона запирают на ночь «с Рождеством» — с рождественскими украшениями, — и он, перетрусив, утром во всем, что от него требовали, признается со страха. Эпизод не такой грубо жестокий, как пытка, но по-другому зловещий: символ утерянного семейного счастья героя романа, Кромвеля, превращен невольно в орудие гибели Смитона, впрочем, по роману — мерзкого юнца). Кромвель замечает, что те, кто не знает его лично, чаще всего его ненавидят, но, познакомившись, ненавидят лишь некоторые. Если то дурное, что говорят о Кромвеле, скорее всего неправда, то и показания против Анны могут быть неправдой. Читатель романа увидит обстоятельства гибели королевы с точки зрения Кромвеля, как он изображен здесь, без полной реконструкции событий «как было на самом деле».
Но — как же забыть сцену издевательского придворного спектакля в первом романе? — все жертвы процесса Анны Болейн так или иначе виновны в падении Вулси. Или же у них есть другие грехи. Кромвель нашел людей виновных — хотя, вероятно, не в той вине. Так что Кромвель по роману следует мысли Глеба Жеглова: «Наказания без вины не бывает». Добавьте сюда все, какие придут, мысли о диалоге культур, сходстве или отличии исторических ситуаций и оттенках значения.
Помимо Кромвеля важный положительный герой романа — Томас Уайетт. Кромвель любит поэта Уайетта и преклоняется перед ним, а вместе с тем Уайетт сильно рискует из-за своих прежних отношений с Анной. Потому Кромвель отправляет Уайетта в Тауэр не чтобы погубить — чтобы сохранить: так ему удается спрятать Уайетта от угрозы быть привлеченным к процессу Анны. Описание характера Уайетта в романе — целое признание в любви и восхищении особенному человеку, которого следует беречь.
Об отличиях между книгой и сериалом. В романе «Волчий зал» делались намеки на то, что Кромвелю нравится Джейн Сеймур. Естественно ожидать, что если он в финале направляется в гости к ее семье, то это чтобы ее увидеть. Но … вот неожиданное изменение: в продолжении герой после казни Мора чувствует себя другим человеком, потому свои чувства к Джейн он забыл. Или говорит себе, что забыл. И, заметив, что Джейн привлекла внимание короля, начинает разрабатывать план, как укрепить свои позиции с ее помощью. Если Джейн приблизит король, то он приблизит и ее брата Эдварда Сеймура, и Кромвель противопоставит того своим недоброжелателям в окружении короля. Герой пытается уверить себя, что Джейн он не навредит: король не будет мстителен со своей любовницей, а будет писать стихи для нее… Даже несмотря на такие соображения, план по отношению к Джейн не очень благороден, тем более, что она, как можно догадаться по кое-каким фразам, не против была выйти замуж за Кромвеля. Герой, как и раньше, должен чувствовать себя мужчиной, поэтому его амурное внимание в романе обращается в другую сторону — случайной связи и вдовой сестры Джейн Елизаветы (тезки его умершей жены, на этой сестре потом должен жениться сын Кромвеля). В фильме поворот этой сюжетной линии сделан логичнее и не вредит герою в глазах зрителя: Кромвель заметил, что его возлюбленная Джейн Сеймур понравилась королю, и понял, что должен отказаться от нее.
Другое отличие — это финал. И в романе, и в фильме он намекает на будущие события, но по-разному. В фильме король обнимает Кромвеля, и это означает как то, что сейчас король благодарен и счастлив, так и то, что в дальнейшем он Кромвеля погубит. В финале романа герой один переживает то, что он сделал, и остается наедине и со своим методом, и со своими предчувствиями. Ранее в романе его уже посещали мысли о своей уязвимости и о том, что ему не удастся получить почетную отставку. Последняя мысль романа, однако: все концы на самом деле — начала. Она не столь оптимистична, как можно подумать, ведь возвышение Томаса Кромвеля тоже является началом, но для его конца. Подобно тому, как это произошло с королевой Анной, да и будет с новой королевой Джейн.
В заключение, возвращаясь к аналогии с образом Глеба Жеглова: хотя у Томаса Кромвеля в романе есть более молодые помощники, при нем нет ни одного «Володи Шарапова». Он сам себе тот и другой. А спорить этим двум лицам в себе с равными шансами на выигрыш он позволить не может в таком деле, где его личное выживание зависит от благосклонности короля Англии.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019631
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.08.2024
Дневниковая заметка 14 мая 2017 г.
Еще один читательский анализ относительно новой и знаменитой серии романов не повредит. :-)
«Волчий зал» : битва двух Томасов за то, что есть совесть
О романе Хилари Мантел «Волчий зал» (Wolf Hall) и экранизации (первых четырех сериях одноименного сериала).
Из тех исторических романов, которые я читаю на английском языке, этот пока — с наиболее масштабным замыслом. Во-первых, разрушить стереотип Томаса Кромвеля (это знаменитый советник Генриха VIII, крестный отец королевского верховенства над церковью и один из главных строителей британской государственности, какой она ныне является) как зловещего и бессердечного кино- и сериального негодяя. Во-вторых, предложить образ все того же Томаса Кромвеля как человека и создателя Нового времени, который пропускает эпоху через себя: Томас Кромвель (по роману) воплощает и осуществляет необходимую историческую перемену в интересах лучшей жизни — не только личной, а жизни своей страны, в особенности людей, которые не принадлежат к верхам общества. В третьих — убедить читателя, что эта перемена была необходима.
Роман не для тех, кто любит действие — большинство его читателей, только взяв его, уже знают, что там дальше будет, — а для тех, кто любит портреты. В особенности не совсем ожиданные, а иногда и очевидно новаторские портреты известных исторических личностей. Например, кардинал-канцлер Томас Вулси в романе — не привычно надменный и жадный, как и не просто трудолюбивый и умный: он добродушный человек и подлинно великий государственный деятель, до которого, по мнению автора и главного героя, Англия была ничем.
По тому, как в романе сконструирован положительный образ Томаса Кромвеля, можно было бы создать пособие «Как средствами художественной литературы реабилитировать традиционно отрицательный персонаж».
Нужно вызвать к нему читательскую жалость. Первая сцена романа (в фильме отставлена чуть-чуть дальше вглубь первой серии): мальчика Томаса Кромвеля избивает его поганый папаша. Томас удирает на континент, но читатель должен сделать вывод: вот в таком мире, где обычно, что проблемы решаются насилием, герою предстоит жить. Вообще «Волчий зал» — это название поместья Сеймуров, то есть семьи, из которой происходит будущая королева Джейн Сеймур и где во время действия романа раскрыто прелюбодеяние: у отца Джейн связь с женой старшего сына. Но в широком смысле, как нетрудно догадаться, «Волчий зал» — это мир людей-волков. В этом мире Томас Кромвель по роману — еще не самый жестокий, и он-то как раз пытается бороться за жалость и компромисс; многие жестокости происходят не по его вине. Прежде, чем начнется большое возвышение Кромвеля, он теряет свое счастье: от потливой горячки умирают его жена (они женились по расчету, но удачно) и две маленькие дочери.
Нужно показать героя-мужчину в отношениях с женщинами чувственным, но не развратным: чувственность — это земная привлекательность, она очеловечивает, делает располагающим. Кромвель время от времени вспоминает вдову, с которой у него была связь в Антверпене — значит, была у него любовь, которую он так и не смог забыть, но воспоминание не мешало его браку. Он был хорошим, любящим мужем; после смерти жены у него образовалась на время связь с ее замужней сестрой — но это от тоски, потому, что та была на жену похожа. Не первой молодости Кромвель нравится женщинам. Им интересуется Мэри, сестра Анны Болейн, а Кромвель интересуется скромной Джейн Сеймур.
Затем, надо героя, традиционно воспринимаемого как безжалостный и своекорыстный деятель, показать сострадательным и внимательным к тем, кто нуждается. Томас Кромвель в романе регулярно проявляет такое внимание и заслуживает благодарность простого народа (того, который близко общается с ним).
Вероятно, ключ к характеру героя в романе — странник: он много где бывал, много повидал, боролся за выживание (рассказывается, как он убил с целью защиты), а также за бизнес, узнал много о людях. В Англии его принимают за иностранца, например, за итальянца. Кромвель наблюдателен и талантлив. Он знает много языков и благодаря освоенной системе отлично запоминает. Другой ключ — выходец из низов, как и кардинал Вулси. Это последнее помогает Кромвелю быть свободным от тех «традиционных форм мировоззрения», которые характерны для английской знати, борющейся за титулы и земли, — у него более свежий взгляд и, по мнению автора, верное понимание исторического момента. Бывший в том числе солдатом, Кромвель не одобряет войну и чужд «завоевательному» патриотизму, по этой причине прошлым своей страны он особо не восхищается и знает, чем англичане вне Англии заслужили нелюбовь. Предпочтительная для Кромвеля линия поведения — гибкость, не означающая, однако, подлости. Он не одобряет фанатизма ни в форме наступления, ни в форме самопожертвования, ни католического, ни реформаторского. Все это по роману должно создавать Томаса Кромвеля как автора тех преобразований в Англии, за которые он возьмется.
Наконец, для того, чтобы герой совсем расположил к себе, надо, благо есть возможность, поглубже закопать его главного оппонента — в данном случае Томаса Мора. Мор, что называется, интеллектуальный извращенец. Кромвель, по роману, любит людей и потому может идти на компромисс и быть снисходительным. Мор любит только свою славу, а слава эта буквоедская, и потому он во всех проявлениях жесток. Мор не только сжигает еретиков, он еще и старательно их пытает, на чем автор акцентирует внимание; он еще и лишен всякой душевной теплоты даже в кругу своей семьи, потому что все, что Мор делает даже в ней похвального (например, дает образование детям, занимается древними языками с любимой дочерью), он делает для похвалы. Автор отдельно проходится насчет явных бестактностей Мора, высказанных в присутствии гостей в отношении его близких, и презрительного все-таки отношения к женщинам, особенно — ко второй жене. Соблазнительно, но неверно было бы считать, что Кромвель и Мор в этом романе представляют собой два разных типа «ренессансных гуманистов»: оба образованные и талантливые, но один, Кромвель, полностью открыт для веяний современности, тогда как другой, Мор, цепляется за отжившие формы и потому должен уступить. Такой подход был бы несколько снисходительным для Мора, которого автор уничтожает. Да, действительно, Кромвель рассматривает противостояние с Мором как схватку Англии и Рима, нового и старого. Но, по-моему, точнее было бы сказать, что два тезки-антагониста представляют собой в романе два других «типа», обычно воспринимаемых как вневременные: это типы конкретно мыслящего практика и сухого академиста. При этом так же обычно считается, что не академист, а практик прав.
Таковое изображение Томаса Мора вызывает невольное и, надо признать, дурацкое желание рявкнуть: так что же, все, кто до сих пор уважал сэра Томаса, — дураки либо сволочи? Дело даже не в самом сэре Томасе, чьи грехи известны. Дело в способе изображения. Когда показаны и положительные, и отрицательные черты персонажа, пусть даже они не могут распределяться равномерно, это художественное изображение, претендующее если не на беспристрастие, то хотя бы на полноту. Когда подается только негатив, это информационная война, а она предполагает предубежденность. (Действительно, автор ведет острую полемику с католической церковью). Изо всех возможных положительных черт Мору оставлен только трудоголик, но и это не является хоть малость спасительным для репутации. Даже смерть Мора, о которой традиционно можно было бы сказать, что она хоть отчасти искупает его дурные деяния, так как ради того, что считал правильным, он не пощадил себя, — в этом романе не вызывает побеждающего сочувствия, а выглядит проявлением тщеславия: Мор, живший напоказ, последовательно хотел «быть хорошим», не зная, что на самом деле хорошо.
Кромвель уважает…так и хочется сказать «заставляет себя уважать» Мора. Но, как носитель противоположного жизненного принципа, он испытывает к Мору нарастающую бессознательную ненависть. Однажды он замечает, что Мор может убить человека из-за неправильного перевода. (Что интересно, эта мысль приходит Кромвелю над телом его умершей дочки — очень своевременно, при том что девочка умерла от болезни, а значит, убил ее не Мор в смысле Томас Мор. Однако, это значит также, что сэра Томаса мне следует опасаться). Все же Кромвель должен быть изображен гуманнее Мора и, когда приближается финал, говорит ему: я бы оставил тебя жить, чтоб ты каялся в своих жестокостях. Настоящая причина казни Мора — желание королевы Анны Болейн и короля.
