Валентина Ржевская

Сторінки (6/580):  « 1 2 3 4 5 6 »

Edward Herbert, Lord Herbert of Cherbury. The Kissing. Переклад

Джерело  оригіналу:  Elizabethan  Poetry:  An  Anthology  (Dover  Thrift  Editions),  edited  by  Bob  Blaisdell,  2005.

Оригінал:

Edward  Herbert,
Lord  Herbert  of  Cherbury  (1583  -  1648)

Kissing


Come  hither,  Womankind,  and  all  their  worth,
Give  me  thy  kisses  as  I  call  them  forth;
Give  me  thy  billing  kiss;  that  of  the  dove,
A  kiss  of  love;
The  melting  kiss,  a  kiss  that  doth  consume
To  a  perfume;
The  extract  kiss,  of  every  sweet  a  part;
A  kiss  of  art;
The  kiss  which  ever  stirs  some  new  delight,
A  kiss  of  might;
The  twacking  smacking  kiss,  and  when  you  cease,
A  kiss  of  peace;
The  music  kiss,  crotchet  and  quaver  time;
The  kiss  of  rhyme;
The  kiss  of  eloquence  which  doth  belong
Unto  the  tongue;
The  kiss  of  all  the  sciences  in  one,
The  kiss  alone.
So  'tis  enough.

Мій  переклад:

Едвард  Герберт,
лорд  Герберт  з  Чербурі  (1583  –  1648)

Цілунки

Сюди,  жіноцтво,  підійди!  Тебе  я  все  скликаю,
Цілунків  нині  види  всі  пізнати  я  бажаю.

Пестить  оцей  і  збурює  кров  –  
Так  цілує  любов.

Цей  розчиняє,  ним  знищено  сум  –
Він  як  парфум.

В  одному  цім  уся  розкіш  дається,
Він  –  від  мистецтва.

Цей  –  чим  міцніший,  тим  більше  чарує.
Так  сила  цілує.

Цей  –  дзвінкий,  суперечку  припинить,  ще  й  як!
Миру  він  знак.

Цей  –  музичний,  гармонію  чути  дозволить.
Вірш  його  творить.

Цей  –  говірливий  і  мовить  непросто,
В  нім  –  красномовство.

Цей,  премудростей  всіх  поєднання  –
Цілунок  без  порівняння.

На  цьому  й  все.

Переклад  02.02.2025

[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1014305"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1032081
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.02.2025


John Harington (1561–1612) . Of treason. Перевод и комментарий.

Оригинал:

John  Harington  (1561–1612)

Treason  doth  never  prosper,  what’s  the  reason?
For  if  it  prosper,  none  dare  call  it  Treason.

Еще  и  мой  перевод:

Джон  Харингтон  (1561–1612)

Об  измене

Измена  никогда  не  побеждает:
Коль  победит,  названье  изменяет.

Перевод  31.01.2025

Широко  известен  перевод  С.Я.  Маршака:

Простая  истина

Мятеж  не  может  кончиться  удачей.
В  противном  случае  его  зовут  иначе.

И  он  очень  точно  выражает  общую  мысль  оригинала,  почему  и  так  популярен.  Но  все-таки  почему  может  понадобиться  уточнение:  понятие  измены  (treason)  в  английском  праве  шире,  чем  мятеж.  Согласно  Статуту  Эдуарда  III  1352  г.  оно  включает,  например,  прелюбодеяние  с  королевой,  или  подделку  печати,  или  фальшивомонетничество.  Кроме  государственной  измены  (high  treason)  существовала  еще  малая  (petty  treason),которая  включала  убийство  человека,  в  отношение  которого  существовала  обязанность  верности:  например,  мужа  женой.  Созвучие  treason  и  reason  тоже  имеет  смысл  обыграть.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031971
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2025


John Harington. Of treason. Український переклад

Оригінал:

John  Harington  (1561–1612)

Of  treason

Treason  doth  never  prosper,  what’s  the  reason?
For  if  it  prosper,  none  dare  call  it  Treason.

Мій  переклад:

Джон    Гарінгтон  (1561–1612)

Про  зраду

Ніколи  зради  перемог  не  мають.
Чому?  Як  мають,  то  ім’я  міняють.

Переклад  31.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031970
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 31.01.2025


Проза. Замок Каменец. Время

Замок  Каменец.  Время

Река  большой,  хоть  и  тихой,  прыти.  Себе  на  уме  несветлая  гладкость  тянет  речную  грязь  как  стайки  птичек  на  плаву  и  на  перекатах  разрывается  на  бегущие  водяные  пелены.  Нет  в  ней  нормальной  рыбы,  стоящей  басен  и  сплетен.  Но  эта  река  умеет  сделать,  чтобы  неслучайные  взгляды  отдавали  ей.  Потому  ее  зовут  Смотрич:  за  дар  ненасытного  зрения.  Ему  в  придачу  –  мгновенная  шутка  высоты,  вползающей  под  ноги  к  тем,  кто  смотрит.


Дело  Смотрича  –  открывать  каменные  основы  украинского  Подолья.  Брюзжащее  течение  проложило  себе  одному  дорогу-каньон,  настолько  глубокую,  что  страх  от  высоты  при  встрече  с  ней  бывает  не  таков,  как  удивление  неожиданному  простору.  Еще  дальше  раздвинуты  его  берега  –  плечи  пропасти,  застланные  густой  и  живой  пеной  парка.  Прохожие  на  тощем  Новоплановском  мостике,  ведущем  в  исторический  центр  города  Каменца-Подольского,  глушат  тайное  желание  измерить  взглядом  тягучую  глубь.  В  нее  с  шиком  летает  разная  дрянь  и  портфели  с  книгами  –  как  упадет,  школьники  радуются.  Туристы  нагибаются  над  худыми  перильцами,  чтобы  среди  зеленых  плакучих  ив,  черных  скатов  крыш  с  антеннами  и  суеты  рябых  кур  показалось  им  ложе  Смотрича  –  водяного  змея.  Подсаживают  на  закорки  малышей.  Расспрашивают  о  наводнениях  и  несчастных  случаях.  Местные  отвечают  им  безразлично.  На  другом  мосту  поставлен  аттракцион  банджи-джампинга  для  желающих  с  воплями  смешанных  чувств  сигануть  на  тросе  вперед  и  вниз.  Студенты  во  дни  благого  рвения  выволакивают  тонны  мусора  со  дна  обживаемой  щели.


Белый  отсвет  прилепился  к  разнообразию  листьев.  Это  коронованный  гипсовый  олень,  поставленный  и  так  забытый  на  краю  обрыва.  Олень,  банальный  до  незаметности,  слушает  низкое  движение  воды.


Прихоть  Смотричевого  нрава  –  петля  на  Восток.  Река  про  себя  прикидывает  –  не  вернуться  ли?  –  небрежно  поддается  настроению  и  вдоль  пройденного  русла  начинает  возвращаться,  но,  как  пуганая,  вздрагивает,  раздумав.  Она  шарахается  и  следует  прежним  путем  от  места  сомнений,  которых  не  выдержала,  закольцевав  между  двумя  правыми  берегами  устрашающего  ущелья  остров.


На  острове  построился  Подольский  город  Каменец  и  когда-то  –  некогда  прославился  как  место  встречи  и  ратной  сечи  креста  с  полумесяцем.  В  нем  есть  университет,  аграрная  академия,  цементный  завод  и  много  завлекательного  прошлого.  Прежний  Каменец  с  наклонными,  будто  им  скользко,  улицами,  поднимается  со  скороговоркой  Смотрича,  как  невидимые  воды.  Ради  финансовых  целей  теперешнего  Каменца  он  удачно  вместился  в  рамку  открытки.


Против  острова,  там,  где  замыкается  петля  отчаянного  и  раскаявшегося  Смотрича,  Старая  крепость  сидит  на  мысу.  Ее  стены  на  отклик  реке  вытянуты  в  петлю.  Башни  целые  и  разрушенные,  зрячие  и  слепые,  круглые,  квадратные  и  многоугольные,  в  надвинутых  острых  колпаках,  с  флюгерами-флажками  и  гербами  благотворителей,  напрягают  шеи  и  приседают  на  корточки.  Со  стороны  города  крепость  представляется  как  в  корзине,  развесившей  тяжелые  бока,  выставив  головы  и  головки  башен  над  корзинными  краями.  Над  башнями  протянулось  поле,  и  на  нем,  видны  издали,  ходят  стада.


На  старинных  картах  у  Каменца  очертания  пышной  отцветшей  гвоздики,  ломкой  и  сохраняемой  между  страницами.  Или  тугого  засаленного  кошеля.  Город  был  торговый.  Узел  путям  семи  народов.  Здесь  постоянно  существовали  три  общины,  три  магистрата  и  три  рынка.  Армяне  провожали  караваны,  толмачили  на  переговорах,  давали  деньги,  чтобы  строить  водопровод  (вода  оказалась  кислая  и  решили,  что  ни  к  чему).  Поляки  отвечали  за  крепость  и  в  качестве  действующей  власти  блюли  регулярную  посещаемость  лобного  места.  Русины  (иначе  –  украинцы)  берегли  свое  слово  и  тайно,  и  дерзко,  торговали  беспошлинно  по  всему  Подолью,  держали  обжорный  базар.  Шершавая  и  морщинистая  крепость  прежде  старости  работала  на  свою  славу.  Пограничный  замок  на  меже  двух  миров,  он  же  –  тюремная  жаровня.  Кому  –  красота  надежды,  для  кого  –  мрак  без  выхода.


Так  жили.  Случалось,  что  жили  весело.



Герои



От  дней,  когда  под  каменецкую  гармонию  закрадывалось  течение,  замку  и  городу  остались  два  главных  героя.  Один  в  кандалах,  другой  с  блестящей  сабелькой.  Одному  принадлежит  крепость,  другому  –  костел  на  площади  близко  от  нее.


Крепость  –  территория  Устима  Кармалюка,  непокорного  невольника  и  беглого  рекрута,  народного  богатыря  и  мстителя.  За  больную  лавинную  правду,  которой  ревностно  следовал,  его  заточили  в  наибольшей,  шестиугольной,  башне.  Так  башня  получила  его  имя  –  роковое,  оно  ширилось  хищным  заманчивым  шепотом,  потемками  уходило  с  пожаров  и  живилось  до  часа  воровским  скрипом  в  подполе.  При  солнце  всевозможные  пичужки  гнездятся  на  деревянном  настиле,  покрывающем  бывшее  узилище.


Сотрудники  музея  должны  проводить  экскурсии  только  с  группой  не  меньше  трех  человек.  Некоторые  начитанные  каменчане  пользуются  этим.  Локоть  к  локтю  со  в  меру  любознательным  гостем  бегает,  залезает  на  галереи  и  в  подвалы  башен  мальчишка  в  закатанных  джинсах,  пересыпает  незапамятными  числами  "тысяча  шестьсот"  и  "тысяча  семьсот".  Экскурсионная  дама  с  перекисной  шевелюрой,  в  сарафане  с  прямыми  алыми  складками,  подметающими  землю,  посылает  вслед  конкуренту  взгляд  бытовой  ненависти.  Затем  она  набирает  в  грудь  воздуха  и  запевает  песню  одного  дыхания  "о  славной  древности  и  вечной  юности  города  Каменца-Подольского".  Рассказ  о  Кармалюке  во  дворе  крепости,  в  тени  Кармалюковой  башни,  когда  из  вихрастой  зелени  вспыхивает  разнокрапчатая  бабочка,  –  хозяйственно-урочный  счет  пеням  и  карам,  принятым  за  недолгий  срок  жизни,  и  народная  песня  от  первого  лица,  страдательное  самооправдание.  В  песне  –  тоска  о  жинке  и  детях,  оставленных  неведомо  где,  откуда  трудно  и  далеко  держатся  за  них  истлевшие  канаты  его  памяти.  Кармалюк  бежал  из  крепости.  Кончился  от  пули  предателя.  А  молве  предоставил  гадать,  какая  из  влюбленных  светских  дам  способствовала  вырваться  на  волю.


Беломраморному  памятному  знаку  воинам-«афганцам»  на  одной  из  каменецких  площадей  приданы  черты  Кармалюка.  Изваян  так,  будто  падает  с  обрыва,  но  в  полете  его  тело  вот-вот  превратится  в  стрелу  молнии,  и  произойдет  это  раньше,  чем  успеет  упасть.


Еще  другой  Кармалюк  –  при  въезде  в  недалекий  город  Летичев,  где  его,  преданного,  по-разбойничьи  погребли  во  рву  кладбища.  Стоит  плечистый  и  черный  цирковой  силач  и  по-силачьему  тянет  цепи,  а  у  подножья  –  букет  лютиков.


Кафедральный  костел  Петра  и  Павла,  возле  турецкого  минарета,  за  аркой,  которая,  по  расхожему  в  туристических  местах  поверью,  исполняет  сокровеннейшие  желания,  бережет  славу  пана  Юрия-Ежи  Володыевского,  героя  последней  турецкой  осады  Каменца.  Очарование  рыцаря  в  том,  что  он  считается  последним.  Ради  него  очереди  путешествующих  поляков  приезжают  в  Каменец  семьями  и  автобусами,  оставляют  монетки  в  узких,  как  колбаски,  жерлах  крепостных  пушек.  Под  городом  было  жаркое  и  длительное  стояние,  турецкие  и  татарские  тьмы  взяли  город  мертвым  кольцом.  Католические  монашки  приглядываются  из-под  ладони  к  пушечному  ядру,  –  его  вмонтировали  хитрые  зодчие  под  кровлей  одной  из  башен,  –  и  воображают,  что  башня  именно  в  ту  легендарную  осаду  набила  лоб.  Была  осада,  был  обидный  невнятный  мир,  отступление  и  взрыв  в  крепости,  укор  отступникам.  Вознесло  на  облаке  взрыва  победительную  панову  душу.


Туристам,  если  они  читали  про  пана  роман  Сенкевича  или  видели  фильм  Ежи  Гофмана,  хочется  и  ждется,  чтобы  крепость  оторвалась  от  земли.  Горячий  каравай  в  корзине  стен  и  башен  загудел  бы,  пронял  бы  гору  дрожью,  обернулся  бы  вокруг  себя  и  повис  бы  на  воздухе,  рассыпаясь  жгучими  горстями  разноцветных  крошек.  Открываешь  глаза  –  на  своей  горе  стоит  крепость,  из-за  обода  с  башенками  курится  белый  дымок.


Во  вратах  костела  –  шевеление  света.  Пылинки  в  солнечном  луче  ведут  свой  медленный  танец.  Свернутые  стяги  потушенными  факелами  расставлены  вдоль  скамей.  В  сводах,  на  уровне  труб  органа,  готовится  ожидание  торжества,  ослепительного,  как  звезда  над  еловыми  ветвями,  но,  как  свет  от  нее,  разяще  чистого.  На  стенах  видны  памятные  доски  в  честь  почивших  епископов.  Латинские  вязи  пронизали  дерево:  "Подобен  лучезарному  ангелу,  в  небесах  воссиявшему".  Одна  доска,  серокаменная,  стоит  на  полу,  прислонена  к  стене  нарочито  на  время.  Слова  в  память  последнего  рыцаря  Посполитой  и  силуэт  всадника  на  полном  скаку,  плащ  за  спиной  мнется  и  наполняется  ветром,  на  шапке  с  меховым  отворотом  приколото  удалое  перышко.  Лицо  пана  Володыевского  неизвестно.


Кругленький  расторопный  учитель  в  синей  куртке  –  почти  слива  с  бородкой  и  бачками  –  водит  по  костелу.  То  и  дело,  прерываясь  на  полумгновение,  он  пружинит  на  согнутое  колено  перед  иконой  в  простенке  или  священниками  в  черных  рясах,  которые  в  уголке  болтают  очень  вежливо  между  собой;  при  этом  показывается  его  наметившаяся  ранняя  лысина.  Он,  кажется,  точно  был  раньше  учителем,  может  быть  –  учителем  истории.  Его  закрутило,  забило,  потом  отпустило,  и  он  водворился  в  истинном  своем  призвании  при  вратах  кафедрального  костела,  за  фигурной  аркой,  где  пышные  завитки  белого  камня  и  скульптуры  с  умиленными  лицами.  Он  учтив,  он  гостеприимен  и  ненавязчиво  проповедует.


Почему  доска  на  полу?  Печальное  недоразумение.  Очень  хотелось  бы  видеть  ее  на  месте  подвига  пана,  то  есть  в  крепости.  Директор  музея,  однако,  не  впускает  доску  в  крепость.  По  его  убеждению,  позиция  пана  есть  акт  предательства.  Католическая  община  Каменца  оставила  мемориальную  доску  здесь,  пока  не  воцарится  счастливое  взаимопонимание.


Так  ведь  Сенкевич  пишет,  что  пан  Володыевский  был  поляк.…  Какой  же  он  предатель,  если  защищал  свою  державу?


Огоньки  нежного  вдохновения  вспыхивают  в  глазах  учителя.  В  семнадцатом  веке,  говорит  он,  не  было  важно,  кто  украинец,  кто  поляк,  а  кто  турок.  Было  важно  вероисповедание.  Даже  освободительная  борьба  Украины  начиналась  как  религиозная  война.  Есть  данные,  что  пан  происходил  из  местного  украинского  рода,  перешедшего  из  православия  в  католичество.  Но  вправе  ли  мы  осуждать  человека,  погибшего  за  веру?  Он  говорит,  на  руке  его  серебрится  колечко,  от  колечка  расходятся  терновые  шипы.  Отвергнутый  пан  молча  протестует  против  пристрастности  крепостного  начальства.


Бессловесный  спор  о  владении  крепостью  завис  в  городе  Каменце.  Он  известен  немногим  туристам  и  местным  заинтересованным  лицам.  Город  на  потеху  своим  гостям  затевает  противоборство  теней,  возрастающих  от  вечернего  солнца.  Город  тянет  ладони  к  теплу  от  двух  вспышек  далекого  прошлого.  А  что  если  два  человека  –  два  настоящих  человека,  зажегших  эти  огни,  –  не  с  нашей  стороны  сидят  себе  в  одном  секторе,  может  быть  даже  пьют  пиво  и  забивают  козла?  Смотрич  свел  их,  Смотрич-взгляд  и  Смотрич-встреча  назло  спорщикам  выдумал  каверзу.  Каменец  кормят  их  легенды  –  кому  есть  дело  до  них,  настоящих?


Другие  герои



В  Каменце  и  окрестностях  бывали  пожары,  от  которых  звоны  плавились  на  колокольнях.  Последний  насытился  Подольским  областным  архивом.  И  вот,  архивные  девушки,  устроившись  в  новом  пристанище  кто  на  корточках,  кто  на  коленях,  ровняют  по  полу  в  долгие  полосы  и  малые  стопки  почерневшие,  распадающиеся  в  руках  листы  с  обугленными  краями.  Одна  работает  без  мыслей,  другая  устала  и,  привстав  с  пола,  берется  командовать,  третья  с  обрывками  королевского  указа  в  одной  руке  и  с  ошметками  брачного  свидетельства  в  другой,  пытается  сравнить,  соображая,  что  из  них  годится  оставить.  Безнадежно  ясно,  что  оба  придется  выбросить.


Фактическую  скукоту  съело,  и  предание  стало  над  временем.  Но  крепость  –  не  только  та,  что  на  скале.  Отражаться  в  судьбах  людей  –  ее  личное  заклятье.  Совсем  не  одинаково  это  подтверждают  два  поповича,  сведения  о  которых  могли  сгореть  и  в  Подольском  архиве.


Двух  поповичей  для  начала  объединяет,  что  каждый  из  них  давал  деру  из  Каменецкой  семинарии.  Бегали  независимо  друг  от  друга,  так  как  не  были  современниками.  Это  не  тот  случай,  когда  схожесть  поступков  означает  схожесть  характеров.