О других основных персонажах романа. По первой совместной сцене Кромвеля и кардинала Вулси я не сразу поняла, каково отношение Кромвеля к патрону. У него есть причины для иронии и зависти к кардиналу, так как у того детство было счастливее. Чувствуется, что Кромвель как натура сильнее Вулси именно благодаря своему жизненному опыту и умению его именно так осмыслить. Впоследствии видно, что они хорошо сработались: и Вулси искренне уважает Кромвеля, узнавая в нем своего политического преемника при Генрихе VIII, и Кромвель искренне верен Вулси и защищает его в беде. Приближение Кромвеля к королю началось вовсе не с предательства им бывшего патрона, а с попыток добиться снятия опалы с Вулси. В их беседах Кромвель не столько многословен, сколько остроумен и, следовательно, точен. Кардинал, напротив, очень болтлив — это нужно, видимо, не только для того, чтобы показать доверие кардинала к юристу, но и для того, чтобы читатель увидел события, при которых Кромвель лично не присутствует. (В сериале симпатичный кардинал напомнил Ростислава Плятта в роли скрипичного мастера Амати).
О Генрихе VIII Вулси, уже опальный, все время повторяет, что это самый лучший, добрейший христианский принц, и, как ни странно в положении кардинала, не иронизирует. Генрих VIII приближается к читателю как бы издали. Вулси говорит о нем как о добром государе и государе — любителе удовольствий; затем Кромвель после очередной беседы с патроном предполагает, что у короля под блестящей внешностью должно скрываться нутро змеи. Позднее Кромвель будет столь же искренне рад, что открыл в короле именно того государя, который нужен Кромвелю для его реформ. Государь предоставляет Кромвелю делать, что тот хочет, при условии, что Кромвель обеспечит то, что хочет государь. Наконец появившись собственной персоной, Генрих для начала производит впечатление относительно слабого монарха, любящего веселиться и отстраняться от забот, — значит, ему нужен помощник, на которого эти заботы сбросить. Он также любит демонстрировать свое обаяние и очаровывать — ему это удается, в особенности потому, что он, действительно, склонен быть добрым; появляющийся в одном эпизоде Франциск I предстает в глазах Кромвеля куда менее привлекательным, чем Генрих VIII. Однако по роману разбросано несколько намеков, указывающих, что сотрудничество английского короля с Кромвелем для последнего дурно окончится. И Генрих в романе настолько озабочен вопросом своей добродетели, что на время первой беременности еще любимой Анны Болейн возобновляет интимное общение с ее сестрой Мэри, — дабы не прекращать упражнения.
(Первое впечатление от короля в сериале: до чего противный перец! Второе: да нет, он хитрый. Это уже интереснее, чем ничего; понятно, чем он опасен).
Из женских персонажей романа надо выделить хотя бы Анну Болейн. Она не ведьма. Кромвелю она сперва сильно неприятна тем, что слишком расчетлива: все подавляющая расчетливость — ее главное пугающее качество. Кромвель также понимает, что Анна не признает препятствий на пути к цели. Постепенно они срабатываются и Кромвель даже начинает замечать красоту Анны. По сравнению с ней королева Екатерина Арагонская вызывает сочувствие Кромвеля, но и неприятна ему той самой чертой, которой он противостоит: фанатизмом, не религиозным, а жизненным, непризнанием уступок.
О стилистических приемах романа. Строится повествование преимущественно как внутренний монолог Томаса Кромвеля, то есть все события и лица показаны с его точки зрения, главным образом в настоящем времени. О нем самом при этом речь идет в третьем лице: чаще — «он», чем «Томас Кромвель». Это не совсем удобно: предложений вроде «он ему говорит» в романе немало.
В романе велика роль косвенной характеристики. Обычные протагонисты истории «Великого дела короля» — Генрих VIII, Екатерина Арагонская, Анна — не сразу являются перед читателем, а представлены ему с чужих слов; они не входят в роман сразу, а постепенно приближаются. Это как раз удобно, так как позволяет выразительно объяснить, как мнение о каждом из них может изменяться. Несмотря на даты, проставленные в «содержании», временного отрезка действия в романе нет, а есть сплошной поток времени и истории. Благодаря рассказам Вулси, размышлениям Кромвеля и вставным новеллам автора действие романа достигает эпохи Генриха VIII, начинаясь еще от древнейших времен легендарного открытия Британских островов, а отдельные намеки достигают даже времен, скрытых в будущем. В одном эпизоде Кромвель размышляет: это как же появление печатного пресса расширило понятие государственной измены… Так и хочется за ним вставить: а что будет, когда Интернет появится…
В романе много вставных сценок, когда персонажи пытаются сыграть тот или иной эпизод, как в театре. Это должно, кажется, создать атмосферу истории как большой пьесы, в которой смешаны известные театральные жанры. Повествование, однако, производит впечатление не пьесы, а такого «большого полотна людей и событий» — ну вроде гобелена в кабинете канцлера Вулси, только сцена выткана больше, чем одна.
Есть узнаваемые мотивы, известные по шекспировским пьесам, только они слегка изменены и «перевернуты». Например, реплика «Слова, слова, всего лишь слова», подобная гамлетовской, становится темой антигероя, Томаса Мора. Диалог Генриха и Кромвеля, которым король обещает впредь приблизить к себе юриста, напоминает сцену принца Генриха и Фальстафа, в которой принц, напротив, обещает Фальстафа от своей особы отставить. В заключительной заметке автор сообщает, что концепция отношений Вулси и Кромвеля взята из биографического сочинения современника (и одного из персонажей романа), которое повлияло в том числе на пьесу Шекспира «Генрих VIII».
Еще один интересный прием — чтение картины. Когда Кромвель рассматривает картину Гольбейна-младшего, изображающую семейство Мора, он видит в ней свидетельство отталкивающей натуры Мора, и это правда. Когда тот же Гольбейн, приятель Кромвеля, пишет при большой занятности уже его портрет и Кромвель на картине выходит похожим на убийцу, это только полуправда — то, что могло бы сделать Кромвеля приятнее в глазах зрителя, не попало на этот портрет.
Роман рассчитан на медленное внимательное чтение. Сериал оставляет впечатление быстрого движения к чему-то печальному. Вместо внутреннего монолога Кромвеля здесь долгое молчание и выразительные лица. Благодаря паузам и взглядам фильм производит впечатление очень интеллектуального зрелища как для «исторического костюмного» жанра. Со внутренним монологом главного героя исчезла часть богатства романа, но зато другие персонажи, в частности Мор, получили больше возможности говорить за себя, а не через посредство восприятия их Кромвелем. Томас Мор в фильме получает возможность вызвать жалость к себе тем, как он смотрит и молчит.
Затем, сериал снят не по одному роману, а по двум. Я же пока осилила только один, поэтому о последних двух сериях сериала выскажусь, когда осилю продолжение.
Больше всего мне нравится в романе «Волчий зал» то, что он не боится быть сложным чтением. К сожалению или нет, я не подходящий судья для спора между Лондоном и Римом, так они оба мне по-разному интересны и дороги, и я даже нахожу, что Лондон — это отчасти такой «панковский Рим». Для заключения я придумала вот что: история в романе — это тоже вариант «близнечного мифа», где Томас Кромвель — персонаж-«трикстер» (с точки зрения других персонажей), а Вулси, Мор и король Генрих — три персонажа в парном ему амплуа «героя». Два «героя» исчезают до конца первого романа, но читатель знает, что в будущем оставшийся «герой» должен погубить «трикстера».
Однажды поражает обилие людей по имени Томас вокруг Генриха VIII. Я для себя решила, что их так называли в честь Томаса Бекета — а если так, значит, это множество Томасов создает странноватый пролог для крутого религиозного поворота в английской истории.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019630
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.08.2024
Isabella Whitney.
The Admonition by the Author to All Young Gentlewomen,
and to All Other Maids, Being in Love. Перевод (шуточный)
В этом стихотворении английская ренессансная дама-поэт Изабелла Уитни призывает влюбленных дам и девиц не быть доверчивыми к признаниям своих кавалеров. Утверждает, что научена горьким опытом (о нем мы уже знаем) и демонстрирует немалую эрудицию в сфере античной мифологии.
Эти стихи я попробовала перевести. Только... я придумала шутку: решила поэкспериментировать с формой. Если ренессансная дама показывает, что читала древнеримского сладострастника (как известно, впоследствии - изгнанника) Овидия, почему бы и нам не показать, что мы его читали? :-) И уважаем.
Источник оригинала:
Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.
Оригинал:
Isabella Whitney (fl. 1567–1573)
The Admonition by the Author to All Young Gentlewomen,
and to All Other Maids, Being in Love
Ye Virgins, that from Cupid's tents
do bear away the foil!
Whose hearts as yet with raging love
most painfully do boil:
To you, I speak! For you be they
that good advice do lack;
O if I could good council give,
my tongue should not be slack!
But such as I can give, I will
here in a few words express:
Which if you do observe, it will
some of your care redress.
Beware of fair and painted talk!
Beware of flattering tongues!
The Mermaids do pretend no good,
for all their pleasant Songs!
Some use the tears of crocodiles,
contrary to their heart:
And if they cannot always weep,
they wet their cheeks by Art.
Ovid, within his Art of Love,
doth teach them this same knack:
To wet their hand, and touch their eyes;
as oft as tears they lack.
Why have ye such deceit in store?
have you such crafty while?
Less craft than this, God knows, would soon
us simple souls beguile!
But will ye not leave off; but still
delude us in this wise?
Sith it is so, we trust we shall
take heed to feigned lies.
Trust not a man at the first sight!
but try him well before:
I wish all Maids, within their breasts,
to keep this thing in store.
For trial shall declare the truth,
and show what he doth think:
Whether he be a Lover true,
or do intend to shrink.
If Scylla had not trust too much
before that she did try;
She could not have been clean forsake,
When she for help did cry.
Or if she had had good advice,
Nisus had lived long!
How durst she trust a stranger, and
do hear dear father wrong!
King Nisus had a hair by fate;
which hair while he did keep,
He never should be overcome,
neither on land nor deep.
The stranger, that the daughter loved,
did war against the King;
And always sought how that he might
them in subjection bring.
This Scylla stole away the hair,
for to obtain her will:
And gave it to the stranger, that
did straight her father kill.
Then she, who thought herself most sure
to have her whole desire,
Was clean reject, and left behind;
When he did home retire.
Or if such falsehood had been once
unto Oenone known;
About the fields of Ida wood,
Paris had walked alone!
Or if Demophoon's deceit,
to Phillis had been told;
She had not been transformed so,
as Poets tell of old.
Hero did try Leander's truth
before that she did trust;
Therefore she found him unto her
both constant true and just.
For he always did swim the sea,
when stars in sky did glide;
Till he was drowned by the way,
near hand unto the side.
She scratched her face, she tare her hair,
it grieveth me to tell,
When she did know the end of him
that she did love so well.
But like Leander there be few;
therefore, in time, take heed!
And always try before you trust!
So shall you better speed.
The little fish that careless is
within the water clear,
How glad is he, when he doth see
a bait for to appear!
He thinks his hap right good to be,
that he the same could spy;
And so the simple fool doth trust
too much before he try.
O little fish, what happ hadst thou,
to have such spiteful fate!
To come into one's cruel hands,
out of so happy state.
Thou didst suspect no harm, when thou
upon the bait didst look:
O that thou hadst had Lynceus's eyes,
for to have seen the hook!
Then hadst thou, with thy pretty mates,
been playing in the streams;
Where as Sir Phoebus daily doth
shew forth his golden beams
But sith thy fortune is so ill
to end thy life on shore;
Of this, thy most unhappy end,
I mind to speak no more.
But of thy fellow's chance that late
such pretty shift did make
That he, from fisher's hook did sprint
before he did him take.
And now he pries on every bait,
suspecting still that prick
For to lie hid in everything,
wherewith the fishers strike.
And since the fish that reason lacks,
once warned, doth beware:
Why should not we take heed to that
that turneth us to care.
And I, who was deceived late
by one's unfaithful tears,
Trust now for to beware, if that
I live this hundred years.
Мой перевод:
Изабелла Уитни (публиковалась в 1567 и 1573 годах )
Предупреждение
(Предупреждение автора всем молодым благородным дамам и просто девушкам, которые влюблены)
Девы! Пришлось претерпеть беды вам от Купидона.
Яростна ваша любовь, боль причиняет сердцам.
К вам обратиться хочу. Вам добрый совет будет кстати.
Если б спросили меня, резвым бы был мой язык.
Речи украшенной бойтесь! Бегите поклонников льстивых!
Сладко сирены поют, тем и опасны они!
Плачет иной лицемерно, лия крокодиловы слезы.
Плакать не может всегда - к гриму прибегнет легко.