Старший  семинарист,  Михаил,  сбежал  из  Каменца  в  Москву,  в  Медико-хирургическую  академию.  Получился  неприветливый  врач.  На  войне  с  Наполеоном  он  работал  в  русских  лазаретах.  Для  кого  "двенадцатый  год"  –  непокоренные  знамена,  гордость  нравственной  победы,  тяготение  к  свободе.  Для  него  –  зрелище  человеческих  страданий,  которое  ничем  ни  смягчить,  ни  приукрасить.  Нрав  и  без  того  был  докучливый  и  циничный.  После  –  служба  в  Московской  лечебнице  для  неимущих.  Место  врача  во  внушительном  особняке  за  входом  с  колоннами  на  улице  скорбей  Божедомке.  Отставной  штаб-лекарь  по  жизни  был  влачитель  лямки,  а  лямка  больно  режет.  Лямка  попадала  по  окружающим,  по  жене  и  детям.  Отец  семейства  берег  от  них  свою  черствость.  Так  иные  берегут  воспоминания  счастья  –  чтобы  выжить.  Здесь  выживания  не  получилось  ни  для  кого.


Сочувствующие,  но  чужие  для  этой  семьи  люди-исследователи  восстановили  в  больших  подробностях,  как  лелеял  крепость  внутри  себя  бывший  штаб-лекарь  Михаил  Достоевский.  Хрестоматийно  известно,  что  его  нашли  на  дороге  убитым  своими  же  крестьянами  не  то  из  мести,  не  то  из  страха  крестьян  перед  последствиями  какого-то  с  ним  скандала.  После  ранней  смерти  жены  лекарь  отдал  двух  сыновей  в  Главное  инженерное  училище,  что  в  Михайловском  замке.  Ему  хотелось,  чтобы  его  дети  строили  крепости.  Знаменитый  второй  сын  Федор,  действительно,  узнал  в  жизни  много  крепостей.


Имени  доктора  Достоевского  не  вспоминают  в  Каменце,  когда  закрывают  больницы  и  освобождают  здания  для  частных  гостиниц,  а  тяжелобольных  сваливают  в  одно  помещение.  Тем  более  не  вспоминают  тогда  имени  его  сына.


Младший  семинарист,  Микола,  не  единожды,  но  с  возвратом,  сбегал  из  родной  бурсы.  Он  бегал  ради  музыки  на  спектакли  приезжей  оперы.  Был  нелегалом,  недоступным  для  раскаяния,  потому  что  семинаристам  опера  запрещалась.  Получился  хоровой  композитор.  А  раньше,  чем  узнали,  что  есть  композитор  Микола  Леонтович,  был  учитель  пения,  географии  и  арифметики,  собиратель  народных  песен  и  народных  хоров  в  домике  на  станции  при  железной  дороге.  Заложенная  в  нем  крепость  была  –  преданность  своему  делу.  Так  иные  берегут  тепло  в  домах  –  чтобы  выжить.  Неизвестный  музыкант  менял  по  стране  места  службы.  Позже  в  Киеве  учил,  руководил  оркестром,  и  веселые  флаги  цвета  неба  и  жита,  флаги  споров  за  волю  реяли  вокруг  него.


Киевский  хор  студентов  исполнил  ту  его  песню,  которая  сейчас  известнее  других,  рождественский  "Щедрик".  Когда  слушаешь  ее,  как  и  многие  другие  хоры  Леонтовича,  слышно  чародея.  Рука  зимнего  сказочника:  с  черного  неба  рвать  дрожащие  от  мороза  звезды,  веять  их  в  бурной  и  бойкой  метели,  зажигать  от  них  свечи  трепетными  огоньками.  Слушать  его,  не  думая  про  черного  человека,  который  однажды  в  зимнюю  ночь  постучался  к  сельскому  священнику,  когда  у  того  был  в  гостях  сын-композитор.  Утром  вышел  от  них  и  пропал  черный  человек,  ограбив  их  и  оставив  у  отца  на  руках  мертвого  сына.


…  Женские  руки  разбираются  в  остатках  истории  города.  На  верхушке  минарета,  пристроенного  завоевателями  к  костелу  и  похожего  на  строгий  старческий  палец,  в  густо-синем  небе  лепесток  света  солнца,  поглощая  контуры  статуи  девочки  в  звездном  венке,  посылает  всему  городу  свой  отблеск.  В  старом  и  строящемся  городе  Каменце,  разведя  руки,  развевая  солнечные  покрывала,  Мадонна  танцует  над  щебенкой.


Поворот  реки  как  знак  руки:  превращает  боль  в  подвиг,  смерть  в  легенду,  горе  –  в  песню  о  горе.  Каждой  стороне  свой  черед  перевешивать.



Из  всех  достославных  рек  Смотрич  относится  к  тем,  у  кого  характер  верен  превратностям.  Лошади  клонят  гривы  в  полях  над  Старой  крепостью.  На  замковом  дворе  за  деньги,  риск  и  славу  режутся  всецветные  витязи,  а  у  порога  гостиницы  ждет  репейный  ребенок  и  просит  гривну  на  хлеб.  Пируют  хозяева  жизни,  арендаторы  древних  ветхостей,  и  пушистые  белки  разбегаются  от  них  по  ветвям  сада.  В  окнах  цветочные  заплетения,  венчики  красные  с  белым,  под  окнами  –  спины  коз,  невозмутимые  в  бурьяне.  Возле  Замкового  моста  художники  торгуют  выложенными  из  хрупко  сияющих  осколков  янтаря  портретами  крепости,  в  залихватски  заломленных  колпаках  и  со  впалыми  щеками  –  во  всех  видах.  У  запустелого  магазина  "Мебель"  сидят  торговки  сигаретами  и  минеральной  водой.  Вертолет  тащит  половинку  скорлупы  ореха  на  натянувшихся  тросах  –  новому  собору  Александра  Невского  золотой  купол.  В  парке  Танкистов  и  на  круглом  пруду  в  парке  "Бассейн"  гуляют  и  грызут  тучи  семечек.  Тени  пар,  некоторые  с  колясками,  перемещаются  между  клумбами  львиного  зева.


Кроме  людей  здесь  по  вечерам  под  надзором  хозяина-фотографа  отдыхают  расседланные  кони.  Рыжий,  вороная  и  жеребенок  днем  возят  клиентов  по  кругу,  а  в  конце  дня  жадно,  быстро  переступают  по  газону,  насыщаясь  при  заходе  солнца.  Дурному  беспризорному  щенку  нечем  себя  занять,  и  он  набросился  на  них,  лая,  как  очередь  выстрелов.  Вороная  презирает  его,  рыжий  прогоняет  его  фырканьем,  а  темно-рыжий  жеребенок  запрокидывает  голову,  кричит  снизу  вверх  пронзительно  и  трется  нижней  челюстью  о  тумбу  или  о  скамейку.


Так  длится,  пока  коварство  Смотрича  не  подскажет  ему  очередной  невероятный  взбрык  ради  новой,  неожиданной  обыденности.

2006  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031898
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 30.01.2025


John Lyly Apelles'Song. Український переклад



Оригінал:


John  Lyly  (1554?  —  1606)

Apelles'Song  /  Cards  and  Kisses

Cupid  and  my  Campaspe  play’d
At  cards  for  kisses  —  Cupid  paid:
He  stakes  his  quiver,  bow,  and  arrows,
His  mother’s  doves,  and  team  of  sparrows;
Loses  them  too;  then  down  he  throws
The  coral  of  his  lips,  the  rose
Growing  on’s  cheek  (but  none  knows  how);
With  these,  the  crystal  of  his  brow,
And  then  the  dimple  of  his  chin:
All  this  did  my  Campaspe  win.
At  last  he  set  her  both  his  eyes  —
She  won,  and  Cupid  blind  did  rise.
O  Love!  has  she  done  this  for  thee?
What  shall,  alas!  become  of  me?


Мій  переклад:

Джон  Лілі  (1554?  —  1606)

З  комедії  «Кампаспа»

Пісня  Апеллеса

Купідон  із  моєю  Кампаспою  в  карти
Сів  пограть  за  цілунки,  та  мав  тільки  втрати.

Він  поставив  колчан,  лук  і  стріли  свої,
Материнських  горобчиків  і  голубів;

Це  програв  –  і  корал  своїх  губок  додав,
А  зі  щічок  своїх  він  троянду  зірвав

(Як  вона  там  зросла  –  невідомо  нікому);
На  кону  –  і  чолу  його  бути  ясному,

А  за  тим  він  поставив  у  грі  також  ямку
З  підборіддя…  Й  Кампаспа  красі  цій  –  хазяйка.

Наостанок  він  ока  обидва  поставив  –
І  підвівся  сліпий.  Її  успіх  не  зрадив.

О  Любове!  Вона  повелась  так  з  тобою?
То  в  подальшому  як  іще  вчинить  зі  мною?

Переклад  28.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031811
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.01.2025


John Lyly. VULCAN'S SONG український переклад

 John  Lyly.      VULCAN'S  SONG  український  переклад


Оригінал:


John  Lyly.


VULCAN'S  SONG  :

IN  MAKING  OF  THE  ARROWS.


MY  shag-hair  Cyclops,  come,  let's  ply
Our  Lemnian  hammers  lustily.
                     By  my  wife's  sparrows,
                     I  swear  these  arrows
                     Shall  singing  fly
Through  many  a  wanton's  eye.

These  headed  are  with  golden  blisses,
These  silver  ones  feathered  with  kisses,
                     But  this  of  lead
                     Strikes  a  clown  dead,
                     When  in  a  dance
                     He  falls  in  a  trance,
To  see  his  black-brow  lass  not  buss  him,
And  then  whines  out  for  death  t'untruss  him.
So,  so  :  our  work  being  done,  let's  play  :
Holiday  !    boys,  cry  holiday  !



Мій  переклад:

Джон  Лілі

Пісня  Вулкана  за  ковкою  стріл

Гей,  циклопи  ви  кошлаті,
Молотам  час  працювати!
Клянусь  горобцями  я  жінки,
Що  стріли  летітимуть  швидко
Й  співатимуть  дзвінко,
Влучать  і  в  крутія,  і  в  крутійку!

Із  золотом  –  щоб  потішатись,
Зі  сріблом  –  щоб  поцілуватись,
А  ця  ось  свинцева  стрілка
Хай  блазня  вражає  стрімко,
Як  він  іде  танцювати
Та  стане  гірко  зітхати,
Що  чорноброва  не  поцілувала,  –
Тоді  він  життя  цінуватиме  мало.
Що  зроблено,  те  полишаймо.
Хлопці,  відпочиваймо!

Переклад  28.01.2025

Клянусь  горобцями  я  жінки  -  бо  Венері  були  присвячені  горобці.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031729
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.01.2025


John Lyly. VULCAN'S SONG : IN MAKING OF THE ARROWS. Перевод

Оригинал:

John  Lyly.


VULCAN'S  SONG  :

IN  MAKING  OF  THE  ARROWS.


MY  shag-hair  Cyclops,  come,  let's  ply
Our  Lemnian  hammers  lustily.
                     By  my  wife's  sparrows,
                     I  swear  these  arrows
                     Shall  singing  fly
Through  many  a  wanton's  eye.

These  headed  are  with  golden  blisses,
These  silver  ones  feathered  with  kisses,
                     But  this  of  lead
                     Strikes  a  clown  dead,
                     When  in  a  dance
                     He  falls  in  a  trance,
To  see  his  black-brow  lass  not  buss  him,
And  then  whines  out  for  death  t'untruss  him.
So,  so  :  our  work  being  done,  let's  play  :
Holiday  !    boys,  cry  holiday  !

Мой  перевод:

Джон  Лили.

Песня  Вулкана  за  ковкой  стрел

Ну,  косматые  циклопы,
Нынче  молотам  –  работа!
Клянусь  воробьишками  женки,
Что  стрелы  скуете  вы  ловки
И  запоют  звонко,
Плута  сразят  и  плутовку!

С  золотом  –    чтоб  наслаждаться,
С  серебром  –  чтоб  целоваться,
А  эта  свинцовая  стрелка
Глупца  поражает  пусть  метко,
Как  станет  плясать,
Да  горько  вздыхать,
Что  не  целовала  его  чернобровка,  –
Тогда  он  решит,  что  живет  слишком  долго.
Ну,  потрудились,  как  надо,
Теперь  отдыхаем,  ребята!

Перевод  28.01.2025

Клянусь  воробьишками  женки  -  Венере  были  посвящены  воробьи.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031728
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.01.2025


John Lyly. Sappho's Song Український переклад

Оригінал:

John  Lyly.

Sappho's  Song


O  cruel  Love,  on  thee  I  lay
My  curse,  which  shall  strike  blind  the  day;
Never  may  sleep  with  velvet  hand
Charm  thine  eyes  with  sacred  wand;
Thy  jailors  shall  be  hopes  and  fears;
Thy  prison-mates  groans,  sighs,  and  tears;
Thy  play  to  wear  out  weary  times,
Fantastic  passions,  vows,  and  rimes;
Thy  bread  be  frowns  ;  thy  drink  be  gall,
Such  as  when  you  Phao  call;
The  bed  thou  liest  on  be  despair,
Thy  sleep  fond  dreams,  thy  dreams  long  care;
Hope,  like  thy  fool,  at  thy  bed's  head,
Mock  thee,  till  madness  strike  thee  dead,
As,  Phao,  thou  dost  me  with  thy  proud  eyes;
In  thee  poor  Sappho  lives,  for  thee  she  dies.

Переклад:

Джон  Лілі.  Пісня  Сафо

Любове  люта!  Ось  тобі
Прокляття,  щоб  затьмарить  дні.
Очей  твоїх  приємний  сон
Хай  не  торкне  святим  жезлом;
В  тюрмі  надії  й  страху  будь,
Плач,  стогін  поряд  хай  живуть;
Щоб  час  нудний  заповнить  –  грай,
Дури  та  віршики  складай;
Їж  гіркоту  і  жовч  лиш  пий,
Фаон  на  клич  не  прийде  твій.
А  відчай  –  ліжком  будь  твоїм,
Снам  довіряй  лише  сумним.
Надія  хай  тебе  цькує,
А  відчай  хай  тебе  уб’є,
Як  ти  мене  уб’єш,  Фаоне,  певно:
В  тобі  –  життя  СафО,  і  смерть  –  для  тебе.

Переклад  27.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031673
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.01.2025


Кого можно встретить в Венеции. Шутка. Проза

Путевой  очерк  о  путешествии  в  Венецию  в  августе  2010  г.  Ранее  выложен  в  Жж.  Строится  на  литературных  ассоциациях.

Кого  можно  встретить  в  Венеции.  Шутка

Подъехали  мы  к  берегу  моря.  Там  сидит  эффектная  старуха,  рыжая  и  с  золотым  зубом,  покрыв  плечи  шалью,  связанной  из  разноцветных  ниток,  и  на  всех  европейских  языках  с  сильным  акцентом  предлагает  нам  выпить  с  ней  кофе  и  за  три  с  половиной  евро  с  носа  узнать  наше  прошлое,  настоящее  и  будущее.


-  Сударыня,  прошлое  мы  уже  знаем,  будущее  лучше  пусть  будет  секретом,  а  вот  настоящее  нам  очень  интересно:  здесь  где-то  должна  быть  Венеция...


-  О,  мадонна  и  святые  угодники!  Как  это  не  вовремя!  Подождите,  сейчас  я  переоденусь,  а  к  вам  покуда  пришлю  Труффальдино,  -  и  она  прыгнула  в  моторку  и  умчалась,  развевая  волосы  и  шаль  по  ветру,  так  быстро,  словно  стыд  гнался  за  ней,  прыгая  через  волны,  а  мы  смотрели  вслед  усталыми  глазами.  После  Рима,  Сиены,  Пизы  и  Флоренции  куда  уместиться  новому  любопытству?


И  даже  когда  приехал  бравый  Труффальдино  с  татуировкой  на  руке,  усадил  нас  чин-чинарем  на  морской  трамвайчик  и  повез  в  город  святого  Марка  по  его  "рабочему"  и  более  широкому  каналу  Джудекка,  сознание  того,  что  я  наконец-то  увижу  -  уже  вижу  -  ту  самую  госпожу  Венецию,  прославленную  на  все  стороны  света  плутом,  стяжателем  и  мечтателем,  не  овладело  мною  сразу,  а  вырастало  постепенно,  по  мере  того,  как  дома  вдоль  канала  выстраивались  и  смотрели  на  нас,  как  на  многих  до  нас.  Так  семьи,  регулярно  гуляющие  с  детьми  в  большом  парке,  посматривают  на  новых  прохожих  на  соседних  аллеях.


Впрочем,  кого-то  я  заприметила  блуждающим  между  этими  домами.  У  меня  есть  приятель  в  венецианской  Джудекке,  старый  друг  моего  детства,  который,  несомненно,  был  бы  рад  меня  видеть,  не  будь  он  так  встревожен  из-за  своей  беды,  вернее  -  из-за  беды  человека,  которого  он  очень  любит.  Панталоне  это,  старый  моряк  Панталоне,  которого  взяли  воспитателем  принца  Дженнаро.  Принц  вырос,  и  теперь  невероятно  чудит.  Ни  с  того,  ни  с  сего  он  погубил  коня  и  сокола,  привезенных  в  подарок  брату  своему,  молодому  королю  Миллону,  с  которым  прежде  был  дружен,  как  Кастор  с  Поллуксом,  а  теперь  еще  и  ходит  весь  сумрачный-печальный  и  вызывает  естественные  подозрения,  так  как  именно  сейчас  готовится  свадьба  брата-короля  с  прекрасной  Армиллой,  которую  сам  Дженнаро  и  похитил  для  брата  у  ее  отца,  могучего  волшебника...Принц  влюблен?  Он  ревнует?  Он  стал  соперником  брата,  которого  прежде  так  чтил  и  любил?  Старина  Панталоне  всем  сердцем  желал  бы  знать  правду,  но  от  него,  как  и  от  всех,  таится  его  непонятный  воспитанник.  Вон,  край  его  плаща  мелькнул  на  другой  стороне  канала,  но  тщетно  ловит  его  взглядом  бедняга  Панталоне.  Для  принца  он  -  друг  и  старый  смешной  слуга,  но  принц  для  него  -  как  дорогой  сын.  Погруженный  в  свои  благородные  думы,  замечает  ли  он,  как  больно  старику  от  его  недоверия?  Я-то  знаю,  в  чем  там  дело,  -  и  вы  тоже,  если  знаете  пьесу  Карло  Гоцци  "Ворон",  -  но  Панталоне  сказать  не  могу.  Тогда  ведь  Дженнаро  придется  еще  тяжелее,  а  на  его  драматическом  пути  и  так  предвидится  довольно  страстей-мордастей.  Нет,  лучше  пусть  все  идет,  как  идет,  покуда  принц  Дженнаро  не  докажет,  какой  он  отличный  парень,  верный  друг  и  брат,  а  хитрый  синьор  Гоцци  -  что  и  детская  сказка  с  самыми  невероятными  ситуациями  может  захватывать  сердца  зрителей,  как  высокая  трагедия.  Так  что  покамест  бедный  Панталоне  мучается  неизвестностью,  а  принц  бродит  один,  продолжая  совершать  безумные  поступки  и  мучась  над  сложным  философским  вопросом.


Пока  я  их  вспоминала,  мы  причалили.


Солнце  приветливо  лезло  в  усталые  глаза.  Со  всех  сторон,  со  стендов  на  набережной  ухмылялись  и  щурились  маски,  значительно  молчали,  как  признанные  красавицы,  и,  как  паяцы,  корчили  рожи  лукавых  мудрецов:  "Купи!  Как  же  не  купишь?!"  -  но  это  были  те  же  самые  маски,  которые  мы  видели  уже  на  таких  же  стендах  и  в  Пизе,  и  во  Флоренции.  Поэтому  зря  они  были  так  уверены,  что  на  них  вот-вот  набросятся  люди,  которые  уже  успели  потратиться  в  долгом  путешествие,  и  которых,  к  тому  же,  предупредили,  что  они  прибыли  в  самый  дорогой  из  городов  Италии.  Да  и  выбрать  сложно,  когда  видишь:  на  тебя  смотрят  все,  но  в  особенности  -  никто.