Учит Овидий-хитрец в "Искусстве любви" притворяться:
Слез не хватает - глаза вытри ты влажной рукой!
Столько уловок зачем? Не слишком ли много искусства?
Меньшего хватит вполне, чтобы простушек пленять!
Но ловкачей не унять, ложь считают оружьем отличным....
Что ж, защищаясь от них, мы распознаем ее.
Сразу мужчине, прошу вас, не верьте! Его испытайте!
Если бы девушки все помнили этот совет!
Истинный ход его мыслей вам испытанье откроет:
Искренне любит он вас или побег на уме.
Скилла, когда б не спешила довериться без испытанья,
То, умоляя помочь, брошена бы не была.
Или разумный совет приняла бы - Нис прожил бы дольше.
Верить могла чужаку и навредила отцу!
Нису-царю даровала судьба чудодейственный волос:
С ним на земле и воде непобедимым был царь.
Но чужеземец напал, а царевна его полюбила.
Чтоб победить на войне, враг верный способ искал.
Скилла, мечте подчинясь, выкрала волос отцовский.
Волос вручила врагу - жизни лишился отец!
Думала уж, что достигла желанного, но обманулась:
Ведь, отбывая домой, просто отверг он ее.
Если б подобный обман стал бедняжке Эноне известен,
Верно, в Идейских лесах был бы Парис одинок!
Или, как лжив Демофонт, предупредили б Филлиду, -
Не превратилась бы так, как нам поэты твердят.
Геро была осмотрительней и испытала Леандра.
Честность примерную в нем и постоянство нашла.
Море он переплывал, всякий раз, как засветятся звезды,
Но утонул он в пути, хоть уж близ берега был.
Горько сказать, как лицо и волосы Геро терзала,
Плача о друге, узнав, как ее милый погиб!
Все же признаем, что мало таких, как Леандр. Значит, будем
Мы осторожны во всем. Не испытала - не верь!
Рыбку представьте, что плавает в чистой воде беззаботно.
Видит - наживка пред ней. Счастлива будет она!
Думает: ей повезло! Ведь получит сейчас угощенье!
Не испытав ловкача, так и простушка решит!
Бедная рыбка! Судьба твоя жалости, право, достойна.
Ты, наслаждаясь, жила - гибнешь в жестоких руках.
Видя наживку, о зле ты и не подумала даже.
Нужен Линкея был глаз, чтобы крючок разглядеть!
Ты средь веселых подруг в потоке прозрачном играла,
Тешилась меж золотых светлого Феба лучей.
Ныне же на берегу ты погибнешь... Так думать печально!
Твой огорчает конец, больше о нем не скажу.
Лучше скажу о подруге твоей, что гораздо счастливей:
Хоть уж была на крючке, все же сорваться смогла.
Нынче наживки любой осторожно она избегает,
Зная: на пользу себе ложь рыбаки обратят.
Рыба, хотя неразумна, учиться на опыте стала.
Нужно беречься и нам, чтобы не ведать тревог.
Лживым поверив слезам, я недавно сама обманулась.
Хоть бы сто лет я жила - буду стеречься всегда.
Перевод 22.09, 27. 09.2020
Примечание переводчицы. Упоминаемые в стихах мифологические персонажи:
Cкилла - дочь царя Мегары Ниса, отдала волос своего отца знаменитому царю Миносу. В "Метаморфозах" Овидия Минос не убивает ни ее, ни Ниса, а просто уплывает, исполнившись отвращения к Скилле.
Энона - фригийская наяда, была женой Париса до тех пор, пока он не предпочел Елену.
Филлида и Демофонт - Демофонт был сыном Тезея и женился на фракийской царевне Филлиде, но уехал от нее и не вернулся к назначенному сроку. Филлида, страдая в разлуке, повесилась и была превращена богами в миндальное дерево. Когда Демофонт, наконец вернувшись, обнял ствол дерева, оно расцвело.
Геро и Леандр - Леандр каждую ночь переплывал Геллеспонт, стремясь к своей возлюбленной Геро из Сеста, жрице Афродиты, пока однажды не утонул. Геро тогда бросилась в море.
Линкей - здесь: один из аргонавтов, отличавшийся острым зрением.
В качестве возражения вспоминается знаменитая "Перчатка" Шиллера: когда дама испытывает рыцаря (с опасностью для его жизни), тот понимает, что она его не любит.
Приписка тов. Овидия (Публия Овидия Назона).
Девы! Обдуман совет - вы его со вниманьем примите.
После придите ко мне. Я вам другое спою.
:-)
Перевод опубликован на бумаге в сборнике: И музы, и творцы. Несколько поэтесс эпохи европейского Возрождения / сост. и пер. Валентины Ржевской. 2-е изд., доп. – Одесса : «Фенікс», 2021. – С.39-41.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018823
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.07.2024
В этом стихотворении, встреченном мной в двух антологиях английской ренессансной поэзии, лирическая героиня упрекает своего возлюбленного, собравшегося жениться на другой.
В качестве источника вдохновения указывают поэму Овидия "Героиды", в которой героини античной мифологии пишут письма своим мужьям и возлюбленным. Лирическая героиня демонстрирует эрудицию, перечисляя неверных античных любовников и античных дам, которым следует уподоблять достойную возлюбленную, - все это, видимо, с целью пробудить совесть провинившегося адресата.
Что меня привлекает в этом стихотворении: соотношение формы и содержания. Форма такова, что тон стихов как будто шутливый, а понятно, что на сердце у лирической героини тяжело. Вероятно, она пытается бороться со своей печалью.
Источник оригинала и сведений об авторе:
Sixteenth-Century Poetry. An Annotated Anthology. Edited by Gordon Braden. Blackwell Publishing, 2005.
Оригинал:
Isabella Whitney (fl. 1567–1573)
To her Unconstant Lover
As close as you your wedding kept, yet now the truth I hear,
Which you (yer now) might me have told; what need you nay to swear?
You know I always wished you well, so will I during life;
But sith you shall a husband be, God send you a good wife.
And this (whereso you shall become) full boldly may you boast:
That once you had as true a love as dwelt in any coast,
Whose constantness had never quailed if you had not begun;
And yet it is not so far past but might again be won,
If you so would – yea, and not change so long as life should last.
But if that needs you marry must, then farewell, hope is past.
And if you cannot be content to lead a single life
(Although the same right quiet be), then take me to your wife.
So shall the promises be kept that you so firmly made.
Now choose whether ye will be true, or be of Sinon’s trade,
Whose trade if that you long shall use, it shall your kindred stain.
Example take by many a one whose falsehood now is plain:
As by Aeneas first of all, who did poor Dido leave,
Causing the Queen by his untruth with sword her heart to cleave.
Also I find that Theseus did his faithful love forsake,
Stealing away within the night before she did awake.
Jason that came of noble race two ladies did beguile;
I muse how he durst show his face to them that knew his wile.
For when he by Medea’s art had got the fleece of gold,
And also had of her that time all kind of things he would,
He took his ship and fled away, regarding not the vows
That he did make so faithfully unto his loving spouse.
How durst he trust the surging seas, knowing himself forsworn?
Why did he scape safe to the land before the ship was torn?
I think King Aeolus stayed the winds, and Neptune ruled the sea;
Then might he boldly pass the waves, no perils could him slay.
But if his falsehood had to them been manifest before,
They would have rent the ship as soon as he had gone from shore.
Now may you hear how falseness is made manifest in time,
Although they that commit the same think it a venial crime,
For they for their unfaithfulness did get perpetual fame.
Fame? Wherefore did I term it so? I should have called it shame.
Let Theseus be, let Jason pass, let Paris also scape
That brought destruction unto Troy all through the Grecian rape,
And unto me a Troilus be; if not, you may compare
With any of these persons that above express;d are.
But if I cannot please your mind, for wants that rest in me,
Wed whom you list, I am content your refuse for to be.
It shall suffice me, simple soul, of thee to be forsaken;
And it may chance, although not yet, you wish you had me taken.
But rather than you should have cause to wish this through your wife,
I wish to her, ere you her have, no more but loss of life.
For she that shall so happy be of thee to be elect,
I wish her virtues to be such, she need not be suspect.
I rather wish her Helen’s face than one of Helen’s trade,
With chasteness of Penelope, the which did never fade;
A Lucrece for her constancy, and Thisbe for her truth.
If such thou have, then Peto be: not Paris, that were ruth.
Perchance ye will think this thing rare in one woman to find;
Save Helen’s beauty, all the rest the gods have me assigned.
These words I do not speak thinking from thy new love to turn thee.
Thou knowst by proof what I deserve; I need not to inform thee.
But let that pass. Would God I had Cassandra’s gift me lent;
Then either thy ill chance or mine my foresight might prevent.
But all in vain for this I seek; wishes may not attain it.
Therefore may hap to me what shall, and I cannot refrain it.
Wherefore, I pray, God be my guide and also thee defend
No worser than I wish myself, until thy life shall end.
Which life, I pray, God may again King Nestor’s life renew,
And after that your soul may rest amongst the heavenly crew.
Thereto I wish King Xerxes’ wealth, or else King Croesus’ gold,
With as much rest and quietness as man may have on mold.
And when you shall this letter have, let it be kept in store;
For she that sent the same hath sworn as yet to send no more.
And now farewell, for why at large my mind is here expressed;
The which you may perceive if that you do peruse the rest.
Мой перевод:
Изабелла Уитни (публиковалась в 1567 и 1573 годах )
Неверному
Хоть долго правду ты скрывал, я все смогла узнать.
Ты б объявил, что женишься ... зачем же отрицать?
Желаю счастья я тебе, звать горе не начну.
Стать хочешь мужем - пусть Господь даст добрую жену!
Уж что б с тобою ни было, ты не соврешь, хвалясь:
Была подруга у тебя, в любви она клялась.
Не изменила б верности - ты первый изменил,
И то, когда б раскаялся, назад бы принят был.
Когда б ... и продолжала бы всегда тебя любить.
Но, раз жениться ты решил - что ж, я должна простить.
И если впрямь пресытился ты жизнью холостой
(Хоть есть в ней преимущества), меня возьми женой!
Обет, что прежде ты мне дал, не будет посрамлен.
Так выбирай же: честным быть иль лживым, как Синон.
Избрав Синону подражать, ты род свой заклеймишь,
Как эти вот изменники - в их ряд ты встать спешишь.
Энея первым назову: Дидону бросил он.
Тогда пронзила грудь свою несчастная мечом.
Тезей неверным также был: от верной он бежал
В ночи, пока она спала, - союз их разорвал.
Ясон хорошей был семьи, но дам он предал двух.
Стыдиться должен был смотреть в глаза он всем вокруг!
Ведь получить ему руно Медея помогла,
И все, чего мог пожелать, она ему дала,
А он? Взошел он на корабль, о клятвах позабыв,
Что дал супруге любящей, и верность оскорбив.
Как мог он морю доверять, раз был неверен сам?
Зачем не стал его корабль потехой злым волнам?
Ветрам послал приказ Эол, Нептун волнам велел,
Чтоб он спокойно мог доплыть, лишений не терпел.
Узнать, как этот путник лжив, им не было дано,
А то корабль, едва отплыв, отправился б на дно.
Неверность мною названных мужчин в веках видна,
Хоть, кто грешит так, думает: простительна она,
Стоит на этих подвигах их слава с давних пор...
Зачем сказала "слава" я? Нет, я скажу - позор!
Да ладно уж, Тезей, Ясон, Парис - и тот грешил:
Жену чужую он украл и Трою погубил...
Ты будь Троилом для меня. А нет - так будь хвалим:
С любым из перечисленных делами ты сравним!
Но, если правда - я тебе не в силах угодить,
Женись на ком угодно. Я сумею отступить.
Довольна буду даже тем, что ты меня бросаешь ...
Ведь, может быть, - хоть не сейчас - вернуться пожелаешь.
Но если будешь, взяв жену, о прошлом ты жалеть -
Желала б я жене твоей до свадьбы умереть.
Затем, что та, кого избрал, должна быть такова,
Чтоб не могла придраться к ней недобрая молва.
С Еленой будет схожа пусть, не нравом - красотой,
И с Пенелопой пусть она сравнится чистотой.
Лукрецией по верности и любящей, как Фисба,
Пусть будет. Ты с ней Пито стань - не обернись Парисом...
Ты, верно, думаешь: всего в одной найти нельзя.
Но все - хоть без Елениной красы - имею я.
Не жду, чтоб от избранницы ты новой отвратился -
А в том, что о себе не лгу, ты раньше убедился.
Но... ты прощен. Хотела б прорицать, Кассандрой быть,
Твое несчастье иль мое сумела б отвратить.
Однако лишь мечтать могу. Мне не дано свершенья.
Судьбу свою должна принять я без сопротивленья.
Пусть мне Господь укажет путь и охранит тебя,
Прошу тебе не меньше, чем просила б для себя.
Молюсь: жизнь Нестора-царя своей ты повтори;
Скончавшись, к душам праведным на небо воспари.
Еще молюсь я, чтоб ты был как Ксеркс иль Крез богат,
Душой покоен был всегда, не знал больших утрат.
И, это получив письмо, прошу, храни его.
Тебе писать я впредь - клянусь! - не буду. Ничего.
Теперь - прощай! Что на душе, хотела я сказать.
Надеюсь, сможешь ты понять, когда ты смог читать.
Перевод 18-19. 09. 2020
Примечания: Синон - грек, убедивший троянцев принять "троянского коня". То есть, он упоминается как воплощение коварства.
Говоря, что Ясон предал двух дам, лирическая героиня имеет в виду, что прежде Медеи он оставил царицу Лемноса Ипсипилу, которая родила от него двоих сыновей.
Троил - герой Троянской войны (со стороны Трои), троянский царевич, считавшийся в Средние века и эпоху Возрождения образцом верного любовника (в отличие от его возлюбленной Крессиды. См., например, произведения Чосера и Шекспира на эту тему). Поэтому лирическая героиня противопоставляет Троила перечисленным выше неверным возлюбленным.
Не совсем понятно, кто такой Пито. Комментарий в издании, по которому цитируется оригинал, поясняет, что это может быть Уильям Пито (ум. 1558), выдающийся представитель духовенства при Генрихе VIII, сохранивший верность королеве Екатерине Арагонской и ее дочери Марии I. Но, так как странно, что он упоминается среди античных героев, предлагается также считать, что peto - это латинское слово, означающее, "я настоятельно прошу".
В этом случае можно перевести "Ты с ней, я прошу, не обернись Парисом..."
Перевод опубликован на бумаге в сборнике: И музы, и творцы. Несколько поэтесс эпохи европейского Возрождения / сост. и пер. Валентины Ржевской. 2-е изд., доп. – Одесса : «Фенікс», 2021. – С.36-38.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018822
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.07.2024
The sun is set, and masked night
T H E sun is set, and masked night
Veils heaven’s fair eyes:
Ah what trust is there to a light
That so swift flies?
A new world doth his flames enjoy,
New hearts rejoice:
In other eyes is now his joy,
In other choice.
Мій український переклад
Зникло сонце, нічка небу
Очі зав’язала.
Чом, промінчику невірний,
Вірить тобі мала?
Іншій далині ти світиш,
Людям втішно сяєш,
Розважаєш інші очі:
Сам-бо обираєш.
Переклад 10.08.2015
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018772
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.07.2024
(Биографическая справка, если она нужна). Кроме очень знаменитых поэтов брата Филипа и сестры Мэри, графини Пембрук, в семье Сидни был еще поэтический брат Роберт (1563 — 1626). Личная жизнь его сложилась сравнительно более удачно, чем у Филипа (по крайней мере, так может показаться): он даже был впоследствии графом Лестером. Стихи его были изданы только в ХХ веке. Их рукопись считается самым большим по объему сохранившимся до нашего времени поэтическим автографом эпохи (Сведения с сайта luminarium).
Несмотря на то, что сэр Роберт может производить впечатление благополучного человека, три его приведенных (и мной переведенных :-)) стихотворения проникнуты печалью. Это, впрочем, вполне отвечает моему настроению.
Тексты оригиналов с сайта luminarium.
Оригинал:
Alas, why say you I am rich
A L A S , why say you I am rich? when I
Do beg, and begging scant a life sustain.
Why do you say that I am well?— when pain
Louder than on the rack, in me doth cry.
O let me know myself! My poverty
With whitening rotten walls no stay doth gain,
And these small hopes you tell, keep but in vain
Life with hot drinks, in one laid down to die.
If in my face my wants and sores so great
Do not appear, a canker (think) unseen
The apple’s heart, though sound without, doth eat;
Or if on me from my fair heaven are seen
Some scattered beams, know such heat gives their light
As frosty morning’s sun, as moonshine night.
Мой перевод:
Вот, говорите, я богат — а я
Жизнь бедняка с трудом влачу прошеньем.
Здоров, вы говорите, — а мученье,
На пытке будто, извело меня.
Не надо лести: знать хочу себя!
Мне, голому, не дастся вспоможенье,
И ваше так поддержит утешенье,
Как капли те, что врач назначит зря.
Когда вас вид спокойный мой обманет,
Представьте, что невидимый червяк
Прекраснейшее яблоко сжирает,
Вгрызаясь в сердце. В редких тех лучах,
Какие шлет порой мое мне Солнце,
Что для меня? — блеск снега на морозце.
Перевод 09. 08. 2015.
Оригинал:
Forsaken woods, trees with sharp storms oppressed
F O R S A K E N woods, trees with sharp storms oppressed,
Whose leaves once hid the sun, now strew the ground,
Once bred delight, now scorn, late used to sound
Of sweetest birds, now of hoarse crows the nest;
Gardens, which once in thousand colours dressed
Showed nature’s pride, now in dead sticks abound,
In whom proud summer’s treasure late was found
Now but the rags of winter’s torn coat rest;
Meadows whose sides late fair brooks kissed, now slime
Embraced holds; fields whose youth green and brave
Promised long life, now frosts lay in the grave:
Say all, and I with them, ‘What doth not Time!’
But they, who knew Time, Time will find again;
I that fair times lost, on Time call in vain.
Мой перевод:
Так грустно видеть смерть густых лесов:
Тянулись к свету — и достались гнили,
В них грубые вороны гнезда свили —
Не приютить уж звонких им певцов.
И удручает вид пустых садов:
Как выцвели — а ведь так ярки были!
Где летние сокровища хранили,
Теперь — скупых лохмотья холодов.
Луга ручей задорный целовал —
Их нынче обняла старуха-тина,
Для роскоши полей зима — кончина….
«Могуче Время!» — я, как вы, сказал.
Но Время шлет дары, не сплошь потери.
Свой час прожив, зову напрасно Время.
Перевод 10.08.2015
Оригинал:
The sun is set, and masked night
T H E sun is set, and masked night
Veils heaven’s fair eyes:
Ah what trust is there to a light
That so swift flies?
A new world doth his flames enjoy,
New hearts rejoice:
In other eyes is now his joy,
In other choice.
Это маленькое и красивое стихотворение так мне понравилось, что я попробовала перевести его на два языка: на русский и на украинский. Получилось что-то вроде песни от лица женщины; песня передает настроение, а образность — не полностью.
Мой перевод на русский язык
Скрылось солнышко, и ночка
Прячет неба очи.
Где ж ты, лучик мой любимый?
Там скользнешь, где хочешь.
В новых далях, золотой мой,
Веселишься, светишь
И другим глазам смеешься:
Вольный — не удержишь.
Перевод 09.08.2015
Переклад українською [url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018772"]тут.[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018771
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.07.2024
Два способа похвалить демонстрирует следующий ниже диалог в стихах знаменитой английской ренессансной дамы-поэта Мэри Сидни, в замужестве - Герберт, графини Пембрук, в похвалу королеве Елизавете I (кроме прочих достижений - тоже знаменитой английской ренессансной дамы-поэта).
Один способ в том, чтобы расхвалить в изысканных выражениях; другой способ - в том, чтобы напридираться к предыдущему оратору, обвинить его в неискренности и... похвалить предмет вдохновения еще больше. На самом деле два оратора выражают два противоположных философских взгляда на то, способна ли поэзия выразить правду.
Источник текста оригинала и комментариев: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010
Оригинал:
Mary (Sidney) Herbert, Countess of Pembroke
A DIALOGUE BETWEEN TWO SHEPHERDS,
THENOT AND PIERS, IN PRAISE OF ASTRAEA
Thenot: I sing divine Astraea’s praise,
O Muses! Help my wits to raise
And heave my verses higher.
Piers: Thou needst the truth but plainly tell,
Which much I doubt thou canst not well,
Thou art so oft a liar.
Thenot: If in my song no more I show
Than heav’n, and earth, and sea do know,
Then truly I have spoken.
Piers: Sufficeth not no more to name,
But being no less, the like, the same,
Else laws of truth be broken.
Thenot: Then say, she is so good, so fair,
With all the earth she may compare,
Not Momus’ self denying.
Piers: Compare may think where likeness holds,
Nought like to her the earth enfolds –
I looked to find you lying.
Thenot: Astraea sees with wisdom’s sight,
Astraea works by virtue’s might,
And jointly both do stay in her.
Piers: Nay, take from them her hand, her mind;
The one is lame, the other blind.
Shall still your lying stain her?
Thenot: Soon as Astraea shows her face,
Straight every ill avoids the place,
And every good aboundeth.
Piers: Nay, long before her face doth show,
The last doth come, the first doth go.
How loud this lie resoundeth!
Thenot: Astraea is our chiefest joy,
Our chiefest guard against annoy,
Our chiefest wealth, our treasure.
Piers: Where chiefest are, three others be,
To us none else but only she.
When wilt thou speak in measure?
Thenot: Astraea may be justly said
A field in flow’ry robe arrayed,
In season freshly springing.
Piers: That spring endures but shortest time,
This never leaves Astraea’s clime.
Thou liest, instead of singing
Thenot: As heavenly light that guides the day,
Right so doth thine each lovely ray
That from Astraea flyeth.
Piers: Nay, darkness oft that light enclouds,
Astraea’s beams no darkness shrouds.
How loudly Thenot lieth!
Thenot: Astraea rightly term I may
A manly palm, a maiden bay,
Her verdure never dying.
Piers: Palm oft is crooked, bay is low,
She still upright, still high doth grow.
Good Thenot leave thy lying.
Thenot: Then Piers, of friendship, tell me why
My meaning true, my words should lie,
And strive in vain to raise her?
Piers: Words from conceit do only rise,
Above conceit her honour flies;
But silence, nought can praise her.
Мой перевод:
Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук
Диалог пастухов Тено и Пирса в похвалу Астрее
Тено:
Астрее я пою хвалу!
О Музы! Вас помочь зову,
Пусть будет слог прекрасным!
Пирс:
Всего лишь правду ты скажи
И, говоря, не нагреши -
Ведь лжешь ты слишком часто!
Тено:
Когда скажу не больше я,
Чем небеса, земля, моря
Уж знают - честен, значит.
Пирс:
А лишнего не говори,
Лишь то, что есть, ты назови,
Иначе ты - обманщик!
Тено:
Она красой и добротой
Сравнима лишь со всей землей.
И Мом не придерется!
Пирс:
Искать подобья - твой совет.
Ей на земле подобных нет.
Я знал, он лгать возьмется.
Тено:
Очами мудрости глядит,
Рукою доблести творит,
В ней сочетались обе!
Пирс:
Но доблесть без нее - больна,
А мудрость - зренья лишена.
Оставь о ней злословье!
Тено:
Свой лик довольно ей явить,
Чтоб злое в бегство обратить,
А доброе умножить.
Пирс:
Когда лишь думает взглянуть,
Добру - настать, а злу - минуть.
Ты оглушаешь ложью!
Тено:
Светлей нет радости для нас,
Нет большего - среди богатств,
От бед нет стража лучше!
Пирс:
Где эти трое, благо там,
Но от одной - все блага нам.
К ней справедлив ты будешь?
Тено:
Она - поистине весна.
Как на лугу цветы - она,
Убор поры весенней!
Пирс:
Весна, порадовав, пройдет,
Астрея - среди нас живет.
Все лжешь ты вместо пенья!
Тено:
Как с неба сходит солнца луч,
Так и Астреи свет могуч,
Нам - восхищаться только!
Пирс:
Заходит солнце, после - ночь,
Но тьму Астрея гонит прочь.
Ты, Тено, лжешь, и громко!
Тено:
Вовек Астрее не стареть -
Так пальмам, лаврам зеленеть
Всегда, во славу сада!
Пирс:
Деревья могут быть низки,
Ее свершенья - высоки.
Друг Тено, лгать не надо!
Тено:
Друг Пирс, скажи мне, почему
Слов верных нет, как ни начну,
И тщетны все старанья?
Пирс:
От суеты - потоки слов,
А нрав величья не таков.
Ее хвалить - молчаньем.
Перевод 31.10. - 01.11.2020
Имена пастухов Тено (Thenot) и Пирс (Piers) встречаются у Эдмунда Спенсера.
Астрея - в греческой мифологии богиня справедливости, дочь Зевса и Фемиды. Жила на Земле во время Золотого века. С Астреей ассоциируется королева Елизавета I.
Мом - в греческой мифологии бог злословия.