О  всещедрая  Венеция!  О  гостеприимная  госпожа!  Ты  заботишься  об  удовольствиях  гостей  своих  со  всего  мира  и  заслуженно  оставляешь  себе  их  золото,  но  до  чего  же  измаялся  любимый  сын  твой  Труффальдино!*  Ты  давно  уже  город  туристов  в  большей  степени,  чем  повседневных  жителей,  и  ему  приходится  разделяться  на  десятки,  на  сотни  лиц,  чтобы  везде  успеть,  всем  приезжим  господам  угодить  и  заработать.  Такая  уж  его  судьба  -  труффальдить  до  упаду,  но  упасть  -  Боже  сохрани!  Ведь  проказник  так  знаменит,  что  приезжие,  лишь  оказавшись  в  Венеции,  норовят  везде  именно  его  увидеть.  А  раз  клиент  зовет,  нужно  предстать  перед  клиентом,  но  каждый  раз  -  в  новом  обличье.  Труффальдино  повсюду:  он  и  туристов  водит,  и  стеклянных  лошадок  из  легендарного  венецианского  стекла  у  них  на  глазах  мастерит,  и  сувенирами  торгует,  и  кошельки,  бывает,  тоже  ворует.  И  сколько  не  притворяйся,  что  ты,  мол,  -  не  ты,  всегда  тебя  узнают,  да  ты,  по-моему,  и  сам  не  прочь  благосклонно  быть  узнанным...Смеральдина,  подруга  его,  и  остальная  компания,  тоже  вкалывают  помаленьку,  но  ведь  главный  герой  -  Труффальдино.  По  нраву  ли  парню  такая  жизнь  -  сказать  не  могу,  спрашивать  не  пыталась,  ибо,  как  всем  известно,  правда  из  него  выходит  лишь  при  экстремальных  обстоятельствах.


Венеция  на  один  день  в  большой  группе  проездом  -  это  серьезно,  очень  серьезно  для  первого  знакомства,  когда  нужно  получить  первое,  свое,  а  не  заимствованное,  впечатление  от  города.  Нужно  постараться  увидеть  Венецию  в  целом,  а  как  это  лучше  сделать?  -  дебютировать  в  роли  пассажира  гондолы.  Что  мы  успешно  и  сделали,  поэтому  я  могу  сказать,  что,  несмотря  на  спешку  и  насыщенность  после  прошлых  городов,  видела-таки  Венецию  изнутри.


Путешествие  (первое  путешествие)  на  гондоле  для  меня  -  морская  болезнь  наоборот.  Когда  ковчежик  отдаляется  от  причала,  находит  чувство  восторга,  который  был  бы  совершенно  идиотским,  если  бы  не  был  оправданным.  Я  слышу  непотребный  писк,  пытающийся  воспроизвести  мелодии  классических  баркарол  сперва  -  Чайковского,  затем  -  Оффенбаха,  и  оказывается,  что  это  мое  веселье  поет  таким  голосом  и  совсем  не  боится  позориться.  Ладья  идет  медленно,  чуть  покачиваясь,  кругом  в  воде  шныряет  мелкая  рыбешка.  Гондольеры,  встречаясь,  здороваются  и  переговариваются  между  собой.  Иногда  они  тихонько  напевают.  А  наш  гондольер  свистит.  Он  мужчина  немолодой,  но  мощный,  мог  бы  в  кино  играть  если  не  капитана,  то  выдающегося  боцмана.


Прогулка  на  гондоле  -  это  аттракцион,  когда  зритель,  чтобы  получше  рассмотреть  декорации,  входит  в  них  и  сам  становится  актером.  С  мостиков  и  берегов  на  тебя  глазеют  пешеходные  туристы  -  в  основном  туристы  -  ты  ощущаешь  себя  барыней,  или  того  больше  -  сиятельной  персоной  на  отдыхе.  Делаешь  им  ручкой,  поддразниваешь,  они  тебя  фотографируют,  сопровождающие  лица  говорят  им  успокоительно:  "А  вы  тоже  будете  кататься  на  гондоле".  Ты  приехала  всего  лишь  поглазеть  на  Венецию,  но  ты  -  уже  ее  часть.


Гондола  поворачивает,  и  вот  уже  больше  нет  других  зевак,  ваша  компания  -  наедине  с  домами  Венеции.  Можно  писать  портрет  каждого  дома  -  получилась  бы  галерея  образов  пожилых  дам  в  кружевных  покрывалах,  занятых  своими  делами.  Кто  смотрится  в  зеркало,  кто  глядит  на  проезжих  или  над  их  головами  вдаль,  кто  кормит  голубей,  кто  вяжет,  кто  читает.  Высокая  стопка  книг  лежит  за  окном,  как  в  библиотеке  или  универе,  но  совсем  на  уровне  воды,  и  я  из  гондолы  могу  дотянуться  рукой  до  оконного  стекла,  которое  разделяет  книги  и  воду.  Теперь  ты  уже  не  актриса,  ты  опять  -  зрительница,  пришедшая  за  кулисы  после  спектакля,  когда  уже  все  его  участники  разошлись,  но  декорации  и  реквизит  не  убраны.  Жутковатое  впечатление  наступившего  для  этого  города  "конца  истории":  была  -  могучая  держава,  остались  лишь  декорации,  только  что  с  туристами  и  голубями.  Но  ведь  можно  прочесть  и  по-другому:  какая  могучая  держава  выстояла  в  этом  городе  снов,  не  на  жизнь,  а  на  смерть  в  течении  веков  состязавшемся  с  морем!  Как  хорошо  примерять  здесь  маску  философа,  играть  понятиями:  прочная  иллюзия,  иллюзорная  прочность...и  раз,  и  другой,  исподтишка,  играя,  касается  волны  твоя  ладонь.


Закрытые  жалюзи,  спущенные  шторы:  дома  Венеции  -  молчаливые  дамы.  Впрочем,  нет.  Вот  впереди  особняк  с  балконами.  За  спущенными  шторами  -  голоса:  перебранка  хорошо  слышна  на  сонной  водяной  улице.  Я  прислушиваюсь  -  ну  конечно  же:  "Синьор  Распони  из  Турина  умер!"  -  "А  я  его  внизу  живым  оставил!"  Чтобы  они,  да  утихомирились!  Когда  мы  совсем  близко,  из-за  шторы,  отирая  руки  о  передник,  выбегает  девушка.  Она  тотчас  же  снова  скрывается,  но  я  уже  узнала  Смеральдину.


Гондола  выходит  опять  на  многолюдье  и  скоро  причалит.  Вот  здание  с  флагом  ООН,  а  возле  него  ребята  болтают  ногами  в  воде.  А  что  вон  там  за  очередь?  Тоже  туристы  или,  может  быть,  потенциальные  женихи  гордой  принцессы,  загадывающей  загадки?
C  причала  я  ору  на  прощание  нашему  гондольеру:  "Грацие,  фантастико!",  и  он  отвечает  из  лодки:  "Grazie,  amore!"


Возле  собора  святого  Марка  я  учинила  тревогу,  настойчиво  предупреждая  всех,  кто  поближе,  что  ни  в  коем  случае  нельзя  даже  нечаянно  проходить  между  теми  самыми  двумя  колоннами.  Ибо  есть  поверье,  что  тогда  умрешь  нехорошей  смертью.  Как  дож  Марино  Фальеро,  который  попытался  произвести  в  аристократической  республике  госпереворот,  и  за  то  ему  отрубили  голову.  Но  братья  наши  по  наглости  и  ротозейству,  туристы  со  всего  мира  о  запрете  то  ли  не  слышали,  то  ли  на  него  неустрашимо  начхали:  по  тому  месту  их  ходит  столько,  что  запросто  могли  бы  колонны  снести.  Неисцелимые  туристы!


Cобор,  поблескивающий  золотом  во  тьме,  с  первого  раза  не  очень  понравился.  Слишком  он  напомнил  мне  внутри  Cофию  Киевскую,  а  в  чужой  стране  ждешь  увидеть  что-нибудь  новенькое...и  чтобы  не  будило  тоску  по  дому.  Не  понравился  бы  и  Палаццо  Дукале,  если  бы  мы  не  застали  там  несколько  сценок,  участники  которых  нас  не  видели  и,  верно,  думали,  что  их  не  видят.


В  зале  суда  некий  юноша,  наряженный  как  правовед  времен  Возрождения,  миловидный  и  подозрительно  женоподобный,  волнуясь,  произносил  речь,  пытаясь  убедить  старого  прижимистого  ростовщика  в  непреходящей  ценности  милосердия.  Узнав  оратора,  я  подмигнула  ему,  но  он  точно  меня  не  заметил.  А  в  зале  Cената  сидели  на  своих  местах  все  сенаторы  и  даже  дож  -  уж  не  скажу,  какой  дож  -  с  красным  "рожком"  на  голове,  и  статный  темнокожий  генерал  республики  в  алом  плаще  стоял  перед  ними.  Этому  собранию  государственных  мужей  он  говорил  с  необыкновенным  воодушевлением  о  своей  любви  к  женщине,  о  любви,  рожденной  опасностями  и  жалостью.  Задержалась  бы  послушать,  но  нам  нельзя  было  останавливаться  надолго,  довольно  было  и  услышанного.


А  когда  мы  сидели  в  большом  зале  совета,  и  наш  гид,  сердитая  пожилая  дама  с  рыжими  волосами,  рассказывала  печальную  историю  дожа  Фальеро,  к  ней  приблизилась  вдруг  как  из  картины  вышедшая  или  после  карнавала  потерявшаяся  фигура  в  черной  мантии,  треуголке  и  белой  маске,  скрывающей  лицо  до  подбородка.  Гид  посмотрела  на  нее,  как  на  знакомую,  кокетливо  заулыбалась  и  спросила,  что  угодно.  Тогда  человек  этот  как  нельзя  любезнее  попросил  вывести  его  отсюда,  так  как  он  был  на  балу  и  немного  заблудился.  Она,  усмехнувшись  в  сторону,  показала  ему  выход,  а  после  его  ухода  обратилась  к  нам.


-  Это  знаете  был  кто?  Призрак  Казановы.  Все  не  может  забыть,  как  он  сбежал  из  тюрьмы.  Очень  гордится  своим  планом,  и  как  ему  тогда  повезло.  Только  ему  могло  так  повезти:  он  был  очень  умный  и  интеллигентный.  Поэтому  мы  его  не  обижаем.  Я  вам  расскажу  все,  как  он  сделал,  и  вы  тоже  теперь  пойдете  в  тюрьму.  -  И  повела  нас  к  мосту  Вздохов.


В  конце  дня  забрели  мы  опять  на  площадь  святого  Марка.  Здесь  играл  оркестрик,  гости  кормили  голубей,  и  я  подумала,  что  все  мы  -  такие  же  ненасытные  голуби  в  этом  городе.  Мне  стало  весело,  и  я,  заприметив  изображение  Марка  на  колокольне,  махнула  ему  рукой:  "Чего  там  сидишь?  Слезай,  потанцуем!"  Марко  слез,  и  мы  с  ним  протанцевали  смесь  танго  и  хип-хопа  так,  что  видевшие  рукоплескали...жаль,  у  папы  моего  опять  кадры  закончились.


Выходили  мы  из  города  уже  по  Большому  каналу  и  тут  насмотрелись  и  на  мост  Риальто,  и  на  череду  дворцов  во  всей  красе.  Хозяйка  теперь  дразнила  нас  тем,  что  мы  могли  бы  увидеть  лучше,  если  бы  остались  дольше.  Но,  когда  попутчики  заохали:  где  еще  видано  такое  чудо?  -  я  проворчала,  что  не  люблю  города,  где  так  мало  деревьев.  Следовало  быть,  конечно,  вежливее  и  благодарнее,  отзываясь  о  городе  святого  Марка,  но  не  довольно  ли  захвалили  и  обогатили  яснейшую,  чтобы  она  слишком  привыкла  к  похвалам?


Выйдя  из  катера,  я  оглянулась:  мадонна  Венеция  стояла  над  морем  и  прощалась  с  нами.  Солнце  гладило  ее  золотые  волосы,  разноцветная  шаль  развевалась  в  ее  вытянутых  руках  и  даже  издали  можно  было  не  увидеть,  а  угадать,  как  играет  улыбка  победоносной  обольстительницы  на  свежем  лице  ее.

*Мы  помним,  что  Труффальдино  -  из  Бергамо  и,  следовательно,  приемный  сын  Венеции.  Но  он  давно  уже  принят  ею,  как  свой.

Декабрь  2010  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031663
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 27.01.2025


День во Флоренции. Путевой очерк

Путевой  очерк  о  путешествии  во  Флоренции  в  августе  2010  г.  Ранее  выложен  в  ЖЖ.  Содержит  литературные  ассоциации.
Считается,  что  Беатриче  Портинари  на  самом  деле  похоронена  в  другом  месте,  но  в  церкви,  о  которой  здесь  идет  речь,  туристам  показывают  ее  надгробную  плиту,  из-за  которой  и  появился  этот  очерк.




Как  известно,  Флоренция  -  "город  цветов".  Цветы  орнаментов  вьются  по  стенам  флорентийских  соборов,  цветы  человеческого  духа  живут  во  флорентийских  музеях,  цветы  богатства,  тщеславия  и  приятных  мелочей  сверкают  на  Золотом  мосту  и  цветы  просто  так,  с  лепестками  и  листьями,  лежат  на  могиле  женщины,  которая  была  любима  поэтом  Данте  Алигьери.


Церковь  маленькая,  фасад  суров  и  скромен  -  голая  стена,  вход  без  особых  ожиданий  легко  принять  за  очередной  подъезд  старинного  дома  на  старинной  улочке-щелке,  козырек  со  свисающим  фонариком  особенно  располагает  к  такому  уверенному  самообману.  Можно  представить  себе,  что  ныряешь  в  пещеру  или  в  подземелье  замка  -  но  это  уж  дело  воображения.


Внутри  там  тоже  без  чрезвычайных  ухищрений,  а  те,  что  есть,  украшения  живут  при  свете  Благодати,  но  не  при  ярком  освещении.  Алтарная  картина  -  работы  художника  XV  века  Нери  ди  Биччи:  мадонна  с  младенцем  на  троне,  окруженная  святыми  женами  как  придворными  дамами,  и  в  ногах  у  нее,  между  двумя  ангелами,  стоящими  на  коленях  -  картина  в  картине,  маленькая  сцена  распятия  с  мадонной  и  плачущим  святым  Иоанном  на  золотом  фоне.  У  левой  стены  -  маленький  боковой  алтарь,  над  ним  -  горельеф  со  сценой  Рождества  и  под  ним  -  могила  Беатриче  Портинари.


Церковь  посвящена  Святой  Маргарите,  но,  как  гласит  табличка,  столь  же  официально  называется  "церковью  Данте",  и  не  менее  официально  в  народе  -  "церковью  Данте  и  Беатриче".  А  могла  бы  называться  она  и  "церковью  троих",  или  "церковью  треугольника",  так  как  находилась  под  покровительством  семьи  Донати,  и  жена  Данте,  Джемма  Донати,  видимо,  тоже  была  погребена  здесь.


В  убранство  церкви  входят  три  картины  на  темы  великой  любви  Данте.  На  двух  -  встречи  Данте  и  Беатриче  у  дверей  этой  церкви.  На  третьей  -  новобрачная  мадонна  выходит  из  нее  же  на  сияющую  улицу  под  руку  с  мужем,  им  сыплет  под  ноги  цветы  девочка,  которая  наверняка  бегала  по  улицам  Флоренции  не  в  XIII,  а  в  20-е  годы  ХХ  века,  со  всех  сторон  все  любопытствует  и  ликует,  и  красная  фигура  Данте  удаляется,  прижав  к  губам  книгу  как  свирель.


Три  главных  героя  всех  картин  -  Данте,  Беатриче  и  вход  в  эту  церковь,  впускавший  их  обоих,  но  вместе  -  никогда.  Их  обоих  венчали  здесь,  но  не  венчали  друг  другу.  По  сохранившейся  традиции  венчают  в  приходской  церкви  невесты.  Значит,  этот  порог  переступали  обе  его  суженые  -  и  воспетая,  и  обойденная  молчанием.


Вот  и  все.  Но,  если  бы  нужно  было  выбрать  самое  сильно  впечатление  от  первого  визита  во  Флоренцию,  из  всего  встреченного  и  увиденного  я  выбрала  бы  "Церковь  Данте  и  Беатриче".  Меня  никто  не  предупреждал,  что  я  увижу  ее.  Нас  завели  туда  всего  на  пару  минут  утром  между  беглым  осмотром  других  достопримечательностей,  каждая  из  которых  была  достойна  большего.  Но  эта  пара  минут  неожиданно  тронула  меня  почти  до  слез,  и,  хотя  впереди  был  день  в  цветочном  городе,  я  дала  себе  слово  не  забыть  сюда  вернуться.


Что  в  этой  церкви  главная  ловушка  -  в  ней  играет  музыка.  Подумаешь!  -  нет,  не  орган  и  не  духовные  песнопения,  а  инструментальная  светская  музыка  в  записи.  Она  могла  бы  быть  в  каком-то  фильме,  название  которого  ты  забыла  сто  лет  назад.  Мелодия  из  тех,  которые  называют  "Рассвет",  "Пробуждение",  "Встреча  с  любовью".  Медленно  распускается  большой  цветок.


И  действует  это  как  последняя  капля  зелья,  создающего  очарованное  пространство  "церкви  Биче".  Не  одна,  понятно:  в  сочетании  с  полумраком,  картиной,  где  девушка  протягивает  руку  молчащему  мужчине,  живыми  цветами  на  могильной  плите  и  чувством,  что  теперь  и  ты  здесь,  и  это  то  самое  место  -  все  они  размягчают  вдруг  твое  сердце,  уже  заранее  готовое  открыться  для  долгожданных  и  удивительных  переживаний.  Ты  заготовила  мешок  восторгов,  как  мешок  новогодних  подарков;  его  тесемки  развязаны,  и  почти  все  содержимое  грозит  вырваться  и  осесть  здесь,  у  ног  донны  поэта.  А  ведь  впереди  еще  боги  и  герои.


Один  наш  день  во  Флоренции  стоит  отчета  в  нескольких  главах.  Обычно  посетители  этого  города  жалуются  на  постоянный  дождь  -  но  флорентийское  солнце  милостиво  улыбнулось  нам  и  позволило  увидеть,  должно  быть,  максимум  того,  что  уместилось  бы  в  один  день.  Утром  мы  были  перед  Санта  Мария  дель  Фиоре  и  видели,  как  она,  словно  травы  и  лилии,  тянется  ввысь,  в  прохладный  воздух.  Внутри,  в  самом  соборе,  на  месте  преступления  я  слушала  историю  о  братьях  Лоренцо  и  Джулиано,  о  заговоре  Пацци  и  семнадцати  ударах  кинжалами  в  святой  день,  о  брате  убитом  и  брате-мстителе.  Я  видела  Барджелло,  глядящий  верхними  окнами,  как  равнодушными  глазами,  и  с  рядом  каменных  арок,  вызывающим  мысль  о  пустых  крючках,  под  крышей,  видела  дом,  где  жил  молодой  Микеланджело  и  две  его  скульптуры  через  музейное  окно,  одну  из  них  -  Вакха  навеселе,  высокомерно  подставившего  спину  жадным  или  равнодушным  взглядам.  На  площади  Синьории  среди  статуй  и  "живых  статуй",  гримасничавших  в  белых  балахонах,  мы  видели  специально  отмеченный  кружок,  где  с  собратьями  своими  был  задушен  и  сожжен  брат  Джироламо  Савонарола,  по  призыву  которого  ранее  здесь  же  сжигали  как  "суеты  и  анафемы"  детей  духа  человеческого.  Я  поймала  ненавидящий  взгляд  Давида  в  сторону  Геркулеса  работы  Бандинелли,  врага  создателя  его.  Геркулес  с  жалким  видом,  но  все  же  хорохорится  перед  Давидом,  даром  что  Давид  -  копия,  а  он  -  оригинал.