Пирс, по-видимому, призван не только хвалить Елизавету, но еще и пропагандировать простоту речи, что считалось протестантской добродетелью.
Конечно, это - часть культа Елизаветы. И часть ее эпохи, столь богатой на творческие свершения, привлекательные и для будущих поколений.
Переклад українською [url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1010206"]тут[/url].
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018717
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.07.2024
Аргонский лес (Argonnerwald) — «песня Готфрида Ленца из романа «Три Товарища».
В знаменитом романе Ремарка «Три товарища» упоминается несколько раз и один раз цитируется (в очень печальном месте) песня «Аргонский лес» (это откуда я о ней знаю). Мне захотелось ее найти полностью — это легко удалось. Вот здесь ( http://ingeb.org/Lieder/argonner.html ), например, есть текст, midi-файл с мелодией и еще — пример исполнения в виде марша.
Когда я наловчилась делать рифмованные переводы и научилась немного читать по-немецки со словарем (мы хотим быть пылеглотом, профессия обязывает), я попробовала перевести ее на русский язык (не подсматривая в другие переводы. Поэтому, если будут совпадения, так не нарочно).
Я знаю, что мой перевод не очень точный, но главная задача была — в общем передать содержание и сохранить размер оригинала.
(Я полагаю, что перевод мой особенно смешно выглядит с точки зрения военного — пожалуйста, примите во внимание мои интерес и старания).
Готфрид, братишка — это тебе. :-)
Далее следуют немецкий текст и мой русский перевод.
Аргонский лес (фр. For;t d’Argonne) — высокие холмы на северо-востоке Франции недалеко от её границы с Бельгией, густо поросшие смешанным лесом.(…) 9 сентября 1914 года Аргоны были полностью заняты 5-й германской армией под командованием кронпринца Вильгельма, которая затем отошла при общем немецком отступлении после событий на Марне. (…)В 1914 или 1915 гг. появилась солдатская песня «Аргонский лес» (Argonnerwaldlied), написанная немецким сапёром Германом фон Гордоном (Hermann Albert von Gordon) (С).
Argonnerwald (Pionierlied)
1. Argonnerwald, um Mitternacht,
Ein Pionier stand auf der Wacht.
|: Ein Sternlein hoch am Himmel stand,
Bringt ihm ‘nen Gru; aus fernem Heimatland.
(Последние две строчки каждого куплета —
дважды).
2. Und mit dem Spaten in der Hand
Er vorne in der Sappe stand.
|: Mit Sehnsucht denkt er an sein Lieb:
Ob er sie wohl noch einmal wiedersieht?
3. Und donnernd dr;hnt die Artill’rie.
Wir stehen vor der Infantrie.
|: Granaten schlagen bei uns ein,
Der Franzmann will in unsere Stellung ‘rein.
4. Er frug nicht warum und nicht wie,
Tat seine Pflicht wie alle sie.
|: In keinem Liede ward;s geh;rt,
Ob er geblieben oder heimgekehrt.
5. Bedroht der Feind uns noch so sehr,
Wir Deutsche f;rchten ihn nicht mehr.
|: Und ob er auch so stark mag sein,
In unsere Stellung kommt er doch nicht ‘rein.
6. Der Sturm bricht los, die Mine kracht,
Der Pionier gleich vorw;rts macht.
|: Bis an den Feind macht er sich ran
Und z;ndet dann die Handgranate an.
7. Die Infantrie steht auf der Wacht,
Bis da; die Handgranate kracht,
|: Geht dann mit Sturm bis an den Feind,
Mit Hurra nimmt sie dann die Stellung ein.
8. Der Franzmann ruft: Pardon Monsieur!
Hebt beide H;nde in die H;h,
|: Er fleht uns dann um Gnade an,
Die wir als Deutsche ihm gew;hren dann.
9. Bei diesem Sturm viel Blut auch flo;,
Manch junges Leben hat’s gekost;.
|: Wir Deutsche aber halten stand,
F;r das geliebte, teure Vaterland.
10. Argonnerwald, Argonnerwald,
Ein stiller Friedhof wirst du bald!
|: In deiner k;hlen Erde ruht
So manches tapfere Soldatenblut.
11. Und komm’ ich einst zur Himmelst;r,
Ein Engel Gottes steht daf;r:
|: Argonnerk;mpfer, tritt herein,
Hier soll f;r dich der ew’ge Friede sein.
12. Du Pionier um Mitternacht,
Heut’ steht ganz Deutschland auf der Wacht.
|: In Treue fest, im Wollen rein,
Als eine neue starke Wacht am Rhein !
Аргонский лес (песня саперов)
1. В лесу Аргонском ночь лежит,
Сапер наш на часах стоит.
Ему сияет звездный свет —
Далекой нашей родины привет.
(Последние две строчки каждого куплета — дважды).
2. Ручной лопатой снаряжен,
Стоит в окопе первый он.
О милой думает своей:
Еще придется ль повидаться с ней?
3. Орудия, что гром, гремят,
Снаряды вражьи в нас летят.
Французы нас хотят давить,
С позиций наших — наших — оттеснить.
4. Вопросов он не задавал,
А только долг свой исполнял.
Здесь ляжет иль придет назад —
Об этом вовсе песенки молчат.
5. Пусть угрожает гордый враг —
Да нам не боязно никак.
Пусть дважды будет так силен —
С позиций наших — наших! — не сойдем.
6. Вот мины рвутся, штурм идет.
Сапер отважный наш — вперед;
К врагам поближе подступил,
Свою гранату тотчас запалил.
7. Пехота лишь того ждала
И в наступленье перешла.
Надменный враг не устоял,
Свои позиции в бою нам сдал.
8. «Pardon Monsieur!» — француз кричит
и в плен сдаваться к нам спешит.
Стал нас о милости просить,
и мы его простили — так и быть.
9. Но много крови пролилось,
и юных жизней прервалось…
Тяжелый приняли мы бой,
все — для тебя, тебя, земли родной…
10. Аргоннервальд, Аргонский лес,
ты на погосте нашем — крест:
так много доблестных солдат
в твоей земле холодной нынче спят!
11. Когда приду я в небеса,
там ангел будет на часах.
«Коль ты в лесу Аргонском был,
то ты здесь мир навеки заслужил».
12. Как тот сапер в чужих лесах,
Отчизна нынче на часах.
Душой сильна, в бою верна
Над Рейном долго, долго бдит она.
В виде марша этот русский перевод петь нельзя: слова будут разваливаться на слоги. А вот на тот вариант мелодии, который — в midi-файле Melodie, русские слова ложатся.
Последняя строчка каждого куплета растянута, чтобы лучше соответствовать оригиналу. Если не растягивать, на мой взгляд, будет трогательнее. Тогда это не песня с некой известной мелодией, а просто — стихи.
«Аргонский лес»
Песня немецких саперов времен Первой мировой войны
Песня Готфрида Ленца из романа Э.-М. Ремарка «Три товарища»
В лесу Аргонском ночь лежит,
Сапер наш на часах стоит.
Ему сияет звездный свет —
Далекой родины привет.
Ручной лопатой снаряжен,
Стоит в окопе первый он.
О милой думает своей:
Придется ль повидаться с ней?
Орудия, что гром, гремят,
Гранаты вражьи в нас летят.
Французы нас хотят давить,
С позиций наших оттеснить.
Вопросов он не задавал,
А только долг свой исполнял.
Здесь ляжет иль придет назад —
Об этом песенки молчат.
Пусть угрожает гордый враг —
Да нам не боязно никак.
Пусть дважды будет так силен —
С позиций наших не сойдем.
Вот мины рвутся, штурм идет.
Сапер отважный наш — вперед;
К врагам поближе подступил,
Свою гранату запалил.
Пехота лишь того ждала
И в наступленье перешла.
Надменный враг не устоял,
Свои позиции нам сдал.
«Pardon Monsieur!» — француз кричит
и в плен сдаваться к нам спешит.
Стал нас о милости просить,
и мы простили — так и быть.
Но много крови пролилось,
и юных жизней прервалось…
Тяжелый приняли мы бой,
все — для тебя, земли родной…
Аргоннервальд, Аргонский лес,
ты на погосте нашем — крест:
так много доблестных солдат
в твоей земле холодной спят!
Когда приду я в небеса,
там ангел будет на часах.
«Коль ты в лесу Аргонском был,
здесь мир навеки заслужил».
Как тот сапер в чужих лесах,
Отчизна нынче на часах.
Душой сильна, в бою верна
Над Рейном долго бдит она.
Перевод 19.08.2014.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018132
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.07.2024
Это тоже очень известные исторические стихи. Из тех, которые называют знаковыми. Правда, это один из вариантов текста оригинала.
Уилфред Оуэн (Wilfred Owen, 1893 — 1918) — самый знаменитый из английских «окопных поэтов» (trench poets) времен Первой мировой войны. Dulce et Decorum Est — его самое знаменитое стихотворение. Построено оно на полемике со строчкой Горация Dulce et decorum est Pro patria mori (Сладко и отрадно есть умереть за Отчизну).
Wilfred Owen
DULCE ET DECORUM EST
Bent double, like old beggars under sacks,
Knock-kneed, coughing like hags, we cursed through sludge,
Till on the haunting flares we turned our backs
And towards our distant rest began to trudge.
Men marched asleep. Many had lost their boots
But limped on, blood-shod. All went lame; all blind;
Drunk with fatigue; deaf even to the hoots
Of gas-shells dropping softly behind.
Gas! GAS! Quick, boys!—An ecstasy of fumbling
Fitting the clumsy helmets just in time,
But someone still was yelling out and stumbling
And flound’ring like a man in fire or lime.—
Dim, through the misty panes and thick green light,
As under a green sea, I saw him drowning.
In all my dreams before my helpless sight
He plunges at me, guttering, choking, drowning.
If in some smothering dreams you too could pace
Behind the wagon that we flung him in,
And watch the white eyes writhing in his face,
His hanging face, like a devil’s sick of sin,
If you could hear, at every jolt, the blood
Come gargling from the froth-corrupted lungs,
Bitter as the cud
Of vile, incurable sores on innocent tongues,—
My friend, you would not tell with such high zest
To children ardent for some desperate glory,
The old Lie: Dulce et decorum est
Pro patria mori.
За Отчизну смерть красна
(пересказ стихов Уилфреда Оуэна DULCE ET DECORUM EST)
Согнувшись, как сума гнет побродягу,
Под бомбами по хляби мы брели,
Давясь, как упыри, соленой влагой,
К неведомому отдыху вдали.
Идем во сне… Тишь… Стерты свет и звуки
В небытие за дымовой стеной.
Босой, без ног — дойду. Хмельной с натуги
Я не услышу взрывов за спиной.
«Газ! Газ! Живей!» — мы щупать жадно рвемся,
Успеть напялить наши образины.
Но все еще один кричит и бьется,
Как будто он в огне или в трясине…
Сквозь стекла и зеленый свет, неясно,
Я видел: он в зеленом море тонет….
И сон беспомощный я вижу часто:
Ко мне он рвется, захлебнется, тонет…
Когда б ты видел — хоть в виденье мерзостном —
Как шли за смертным мы его возком,
И белые глаза в лице растерзанном,
Как будто дьявол наблевал грехом…
Когда бы ты мог слышать крови хлюпанье,
В его убитых легких сотрясание, —
Навязчивое, жуткое,
Как невиновных совести ворчание…
Когда тоска по некой дерзкой славе
Детей найдет и звать начнет она,
Не стал бы лгать ты им, как нам когда-то лгали,
Что будто за Отчизну смерть красна.
Перевод 21.08.2014
Слово "хлябь" в переводе употреблено в значении "жидкая грязь".
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018131
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.07.2024
Зуби мої, зуби мої,
Лихо ж мені з вами!
Дарма стали ви у роті
Білими рядами!
Чом вас смикає і крутить,
Мов бідну Вкраїну?
Чом я змушена сідати
Знов під бор-машину?
Я куплю вам "Блендамету" й "Колгейту" доволі,
Одужуйте, мої зуби, та будьте здорові!
22.09.2007.
(Велике прохання не бачити тут знущання. Це тільки жарт, для болю – одна з завад).
30. 04. 2023
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018038
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 20.07.2024
15 июля 2024 г. скончался поэт и переводчик Валерий Зосимович Ананьин. Поэтому я впервые прочла его переводы Шекспира и захотела два из них с удовольствием проанализировать.
Сонет 130
Не зори – взоры женщины моей,
И не рубины губы – что равнять!
Не снег, а глина – масть ее грудей,
Не золото, а деготь – злая прядь.
И на скуле – не лоск дамасских роз
С их колером румян или белил.
Не благовонье смол, не сладость лоз –
Угар в ее дыхании я пил.
Да, голос мил, милей сыщу навряд,
А флейта – все ж волшебнее поет.
Богинь не видел – может, и парят,
А милая – о камни ноги бьет.
Но в мире мне желанная – одна,
А мишуре сравнений – грош цена.
Образность сонета, как кажется, такова, что перевод сложно сделать оригинальным, то есть узнаваемым. См. в переводе М.И. Чайковского «Ее глаза на солнце не похожи». В оригинале речь и идет о солнце. С.Я. Маршак заменил солнце на звезды – получились «Ее глаза на звезды не похожи». Читая один перевод, нельзя тотчас же не вспомнить другой, если его знаешь. Перевод В.З. Ананьина должен, по-видимому, напомнить перевод Маршака, но как спорящий с ним. В чем спорящий: он больше передает грубость оригинала, но потому и звучит как более страстный.
Вместо проволоки, которую напоминают волосы возлюбленной, и в оригинале тоже, появляется деготь, и прядь – «злая» (что можно прочесть и как намек на характер, если иметь в виду все сонеты к леди. Но необязательно читать так). Розы, как и у Маршака, или алые (румяна) или белые (белила), а должны быть и алые, и белые дамасские розы (“red and white”). Дыхание возлюбленной напоминает угар – что грубее, чем перевод Маршака «тело пахнет так, как пахнет тело», но ближе к оригиналу, где запах возлюбленной – вонь (breath that from my mistress reeks). В третьей строфе, когда речь о голосе возлюбленной, появляется не просто музыка, а флейта, которой нет в оригинале.
Самое же главное - это что вместо противопоставления слов mistress (и госпожа, и любовница) и love (любовь) в оригинале в этом переводе появляются три слова «женщина», «милая» и «желанная». «Женщина» и «милая» («милая» в той же строке, что у Маршака, где речь идёт о походке) – вместо mistress поглощают двусмысленность этого английского слова: понятно, что речь идёт о любовнице, но о любимой любовнице. А в финале та же вольность, что у О.Б. Румера:
И все же, что бы ни сравнил я с ней,
Всего на свете мне она милей.
Исчезает упоминание чужих возлюбленных и ложных сравнений для них («any she belied with false compare»). Исчезла тема литературной критики. Герой в переводе говорит лишь о своих сравнениях: они – повод объясниться в любви.
Но в мире мне желанная – одна,
А мишуре сравнений – грош цена.
Если возлюбленная дотерпела до этого места – вот какой оригинальный вкус у ее поэта.
Сонет 66
Жить не хочу. Невмоготу смотреть
На мир, где честь привыкла голодать,
Где низости положено жиреть,
Где веру дозволяется предать,
Где дутой славой щеголять – не срам,
Где чистоту – не грех продать-купить,
Где красоту списать не стыдно в хлам,
Где немочь вправе силу оскопить,
Где творчество заикой сделал кнут,
Где ум у скудоумья школяром,
Где правду простомыслием зовут,
И где добро – в холопах перед злом.
Жить больше не хочу. Невмоготу,
Но… бросить здесь любовь на маету?
Первое, что заметно: призыв смерти с упоминанием смерти как отдыха сменился просто на отказ от жизни: «Жить не хочу». Во второй строфе истинное совершенство (right perfection), которое ложно обесчещено (wrongfully disgraced), сменилось красотой, которую списывают в хлам – более узкий смысл, чем в оригинале, частный случай. Искалеченная (disabled) сила стала оскопленной – еще более грубый образ, чем в оригинале. В третьей строфе образы оригинала передают перевод очень точно. «Добро – в холопах перед злом» - стоит отдельного комментария. «Холоп» включает два слова из оригинала: “captive” (пленное, в данном случае добро) и “attending” (прислуживает, в данном случае злу). Добро, лишенное свободы, - холоп перед злом. «Холоп», строго говоря, не то же самое, что «пленный» (холоп может быть куплен, а не пленен) - но образ лишения свободы сохраняется. Перевод с упоминанием холопа - очень удачный.
В финале тот, кого герой не хочет оставлять – любовь, как и в оригинале (а не, например, друг), и это любовь вообще, а не только «моя любовь», как в оригинале. Обычно я, когда что-нибудь перевожу, боюсь, что перевод окажется похож на чей-нибудь уже существующий, которого я не знаю – а в данном случае мне польстило, что В.З. Ананьин свой перевод 66-го сонета окончил вопросом. Я тоже так, независимо от него, однажды сделала. Раз мне нравится перевод – нравится и решение: хорошо, что автор, который мне понравился, и я мыслим похоже. А в самом конце по сравнению с оригиналом заменена та угроза, которая существует для оставленной любви: в оригинале речь об одиночестве, у В.З. Ананьина появляется маета. Можно сказать, что маета будет следствием одиночества, почему любовь и лучше не бросать.
Шекспировские произведения трудно переводить и вследствие их популярности: трудно найти именно свой вариант перевода. А переводы В.З. Ананьина предлагают именно такие варианты: они и близки к оригиналу, и запоминаются индивидуальностью.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017955
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 20.07.2024
Перевод знаменитейшего шекспировского сонета 130, сделанный О.Б. Румером, интересен тем, как очень заметная вольность в самом финале меняет впечатление от целого по сравнению с оригиналом.
Оригинал:
My mistress' eyes are nothing like the sun;
Coral is far more red than her lips' red;
If snow be white, why then her breasts are dun;
If hairs be wires, black wires grow on her head.
I have seen roses damasked, red and white,
But no such roses see I in her cheeks;
And in some perfumes is there more delight
Than in the breath that from my mistress reeks.
I love to hear her speak, yet well I know
That music hath a far more pleasing sound;
I grant I never saw a goddess go;
My mistress, when she walks, treads on the ground.
And yet, by heaven, I think my love as rare
As any she belied with false compare.
Перевод О.Б. Румера:
Взор госпожи моей - не солнце, нет,
И на кораллы не походят губы;
Ее груди не белоснежен цвет;
А волосы, как проволока, грубы.
Я видел много белых, алых роз,
Но их не вижу на ее ланитах,
И не сравнится запах черных кос
С усладой благовоний знаменитых;
Мне речь ее мила, но знаю я,
Что музыка богаче благостыней;
Когда ступает госпожа моя,
Мне ясно: то походка не богини;
И все же, что бы ни сравнил я с ней,
Всего на свете мне она милей.
В основной части перевод довольно точный. То, что вместо глаз из оригинала стал взор, позволяет думать не только о цвете глаз, но и об их обычном выражении: может быть, оно суровое или печальное. Исчезли дамасские розы, и алые, и белые, но общее значение образа осталось то же, поэтому исчезновение не очень заметно, еще и благодаря запятой: “Я видел много белых, алых роз”. “Запах черных кос” – это большое смягчение, по сравнению с оригиналом, потому что в оригинале запах от госпожи… героини неприятен; буквально, это… вонь. Слова «благовония», а не «духи», и «благостыня», а не «звук» в отношении музыки создают не совсем ожиданное торжественное звучание, но оно служит тому самому контрасту приподнятого и обыденного, на котором строится сравнение в оригинале.
А в финале – большая вольность:
И все же, что бы ни сравнил я с ней,
Всего на свете мне она милей.
Во-первых, сравнение до сих пор было не чего-то с героиней, а героини с чем-то, что позволяло ее описывать. Во-вторых, исчезли внезапно появлявшиеся в финале оригинала другие персонажи: героини чужих стихов и авторы, оболгавшие их ложными сравнениями.
В переводе сравнивает только автор и он же – лирический герой именно этого сонета, и делает он это для того, чтобы объясниться героине в любви. Не говорится о том, что сравнения ложные, но возникает дух литературного упражнения. Я сравниваю, потому что хочу сравнивать, подбираю сравнения.
Исчезла литературная критика других авторов, а осталось признание в своем чувстве. Это я играю словами, но я и люблю.
Еще что заметно изменилось: из-за точного перевода слова mistress – «госпожа» – исчезла, как ни удивительно, знаменитая двусмысленность: «госпожа» и «любовница». Сонет, кстати, может быть посвящен и жене. Ведь жена – mistress Shakespeare. Но важен контраст между my mistress в основном тексте и my love в финале. Я с ней не просто сплю – я ее люблю. В переводе О.Б. Румера этот контраст исчез, из-за того, что «госпожа» предполагает неравенство: я ей служу. И при этом изощряюсь в словесных сравнениях.
Я думаю, что О.Б. Румер пошутил нарочно. Критика других авторов из оригинала в этом переводе превратилась в шутку автора этого сонета над собой. А на первый план вышло объяснение в любви.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017901
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 19.07.2024
О переводе О.Б. Румером 66-го сонета Шекспира. Мое собственное маленькое сравнение перевода с оригиналом
Перевод 66 шекспировского сонета, сделанный Осипом Борисовичем (Боруховичем) Румером, крупнейшим полиглотом. Перевод знаменит в том числе и благодаря его цитированию Александром (Исааком) Абрамовичем Аникстом, который, наверное, хотел этот перевод популяризировать:
Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живет в красе и холе;
Как топчется доверье чистых душ,
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут,
Как над искусством произвол глумится,
Как правит недомыслие умом,
Как в лапах Зла мучительно томится
Все то, что называем мы Добром.
Когда б не ты, любовь моя, давно бы
Искал я отдыха под сенью гроба.
Что здесь, на мой взгляд, интересно: несколько заметных вольностей в обращении с оригиналом, которые, может быть, представляют собой выражение того, как автор перевода со своей стороны понимает смысл оригинала.
"Целомудрию грозят позором"- перевод здесь несколько мягче, чем оригинал: в оригинале, как, наверное, помните, "maiden virtue rudely strumpeted", "девичья добродетель грубо опорочена". То есть не грозят, а уже навредили.
"Сила никнет перед наглым взором" - в переводе появляется противопоставление силы и наглости. Значит, сама сила - не наглая, она, вероятно, напротив, скромна и чужой наглости уступает. Затем, какая сила? Она ведь может быть и физической, и духовной, но здесь, скорее всего, имеется в виду именно (или прежде всего) физическая, потому что она противопоставлена воздействию взора, нефизическому воздействию. В оригинале, как, наверное, помните 'And strength by limping sway disablèd', то есть, буквально, "и сила, которую сделала непригодной, обессилила хромая власть". Возникает образ хромоты, который связан с физическим состоянием прежде всего, но может иметь разные трактовки. Хромой властью может быть не только чужая власть над сильным, но и состояние здоровья сильного, если он хромает (еще и строка в оригинале укорочена), хотя, конечно, проще вообразить чужую власть, которая калечит силу или зря ограничивает ее, не умеет ей воспользоваться.
"Как всюду в жизни торжествует плут" - в оригинале нет точного эквивалента этой строки. Вместо нее около этого места было "And right perfection wrongfully disgraced", "и истинное совершенство ложно унижено, обесчещено". В переводе появился выпад против торжествующего плутовства (соответственно, против недостаточного вознаграждения честности в жизни). Но если вспомнить, что 66-й сонет часто сравнивают с самым знаменитым монологом Гамлета, то в этом замечании насчет плута можно увидеть... дальнейшее сохранение трагедии о Гамлете как контекста для восприятия 66-го сонета. Я думаю, что легко сравнить этот выпад против плута с выпадом Гамлета против Клавдия в другом месте трагедии: "Можно улыбаться, улыбаться И быть мерзавцем"(пер. Б. Л. Пастернака). (Клавдий - это именно коварство, торжествующее до поры, до времени).
Cамое-самое интересное, конечно, это как О.Б. Румер в своем переводе обошелся со знаменитым предфинальем и с финалом.
"То, что называем мы Добром" - значит ли это, что Добро, из-за того, что оно лишено свободы Злом, остается Добром только по названию, по существу им уже не являясь? Так можно прочесть. В оригинале нет акцента на названии, которое может не соответствовать сути. Затем, какая именно зависимость между Злом и Добром установлена? В оригинале, как, наверное, помните, "captive good attending captain ill", то есть буквально "пленное добро прислуживает капитану злу", и есть еще игра звуков, поддерживающая ощущение связи, captive и captain. В переводе О.Б. Румера остался образ плена ("в лапах Зла мучительно томится"), но исчез образ прислуживания ("attending"). И это очень многое меняет. Добро - точнее, то, что мы так называем - понимает, что служит Злу, страдает, но не может от него освободиться. И не подчеркнуто, что оно действует так, как нужно Злу, подчеркнута скорее его пассивность. Следовательно, от Добра, чтобы оно было Добром больше, чем по имени, требуется сопротивление Злу. Еще возможное прочтение: в плену Добро, может быть, и сопротивляется Злу, но безуспешно.