Бронзовый  кабан,  если  сойдет  со  своего  места,  не  может  войти  в  собор  Санта-Кроче,  но  может  заглянуть  в  двери,  а  человек  может,  приласкав  кабанчика  и  пожелав  себе  счастья,  пойти  в  Санта-Кроче,  осмотреть  там  витражи  и  гробницы  славных.  Мы  осмотрели  витражи  поздоровались  с  Россини,  поклонились  Микеланджело  и  купили  книжечку  с  репродукциями  разных  "Благовещений".  Ненадолго,  но  зашли  в  капеллу  принцев,  а  затем  -  в  Новую  ризницу,  что  называется  "поздороваться":  над  могилой  тех  же  контрастных  братьев,  везучего  и  не  столь  удачливого,  я  шепотом  читала  стихи  везучего  о  прекрасной  молодости,  потом  повернулась  к  скульптурам  Микеланджело  и  об  одной  из  них  сказала  то,  что  увидела:  "Дышит".


В  один  день  повезло  увидеть  оба  главных  художественных  музея  Флоренции  и  с  помощью  двух  отличных  гидов.  По  Уффици,  как  и  по  городу  нас  водила  Ира,  у  которой  было  много  терпения  и  очень  добрые  черные  глаза.  Мы  с  ней  вошли  в  галерею,  как  в  цветущий  сад  с  августовской  улицы,  обошли  всех  садовников  -  от  Джотто  до  Веронезе  и  дальше,  и  впервые  в  жизни  я  сидела  на  лужайке  посреди  волшебного  леса  Боттичелли,  разглядывая  его  жителей  в  их  доме.  А  в  придачу  к  ангелам,  нимфам  и  богиням  в  галерее  Уффици  обнаружился  настоящий  сатир,  сидящий  при  выходе  на  продаже  книг  и  фильмов.  Он,  конечно,  для  отвода  глаз  был  переодет  современником  и  всячески  демонстрировал  хорошие  манеры,  но  выдавал  сатирическую  натуру  по  повышенной  эмоциональности  и  разговорчивости.  И  это  была  находка,  чтобы  попрактиковать  начатки  итальянской  разговорной  речи,  потому  что  даже  краткую  деловую  фразу  он  не  мог  оставить  без  ответа.


Галерея  Питти  напоминает  мне  киевский  музей  западного  и  восточного  искусства  имени  супругов  Ханенко.  Идея  та  же  -  картины  в  интерьерах,  картины  -  хозяева  жилого  дома  и  принимают  вас  в  гостях.  Но  в  Киеве  это  богатый  дом,  а  галерея  Питти  во  Флоренции  -  это  дворец.  Ее  открыла  для  нас  дщерь  флорентийская  Ванесса,  красноречивая  и  великолепная.  Она  могла  бы  играть  в  кино  -  любопытного,  обаятельного  и  бесстрашного  детектива-искусствоведа,  или  (по  совместительству)  подругу  отважного  борца  с  мафией.  Было  видно,  что  она  любит  то,  о  чем  рассказывает  и  хочет  всем  объяснить,  почему  любит.  Ванесса  рассказывала  очень  просто,  но  в  то  же  время  профессионально,  показывая,  "как  сделана"  каждая  картина  и  чем  она  замечательна,  не  забывая  посвящать  нас  в  подробности  личной  жизни  авторов  и  моделей.


-  А  вот  это,  видите,  покровитель  Рафаэля,  кардинал  Бибиенна.  Он  хотел,  чтобы  Рафаэль  женился  на  его  племяннице.  Рафаэль  не  женился,  потому  что  любил  Форнарину  -  молодец!


А  это,  взгляните  сюда,  еще  портрет  работы  Рафаэля.  Это  его  страсть.  В  Сиене  Рафаэль  встретил  девушку.  Они  полюбили  друг  друга.  Потом  он  приехал  в  Рим,  она  тоже  случайно  туда  приехала.  ...А  почему  она  так  одета?  Это  же  невеста  римская.  В  конце  девятнадцатого  века  мы  нашли  документы,  из  которых  следует,  что  они  тайно  венчались.  А  вот  еще  видите  -  жемчуг  у  нее  в  волосах?  Как  будет  жемчуг  по-гречески?  знаете?  нет,  перл  -  это  по-латыни,  а  по-гречески?  кто  знает?  Маргарита,  молодец!  И  еще,  Рафаэль  умер  -  это  тихонько  нужно,  конечно,  сказать  -  Рафаэль  умер  от  сифилиса,  и  Форнарина  тоже,  и  некоторые  -  не  все,  но  некоторые  -  ученые  считают,  что  она  похоронена  там  же,  где  он.


Я  впервые  видела  так  близко  лицо  Маргариты  в  покрывале.  Лицо  стесняющейся  нежной  девушки.


Но  самое  главное,  что  сюда  уже  приехал  и  нас  ожидал  неистовый  живописец  синьор  Микеле.  В  двух  галереях  разместилась  выставка  "Караваджо  и  караваджисты  во  Флоренции".


На  экскурсии  в  Уффици  я  впервые  видела  в  большом  количестве  произведения  маньеристов  -  идейных  противников  Караваджо.  Не  могу  сказать,  чтобы  они  вовсе  не  заинтересовали  или  смертельно  раздражили  меня.  Но  довольно  скоро  я  заметила,  что  работы  маньеристов,  несмотря  на  все  причуды,  как-то  однообразны  и  даже  кажутся  написанными  одним  художником,  тогда  как  работы  Караваджо  своеобразны  и  всегда  имеют  сказать  свое  слово.  В  залах  маньеристов  я  видела  стены,  покрытые  картинами.  На  картинах  Караваджо  я  вижу  других  людей  "в  окна".  Иногда  они  видят  также  меня,  и  некоторые  даже  бывают  не  прочь  со  мной  "поразговаривать".  Но  главное,  что  мне  нравится  в  его  картинах  -  то,  что  я  люблю  и  в  жизни:  луч  света,  преображающий  темноту.  Порой  можно  даже  почувствовать  тепло  этого  луча  чуть  ли  на  своих  щеках  -  такое  на  минуту  произошло  со  мной  в  римской  церкви  при  встрече  с  "Призванием  Матфея".


В  Уффици  из  картин  основоположника  была  кричащая  Медуза,  а  остальные  -  братцы  и  сестрицы  караваджисты,  которые  не  только  манеру  основоположника  передали,  но  и  сюжеты  его  себе  облюбовали,  а  некоторые  даже  превзошли  мастера  в  том,  что  касается  "пострашнее",  так  что  от  некоторых  изображенных  ими  сцен  насилия  человека  над  братом  своим  без  должной  моральной  подготовки  можно  стать  заикой  на  два  часа  пятнадцать  минут.  Больше  работ  самого  Караваджо  было  в  галерее  Питти:  еще  один  Вакх,  Амур  спящий  или  мертвый  и  остросюжетная  картина  "Зубодер".  Смысл  ее  в  том,  чтобы  показать  со  стороны  граждан,  наблюдающих,  каждый  -  в  своей  манере,  за  пациентом  и  "стоматологом".  Рекомендуется  к  просмотру  лицам,  уверенным  в  крепком  здоровье  своих  зубов.


А  когда  мы  после  галереи  шли  обратно  мимо  разных  лавочек  по  направлению  к  Золотому  мосту,  "Маленький  больной  Вакх"  подмигнул  мне  с  какого-то  полотенца.
Боги  и  герои,  нимфы  и  лешие,  духи  и  люди  плясали  вокруг  нас  целый  день,  то  расширяя,  то  сжимая  кольцо  и  приглашая  присоединиться  к  пляске.  На  площади  Республики  летала  карусель,  полная  детишек,  такая,  словно  сошла  с  картинки  в  книжке  -  я  знала,  что  именно  такой  она  должна  быть,  и  все-таки  увидела  ее  впервые  -  но  на  нее  уже  не  было  ни  сил,  ни  кадров.




На  исходе  насыщенного  дня  я  настояла  на  том,  чтобы  вернуться  в  церковь  Беатриче  и  Данте.  Найти  ее  оказалось  несложно,  так  как  сворачивать  во  флорентийском  центре  приходилось  все  время  под  прямым  углом.  Был  еще  риск,  что  она  уже  закрыта,  -  но  церковь  была  открыта,  и  музыка  все  так  же  играла  в  ней.
Куда  как  к  месту  было  бы  обозвать  ее  заезженной  шарманкой,  но  мне  хотелось  не  этого,  а  присесть  на  скамью  и  послушать....


...  Не  знаю,  бывает  ли  и  у  вас  такое:  действительность,  о  которой  знаешь  только  с  чужих  слов  -  например,  читаешь  -  отчасти  приравнивается  к  вымыслу.  Они  как  бы  тонут  в  одном  облаке  чужого  рассказа,  сквозь  которое  я  смотрю  на  них.  Подобно  тому,  как  в  историческом  романе  "реальные"  лица  общаются  с  "вымышленными",  но  те  и  другие  -  такие,  как  представляет  их  автор;  читая  без  подготовки  и  полностью  ему  доверившись  их  можно  даже  смешать.  Можно  всегда  знать  о  существовании  какого-то  человека,  но  встретив  его  в  жизни  поймать  себя  на  том,  что  удивляешься:  так  он  существует  на  самом  деле?  Или,  если  этот  человек  был  давно  до  тебя,  лишь  попав  в  его  страну,  его  дом,  увидев  его  вещи,  вполне  понять:  он  был,  и  его  книга,  которую  ты  читала,  не  "сочинилась  без  автора".


Я  много  лет  знала  о  чувстве  Данте  к  Беатриче,  и  со  слов  других,  и  с  его  собственных,  но  только  когда  я  попала  в  церковь  Беатриче  эта  история  обрела  для  меня  реальность,  и  очень  хрупкую,  к  которой  хотелось  отнестись  нежно  и  позволить  ей  увлечь  себя...


Все  мои  мысли  об  этой  любви  не  вмещаются  в  пять  или  десять  минут,  проведенных  в  той  церкви  августовским  вечером,  когда  нужно  было  спешить  в  гостиницу.  Разве  что  можно  было  их  вспомнить.  Но  я  успела  передумать  их  раньше,  и  все  обрушу  сюда.




Боккаччо  в  своей  биографии  Данте  пишет,  что  тот  в  зрелые  годы  "очень  стыдился"  книги  "Новая  жизнь"  -  своих  комментированных  сонетов  к  Беатриче.  Сам  Боккаччо  тут  же  заявил,  что  книжечка  "все  же  полна  красот  и  будет  нравиться  читателям,  особенно  не  слишком  искушенным"  (С).  Хотел,  должно  быть,  и  указать  на  строгость  самооценки  мэтра,  и  поддержать  эту  оценку  на  правах  знатока,  но  восхищенного.  Для  наших  дней  "большеротик"  не  угадал.  Книжечка  вышла  на  гурмана  или  на  того,  кто  пожелает  им  казаться:  язык  символов  хорош,  но  с  пояснениями  -  еще  лучше,  сплошные  видения  и  встречи  как  видения,  рассказ  о  любовных  переживаниями  перемежается  с  теорией  литературы:  "Этот  сонет  делится  на  четыре  части  ..."


Так  сразу  и  не  поймешь,  о  чем  эта  странная  книжечка.  О  теразаниях  неразделенной  любви?  О  неловкостях  влюбленного  чудака  и  мужании  человека  через  страдание?  Или  о  становлении  поэта?


Если  необходимо  сравнение,  я  бы,  наверное,  рискнула  увидеть  в  "Новой  жизни"  предшественника,  например,  "Доктора  Живаго".  Тоже  роман  поэта  о  поэте,  тоже  -  утраченная  любовь,  тоже  -  история  о  том,  из  чего  рождаются  стихи.  Тоже  -  роман  как  бы  "для  этих  стихов",  и  они  становятся  самым  любимым  в  этом  романе.


Я  люблю  "Новую  жизнь"  за  нечто,  что  меня  в  ней  заинтересовало.  Данте  известен  нам  как  человек  гордый  -  и  по  произведениям,  и  по  портретам,  и  по  народным  анекдотам.  Если  он  и  мог  плакать  и  преклонять  колени,  слава  его  гордости  велика.  Но  его  смирение  прежде  всего  сказывается  в  истории  любви  к  Беатриче,  и  как  для  меня  оно  поразительно.


Он  бы  мог,  наверное,  проклясть  ее,  после  того,  как  она  над  ним  насмеялась  при  людях.  Мог  обидеться  на  нее,  как  после  обиделся  на  Флоренцию.  Насмеяться  как-нибудь  так,  чтобы  эта  насмешка  затмила  прежние  баллаты,  канцоны  и  сонеты.  Кто  осудил  бы  его  после  такого  легкомысленного  и  грубого  ответа  мадонны  на  его  обожание?  -  напротив,  многие  неглупые  и  не  черствые  душой  люди,  узнавшие  позднее  его  историю,  предпочли  бы,  чтобы  он  поступил  так.  Но  он  предпочел  хранить  эту  любовь,  причинившую  ему  горе.  Вместо  обиды  и  забвения  он  плакал  вместе  с  ней,  только  стоя  за  стеной,  когда  умирал  ее  отец.


Он  даже  как  будто  не  сделал  ничего,  чтобы  положение  хоть  немного  изменилось  -  хотя  бы  ее  мнение  о  нем.  Зачем  не  отослал  он  ей  сочиненную  для  нее  баллату?  Зачем  он  хотел  хранить  ей  верность  даже  после  ее  смерти,  и,  когда  увидел,  что  другая  женщина  жалеет  его  и  сам  потянулся  к  той  женщине  сердцем,  запретил  себе  это  новое  влечение,  как  преступную  слабость?


Правда,  в  трактате  “Пир”  он  рассказывает,  как  на  место  любви  к  умершей  Беатриче  пришла  любовь  к  другой  даме  –  Философии.  И,  так  как  в  “Новой  жизни”  появляется  сострадательная  дама,  комментаторы  полагают,  что  вначале  конец  “Новой  жизни”  был  другим,  Но  в  “Пире”  он  называет  умершую  Беатриче  блаженной  и  прославленной  и  выражает  веру  в  то,  что  после  этой  жизни  перейдет  в  другую,  где  живет  теперь  она.


Он  долго  прятался  за  "Донн  Защиты",  служивших,  не  зная  об  этом,  прикрытием  его  истинного  чувства.  Он  был  женолюбив,  и  кто-то  из  его  женщин  принес  ему  радость,  за  которую  он  даже  был  благодарен,  но  символом  своего  спасения  в  жизни  вечной  сделал  ту,  кто  обидел  его.


Видимо,  благодарность  пересилила  обиду.


Что  за  странный  дар  судьбы  -  неразделенная  любовь?  Какое  от  нее  благо?  Зачем  ее  ценят  и  охраняют  более  ревниво,  чем  данное  в  руки  простое  счастье?


Данте  считал,  что  поклон  Беатриче  и  возможность  писать  стихи  о  ней  -  это  его  благословение.  И  благословением  ей  ответил.  Это  был  непрошеный  дар.  Беатриче,  кажется,  совсем  не  было  нужно  и  даже  сердило  его  поклонение.  Может  быть,  способность  вызывать  любовь  уберегает  человека  от  каких-то  несчастий?  Но  от  каких,  если  другие  несчастья  настигают  его?  Беатриче  умерла  от  родов  в  двадцать  четыре  года.  Может  быть,  за  способность  быть  любимым,  человеку  прощаются  какие-то  грехи?  Ценен  дар  нечаянный.


Может  быть,  вся  история  Данте  и  Беатриче  -  о  том,  как  люди,  встретившись  в  жизни,  могут  одарить  друг  друга.  Беатриче  -  "та,  кто  благословляет",  а  Данте,  как  читает  его  имя  Боккаччо,  -  "тот,  кто  тебя  одаряет".  Он  щедро  одарил,  но  как  причудливо  его  благословили...


Если  поэт  обессмертил  имя  своей  музы  и  могуществом  слова  поднял  ее  к  престолу  Богородицы,  другие  поэты  не  обязаны  разделять  его  влюбленное  мнение.
Поэтесса  моей  страны  Леся  Украинка,  заступница  отвергнутых  женщин,  в  стихах  "Забута  тінь"  строго  пристыдила  Данте  за  небрежение  к  законной  жене  и  матери  четверых  детей  его  Джемме  Донати,  которая  была  его  спутницей  на  земле,  но  не  удостоилась  от  мужа  ни  строчки  в  бессмертных  творениях.


"Так,  вірна  тінь!  А  де  ж  її  життя,
Де  власна  доля,  радощі  і  горе?
Історія  мовчить,  та  в  думці  бачу  я
Багато  днів  смутних  і  самотних,
Проведених  в  турботному  чеканні,
Ночей  безсонних,  темних,  як  той  клопіт,
І  довгих,  як  нужда,  я  бачу  сльози...
По  тих  сльозах,  мов  по  росі  перлистій,
Пройшла  в  країну  слави  -  Беатріче!"  (С)


Cправедливое  негодование,  хотя  не  вполне  обоснованное  фактами:  cупруга  Данте,  по-видимому,  его  товарищем  в  странствиях  не  была,  но,  по  свидетельству  Боккаччо,  спасла  от  разграбления  часть  имущества  под  тем  предлогом,  что  это  было  ее  приданое.  Правда,  синьор  Джованни,  как  и  Леся,  наверняка  не  знает,  но  пытается  строить  предположения,  только  в  обратную  сторону:  к  несчастной  покинутой  супруге  божественного  поэта  он  куда  как  менее  расположен.


Есть  также  мнение  комментаторов,  что  сострадательная  дама  из  “Новой  жизни”  -  это  Джемма  Донати,  и  тогда  она  перестает  быть  “забытой  тенью”.


Анна  Андреевна  Ахматова  позволила  себе  поэтически  съязвить  насчет  того,  что  музы  великих  поэтов,  как  правило,  недостойны  их  по  своим  талантам:  "Могла  ли  Биче  словно  Дант  творить,  Или  Лаура  жар  любви  восславить?"  (С)


И  уж  не  в  пику  ли  величавой  и  недосягаемой  возлюбленной  Данте,  которая  не  говорит,  а  только  великолепно  шествует  и  умопомрачительно  кланяется,  Шекспир  дал  ее  имя  неугомонной,  болтливой  и  дерзкой  на  язык,  но  любящей  своих  близких  и  остро  переживающей  несправедливость  девице,  которая  сама  ищет  любви  шикарного  и  недоступного  Бенедикта,  но  слишком  горда,  чтобы  в  этом  признаться  без  игры  слов.  Зато  когда  эта  пара  во  всех  отношениях  достойных  друг  друга  изысканных  возлюбленных  таки  соединится,  благородный  Бенедикт  окажется  по  уши  благословенным.  И  оправдает  свое  имя.:)


Но  насчет  совпадения  имен,  оказывается  –  вряд  ли  это  нарочно.  Для  тех,  кто  знаком  с  произведениями  обоих  поэтов,  версия  привлекательна  –  она  как  бы  напрашивается  из-за  того,  что  оба  они  знамениты-  но  все-таки  эта  связь  считается  маловероятной.  Произведения  Данте  знал  и  хвалил  Чосер,  но  в  ренессансной  Англии  они  были  известны  слишком  мало.  Полагают,  что  Шекспир  мог  что-то  знать  от  Джона  Флорио,  переводчика,  также  учившего  итальянскому  графа  Саутгемптона.  Но,  чтобы  ассоциация  была  успешно  обыграна  в  пьесе,  желательно  ведь,  чтоб  у  аудитории  пьесы  она  легко  возникла…  Остается  быть  довольной  тем,  что  она  возникает  у  читателей  позднейших  эпох  без  длительного  приглашения.


Раздумывая  о  таком  странном  для  меня  отсутствии  гнева  Данте  по  адресу  Беатриче  и  его  неизменном  перед  ней  благоговении,  я  для  себя  решила,  что,  возможно,  есть  какие-то  обстоятельства,  которые  все  проясняют,  но  Данте  деликатно  умалчивает  о  них.  Вот  как  неясно  говорит  он  об  обстоятельствах  смерти  Беатриче:


"И  хотя,  быть  может,  было  бы  желательно  ныне  рассказать  нечто  об  ее  уходе  от  нас,  однако  нет  у  меня  намерения  рассказывать  об  этом  по  трем  причинам:  первая  -  та,  что  это  не  относится  к  настоящему  сочинению  (...);  вторая  -  та,  что  (...)  язык  мой  не  сумел  бы  рассказать  об  этом,  как  надлежало  бы;  третья  -  (...)  не  пристало  мне  рассказывать  об  этом,  потому  что,  рассказывая,  пришлось  бы  мне  восхвалять  самого  себя,  каковая  вещь  до  крайности  позорна  для  того,  кто  делает  ее;  и  поэтому  я  оставляю  рассказ  об  этом  другому  повествователю"  (С).


Любопытной  любопытно,  что  значит  здесь  "восхвалять  самого  себя"?  Может  быть,  какое-то  подобие  объяснения  все-таки  состоялось,  или  Данте  иначе  узнал,  после  ее  смерти  или  раньше,  что  Беатриче  пожалела  о  таком  своем  поведении?  Или  даже  что  она  не  была  не  так  уж  безразлична  к  нему?  А  ну  как  он  в  конце  концов  тронул  ее  сердце?  -  так  ведь  нельзя  было  открыто  показать  этого.  Или  даже  он  просто  хотел  верить,  что  она  пожалела.  Можно  навертеть  в  уме  кучу  сцен:  как  Данте  получает  последний  привет  от  Беатриче.  Мелодраматично  получается  (у  меня),  но  жизнь  иногда  любит  мелодрамы.  Дальше  этого  я  в  их  тайну  не  полезу:  может  статься,  ее  и  не  было.


А  может  быть,  несчастливая  любовь  -  это  дар,  который  создает  поэтов?  Из  тех,  кто  может  ими  стать.  Ведь  когда  ты  долго  молчишь,  а  потом  решаешь  заговорить,  уже  не  можешь  сказать  какими  угодно  словами?


Может  быть,  Данте  не  мог  иначе  смотреть  на  Беатриче  потому  только,  что  его  голос,  проснувшийся  благодаря  ей,  запрещал  ему  это,  и  внезапно  замолчать  было  все  равно,  что  источнику  живой  воды  -  вдруг  остаться  пустым?
Как  бы  то  ни  было,  нечаянный  дар  благодатной  донны  ее  поэту  зачелся  ей  и  был  стократ  возвращен  ей  его  нарочным  даром.  Конец  философии.



В  углу  на  столике  в  церкви  Беатриче  я  заметила  книжечку,  посвященную  церкви  в  единственном  экземпляре.  За  столиком  сидела  симпатичная  бабуля...то  есть  приятная  пожилая  синьора,  и  я,  конечно,  решила,  что  она  продает  эту  книгу.  Подошла,  поинтересовалась  ценой.  Спросила  и  о  картинах,  выставленных  в  церкви.  Кроме  картин  на  темы  любви  Данте  там  вдоль  стен  были  размещены  картины  на  темы  из  жизни  Иисуса  в  милой  мне  манере  наивной  живописи  -  как  детские  рисунки.  Наверняка  это  временная  выставка.  "Не  скажете  ли,  кто  автор?  -  "Я".


Остолбенелая  я  выразила  синьоре  восторги,  и  между  нами  произошел  оживленный  и  исполненный  взаимного  уважения  разговор,  в  котором,  боюсь,  каждый  из  собеседников  слышал  больше  себя,  чем  другого.  Оказалось,  что  художницу  зовут  Бьянка  Нелли,  и  кроме  этих  картин  у  нее  есть  также  серия  работ,  посвященных  Пиноккио.  (Знаю  ли  я,  кто  это?  -  еше  бы.  Я  даже  знаю,  кто  такой  Буратино,  но  это  не  суть).  Книжечку  репродукций  своих  картин  из  пиноккийской  жизни  синьора  Нелли  тут  же  любезнейшим  образом  подарила  мне,  а  также,  уступив  моим  настояниям,  подписала  купленную  книжечку  о  церкви,  сочинение  приходского  священника.  (Зачем  подписать?  -  Cейчас...слово  забыла...чтобы  не  забывать,  вот.  -  И  так  она  и  подписала:  "Чтобы  не  забывать"  с  датой.  Надо  было  просить  у  нее  автограф  на  ее  книге,  а  не  на  книге  падре.  Но  я  не  сообразила  этого  от  радостного  волнения).  Наверное,  мы  могли  бы  еще  побеседовать,  но  становилось  уже  отвратительно  поздно,  и  пришлось  отбыть  в  гостиницу,  предварительно  попрощавшись  и  с  добродушной  художницей,  и  с  мадонной  Беатриче,  которая  к  прочим  своим  заслугам  познакомила  меня  с  ней.

Декабрь  2010  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031552
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 26.01.2025


John Lyly. Sappho's Song. Перевод

Оригинал:


Sappho's  Song


O  cruel  Love,  on  thee  I  lay
My  curse,  which  shall  strike  blind  the  day;
Never  may  sleep  with  velvet  hand
Charm  thine  eyes  with  sacred  wand;
Thy  jailors  shall  be  hopes  and  fears;
Thy  prison-mates  groans,  sighs,  and  tears;
Thy  play  to  wear  out  weary  times,
Fantastic  passions,  vows,  and  rimes;
Thy  bread  be  frowns  ;  thy  drink  be  gall,
Such  as  when  you  Phao  call;
The  bed  thou  liest  on  be  despair,
Thy  sleep  fond  dreams,  thy  dreams  long  care;
Hope,  like  thy  fool,  at  thy  bed's  head,
Mock  thee,  till  madness  strike  thee  dead,
As,  Phao,  thou  dost  me  with  thy  proud  eyes;
In  thee  poor  Sappho  lives,  for  thee  she  dies.

Мой  перевод:

Джон  Лили.  Песня  Сафо

Любовь  жестокая!  Тебя
Прокляв,  лишаю  света  дня.
Пусть  глаз  твоих  приятный  сон
Не  тронет,  чар  своих  лишен,
Надежда,  страх  –  тебя  запрут,
Стон,  вздохи,  плач  –  не  отойдут.
Играй,  чтоб  время  занимать,
Страсть  выдумать,  стишки  кропать.
Да  ешь  ты  горечь,  желчь  да  пьешь,
Когда  Фаона  призовешь.
Ложись  в  отчаянья  постель
И  только  снам  тревожным  верь.
Надежде  пусть  –  тебя  дразнить,
Безумию  –  тебя  убить,
Как  убиваешь  ты  меня,  Фаон,  гордец,
В  тебе  –  жизнь  САфо,  для  тебя  –  ее  конец.

Перевод  25.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031551
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 26.01.2025


Ідея імперії як засобу підтримки миру у творах Данте Аліг’єрі. Стаття



Опубліковано:  Право  і  суспільство,  №2/2023,  с.  271-278.

DOI  https://doi.org/10.32842/2078-3736/2023.2.2.39

УДК  341.1/8


Ідея  імперії  як  засобу  підтримки  миру  у  творах  Данте  Аліг’єрі

                   Розглядається  розвиток  ідеї  імперії  як  універсальної  світської  влади  у  творах  великого  поета  і  мислителя  Данте  Аліг’єрі  (1265–1321).  Найдетальніше  ця  ідея  обґрунтована  ним  у  трактаті  «Монархія»,  але  присутня  і  в  інших  творах  Данте  –  у  трактаті  «Бенкет»,  у  декількох  листах,  які  стосуються  військової  кампанії  у  Італії  імператора  Священної  Римської  імперії  Генріха  VII  (1269/1275–1313),  який  прагнув  об’єднати  імперію  під  своєю  владою  і  якого  Данте  вітав  як  можливого  поновлювача  миру  в  Італії,  у  славетній  поемі  «Божественна  комедія».  Оскільки  Данте  не  розглядає  імперію  як  таку,  що  скасовує  держави  в  її  межах,  –  навпаки,  вважає,  що  імператор  має  враховувати  відмінність  у  правопорядках  між  складовими  імперії,  –  і  вбачає  призначення  імперії  в  утвердженні  й  захисті  миру,  має  сенс  вважати  його  політико-правові  погляди,  висловлені  у  зв’язку  з  ідеєю  імперії,  такими,  що  мають  значення  для  розвитку  міжнародно-правової  думки.    

Джерелом  походження  імперії  Данте  вважає  Божественне  Провидіння  і,  бажаючи  довести  це,  поєднує  докази,  які  знаходить  і  в  античності,  і  в  християнстві.  Влада  імперії  не  залежить  від  влади  католицької  церкви,  хоча  має  поважати  останню.  Призначення  імперії  Данте  вбачає  у  встановленні  миру  й  справедливості,  а  передумову  здійснення  цього  призначенея  імперії  вбачає  в  тому,  що  імператор,  верховний  володар,  не  бажатиме  збільшення  своїх  володінь  –  у  такий  спосіб  нахил  людини  завжди  бажати  більше,  ніж  вона  має,  буде  подолано,  й  імператор  зосередиться  на  збереженні  тих,  що  існують,  кордонів  в  межах  імперії.  До  функцій  імператора  належить  мирне  вирішення  спорів  між  складовими  імперії.  Говорячи  про  здійснення  імператором  правосудля,  Данте  визнає,  що  насамперед  від  імператора  очікується  милостивість,  однак  щодо  супротивників  своєї  влади  імператор  має  право  бути  суворим.  Данте  визнає  також  межі  імператорської  влади  і  можливість  її  небезпечності,  яка  має  бути  виключена  шляхом  взаємної  підтримки  авторитетів  імператора  та  філософа.

Ключові  слова:  історія  міжнародного  права,  історія  міжнародно-правової  думки,  міжнародна  інтеграція,  підтримка  миру,  монархія,  імперія,  релігія  і  міжнародне  право.


Rzhevska  V.  S.  The  idea  of  the  Empire  as  means  of  peace  maintenance  in  the  works  of  Dante  Alighieri

Investigated  is  the  development  of  the  idea  of  the  Empire  as  universal  secular  power  in  the  works  of  the  great  Italian  poet  and  thinker  Dante  Alighieri  (1265–1321).  The  idea  is  advocated  by  him  most  fully  in  the  treatise  ‘The  Monarchy’,  but  it  is  also  present  in  Dante’s  other  works,  namely,  in  the  treatise  ‘The  Banquet’,  in  some  epistles  concerning  the  military  campaign  in  Italy  led  by  the  Holy  Roman  Emperor  Henry  VII  (1269/1275–1313),  who  aspired  to  unite  the  Empire  under  his  power  and  whom  Dante  welcomed  as  the  possible  restorer  of  peace  in  Italy,  in  the  famous  poem  ‘The  Divine  Comedy’.  Dante  does  not  see  the  Empire  as  cancelling  realms  within  it  –  on  the  contrary,  he  believes  that  the  Emperor  has  to  consider  the  difference  in  law  and  order  among  the  Empire’s  parts  –  and  sees  the  establishment  and  maintenance  of  peace  as  the  Empire’s  purpose,  so  it  makes  sense  to  estimate  his  political  and  legal  thoughts,  expressed  in  connection  with  the  idea  of  the  Empire,  as  those  that  matter  for  the  development  of  the  international  law  thought.

Dante  sees  the  Divine  Providence  as  the  source  of  the  Empire’s  coming  into  being,  and  in  his  desire  to  prove  this,  he  joins  the  arguments  found  in  Antiquity  and  Christianity.  The  Empire’s  power  is  independent  from  that  of  the  Catholic  Church,  though  should  respect  the  latter.  Dante  sees  the  purpose  of  the  Empire  in  the  establishment  of  peace  and  justice,  and  the  premise  of  achievement  of  this  purpose  in  the  absence  of  the  Emperor’s  desire  as  the  supreme  lord  to  increase  the  Emperor’s  dominions.  This  way  the  human  inclination  to  desire  more  than  there  is  in  one’s  possession  will  be  overcome,  and  the  Emperor  will  concentrate  on  the  preservation  of  the  borders  existing  within  the  Empire.  The  peaceful  settlement  of  disputes  between  parts  of  the  Empire  is  among  the  Emperor’s  functions.  Speaking  on  the  Emperor’s  performing  of  justice,  Dante  acknowledges  that  clemency  is  expected  of  the  Emperor  first  of  all,  but  the  Emperor  has  the  right  to  be  severe  regarding  the  opponents  of  his  power.  Dante  also  acknowledges  the  limits  of  the  Emperor’s  power  and  the  possibility  of  its  being  dangerous,  which  is  to  be  excluded  by  the  mutual  support  of  the  authorities  of  the  Emperor  and  of  the  philosopher.

Key  words:  history  of  international  law,  history  of  international  law  thought,  international  integration,  peace  maintenance,  monarchy,  Empire,  religion  and  international  law

Вступ.  Хоча  трактат  «Монархія»  (‘De  Monarchia’)  є  тим  твором  великого  поета  і  мислителя  Данте  Аліг’єрі  (1265–1321),  де  ідея  імперії,  універсальної  світської  влади,  обґрунтовується  ним  найдетальніше,  ця  ідея  присутня  і  в  інших  його  творах,  у  тому  числі  у  його  найзначнішому  поетичному  творі  –  славетній  поемі  «Божественна  комедія».  Данте  вбачає  призначення  імперії  в  утвердженні  й  захисті  миру  і  не  розглядає  імперію  як  таку,  що  скасовує  держави  в  її  межах,  тому  має  сенс  вважати  погляди  Данте,  висловлені  у  зв’язку  з  цією  ідеєю,  такими,  що  мають  значення  для  розвитку  міжнародно-правової  думки,  з  поправками,  звичайно,  на  особливості  епохи.  Розгляд  у  сукупності  тих  творів  Данте,  де  ним  тією  чи  іншою  мірою  висвітлюється  ідея  імперії,  дозволяє  побачити  цю  ідею  повніше,  ніж  при  зосередженні  лише  на  «Монархії»,  а  також  побачити,  як  Данте  пов’язував  цю  ідею  з  політичними  подіями  життя  Італії  початку  XIV  cт.,  а  саме  –  із  військовим  походом  у  1310–1313  рр.  до  Італії  імператора  Священної  Римської  імперії  Гeнріха  VII  (Генріха,  графа  Люксембурзького  (1269/1275–1313),  обраного  королем  Німеччини/римським  королем  у  1308  р.,  коронованого  імператором  у  1312  р.),  який  здійснював  цей  похід,  щоб  об’єднати  імперію  під  своєю  владою.

Серед  авторів,  які  писали  про  політико-правові  ідеї  Данте  у  зв’язку  з  його  життям  та  творчістю,  –  Л.М.  Баткін  [1],  Ф.  Вегеле  [2],  Е.Н.  Вілсон  [3],  І.М.  Голєніщєв-Кутузов  [4],  Р.В.Б.  Льюїс  [5],  Дж.  Рууд  [6],  М.  Стріха  [7].

Постановка  завдання.  Метою  цього  дослідження  є  розгляд  розвитку  ідеї  імперії  у  творчості  Данте  Аліг’єрі  шляхом  поміщення  трактату  «Монархія»  у  контекст  інших  його  творів.

Результати  дослідження.  У  четвертій  книзі  трактату  «Бенкет»  (‘Il  convivio’),  написаного  близько  1304–1306  рр.  [6,  с.  249],  Данте  у  зв’язку  з  поняттям  благородства  стисло  розглядає  призначення  Mонархії  (‘Monarchia’)  і  завдання  імператора.  Тут  він  надає  визначення  Монархії  як  єдиної  держави,  єдиного  князівства  (‘uno  solo  principato’)  [8,  c.  223].  Існування  Монархії,  очолюваної  однією  людиною,  Данте  пояснює  декількома  причинами,  що  взаємодіють:  з  одного  боку  –  тим,  що  для  щасливого  життя  люди  потребують  допомоги  інших  людей  і  тому  потребують  об’єднання  (Данте  вбачає  щасливе  життя  метою,  заради  досягнення  якої  створене  людське  суспільство),  а  з  іншого  боку  –  властивістю  людської  природи  завжди  бажати  більшого,  ніж  те,  чим  людина  вже  володіє.  В  останній  властивості  Данте  вбачає  причину  воєн,  і  для  запобігання  ним,  на  його  погляд,  і  має  існувати  Монархія:  «Тому,  щоб  покласти  край  цим  війнам  і  їх  причинам,  необхідно,  щоб  вся  земля,  яку  надано  у  володіння  людському  роду,  була  Монархією,  тобто  єдиною  державою,  і  мала  єдиного  державця,  який,  володіючи  всім  і  не  маючи  бажання  мати  більше,  тримав  би  держави  (буквально  «королівства»  (li  regi))  в  межах  їх  кордонів,  щоб  між  ними  був  мир,  у  якому  перебували  б  міста,  і  у  цьому  стані  сусіди  любили  б  одне  одного,  у  цій  любові  дома  задовольняли  б  кожну  свою  потребу,  через  що  людина  жила  б  щасливо,  для  чого  вона  і  народжена»  [8,  c.  222–223].  Варто  помітити,  як  Данте  будує  ланцюг  між  організацією  життя  людства  як  найбільшої  спільноти,  менших  спільнот  у  її  рамках  і  щастям  кожної  окремої  людини.  Природні  схильності  людини  виступають  головним  чинником  порушення  суспільного  ладу,  проте  заради  щастя  кожної  людини  суспільство  існує.  Державець  Монархії  за  Данте  не  має  бажати  надбання  більших  територій,  бо  для  нього  просто  не  існуватиме  бажання  збільшити  свої  володіння  як  стимулу  порушення  миру;  отже,  зазначена  Данте  природна  схильність  людини  завжди  прагнути  більше,  ніж  в  неї  вже  є,  для  державця  Монархії  приборкана  через  її  максимальне  задоволення.  Саме  тому  цей  державець  запобігатиме  порушенню  миру  іншими  учасниками  очолюваної  ним  спільноти.  Можна  також  одразу  помітити,  що,  хоча  Данте  називає  Монархію  єдиною  державою,  існування  в  її  межах  держав  зі  своїми  кордонами  не  розглядається  ним  як  суперечність  цьому.

Слова  «Імперія»  (Impero)  та  «Імператор»  (Imperadore)  Данте  використовує  для  характеристики  обов’язків  глави  пропонованої  людської  спільноти:  «Для  досконалості  ладу  всезагальної  спільноти  (religione)  людського  роду  потрібний  один,  начебто  керманич,  який,  беручи  до  уваги  різні  умови  світу  і  різноманітні  й  необхідні  обов’язки  для  впорядкування,  мав  би  всезагальний  і  безспірний  обов’язок  наказувати.  І  цей  виключний  обов’язок  названий  Імперією,  поза  сумнівом,  оскільки  він  є  наказом  для  всіх  інших  наказів.  І  той,  хто  має  цей  обов’язок,  названий  Імператором,  бо  для  всіх  наказів  він  є  тим,  хто  наказує,  і  те,  що  він  каже,  є  законом  для  всіх,  якому  всі  мають  підкорятися,  і  кожен  інший  наказ  одержує  від  нього  силу  й  авторитет.  І  так  виявляється,  що  імператорські  велич  і  авторитет  найвищі  у  людському  товаристві»  [8,  c.  223–224].  Так  надається  найзагальніша  характеристика  внутрішньої  організації  імперії:  імператор  постає  як  верховний  правотворець  і  джерело  обов’язкової  сили  усіх  обов’язкових  актів.  Нижче  у  цьому  ж  трактаті  Данте  дає  пояснення  значення  слова  авторитет  (autoridade)  як  «дії  автора»,  вказуючи,  що  автор  (autore)  –  це  будь-яка  особа,  гідна,  щоб  їй  довіряли  й  підкорялися  [8,  c.  231].