В самом финале, конечно, обращает на себя внимание в первую очередь, что любовь в этом переводе осталась любовью, а не сделалась другом, как , например, в более известных переводах С.Я. Маршака и Б.Л. Пастернака. (Сонет из группы, адресованной другу). Но в переводе О.Б. Румера не очевидно, как именно любовь удерживает лирического героя в жизни. В оригинале лирический герой не хочет оставить любовь одну (одного) (to die I leave my love alone). По переводу О.Б. Румера можно решить, что любовь - это единственное удовольствие, оставшееся лирическому герою в жизни при перечисленных выше горестях. А еще важнее, что в этом переводе две заключительные строки поменялись местами. Любовь поднялась на строку выше, но последние слова сонета в этом переводе - не о ней:
"Когда б не ты, любовь моя, давно бы
Искал я отдыха под сенью гроба".
"Искал я отдыха" - это, наверное, передача признания усталости лирического героя из оригинала ("Tired with all these", "устав от всего этого", лирический герой призывает смерть. Но из-за того, что две последние строки оригинала поменялись местами, главная мысль перевода по сравнению с оригиналом меняется (или же читатель может так прочесть). В оригинале перечисление несовершенств мира приводит к признанию важности для лирического героя любви (так Гамлет в конце того самого монолога Офелию видит). В переводе О. Б. Румера на первый план выходит тема усталости от жизни.
Эти вольности, наверное, - не желание как-нибудь дописывать оригинал по-своему. За ними, думаю, может быть, кроме понимания его переводчиком, желание создать такой перевод известнейшего текста, который, передавая в основном образность и мысль оригинала, был бы узнаваем среди других его переводов и запоминался. Ведь шекспировский 66-й сонет - из тех произведений, что притягивают и еще притянут не одного тебя, а хочется, чтобы слова, избранные для перевода, были только твоими. Поиск их возможен за счет потенциала языка, на который переводят. И того, как этот потенциал узнают, когда переводимый оригинал переживают.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017900
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 19.07.2024
Век золотой был страшен, был жесток.
Тогда охотно лили кровь и лгали,
И рассказал уж не один урок,
Как смерть тогда стихами призывали.
Перечисляли горести и зла
Известные столь многие личины.
Пускай пора создания прошла,
Остались повторения причины.
И думаешь: не прекращался он,
Жив в тяжести своей, в своем страданье…
Зачем же золотым его зовем,
Не зря ли дарим звучное названье?
Больших свершений видят в нем начало,
И любят слово, что тогда звучало.
18.07.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017859
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.07.2024
На успішного кар’єриста
Привчив себе він бути, як машина:
Натисніть кнопку – й відповідь вам видно
Таку, як треба саме тут, не іншу,
Малюнок зміниться – тоді вже іншу…
За автоматизацію – зліт вище.
13.07.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017473
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.07.2024
На успешного карьериста
Он приучил себя быть, как машина:
Нажмете кнопку – и ответ вам видно
Такой, как нужно здесь, а не другой,
Картинка сменится, тогда – другой…
Взлет – автоматизации ценой.
13.07.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017472
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.07.2024
Письмо ученого
(на мотив дневниковой записи и предсмертного письма [url="https://world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/3778.html"]А.А. Аникста[/url])
Попав на фронт, я захотел писать,
Мое желанье было чрезвычайным.
Я думаю, пытался смерть прогнать
От жизни прочь, так сохранив, что знаю.
Теперь я много написать успел
И жизнь хорошую недаром прожил.
Что я любил, тому служить сумел,
Но шел порой на компромиссы все же.
Друзья, признаюсь вам, что счастлив был,
Что не один я, с вами убеждался.
От вас любовь и дружбу получил,
Великое и лучшее богатство.
Уйду я – но признанье оставляю.
Жизнь радостью для вас быть призываю.
03.07.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016759
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 04.07.2024
Жизнеописание Генриха VI из этого сборника интересно тем, что Генрих – праведник. Его единственная вина – невыгодный брак с Маргаритой Анжуйской. Поэтому примерно половину монолога король рассуждает о причинах несчастливой судьбы.
Оригинал:
[Tragedy 17]
How King Henry the Sixth, a Virtuous Prince, was after Many
Other Miseries Cruelly Murdered in the Tower of London
If ever woeful wight had cause to rue his state
Or by his rueful plight to move men moan his fate,
My piteous plaint may press my mishaps to rehearse,
Whereof the least most lightly heard, the hardest heart may pearce.
What heart so hard can hear of innocence oppressed [5]
By fraud in worldly goods but melteth in the breast?
When guiltless men be spoiled, imprisoned for their own,
Who waileth not their wretched case to whom the cause is known?
The lion licketh the sores of seely wounded sheep;
The dead man’s corpse may cause the crocodile to weep;297 [10]
The waves that waste the rocks refresh the rotten reeds:
Such ruth the wrack of innocence in cruel creature breeds.
What heart is then so hard but will for pity bleed
To hear so cruel luck so clear a life succeed,
To see a silly soul with woe and sorrow soused, [15]
A king deprived, in prison pent, to death with daggers doused?
Would God the day of birth had brought me to my bier,
Then had I never felt the change of Fortune’s cheer.
Would God the grave had gripped me in her greedy womb,
When crown in cradle made me king, with oil of holy thumb.
Would God the rueful tomb had been my royal throne,
So should no kingly charge have made me make my moan.
Oh that my soul had flown to heaven with the joy,
When one sort cried ‘God save the king’; another, ‘vive le roy’!298
So had I not been washed in waves of worldly woe, [25]
My mind, to quiet bent, had not been tossèd so,
My friends had been alive, my subjects unoppressed,
But death or cruel destiny denièd me this rest.
Alas, what should we count the cause of wretches’ cares?
‘The stars do stir them up’, astronomy declares; [30]
‘Or humours’, saith the leech; the double true divines,
To the will of God or ill of man the doubtful cause assigns.
Such doltish heads as dream that all things drive by haps
Count lack of former care for cause of afterclaps,
Attributing to man a power fro God bereft, [35]
Abusing us and robbing him, through their most wicked theft.
But God doth guide the world and every hap by skill;
Our wit and willing power are peisèd by his will.
What wit most wisely wards and will most deadly irks,
Though all our power would press it down, doth dash our warest works. [40]
Then destiny, our sin, God’s will, or else his wreak
Do work our wretched woes, for humours be too weak,
Except we take them so as they provoke to sin,
For through our lust by humours fed all vicious deeds begin.
So sin and they be one, both working like effect [45]
And cause the wrath of God to wreak the soul infect.
Thus wrath and wreak divine, man’s sins and humours ill,
Concur in one, though in a sort, each doth a course fulfil.
If likewise such as say the welkin fortune warks
Take fortune for our fate and stars thereof the marks, [50]
Then destiny with fate and God’s will all be one,
But if they mean it otherwise, scathe-causers skies be none.299
Thus of our heavy haps chief causes be but twain,
Whereon the rest depend and, underput, remain:
The chief, the will divine, called destiny and fate; [55]
The other sin, through humours’ holp, which God doth
highly hate.
The first appointeth pain for good men’s exercise;
The second doth deserve due punishment for vice;
This witnesseth the wrath and that the love of God;
The good for love, the bad for sin, God beateth with his rod.300 [60]
Although my sundry sins do place me with the worst,
My haps yet cause me hope to be among the first:
The eye that searcheth all and seèth every thought
Doth know how sore I hated sin and after virtue sought.
The solace of the soul my chiefest pleasure was; [65]
Of worldly pomp, of fame, or game, I did not pass.
My kingdoms nor my crown I prizèd not a crumb:
In heaven were my riches heaped, to which I sought to come.301
Yet were my sorrows such as never man had like,
So divers storms at once so often did me strike. [70]
But why – God knows, not I, except it were for this:
To show by pattern of a prince how brittle honour is.
Our kingdoms are but cares, our state devoid of stay,
Our riches ready snares to hasten our decay,
Our pleasures privy pricks our vices to provoke, [75]
Our pomp a pump, our fame a flame, our power a smould’ring
smoke.
I speak not but by proof, and that may many rue.
My life doth cry it out; my death doth try it true.
Whereof I will in brief rehearse my heavy hap,
That Baldwin in his woeful warp my wretchedness may wrap. [80]
In Windsor born I was and bare my father’s name,
Who won by war all France, to his eternal fame,
And left to me the crown, to be received in peace,
Through marriage made with Charles his heir, upon his life’s decease.
Which shortly did ensue, yet died my father first, [85]
And both their realms were mine, ere I a year were nursed. 302
Which, as they fell too soon, so faded they as fast,
For Charles and Edward got them both, or forty years were past.303
This Charles was eldest son of Charles my father-in-law,
To whom as heir of France, the Frenchmen did them draw. [90]
But Edward was the heir of Richard, duke of York,
The heir of Roger Mortimer, slain by the kern of Cork.304
Before I came to age, Charles had recovered France
And killed my men of war, so lucky was his chance,
And through a mad contract I made with Rainer’s daughter, [95]
I gave and lost all Normandy, the cause of many a slaughter:305
First of mine Uncle Humphrey, abhorring sore this act,
Because I thereby brake a better pre-contract,
Then of the flatt’ring duke that first the marriage made:
The just reward of such as dare their princes ill persuade.306 [100]
And I, poor seely wretch, abode the brunt of all:
My marriage lust so sweet was mixed with bitter gall.
My wife was wise and good, had she been rightly sought,
But our unlawful getting it may make a good thing nought.
Wherefore warn men beware how they just promise break, [105]
Lest proof of painful plagues do cause them wail the wreak.
Advise well ere they grant, but what they grant, perform,
For God will plague all doubleness, although we feel no worm.
I, falsely borne in hand, believèd I did well,
But all things be not true that learnèd men do tell. [110]
My clergy said a prince was to no promise bound,
Whose words to be no gospel though, I, to my grief, have found.307
For after marriage joined Queen Margaret and me,
For one mishap afore, I daily met with three.
Of Normandy and France, Charles got away my crown; [115]
The duke of York and other sought at home to put me down.
Bellona rang the bell at home and all abroad,
With whose mishaps amain fell Fortune did me load:
In France I lost my forts, at home the foughten field,
My kindred slain, my friends oppressed, myself enforced to yield. [120]
Duke Richard took me twice and forced me to resign
My crown and titles, due unto my father’s line,
And kept me as a ward, did all things as him list,
Till time my wife, through bloody sword, had tane me from his fist.308
But though she slew the duke, my sorrows did not slake, [125]
But, like to hydra’s head, still more and more awake,
For Edward, through the aid of Warwick and his brother,
From one field drave me to the Scots and took me in another.
.
Then went my friends to wrack, for Edward ware the crown,
Fro which for nine-years’ space his prison held me down. [130]
Yet thence through Warwick’s work I was again released
And Edward driven fro the realm to seek his friends by east.309
But what prevaileth pain or providence of man
To help him to good hap, whom destiny doth ban?
Who moileth to remove the rock out of the mud [135]
Shall mire himself and hardly scape the swelling of the flood.
This all my friends have found, and I have felt it so,
Ordained to be the touch of wretchedness and woe,
For ere I had a year possessed my seat again,
I lost both it and liberty; my helpers all were slain. [140]
For Edward, first by stealth and sith by gathered strength,
Arrived and got to York and London at the length,
Took me and tied me up, yet Warwick was so stout,
He came with power to Barnet Field, in hope to help me out
And there alas was slain, with many a worthy knight: [145]
Oh Lord, that ever such luck should hap in helping right!
Last came my wife and son, that long lay in exile,
Defied the king and fought a field, I may bewail the while.
For there mine only son, not thirteen year of age,
Was tane and murdered straight by Edward in his rage, [150]
And shortly I myself, to stint all further strife,
Stabbed with his brother’s bloody blade, in prison lost my life.310
Lo here the heavy haps which happened me by heap,
See here the pleasant fruits that many princes reap,
The painful plagues of those that break their lawful bands, [155]
Their meed which may and will not save their friends fro bloody hands.
God grant my woeful haps, too grievous to rehearse,
May teach all states to know how deeply dangers pierce,
How frail all honours are, how brittle worldly bliss,
That, warnèd through my fearful fate, they fear to do amiss. [160]
Мой перевод:
Как король Генрих Шестой, добродетельный государь, был после многих других несчастий жестоко убит в лондонском Тауэре
Коль была причина у бедняги о державе этой плакать в горе
Или у других – его жалея, плакать о его несчастной доле,
Пусть тогда мой плач несчастья многие мои другим напомнит,
Пусть малейшее из них то сердце, что черствее всех, проколет.