Однак  безпосередня  причина,  чому  Данте  вдається  у  цьому  трактаті  до  характеристики  імперії,  полягає  в  тому,  що  він  не  згоден  з  поглядом  імператора  Фрідріха  II  Швабського  Гогенштауфена  (1194–1250,  коронований  імператором  у  1220  р.)  на  те,  чим  є  благородство,  –  що  це  стародавнє  багатство  й  добрі  звичаї  –  і  бажає  цей  погляд  спростувати.  Для  цього  Данте,  по-перше,  доводить,  що  помилковий  погляд  імператора  поширений  через  авторитет,  яким  той  володіє,  а  по-друге,  доводить,  що  він  має  право  сперечатися  з  цим  поглядом  імператора.  Для  цього  Данте  вказує  у  своєму  міркуванні  на  межі  імператорської  влади,  які  випливають  із  розуміння  її  призначення.  Це  призначення  Данте  визначає  як  правотворчість  і  захист  права:  імператор  є  посадовою  особою,  яка  існує  для  запису,  оприлюднення  й  виконання  писаного  закону  (la  Ragione  scritta  –  буквально  «писаного  розуму»),  а  писаний  закон  був  винайдений  для  визначення  й  наказу  справедливості  (equitade)  [8,  c.  244].  Справедливість  же  існує  у  діях  людини,  які  підкорені  розуму  й  волі  –  отже,  на  ці  дії  поширюється  влада  імператора  і  ними  ж  вона  обмежується.  На  погляд  Данте,  образно  обов’язки  імператора  можна  уявити  як  обов’язки  такого,  що  їздить  на  людській  волі,  вершника  (lo  cavalcatore  de  la  umana  volontade)  [8,  c.  245].  Причому  важливо,  що  цей  вершник  не  постає  як  поневолювач,  як  той,  чиє  існування  може  зашкодити,  –  навпаки,  він  має  слугувати  збереженню  й  досягненню  миру,  отже,  на  краще.  Образ  імператора  як  вершника,  який  потрібний  для  ладу,  права  –  як  вузди,  яка  не  має  сенсу  без  вершника,  та  позбавленої  миру  Італії  як  коня,  здичавілого  без  належного  керівництва,  з’являється  також  у  найславетнішому  творі  Данте  –  «Божественній  комедії»,  у  пісні  шостій  «Чистилища».  Тут  згадується  знаменитий  імператор-законодавець  Юстиніан  I  (483–565,  імператор  з  527  р.)  і  засуджується  король  Німеччини/король  римлян  Альберт  Габсбург  (1255–1308,  король  Німеччини  з  1298  р.),  який  не  з’являвся  в  Італії,  нехтуючи  своїми  обов’язками  вершника:

«Поглянь  по  берегах  морського  ширу,
Злощасна,  і  на  себе  зір  зведи,  —
Чи  є  куток,  який  радів  би  миру?

Юстініан  узду  був  назавжди
Надів  тобі,  в  сідлі  ж  нема  нікого,  —
Тож  сором  став  би  менший  без  вузди.


А  ви,  святоші,  кесаря  нового
Та  посадили  б  до  його  сідла,
Якби  ви  Бога  слухали  живого.

Та  кінь  здичавів  з  неслухнянства  й  зла
Бо  від  острог  тоді  став  одвикати,
Як  ваша  цю  вузду  рука  взяла.

Ти  ж,  німцю  Альберте,  волів  тікати,
Бо  кінь  не  хоче  в  збруї  йти  твоїй,
А  ти  ж  в  сідло  повинен  був  сідати.

Бодай  Суддя  правдивий  присуд  свій
На  кров  твою  з  зірок  небесних  кинув
Такий,  щоб  ужахнувсь  наступник  твій!»

(«Чистилище»,  пісня  шоста,  85–102)  [9,  с.  228].

Для  читача,  який  слідкує  за  образністю  Данте-великого  поета  в  його  нехудожніх  творах,  може  бути  цікавим,  що  Данте  у  «Бенкеті»  порівнює  імператора  ще  й  з  митцем  та  майстром,  які  досягли  досконалості  у  своїй  професії:  авторитет  імператора  має  ті  самі  засади,  що  й  їх  авторитет,  і  діяльність  імператора  Данте  характеризує  теж  як  мистецтво.  Проте  визначення  того,  що  є  благородством,  не  належить  до  повноважень  імператора,  тому  в  цій  сфері  з  ним  можна  не  бути  згодним.  Отже,  Данте  у  «Бенкеті»  висловлює  всіляку  повагу  інститутові  імператора  й  обґрунтовує  його  необхідність,  однак  при  цьому  доводить,  що  імператор  не  є  всевладним  і  його  повноваження  мають  межі,  за  якими  підкорення  імператорові  має  припинятися.  Якщо  через  авторитет  імператора  поширюється  якесь  хибне  твердження,  погоджуватись  із  цим  твердженням  не  слід.

Говорячи  у  «Бенкеті»  про  авторитет  імператора,  Данте  розглядає  його  у  зв’язку  з  авторитетом  верховного  філософа.  На  думку  Данте,  ці  два  авторитети  мають  діяти  спільно,  підтримуючи  один  одного.  Авторитет  імператора  без  авторитета  верховного  філософа  небезпечний,  а  авторитет  верховного  філософа  без  імператорського  ніби  слабкий  через  безлад  серед  людей.  Тому  для  доброго  й  досконалого  правління  авторитети  імператора  й  філософа  мають,  на  думку  Данте,  поєднуватись  [8,  c.  234].  Данте,  отже,  визнає  у  цьому  міркуванні,  серед  іншого,  що  авторитет  імператора  може  бути  небезпечний,  і  обстоює  авторитет  філософа  як  засіб  виключення  цього.

Порівняння  четвертої  книги  «Бенкету»  з  трактатом  «Монархія»,  написаним  пізніше  (на  поширений  погляд,  у  1313  р.),  дозволяє  помітити  наступне:

У  обох  цих  творах  проводиться  думка  про  те,  що  існування  імперії  має  бути  запорукою  миру  і  що  глава  імперії  має  бути  гарантом  миру  саме  тому,  що  не  може  бажати  збільшення  своїх  володінь  [10,  с.  46-47].  Значення  назви  «імперія»  детально  пояснюється  Данте  саме  у  четвертій  книзі  «Бенкету».  У  «Монархії»  Данте  зауважує,  що  імперією  звичайно  називають  світську  монархію,  яку  він  визначає  тут  як  «єдину  владу,  яка  стоїть  над  усіма  владами  в  часі  і  понад  те,  що  вимірюється  часом»  [10,  c.  22].
У  обох  цих  творах  обґрунтовується  необхідність  існування  саме  імперії,  очолюваної  Римом,  право  римського  народу  на  імперію.  У  «Бенкеті»  Данте  посилається  заради  цього  на  Провидіння.  У  «Монархії»  цьому  його  твердженню  надається  детальніше  обгрунтування,  якому  присвячена  друга  з  трьох  книг  –  складових  цього  трактату.  На  користь  цього  твердження  Данте  висуває  наступні  аргументи:
Римський  народ  одержав  імперію  як  найзнатніший,  бо  батьком  римського  народу  був  славний  цар  Еней,  втікач  з  Трої,  який  успадкував  знатність  як  від  предків,  так  і  від  своїх  дружин.  При  цьому  остання  дружина  Енея,  Лавінія,  походила  з  Італії,  яку  Данте  характеризує  як  «найзнатнішу  область  Європи»  [10,  c.  62].
Вдосконалення  Римської  імперії  підтримувалося  дивами,  з  чого  випливає,  що  ця  імперія  до  вподоби  Богу,  бо  дива  творить  лише  Бог  [10,  c.  63].  Серед  див,  які  у  цьому  зв’язку  перераховує  Данте  –  знаменитий  порятунок  Риму  гусем  [10,  c.  64].
Підкорюючи  собі  світ,  римський  народ  мав  на  меті  загальне  благо,  що  підтверджується  його  подвигами  [10,  c.  66].  Данте  наводить  приклади  відомих  особистостей  з  римської  історії,  чиє  життя  було  присвячене  загальному  благу.  На  погляд  Данте,  римський  народ  одержав  право  підкоряти  світ,  бо  загальне  благо  є  метою  права,  а  «будь-який,  хто  має  на  увазі  мету  права,  одержує  право»  [10,  c.  71].
Рим  і  його  народ  самою  природою  призначені  владарювати  світом  [10,  c.  75].
Римський  народ  одержав  імперію  у  двобої  з  іншими  народами,  що  боролися  за  владу  над  світом,  –  отже,  це  відбулося  згідно  Божого  рішення  і  згідно  права.  Це  твердження  надає  Данте  змогу  висвітлити  уявлення  про  правила  війни  за  аналогією  до  правил  двобою.  Як  такі  правила  він  називає  необхідність  попереднього  вичерпання  мирних  засобів  вирішення  спору  і  саме  встановлення  справедливості  за  спільною  згодою  сторін  як  мету  боротьби,  надаючи  особливе  значення  відсутності  матеріальної  зацікавленості  як  її  причини  [10,  c.  79–89].
Римська  імперія  була  визнана  Христом  на  початку  і  наприкінці  місії.  З  народження  Христа  у  час,  коли  римський  імператор  оголосив  перепис  населення  в  імперії,  випливає  визнання  Христом  справедливості  наказу  про  цей  перепис,  виданого  Августом  від  імені  римського  народу,  і  юрисдикції,  яка  є  основою  цього  наказу  [10,  c.  91].  Як  визнання  Христом  Римської  імперії  має  також,  на  погляд  Данте,  розглядатися  страта  Христа  за  вироком  повноважного  судді:  у  цей  спосіб  було  покарано  гріх  Адама,  тому  суддя  мав  володіти  юрисдикцією  щодо  всього  людства  [10,  c.  92–94].
Можливо,  більше  значення,  ніж  те,  чи  погоджується  сучасний  нам  читач  з  аргументами,  які  наводить  Данте  на  користь  Римської  імперії,  має  cтаранна  розробка  Данте  аргументації,  яка  мала  бути  зрозумілою  для  його  сучасників,  співвітчизників  і  єдиновірців.

У  «Монархії»,  на  відміну  від  «Бенкету»,  розглядається  роль  імперії  для  забезпечення  справедливості  і  монарха/імператора  як  суб’єкта  мирного  вирішення  спорів.  Монарх  зможе  вирішувати  спори  між  іншими  правителями  саме  тому,  що  матиме  більші,  ніж  вони,  повноваження,  оскільки  рівний  над  рівним  не  має  влади  [10,  c.  36],  [11,  с.  317].  Найвищу  силу  справедливість  має  тоді,  коли  властива  тому,  хто  володіє  найвищою  в  світі  волею  й  владою,  тобто  монархові  [10,  c.  38].
У  «Монархії»  детальніше,  ніж  у  «Бенкеті»,  мовиться  про  те,  що  монарх  має  керувати  різними  складовими  імперії  за  збереження  їх  правопорядків:  «Адже  народи,  королівства  й  міста  мають  свої  особливості,  які  належить  регулювати  різними  законами»  [10,  c.  48].
Якщо  у  «Бенкеті»  пара  носіїв  авторитета,  які  можуть  бути  протиставлені,  але  мають  доповнювати  один  одного  для  загальної  користі,  –  це  імператор  і  філософ,  то  у  «Монархії»  подібною  парою  стають  монарх/імператор  і  Папа  Римський.  У  випадку  «Монархії»  протиставлення  значно  драматичніше  і  має  важливіші  політичні  наслідки,  бо  пов’язане  із  характерною  для  Середньовіччя  і,  зокрема,  для  Італії  боротьби  за  владу.  Данте  у  третій  книзі  «Монархії»  ґрунтовно  доводить,  що  влада  монарха/імператора  має  своїм  джерелом  волю  Бога,  а  не  римського  первосвященика,  але  наприкінці  книги  закликає  Цезаря,  тобто  імператора,  виявляти  Петрові,  тобто  Папі  Римському,  таку  повагу,  яку  первородний  син  виявляє  до  свого  батька  [10,  c.  138].
Характеристика  монарха/імператора,  надана  у  «Монархії»,  дозволяє  бачити  в  ньому  «наднаціонаональну  особу»,  якає  водночас  є  джерелом  піклування  інших  правителів  про  їх  підданих  і  піклується  про  всіх  в  універсальному  масштабі  [11],  [12].

Окрім  великих  творів,  ідея  імперії  розвивається  Данте  також  у  декількох  листах,  пов’язаних  із  введенням  військ  до  Італії  Генріхом  VII.

У  листі,  зверненому  до  всіх  королів  Італії,  сенаторів  Вічного  міста,  тобто  Риму,  герцогів,  маркізів,  графів  і  народу,  не  датованому,  але  написаному,  ймовірно,  в  січні  1311  р.,  коли  Генріх  VII  коронувався  в  Мілані  королівською  короною  Італії  і  Данте  був  при  цьому  присутній  [4,  c.  284],  Данте  закликає  їх  вітати  Генріха  VII,  якого  називає  новим  Мойсеєм  і  нареченим  Італії,  та  підкоритися  його  владі.  У  цьому  листі  висвітлені  ролі  імператора  як  неодмінного  встановлювача  миру  і  захисника  справедливості,  що  передбачає  здійснення  з  його  боку  і  покарання,  і  помилування,  а  також  пояснюється  походження  імператорської  влади.  Імператор  знищить  мечем  лиходіїв  і  здасть  свій  виноградник  в  оренду  іншим  землеробам,  які  нададуть  плід  справедливості  у  час  збору  врожаю,  але  він  же  буде  милосердним,  бо  пробачить  усіх,  хто  попросить  милості,  оскільки  він  є  Цезарем  і  його  велич  витікає  з  джерела  милосердя.  Імператор  також  принесе  порятунок  тим,  які  страждають,  пригнічені.  Данте  доводить,  що  влада  імператора  дана  Богом,  включаючи  у  своє  доведення  слова  Христа,  звернені  до  Пілата,  що  повноваження  намісника  Цезаря,  якими  той  хвалився,  походять  з  неба.  Тому  будь-які  сумніви  в  тому,  що  імператор  є  державцем,  посланим  Італії  Богом,  мають  бути  відкинуті:  «визнайте,  що  Пан  неба  і  землі  призначив  нам  короля»  [13,  с.  383].

Данте  використовує  у  цьому  листі  на  підтримку  Генріха  VII  також  посилання  на  благословення,  одержане  імператором  від  Папи  Климента  V  (1264–1314,  понтифікат  з  1305),  наступника  апостола  Петра.  Однак  згодом  Климент  V  повівся  із  Генріхом  VII  підступно,  тому  Данте  у  «Божественній  комедії»  засуджує  Папу  вустами  своєї  коханої  Беатріче:

«Префект  на  божім  форумі  такий:

З  ним  зовні  буде  приятель,  а  тайно

Штовхатиме  його  на  шлях  тяжкий».

(«Рай»,  пісня  тридцята,  142–144)  [9,  с.  529].

За  провіщенням  Беатріче,  Климент  V  має  по  смерті  потрапити  до  Пекла,  а  на  Генріха  VII  чекає  трон  у  Раю.

У  датованому  31  березня  1311  р.  листі,  зверненому  до  найнегідніших  флорентійців,  які  перебувають  в  місті,  –  на  противагу  йому,  який  незаслужено  є  вигнанцем,  –  Данте  висловлює  гнів  і  презирство  своїм  співвітчизникам  за  їх  небажання  визнати  владу  Генріха  VII.  Данте  починає  цей  лист,  виголошуючи,  що  священна  Імперія  римлян  виникла  за  рішенням  милостивого  провидіння  вічного  Царя,  і  що  її  призначення  –-  спокій  людського  роду  і  його  життя  відповідно  до  права,  так,  як  вимагає  природа.  Ближче  до  кінця  листа  Данте  зауважує  також,  що  імператор  прийшов  заради  не  свого,  а  загального  добробуту.  Небажання  визнати  владу  імператора  є  запереченням  вищої  волі,  яке  не  заслуговує  на  милосердя,  і  Данте  змальовує  досить  страшну  картину  покарання  засліплених  жадібністю  флорентійців  за  непокору  імператорові.  Данте  оголошує  співвітчизникам,  що  вони  повстають  проти  справжньої  свободи  заради  хибної.  Щодо  найвищої  свободи  Данте  запитує:  «Справді,  чим  вона  є,  якщо  не  вільним  перекладом  волі  у  дію,  що  закони  полегшують  для  тих,  хто  їм  слідує?  Тому,  оскільки  вільні  лише  ті,  хто  добровільно  підкоряється  закону,  ким  вважаєте  себе  ви,  які,  хоча  заявляєте  про  любов  до  свободи,  змовляєтеся,  попри  всі  закони,  проти  державця  законів?»  [14,  c.  395]

У  листі,  датованому  17  квітня  1311  р.  і  зверненому  до  самого  імператора,  Данте  закликає  його  вирушити  до  Тоскани  для  повалення  тамтешньої  тиранії,  яка  чинить  спротив  імператорській  владі.  Данте  говорить  у  цьому  листі  не  лише  від  свого  імені,  але  й  від  імені  усіх  тосканців,  які  бажають  миру.  На  погляд  Данте,  імператор  має  знищити  самий  зародок  спротиву  своїй  владі,  щоб  не  припустити  поширення  цього  спротиву.  Характеризуючи  тут  імператорську  владу,  Данте  одразу  ж,  вже  у  зверненні  до  свого  адресата,  вказує  на  Божественне  провидіння  як  на  її  джерело;  проголошує  у  перших  рядках  листа,  що  імператор  має  захищати  спадщину  миру,  на  яку  через  свою  заздрість  посягає  диявол;  згодом  Данте  називає  імператора  наступником  Цезаря  й  Августа,  «посланцем  Бога,  сином  церкви  і  просувачем  римської  слави»  [15,  c.  403],  зазначає,  що  Христос  своїм  народженням  визнав  імператорську  владу,  і  нагадує,  що  територіально  ця  влада  не  обмежується  ані  Італією,  ані  Європою.  Таким  чином  помітно,  як  у  своєму  обґрунтуванні  імператорської  влади  Данте  спирається  і  на  античність,  і  на  християнство  –  і  на  історію  Римської  імперії,  і  на  Євангелія.

Висновки.  Розгляд  ідеї  імперії  у  творах  Данте  Аліг’єрі  дозволяє  побачити,  що  Данте  визначає  божественне  Провидіння  –  як  джерело  походження  імперії,  поєднуючи  на  доказ  цього  античність  і  християнство,  встановлення  миру  та  справедливості  –  як  призначення  імперії  і  те,  що  імператор  не  бажатиме  збільшення  володінь,  –  як  передумову  здійснення  її  призначення.  Захоплений  ідеєю  імперії,  Данте  все  ж  визнає,  що  влада  імператора  не  є  необмеженою  і  може  бути  небезпечною  –  останньому  можна  запобігти,  якщо  авторитет  імператора  діятиме  спільно  з  авторитетом  філософа.  До  завдань  імператора  належить  мирне  вирішення  спорів  між  іншими,  належними  до  імперії,  правителями  та  керівництво  складовими  імперії  при  тому,  що  їх  правопорядки  зберігаються.  Хоча  насамперед  від  імператора  очікується  милостивість,  він  має  право  бути  суворим,  караючи  супротивників  своєї  влади,  бо  ця  влада  походить  від  божественного  Провидіння  і  тому,  що  імператор  має  захищати  загальне  благо  –  отже  той,  хто  повстає  проти  нього,  заради  хибної  свободи  посягає  на  справжню.

Список  використаних  джерел:

Баткин  Л.М.  Данте  и  его  время.  Ленинград:  Наука,  1965.  199  c.
Вегеле  Ф.  Данте  Алигьери.  Его  жизнь  и  сочинения  /  перевел  с  нем.,с  третьего  изд.  Веселовский  А.  Москва  :  Издание  Солдатенкова  К.Т.,  1881.  446  c.
Wilson  A.N.  Dante  in  love.  New  York  :  Farrar,  Straus  and  Giroux,  2011.  386  p.
Голенищев-Кутузов  И.Н.  Данте.  М:  Молодая  гвардия,  1967.  288  с.  (Жизнь  замечательных  людей).
Lewis  R.W.B.  Dante.  A  life.  New  York  :  Penguin  Books,  2009.  205  p.
Ruud  J.  Critical  Companion  to  Dante.  A  literary  reference  to  his  life  and  work.  New  York:  Facts  on  File,  2008.  566  p.
Стріха  М.  Данте  Аліг’єрі  та  його  «Божественна  комедія».  Здолавши  півшляху  життя  земного…  :  «Божественна  комедія»  Данте  та  її  українське  відлуння  /  пер.  з  італ.  та  упоряд.  М.  Стріха.  Київ:  Факт,  2001.  С.  9  –  28.
Dante  Alighieri.  Il  Convivio.  Tutte  le  opere.  Opere  minori:  nel  2  vol./  a  cura  di  F.  Chiappelli,  E.  Fenzi,  A.  Jacomuzzi,  P.  Gaia.  Torino:  Unioine  Tipografico-Editrice  Torinese,  1986.  Ristampa  1997.  V.  2.  P.  9–322.
Данте  Аліг’єрі.  Божественна  комедія  /  переклад  з  італійської  та  примітки  Євгена  Дроб’язка.  К:  Видавництво  художньої  літератури  «Дніпро»,  1976.
Данте  Алигьери.  Монархия  /  пер.  с  итал.  В.П.  Зубова;  комментарии  И.Н.  Голенищева-Кутузова.  Москва:  Канон-пресс–Ц–Кучково  поле,  1999.  192  c.
Ржевська  В.С.  Міжнародно-правові  ідеї  Данте  Аліг’єрі  щодо  підтримки  миру.  Часопис  Київського  університету  права,  2013,  №1.  C.  316–320.
Ржевская  В.С.  Империя  в  представлении  Данте  Алигьери:  «вечный  мир»,  а  не  «коллективная  безопасность».  Международное  право  как  основа  современного  миропорядка.  Liber  Amicorum  к  75-летию  проф.  В.Н.  Денисова  :  моногр.  /  под  ред.  А.  Я.  Мельника,  С.  А.  Мельник,  Т.Р.  Короткого.  Киев;  Одесса  :  Фенікс,  2012.  C.424–441.
Dante  Alighieri.  Epistola  quinta.  Tutte  le  opere.  Opere  minori:  nel  2  vol./  a  cura  di  F.  Chiappelli,  E.Fenzi,  A.Jacomuzzi,  P.  Gaia.  Torino:  Unioine  Tipografico-Editrice  Torinese,  1986.  Ristampa  1997.  V.  2.  P.  375–385.
Dante  Alighieri.  Epistola  sesta.  Tutte  le  opere.  Opere  minori:  nel  2  vol./  a  cura  di  F.  Chiappelli,  E.  Fenzi,  A.  Jacomuzzi,  P.  Gaia.  Torino:  Unioine  Tipografico-Editrice  Torinese,  1986.  Ristampa  1997.  V.  2.  P.  386–399.
Dante  Alighieri.  Epistola  settima.  Tutte  le  opere.  Opere  minori:  nel  2  vol./  a  cura  di  F.  Chiappelli,  E.  Fenzi,  A.  Jacomuzzi,  P.  Gaia.  Torino:  Unioine  Tipografico-Editrice  Torinese,  1986.  Ristampa  1997.  V.  2.  P.  400–411

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031537
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 25.01.2025


Анна Ахматова. Данте. Мій український переказ

Хотіла  перекласти  цей  вірш.  Знайшла  в  Мережі  збірку  криворізької  поетки  Любові  Баранової  [url="https://www.calameo.com/read/00615336566a79c5bc8c3"]"Переклик  голосів"[/url],  переклади  Ахматової  українською.  Там  є  переклад  цього  вірша,  досить  точний,  за  одним  лише  винятком:  у  перекладі  Флоренцію  названо  пітьмою  святош.  Ні,  Данте  вигнали  не  святоші..  Але  в  іншому  переклад  точний,  а  вариантів  мало.  Постраждала  дві  доби,  вирішила  свавільничати.

Оригінал:


Данте

Il  mio  bel  San  Giovanni

Dante

Он  и  после  смерти  не  вернулся
В  старую  Флоренцию  свою.
Этот,  уходя,  не  оглянулся,
Этому  я  эту  песнь  пою.
Факел,  ночь,  последнее  объятье,
За  порогом  дикий  вопль  судьбы.
Он  из  ада  ей  послал  проклятье
И  в  раю  не  мог  ее  забыть,—
Но  босой,  в  рубахе  покаянной,
Со  свечой  зажженной  не  прошел
По  своей  Флоренции  желанной,
Вероломной,  низкой,  долгожданной...

1936

Мій  переказ:

 З  Анни  Ахматової

Данте

Il  mio  bel  San  Giovanni
Dante

І  померлий  він  не  повернувся
У  стару  Флоренцію  свою.
Цей,  хто,  ідучи,  не  обернувся,
Цей,  для  кого  пісню  цю  творю.
Факел,  ніч,  востаннє  обійняти…
Долі  дикий  вий  покликав  в  путь.
В  пеклі  був  –  її  щоб  проклинати,
В  раї  був  –  не  міг  її  забуть,  –
Та  як  той,  кого  розплата  давить,
В  соромі  й  спокуті  не  пройшов
По  Флоренції,  що  в  серці  править,
Тій,  що  дурить,  зраджує,  так  вабить…

Переклад  25.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031522
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.01.2025


Две картинки из киевского метро 90-х . 2. Распространитель. Проза

Две  картинки  из  киевского  метро  90-х


2.  Распространитель

Технически  образованный  человек  с  независимым  характером  и  потребностью  творческого  самовыражения  нашел  наконец  работу.
Работа  заключалась  в  распространении  билетов  на  всякие,  в  основном  приезжие,  шоу.  И  находилась  на  обочине  подземного  пути:  невдалеке  от  стеклянных  дверей  в  вестибюль  окраинной  станции  метро,  около  кассы,  в  самом  конце,  он  же  –  начало,  плотно  населенного  перехода.  В  таком  месте  живущий  в  нормальном  ритме  пассажир  думает  о  том,  чтобы  пойти  на  шоу,  две  с  половиной  секунды  для  себя  незаметно.


Через  два  с  половиной  месяца  регулярные  посетители  перехода  поняли:  рядом  с  ними  –  артист.  Этот  переход  –  любопытнейшее  место,  к  сожалению,  мало  удостоенное  внимания.  Его  в  тесноте,  но  не  в  обиде,  населяют  механические,  биологические  и  человеческие  раздражители.  Если  заходить  с  улицы,  переход  начинается  как  низкий  узкий  коридор.  Здесь  стоит  завесой  розовый  запах,  гогочут  и  перезваниваются  женские  голоса.  Цветочницы  ведут  в  раскрашенных  и  усыпанных  блестками  зарослях  неугомонную  общую  жизнь  –  ежедневно  ткут  ее  из  до  предела  натянутых  упорных  нитей.  Потом  будет  поворот.  Проходить  его  надо  ловко:  он  приходится  на  пространство  между  двумя  столами,  с  которых  чуть  не  осыпаются  веселые  картинки,  смешные  новости,  обнадеживающие  телепрограммы,  безнадежные  анекдоты,  четырехуровневые  кроссворды  с  сюрпризом,  числовые  ребусы,  отечественные  узоры  для  вышивок,  рецепты  народной  медицины,  полезные  советы  отовсюду.  Поворот  налево  –  ворота  в  продолжение  перехода.  Здесь  попросторнее.  Стены  расступаются,  по  средней  линии  бежит  полоса  приземистых  прямоугольных  колонок,  сверху  опоясанных  орнаментом:  треугольники,  бежевые  на  желтом,  сложенные  из  трех  четырехугольных  бежевых  плиток,  две  –  по  краям,  одна  –  между  ними,  пониже.  Стены  и  колонны  подпирают,  поделив  участок  на  условные  квадраты,  одиночные  продавцы  закусок  и  игрушек,  побрякушек  и  кандидатов  в  домашние  любимцы.  Уникальное  было  бы  место  по  многообразию,  пестроте  и  количеству  мало  надеющихся  на  спрос  предложений,  но  –  слишком  много  таких  переходов.


Свой  сегмент  рынка  распространитель  билетов  выкроил  настойчивым  призывом:


-  Граждане  уважаемые  пассажиры!  Не  спешим,  не  торопимся.  Не  торопимся  и  не  спешим.


Повторяя  это  через  неравные  промежутки  времени,  он  по  пять  шагов  туда-обратно  прохаживается  на  своем  участке.  Возвышение  у  входа  в  метро  служит  подмостками  для  него,  для  двух  очередей,  протянувшихся  к  кассам,  и  для  еще  нескольких  беспокойных,  топчущихся  перед  телефонами-автоматами,  заключенными  в  большие  висячие  панцири.  Между  двумя  воображаемыми  границами  в  размазанном  пятне  желтого  света  он  вращается,  от  точки  к  точке  и  назад,  как  ножка  циркуля,  бесконечно  наводящая  один  и  тот  же  фрагмент  окружности.  На  верхушку  циркуля  бывает  натянута  лыжная  шапочка  с  помпоном.  Больше,  проходя,  особенно  не  рассмотришь:  темно  и  некогда.


Он  должен  говорить  о  «звездах»:  так  было  задумано.  На  стене  в  пределах  его  территории  висит  до  трех  афиш  с  портретами,  а  то  и  три  сразу.  Одна  «звезда»  аккуратная,  элегантная,  с  букетом  ландышей  или  подснежников  и  с  приятной  улыбкой.  Она  исполняет  популярные  мелодии.  Другая,  обычно  центральная  «звезда»  -  нестареющая,  пышно-страстная,  с  отвязным  выражением  лица  и  глазами  тоскливыми.  Она  поет  вечные  шлягеры.  Третья  «звезда»  чаще  всего  коллективная  и  состоит  из  нескольких  прыгучих  певцов  юного  возраста.  Эти  жарят  горячие  хиты.  Продавец  билетов  в  зависимости  от  сценического  образа  мысленно  делит  «звезд»  на  скелеты,  махаонов  красочных  и  голопузиков.  К  портретам  гастролеров  иногда  присоединяются  какой-нибудь  гитарист  на  черном  фоне  и  фасад  городского  цирка.  О  них  продавец  не  шутит:  они  –  его  любимые.    Потолок  подземки  –  не  ночной  небосвод,  и  для  других  звезд  на  нем  не  место.


…  Сперва  он  делал,  как  надо.  Он  говорил  нараспев  о  будущих  концертах,  разнообразя  объявления  прибаутками  и  сплетнями.  Но  ему  стало  чудиться,  что  потенциальные  клиенты  заранее  знают,  что  он  хочет  сказать,  даже  если  никто  не  успел  с  утра  купить  ни  одного  издания  из  украшавших  столы  в  переходе.  Если  он  имеет  сообщить  большой  и  скандальный  секрет,  который  сам  придумал,  его  уже  угадали.  Жизнь  «звезд»  выглядит  лучезарной,  известной  и  ненужной.  Он  был  в  этом  уверен.  Редко-редко  лицо  проходящей  старушки  просветлялось  в  ответ  на  отсутствующий  взгляд  портрета,  причисленного  им  к  категории  скелетов.  Или  девицы  при  виде  махаона  или  голопузиков  начинали  будоражиться  и  игриво  шептаться.  Этих  крохотных  проблесков  симпатии  он  почти  не  замечал.  А  замечая,  презирал  и  не  верил,  хотя  для  него  они  значили  деньги.


Как-то,  в  честь  приезда  очередного  известного  гитариста,  он  прервал  традиционную  рекламную  фразу  и  через  весь  коридор,  пересекая  его  обыденное  течение,  провозгласил  строчку  из  стихов  на  музыку  этого  гитариста.  Слова  ее  несли  печаль  отчаяния,  но  ритм  выражал  отвагу  действовать  каждым  шагом.  Фраза  упала  по-шлагбаумному  и  перерубила  бег  в  переходе.  Зашарили  несколько  всполошившихся  взглядов.  Одна  шеренга  повернула  головы.  Блеснула  чья-то  улыбка.  Он  был  раздавлен  собственным  впечатлением  от  своей  выходки.  Если  чужие  люди  решили,  что  у  тебя  не  все  дома,  по-настоящему  стыдно  только  тогда,  когда  сам  ты  с  ними  согласен.


Заливая  злость,  он  перешел  на  анекдоты.  Он  знал  много  и  любил  такие,  которые  не  в  бровь,  а  в  глаз,  не  заботясь  о  приличиях.  У  него  самого  не  получалось  придумать  анекдот  как  следует:  получалось  точно,  но  не  смешно.  Но  кто  на  ходу  услыхал  начало  анекдота,  тот  уже  не  расслышит  конец.  Общее  впечатление  не  лучше,  чем  от  выкинутых  из  песни  слов,  и  он  опять  не  мог  устроить,  чтобы  самому  не  было  скучно.


Его  скребло  безучастие.  Он  знал,  и  на  глазах  подтверждалось,  что  среднее    за  сезон    количество  покупателей  билетов  не  зависит  от  него  и  определяется  законом,  известным  ему  и  существующим  вне  его.  Их  будет  так  мало,  что  непонятно,  зачем  понадобилось  ставить  его  и  вешать  пятнистые  фотофизиономии  в  этом  галдящем,  ползущем  переходе.  Это-то  ему  было  неприятно.  Негодование  от  никчемности  стегало  его  и  заставляло  изобретать  выкрутасы,  чтобы  разворошить  рутину  и  забыть  о  своей  роли  ходячего  приложения.


Он  теперь  говорит  все  про  всячину.  Он  отзывается  на  новости  дня,  цитирует  затасканные  хохмы  и  удобряет  все  это  «звездными»  шалостями,  произнося  их  с  важной  таинственностью,  как  прогноз  погоды.  Не  было  для  него  такой  заумной  сложности,  которую  нельзя  сказать  простым  словом.  Его  укола  не  выдержит  никакая  фальшь,  а  вместе  с  фальшью  возвышенные  идеи  хромают  от  гирьки-смешка,  которую  он  им  привесил.  Он  отражает  и  обиду  на  безразличие,  и  скрытый  лживый  или  смешной  смысл  того,  о  чем  говорит,  и  отвращение  к  себе  самому  за  то,  что  хочет  показаться  на  ходу  остроумным  и  добровольно  корчит  идиота.  Из  этих  обид  создалось  и  заточилось  шило  азарта;  оно  колет  его,  когда  иссякают  слова,  дополнительной  злостью,  и  он  кричит  с  бессильной  важностью:


-  Не  спешим,  господа  пассажиры!  Не  торопимся  и  не  спешим!


-  Неохотно  он  всегда  говорил  о  политике.  Уж  тут-то,  кажется,  можно  было  сказать,  но  как  раз  тут  он  ощущал  тесноту.  Он  считал  себя  разумным  человеком,  а  цель  разума  видел  в  том,  чтобы  жизнь  была  уютной  и  удобной    -  пусть  не  сразу  счастливой.  (Особенно  очевидно  это  было  поздней  осенью  и  зимой,  когда  он  глядел  на  вяло  текущее  либо  приступами  мчащееся  человечество  с  расколотым  в  отдельных  лицах  выражением  усталости  от  преодоления  препятствий).  Политику  он  представлял  себе  такой  скользкой  плоскостью,  на  которой  все  только  и  стремятся  извратить  цель  разума.  Можно  было  мстить  им  словами.  Но  шутки  над  политикой  возвращали  его  к  горечи  собственной  беспомощности.  Там,  кстати,  говорили  на  таком  извилистом  языке,  который  был  создан  для  пародии,  но  у  него  получалось  только  перевести  все  короткой  понятной  фразой  вроде:  «Все  они  тупицы!»  или  «Нужно  жить,  хотя  все  они  сволочи».


-  Прежде,  чем  привыкнуть,  его  запомнили.  Его  стали  касаться  любопытные  взгляды,  усмешки,  улыбки.  Два  раза  в  день,  а  то  и  чаще,  проходя  обычным  маршрутом,  люди,  незаметно  для  себя,  поджидали,  как  услышат  мерно  вещающий  голос,  и,  еще  не  разобрав  ни  слова,  начинали  кто  морщиться,  кто  –  посмеиваться.  В  этом  смехе  выражается  признание  –  «стоящий  человек»  -  но  со  стороны  оно  может  задеть,  даже  больно.  Его  узнавали,  почти  не  видя,  и  помнили,  едва  обращая  внимание.  Когда  он  чувствовал  спиной  и  плечами  эти  вспышки  интереса,  они  согревали  его  и  он  юродствовал  со  вдохновением.  Если  подошедшая  купить  билеты  в  цирк  мамаша  или  знающий  любитель  приезжих  рокеров  оказывались  недостаточно  расторопны,  им  было  несдобровать.  Они  включались  в  представление.  Без  единой  откровенной  обиды,  но  так,  что  от  гнева  перехватывало  дух,  подземный  продавец  билетов  издевался  над  их  воображаемой  глупостью.  Он  заводился  еще  пуще,  не  переставая  изображать  подобострастную  вежливость,  если  видел,  что  клиент  отчаянно  не  понимает,  в  чем  дело.  Дело  было  в  сцене.


Не  портреты,  приросшие  к  стенам,  а  болтливый  продавец  стал  «звездой»  обывателей  этого  перехода.  На  него,  со  временем,  распространили  то  же  отношение,  какое  бывает  к  «звездам»,  -  равнодушное  внимание,  смешанное  с  усталостью  от  повтора.
Что  бы  он  ни  придумывал,  чему  бы  ни  улыбались  случайно  услышавшие  его  прохожие,  каждый  из  них  мог  бы  повторить  на  память  только  фразу,  которую  он  использовал,  когда  нечего  было  сказать  или  для  раскачки.  Он  по-прежнему  был  беспощаден  к  другим,  но  и  сам  получал  и  в  спину,  и  в  лицо:


-  А  этот  чувак  все  не  торопится….


-  Мужик,  ты  торопиться  когда-нибудь  начнешь?


Паразиты  унижают  творчество.  Продавец  скалил  зубы  и  подальше  посылал  неопознанного.  Но  тот  еще  раньше  уносился  в  потоке  людей.


Ему  все  чаще  хотелось  молчать.  Бытовая  тема  не  бездонная,  она  лишь  сперва  кажется  такой.  На  деле  это  все  те  же  не  деньги,  а  их  количество,  мужчины,  женщины  и  дети  в  разных  комбинациях,  лапша  на  уши  и  уши  для  лапши.  Ими  была  наполнена  приплюснутая  подземная  змея,  они  двигались  к  обоим  ее  концам  и  просеивались  высверком  стеклянной  двери.  Очевидно  причудливое  и  многообразное  возможно  было  повторить,  только  втиснув  в  надоевшие  шаблоны.  И  перебирать  это  мертвое  богатство,  притворяясь,  что  знаешь  его  подноготную,  такой  мудрый  гуру  –  самообман,  обман,  пустошь.


Неожиданное,  но  предсказуемое,  произошло  однажды.  Он  остановился,  отдыхал,  сложив  руки  за  спиной,  вцепившись  в  локти,  и  не  думал  о  том,  какое  у  него  сейчас  лицо.  К  нему  сзади  кто-то  пристроился,  подождал  немного,  и  заговорил  женский  голос,  поборовший  нерешительность:


-  Репродуктор,  здравствуйте!  Всегда  мечтала  с  вами  познакомиться…


Признание  его  обрадовало  и  даже  осветило.  Почти  впервые  он  выступил  из  темноты,  и  отважно-веселые  каштановые  глаза  глянули  с  благодарностью  на  девушку.


Но  об  истории  отношений  с  девушкой  стоило  бы  больше  говорить,  если  бы  она  отменила  переход  с  его  бесконечным  движением.  В  жизни  репродуктора  она  развивалась  своим  путем,  подчиняясь  отдельным  превратностям  и  создавая  особенные  закоулки.  А  переход  никуда  не  исчез,  и  равнодушное  движение  в  нем  хотя  и  спадает  временами,  но  продолжается…


Через  каждый  час  над  переходом  останавливается  электричка.  Над  потолком  тогда  что-то  большое  гулко  перекатывается,  и  раздается  тяжелый,  как  спросонья  или  от  лени,  неохотный  удар,  за  ним  другой.  От  ударов  появляется  ожидание:  «Ну  вот,  опять…»  «Еще  раз…»  И  точно,  со  всех  сторон  спрыгивают,  скатываются,  соскакивают  суетливые  люди  и  наполняют  переход  своим  стремлением  к  известным  им  целям  снаружи.  Коридор  по  обе  стороны  от  ряда  колонок  на  глазах  заполняет  толпа,  объединенная  общим  негодованием,  что  надо  быстрее…  Когда  толпа  проходит  и  между  колоннами  появляется  простор,  после  многих  шагов  и  голосов  в  переходе  стоит  приглушенный  непрерывный  шорох,  словно  разрывают  и  разбрасывают  густые  и  мягкие,  лежащие  слой  на  слой,  пласты  листьев,  невидимо  разлетающихся.