Чье же сердце столь жестоко, если узнает, как праведность страдает
От обмана благ мирских, и все ж, узнав о том, оно в груди не тает?
Коли покарают без вины и ни за что бросают в тюрьмы,
Кто не плачет о беде безвинных, зная жребий этот трудный?
Лев порою лижет язвы раненых овец, cовсем лишенных силы;
Может тело мертвеца исторгнуть слезы даже и у крокодила.
Волны, что по скалам бьют, тростник, уже истлевший, освежают, –
Так жестокие созданья к без вины страдавшим жалость знают.
Чье же сердце столь жестоко, что кровоточить из жалости не будет,
Коль услышит, что злосчастье все же вслeд за жизнью, чистой столь, наступит?
Ведь увидит, что душа слаба и, безутешная, страдает,
Что король, лишенный власти, от ножей в темнице погибает.
Если бы Господь в мой день рожденья в колыбель мою забросил камень –
Не изведал бы тогда я, как судьба неверная играет нами.
Если бы Господь велел могилы жадной раствориться лону –
Не пришлось бы мне, младенцу, в колыбели уж принять корону.
Если бы Господь так повелел, чтоб мне могила вместо трона стала, –
Бремя королевское меня тогда бы горевать не заставляло.
Если бы душа моя летела в небеса в большом веселье,
В час, как возгласы «Да здравствует король» и «Vive le roi» гремели!
Так не погрузился бы я в сетованье неизбывное мирское,
Мой к покою склонный ум взволнован не был бы, совсем лишен покоя.
Живы были бы друзья, и подданные были бы свободны,
Только смерть или судьба жестокая взяла, что ей угодно.
Ах, что следует считать нам злоключений и забот своих причиной?
Астрономия гласит, что в наших горестях движенье звезд повинно.
Наши склонности, твердит мудрец, те божества – во всем двуличны,
Воле Божьей иль несчастью он припишет спорное обычно.
Те глупцы, кто полагает: всем, что будет в мире, управляет случай,
Говорят, что счастье не ушло бы, будь о нем забота в прошлом лучшей.
Человеку так они приписывают волю Божью дерзко,
Унижают тем Творца и у него крадут, их дело мерзко.
Но Господь всем миром правит, каждый случай нам лишь Он один предпишет.
Разум наш, желанья наши уступают совершенью Воли вышней.
Что бы разум не определил, за что бы не боролась воля,
Как бы сильно не старались мы, лишь покоряться – наша доля.
Приговор судьбы, наш гнев, Господня воля или гнев Его решают,
Наши нравы слабостью, заметной слишком, нас губящей, поражают.
Если мы о ней не знаем, то грешить нас побуждают нравы,
Что питают неизменно похоть нашу, в этом – зла начало.
Так, они и грех – одно, и следствием одну беду они имеют,
Гнев Господень порождают, душу заразив, ей так вредят сильнее.
Так, Господни гнев и кара, и грехи людей, дурные нравы –
Все совместно нам вредят, всяк свой урон наносит людям явно.
Если так, как говорят, лишь небеса свершают свыше наши судьбы,
Жребий наш судьбой считайте, звезды то предпишут нам, что с нами будет.
Все они тогда – одно: злосчастие, судьба и воля Божья,
Если же не так, тогда нам небо вовсе навредить не может.
Потому у наших горестей всего лишь две найдут причины главных.
Остальные все от них зависят, это вовсе не должно быть странным:
Главные – Господня воля, рок холодный и судьбы решенье,
А другие – грех и нравы, вызывая Бога возмущенье.
Первые из них за муки людей добрых боль большую причиняют,
А вторые – за порок, и по заслугам, наказанье вызывают.
Так и Божий гнев, и Божия любовь – разят всех тяжелее,
Добрых – из любви, злых – за грехи Господь бьет палицей своею.
Хоть разнообразные грехи мои меня средь худших помещают,
Что cо мной произошло, надежду все же быть средь первых мне внушает.
Око то, что видит целый мир и знает нашу мысль любую,
Видит, как я ненавидел грех, чтил добродетель дорогую.
Величайшую усладу я искал в души моей спасенье,
Пышности мирской, утехам, славе я не придавал значенья.
Не ценил я королевств своих и вовсе не ценил короны,
Видел я сокровища в раю, куда стремился непреклонно.
Но мои несчастья были велики: никто еще не знал подобных.
Бурям многим, всевозможным сразу было поразить меня угодно.
Почему – Господь то знает, а не я. Быть может, подтверждает
На примере государя случай: вот как честь хрупка бывает.
Наши царства – лишь заботы, государства наши лишены покоя.
А богатства – только средства, чтоб скорее пасть нам, и ничто иное.
Наши удовольствия – уколы, что толкают нас к порокам втайне,
Пышность – пустота, а слава – пламя, власть – лишь дым и нас бросает, тая.
Не со слов чужих я говорю, об этом, верно, многие жалеют.
Жизнь моя кричит, что это – так, и то же смерть доказывать умеет.
Вкратце я перескажу все те несчастья, что со мной случились,
Чтобы Болдуин, меня жалея, выразил к несчастьям милость.
В Виндзоре я был рожден и при крещении отца я имя принял,
На войне французов он разбил, и славен будет он всегда, как ныне.
Он корону мне оставил, чтобы в мире мне она досталась,
Стал для Карла он наследником, в супружестве, что состоялось.
Договор осуществлен, но мой отец скончался первым все же.
Королевства получил я два – а в мире даже года я не прожил.
Слишком скоро получил я их, и скоро с горестью они спознались.
Оба взяли Карл и Эдуард, и сорок лет уже тому промчалось.
Карл был старшим сыном Карла, он родней мне, тестем приходился.
Перед ним народ французский как перед наследником склонился,
Эдуард наследник Ричарда был, властелина Йорка,
Мортимера также, – умерщвлен тот мужиком из Корка.
Прежде, чем я вырос, Карл смог Францию забрать обратно.
Многих воинов моих убил: была удача в помощь явно.
Мой же с дочерью Рене безумен был контракт о браке:
Я Нормандии лишен – причина многих смерти тяжкой.
Дядя Хамфри первым был, кто тем моим решеньем возмутился:
Я ведь лучший договор так оттолкнул, от блага отвратился.
Но польстил хитро мне герцог, тот, кто этот брак устроил первым:
По заслугам получил, кто нас толкает на дурное дело.
Ну а я, глупец несчастный, должен был удар стерпеть тот главный:
Наслажденье в моем браке было смешано с горчайшим ядом.
Если б правильно искал жены, была бы доброю она и мудрой,
Но союз наш незаконный превратить в ничто сумел такое чудо.
Потому предупреждайте тех, кто хочет отступить от обещанья,
Чтобы из-за боли тяжкой не пришлось затем оплакивать страданье.
Прежде, чем им обещать, пусть думают, но, обещав, исполнят,
Ведь Господь двуличие карает, хоть нас червь не беспокоит.
Я, обманутый, считал, что поступил я в этом деле так, как надо,
Но и то, чему ученый учит, все же не всегда бывает правдой.
Мне священники сказали: государь не связан обещаньем,
И, к несчастью своему, узнал я, что слова их – не Писанье.
Вслед за тем, как с королевой Маргаритой я соединился в браке,
За одну ошибку три несчастья новых мне достались, бедолаге.
Отнял Карл венец мой, и Нормандии, и Франции корону,
Герцог Йоркский и другие думали, как свергнуть меня дома.
В колокол ударила Беллона и в моей стране и за границей,
Бремя неудач мне от Судьбы досталось очень скоро, чтоб склониться.
Крепостей во Франции лишился, дома – в битве пораженье,
Родичи убиты, и друзья угнетены, мне – лишь смиренье.
Герцог Ричард дважды захватил меня, отречься он заставил
От короны, титулов, того, что мне отец оставил.
В заключенье он держал меня, творил со мною, что желал он,
Но смогла моя жена освободить меня мечом кровавым.
Но хоть герцога она убила, горести мои не прекратились.
Словно гидры голова, все новые мои несчастья пробудились.
Эдуарду Уорик с братом тогда ловко помощь оказали,
В битве выгнали меня к шотландцам, а в другой меня в плен взяли.
Наступило тут друзей моих крушенье: Эдуард ведь воцарился,
Девять лет я в заключенье тяжком, безутешный, у него томился,
Но усилиями Уорика вновь я получил свободу,
Эдуард из королевства изгнан был, друзей искал он снова.
Только все же что преобладает, боль иль проницательность людская,
Чтобы счастье получил тот человек, кому рок это возбраняет?
Тот, кто бьется, чтоб скалу освободить суметь вполне от грязи,
Сам испачкается, и с трудом большим в потоке не погрязнет.
То друзья мои узнали все, а сам я в этом также убедился,
Осужденный на несчастья, я к большой утрате приобщился.
Года даже не прошло с тех пор, как свой престол я занял снова,
Как погибли, кто помог мне, я и власть утратил, и свободу.
Эдуард сперва интриговал, а после он и сил еще набрался,
Он сперва приехал в Йорк, там был, потом он и до Лондона добрался.
Захватил меня, связал, только Уорик был отважный рыцарь:
С войском он явился в Барнет Филд, пришел, чтоб мне освободиться.
Там, увы, убит он был, погибли также много рыцарей достойных.
Боже, как же не везет тем, кто за право встанет, жертвует собою!
Наконец, жена и сын мои, что долго прожили в изгнанье,
Королю послали вызов, дали бой; умылся я слезами.
Там единственный мой сын, которому тринадцати не исполнялось,
Схвачен был и Эдуардом умерщвлен самим: свирепствовала ярость!
Вскорости затем и я, чтоб исключить дальнейшие сраженья,
Его братом жизни был лишен в тюрьме, кровавое свершенье!
Гляньте, сколько случаев несчастных для меня причиной горя стали,
Эти сладкие плоды сбирает, знайте, много в мире государей.
Казни достаются им, раз от законных уз вдруг отрекутся,
Им – расплата в том, что их друзья от рук кровавых не спасутся.
Повели, Господь, чтоб горести мои – о них я тягощусь рассказом,
Научили государства все, как страшно поражает нас опасность,
Как изменчивы все почести и хрупко как мирское счастье.
Пусть боятся дурно поступать: могу для них примером стать я.
Перевод 12.02.2024, 02.06.2024, 11.06.2024, 27.06.2024, 28.06.2024, 29.06.2024, 01.07.2024, 02.07.2024.
Примечания:
- Нравы – буквально: гуморы, humours.
- Болдуин - по-видимому, имеется в виду Уильям Болдуин, один из авторов сборника "Зеркало для магистратов".
- При крещении отца я имя принял – короля Англии Генриха V.
- Стал для Карла он наследником, в супружестве, что состоялось – наследником короля Франции Карла VI, в супружестве с его дочерью Екатериной де Валуа.
- и сорок лет уже тому промчалось – буквально «или уже сорок лет прошло».
- Карл был старшим сыном Карла – будущий король Франции Карл VII, единственный выживший сын Карла VI. Маргарита Анжуйская, жена Генриха VI, была племянницей его жены.
- Эдуард – король Англии Эдуард IV Йорк.
- наследник Ричарда был, властелина Йорка – Ричарда Плантагенета, третьего герцога Йоркского.
- Мортимера также – в оригинале Роджера Мортимера.
- С дочерью Рене – Маргаритой Анжуйской, дочерью Рене I Доброго, герцога Анжуйского.
- Дядя Хамфри – дядя Генриха VI, герцог Хамфри Глостер.
- - герцог, тот, кто этот брак устроил первым – Уильям де ла Поль, первый герцог Саффолк.
. – Беллона – богиня войны у древних римлян.
- Эдуарду Уорик с братом тогда ловко помощь оказали – Ричард Невилл (ум. 1471), шестнадцатый граф Уорик, и Джон Невилл (ум. 1471), первый барон Монтегю.
- Его братом жизни был лишен в тюрьме – герцогом Ричардом Глостером, будущим Ричардом III. То, что именно он убил Генриха VI, в настоящее время оспаривается.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016665
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.07.2024
Ты отзываешься лишь о себе,
А не о том, о чем даешь ты отзыв.
В упреках злых иль доброй похвале
Лишь о себе сказать – всегда угроза.
Щедр ты в оценках или слишком скуп,
Поверхностны иль глубоки сужденья,
Показываешь ты, насколько глуп,
Раз умным представать – твое решенье.
Так что ж, молчать? И вовсе знать нельзя,
Хорош иль плох предмет твоей оценки?
Ведь также о себе другой судья
Расскажет, кто к себе критичен – редки.
Но честен будь и этим утешайся,
Себя высказывать не испугайся!
30.06.2024
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016499
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.06.2024