Продавцы  раскладывают  аккуратными  рядами  разноцветные  коробки  сигарет  или  хохлятся  над  мешками,  где  насыпаны  груды  семечек,  черных,  как  земля.  Хозяйка  колеблет  пуховой  мячик  на  шнурке  под  носом  у  серого,  гладенького  котенка;  пузатого  лобастого  щенка  отдают  в  руки  покупателю,  а  на  полу  щенок-игрушка  верещит,  качается,  мигает  и  кивает,  из  себя  выходит,  только  бы  на  него  обратили  внимание.  Цветочницы  заворачивают  букеты  в  хрустящие  бумажные  листы.  Проникая  в  переход  через  боковые  входы  с  лестницами,  солнце  днем  мажет  облицованные  стены  кое-где  островками  и  полосами  блеска,  а  по  утрам  и  по  вечерам  под  потолком  горят  лампы,  как  больные  глаза.  Торговцы  и  милиция,  которая  появляется,  чтобы  их  выгнать  и  некоторое  время  затем  контролируют  вновь  занятые  владения,  поддаются  оцепенению  усталости.  У    колонн  и  под  стенами  они  приспособились  изображать  живые  декоративные  фигуры.


У  себя  в  углу  говорящий  циркуль  останавливается  и  смотрит  на  них,  отключив  и  голос,  и  мысли.  Он  отводит  глаза  от  бегущих  людей,  но  и  не  глядя,  так  же  чувствует  их  перемещение,  как  и  холод  на  щеках.


У  него  вздрагивает  подбородок,  и  он  перелетает  взглядом  с  одного  на  другое.  Орнамент  на  стене  напротив  под  потолком  тот  же,  что  и  на  колоннах:  треугольники,  бежевые  на  желтом,  сложенные  из  трех  четырехугольных  бежевых  плиток,  две  –  по  краям,  одна  –  между  ними,  пониже.  Он  смотрит  бессознательно  долго,  потом  проскальзывает  идея,  что  рисунок  на  что-то  похож.


«Собака»,  думает  он.  «Точно,  собачья  морда».  И  представляет:  совершенно  беспородная  мордашка,  серьезная,  хитрые  огоньки  в  ожидающих  чего-то  от  тебя  глазах.  С  лохматыми  висячими  ушами  и  с  крупинкой  света  на  подрагивающем  носу.  «Это  лицо,  -  думает  он,  -  не  морда,  а  лицо,  как  в  том  анекдоте.  Лицо,  потому  что  есть  вы-ра-же-ние…»  Сотни  изображений  лиц,  убегающих  в  разные  стороны,  протянувшихся  по  стене  цепочкой,  для  портрета  слишком  абстрактные,  ну  да  ведь  за  такой  схемкой  –  настоящие  лица…»


От  придуманного  сравнения  ему  стало  неожиданно  хорошо  и  любопытно  прислушиваться  и  к  самому  себе,  и  к  тому,  что  кругом  делается.  В  нем  просыпается  необъяснимая  радость,  и  тем  лучше,  что  причина  ее  почти  сразу  же  забылась.  Он  опять  увидел  бесконечное  человеческое  мелькание,  а  немного  спустя,  услышал,  как  сверху  стукнула  электричка.  Улыбнулся  мысли,  что  их  не  исправить.  Вдохнул,  расправил  плечи  и  завелся  по-новому,  прохаживаясь  вдоль  стены  со  «звездами»:


-  Господа  пассажиры,  я  вас  люблю.  Взялись  вы  на  мою  голову!  Не  торопимся  и  не  спешим…

3.11.2005

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031317
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 22.01.2025


Две картинки из киевского метро 90-х 1. Кобзарь. Проза

Две  картинки  из  киевского  метро  90-х

1.Кобзарь

В  переходе  между  двумя  центральными  станциями  киевского  метро  еще  несколько  лет  назад  замечали  старинного  музыканта.
Вот  как  это  бывало.
Объявлена  станция.  Размыкаются  двери,  и  по  двое  –  по  четверо  пассажиров  высыпаются  из  каждого  вагона  на  освещенный  белыми  лампами  перрон.  Огибают  стены,  по  которым  вьются  глазастые,  распахнутые  или  мечтательно  сомкнутые  цветы:  узоры  из  цветов  впечатаны  в  станционные  пилоны.  Из  основного  зала  на  пересадку  ведет  арка  с  лестницей,  и  в  нее,  ступень  за  ступенью,  забирается,  с  шорохом  и  кашлями,  волнующееся  многоголовое  полотно  проезжающих.
Переход  –  широкий  и  наполненный  ярким  светом  коридор  с  закругленным  потолком.  По  нему  движутся  все  в  одну  сторону,  без  встречи  и  возврата.  Торговля  здесь  мелкая,  и  уже  в  самом  начале  коридора  слышен  одинокий  мужской  голос.  Он  что-то  говорит  громко  и  с  возвышающейся  интонацией.  Не  то  декламирует,  не  то  заклинает,  не  то  причитает.
Чем  ближе,  тем  голос  делается  бодрее.  В  его  одиночестве  не  слышно,  кажется,  ничего  устрашающего  –  не  так,  как  у  сумасшедших,  которые  вещают  всем  и  никому.  Еще  ближе  –  звенят  струны.  А-а,  это  кобзарь…
Спиной  к  стене  на  низком  стульчике  сидит  широкоплечий  старик.  Единичные  любопытные  взгляды  на  долю  минуты  цепляются  за  него  и,  словно  отталкиваясь  от  него,  отпускают.  В  холодное  время  на  нем  серое  длинное  пальто  и  мохнатая  шапка.  Когда  тепло  –  ухоженный  черный  костюм;  поверх  черного  светят  белые  с  красным  язычки  –  краешки  воротника  густо  вышитой  рубахи.  На  коленях  его  –  бандура:  половина  огромного  зерна,  пустившего  кверху  загнутый  росток  –  шейку  с  грифом.  Звучит  высокими  всплесками  и  глубокими  низами,  как  будто  горстки  брызг  от  руки  или  от  весла,  умножающих  солнце,  нарушают  светлую  гладь  воды  с  долгими  темными  отражениями  деревьев.  (Была  ли  у  него  коробка  или  банка  для  денег?  Ей  полагалось  быть).  Смуглое  лицо  в  глубоких  струящихся  морщинах  обращено  поверх  бандуры  и  текущих  мимо  людей.  Глаза  –  обжигающие  орехи.
Песня,  издалека  звучащая  унылым  заклинанием,  вблизи  изменилась.  Теперь  это  плясовая.  Что-то  радостное,  удалая,  довольная  собой  слава  идет  вприпрыжку,  и  припев  про  вареники.  Если  и  не  весело,  то  забавно,  тем  более,  что  голос  у  старого  кобзаря  –  не  очень.  Раньше  явно  был  замечательный:  сильный,  но  мягкий,  не  гордящийся  силой.  Сейчас  –  оглушился,  треснул  и  стал  как  сухой  стебель.
Около  места,  где  сидит  кобзарь,  пол  коридора  делает  незаметный  наклон.  Как  раз  тогда,  когда  можно  разобрать  слова  песни  –  одну  строчку  –  шаги  прохожих  поневоле  убыстряются.  У  каждого,  кто  идет  по  переходу,  шаги  делаются  быстрее  и  попадают  в  ногу,  и  сложившиеся  на  ходу  в  толпе  волны  вытягиваются  молниями  –  резкими  направленными  вперед  зигзагами.  От  шаркания  ног,  совпадающего  топота,  шуршания  одежды  в  переходе  мерещится  больше  людей,  чем  есть  на  самом  деле,  словно  их  общее  отражение  в  звуках  плывет  за  ними  под  сводом.
Это  почти  дождь,  катящиеся  капли.  Всякий  знает,  что  идет  сам  по  себе,  потому  что  на  склоне  нельзя  не  руководить  своим  шагом  и  не  удерживать  его  от  бега.  Но  напор  сзади  нигде  не  ощутим  так,  как  здесь.  Всех  сразу  нечаянное  образовавшееся  единство,  обгоняя  мысли,  сносит  к  концу  коридора,  где  поворот  налево,  где  очередная  арка  просеет  и  выпустит  их.

21.06.05  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1031316
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 22.01.2025


Три короткі вірші Роберта Герріка про кохання. Переклади

Robert  Herrick.  A  kiss  український  переклад

Оригінал:

A  KISS.
by  Robert  Herrick


WHAT  is  a  kiss  ?      Why  this,  as  some  approve  :
The  sure,  sweet  cement,  glue,  and  lime  of  love.

Мій  український  переклад:

Роберт  Геррік

Цілунок

Що  є  –  цілунок?  Вам  підтвердять  знов:
Солодка  суміш,  зміцнює  любов.

Переклад  10.01.2025

R.  Herrick.  To  his  Valentine  on  St.  Valentine's  day  український  переклад

Оригінал:

TO  HIS  VALENTINE  ON  ST.  VALENTINE'S  DAY.
by  Robert  Herrick


OFT  have  I  heard  both  youths  and  virgins  say
Birds  choose  their  mates,  and  couple  too  this  day  ;
But  by  their  flight  I  never  can  divine
When  I  shall  couple  with  my  valentine.

Мій  український  переклад:

Роберт  Геррік

Його  коханій  у  Валентинів  день

Від  юнаків  і  юнок  чув  я  сам:
Сьогодні  паруватись  час  пташкам.
Та  по  польоту  птах  узнать  несила,
Коли  спарується  зі  мною  мила.  

Переклад  10.01.2025

R.  Herrick.  To  his  Valentine  on  St.  Valentine's  day  український  переклад

R.  Herrick.    What  kind  of  mistress  he  would  have  український  переклад

Оригінал:


WHAT  KIND  OF  MISTRESS  HE  WOULD  HAVE.
by  Robert  Herrick


BE  the  mistress  of  my  choice
Clean  in  manners,  clear  in  voice  ;
Be  she  witty,  more  than  wise,
Pure  enough,  though  not  precise  ;
Be  she  showing  in  her  dress
Like  a  civil  wilderness  ;
That  the  curious  may  detect
Order  in  a  sweet  neglect  ;
Be  she  rolling  in  her  eye,
Tempting  all  the  passers-by  ;
And  each  ringlet  of  her  hair
An  enchantment,  or  a  snare
For  to  catch  the  lookers-on  ;
But  herself  held  fast  by  none.
Let  her  Lucrece  all  day  be,
Thais  in  the  night,  to  me.
Be  she  such,  as  neither  will
Famish  me,  nor  overfill.

Мій  український  переклад:

Роберт  Геррік

Яку  він  хотів  би  коханку

Я  ось  яку  коханку  мати  хочу:
Манери  гарні,  голос,  мов  дзвіночок,
Щоб  розум  гострий  мудрувать  не  брався  –
Щоб  чисто  міркував,  та  не  чіплявся.
В  одежі  стиль  такий  хай  обирає,
Щоб  був  мов  глухомань,  де  думка  грає,
Щоб  завжди  споглядач  цікавий  визнав:
У  безладі  сховали  лад  умисно.
Хай  погляд  жвавий  матиме  і  пильний,
Щоб  спокушав  усіх,  кого  зустріне.
Хай  кожне  кучерів  її  колечко
Чарує  чи  веде  в  полон  сердечний.
Нехай  би  всіх  зустрічних  підкоряла,
Проте  сама  б  свободу  зберігала.
Нехай  була  б  Лукрецією  днями,
Та  Таїс  –  як  ми  будем  вдвох  ночами.
Нехай  моє  пробуджує  бажання
Без  голоду  та  без  переїдання.

Переклад  11.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030493
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.01.2025


Три коротких стихотворения Роберта Геррика о любви. Переводы





Оригинал:

A  KISS.
by  Robert  Herrick


WHAT  is  a  kiss  ?      Why  this,  as  some  approve  :
The  sure,  sweet  cement,  glue,  and  lime  of  love.

Мой  перевод:

Роберт  Геррик

Поцелуй

Что  значит  -  поцелуй?  Найдут  вам  подтвержденье:
Смесь  сладкая.  Она  –  любви  скрепленье.

Перевод  10.01.2025


Оригинал:

TO  HIS  VALENTINE  ON  ST.  VALENTINE'S  DAY.
by  Robert  Herrick


OFT  have  I  heard  both  youths  and  virgins  say
Birds  choose  their  mates,  and  couple  too  this  day  ;
But  by  their  flight  I  never  can  divine
When  I  shall  couple  with  my  valentine.

Мой  перевод:

Роберт  Геррик

Его  возлюбленной  в  Валентинов  день

Он  и  она  твердить  не  устают:
Сегодня  птицы  пары  создают.
Но  указать  не  мог  мне  птиц  полет,
Когда  соединенье  с  милой  ждет.

Перевод  10.01.2025

Оригинал:

WHAT  KIND  OF  MISTRESS  HE  WOULD  HAVE.
by  Robert  Herrick


BE  the  mistress  of  my  choice
Clean  in  manners,  clear  in  voice  ;
Be  she  witty,  more  than  wise,
Pure  enough,  though  not  precise  ;
Be  she  showing  in  her  dress
Like  a  civil  wilderness  ;
That  the  curious  may  detect
Order  in  a  sweet  neglect  ;
Be  she  rolling  in  her  eye,
Tempting  all  the  passers-by  ;
And  each  ringlet  of  her  hair
An  enchantment,  or  a  snare
For  to  catch  the  lookers-on  ;
But  herself  held  fast  by  none.
Let  her  Lucrece  all  day  be,
Thais  in  the  night,  to  me.
Be  she  such,  as  neither  will
Famish  me,  nor  overfill.

Мой  перевод:

Роберт  Геррик

Какую  он  хотел  бы  любовницу


Пусть  будет  вот  какой  моя  «она»:
Изящные  манеры,  речь  ясна,
Ум  будет  лучше  остр,  чем  глубок,
Чтоб  мог  ценить,  цепляться  же  не  мог,
В  одежде  стиль  такой  пусть  изберет,
Как  глушь,  куда  прозрение  войдет    –
Чтоб  всякий,  пожелавший  наблюдать,
В  небрежности  порядок  мог  признать.
Пусть  будет  взор  внимателен  и  жив,
Всем  встреченным  запомнится,  прельстив.
Пусть  каждый  ее  локон  виться  б  стал
Так,  чтобы  чаровал  иль  в  плен  чтоб  брал.
Пусть  всякого  она  б  привлечь  смогла,
Притом  сама  б  свободу  сберегла.
Лукрецией  была  б  она  для  дней,
Но  страстной  Таис  для  моих  ночей.
Пусть  станет  пробуждать  мое  желанье
Без  голода  и  без  перееданья.

Перевод  11.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030492
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 11.01.2025


Robert Herrick THE STAR-SONG український переклад



Оригінал:

Robert  Herrick  THE  STAR-SONG  :    A  CAROL  TO  THE  KING
SUNG  AT  WHITEHALL.

The  Flourish  of  Music  ;    then  followed  the  Song.

TELL  us,  thou  clear  and  heavenly  tongue,
Where  is  the  Babe  but  lately  sprung  ?
Lies  he  the  lily-banks  among  ?

Or  say,  if  this  new  Birth  of  ours,
Sleeps,  laid  within  some  ark  of  flowers,
Spangled  with  dew-light  ;    thou  canst  clear
All  doubts,  and  manifest  the  where.

Declare  to  us,  bright  star,  if  we  shall  seek
Him  in  the  morning's  blushing  cheek,
Or  search  the  beds  of  spices  through,
To  find  him  out  ?

Star.    No,  this  ye  need  not  do  ;
But  only  come  and  see  Him  rest
A  Princely  Babe  in's  mother's  breast.

He's  seen,  He's  seen  !      why  then  around
Let's  kiss  the  sweet  and  holy  ground  ;
And  all  rejoice  that  we  have  found
A  King  before  conception  crown'd.

Come  then,  come  then,  and  let  us  bring
Unto  our  pretty  Twelfth-tide  King,
Each  one  his  several  offering  ;

And  when  night  comes,  we'll  give  Him  wassailing  ;
And  that  His  treble  honours  may  be  seen,
We'll  choose  Him  King,  and  make  His  mother  Queen

Мій  український  переклад:

Роберт  Геррік.
Пісня  до  зорі

Різдвяна  пісня  до  короля,  що  співали  у  Вайтголлі

Лунає  урочиста  музика,  далі  -  пісня

Небесний  віснику,  скажи,
Де  Немовля  нове  лежить.
Між  лілій,  може?  Покажи!

Чи  у  ковчежці  із  квіток
Спить,  любе,  серед  пелюсток,
Росою  вмите?  Можеш  ти
Вказати,  де  Його  знайти.

Чи  ранок  щічку  ніжну  дав
Рожеву,  щоб  Маленький  спав?
Чи  в  запашному  квітнику
Він,  зоре  ясна?
Зоря.  Вам  ріку,
Що  ви  шукаєте  не  там.
На  грудях  Матері  –  наш  Пан.

Хор.  Ось!  Ось!  Цілунки  почали
Землі  дарить,  куди  прийшли.
Радійте,  що  Того  знайшли,
Хто  –  Цар  раніш,  ніж  зачали.

Прийдіть!  Нам  треба  прославлять
Царя,  дванадцять  днів  гулять,
Дари  свої  Йому  вручать.

Хор.  Ніч  буде  –  час  бенкетувать.
Щоб  славили  потрійний  дар,
Цариця  –  Мати,  Син  же  –  Цар.

Переклад  09.01.2025

Потрійний  дар  –  видимо,  дари  волхвів:  золото,  ладан  і  мірра.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030373
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 09.01.2025


Robert Herrick THE STAR-SONG. Перевод

Robert  Herrick  THE  STAR-SONG  :    A  CAROL  TO  THE  KING
SUNG  AT  WHITEHALL.

The  Flourish  of  Music  ;    then  followed  the  Song.

TELL  us,  thou  clear  and  heavenly  tongue,
Where  is  the  Babe  but  lately  sprung  ?
Lies  he  the  lily-banks  among  ?

Or  say,  if  this  new  Birth  of  ours,
Sleeps,  laid  within  some  ark  of  flowers,
Spangled  with  dew-light  ;    thou  canst  clear
All  doubts,  and  manifest  the  where.

Declare  to  us,  bright  star,  if  we  shall  seek
Him  in  the  morning's  blushing  cheek,
Or  search  the  beds  of  spices  through,
To  find  him  out  ?

Star.    No,  this  ye  need  not  do  ;
But  only  come  and  see  Him  rest
A  Princely  Babe  in's  mother's  breast.

He's  seen,  He's  seen  !      why  then  around
Let's  kiss  the  sweet  and  holy  ground  ;
And  all  rejoice  that  we  have  found
A  King  before  conception  crown'd.

Come  then,  come  then,  and  let  us  bring
Unto  our  pretty  Twelfth-tide  King,
Each  one  his  several  offering  ;

And  when  night  comes,  we'll  give  Him  wassailing  ;
And  that  His  treble  honours  may  be  seen,
We'll  choose  Him  King,  and  make  His  mother  Queen

Мой  перевод:

Роберт  Геррик.
Песня  к  звезде

Рождественская  песня  королю,  исполненная  в  Уайтхолле

Раздается  торжественная  музыка,  затем  следует  песня

Небесный  вестник,  нам  скажи,
Где  Новорожденный  лежит.
Средь  лилий,  верно?  Покажи!

В  ковчежце,  может,  средь  цветов
Он  видит  много  сладких  снов,
Росой  умыт?  Нам  разъяснить
Ты  можешь,  как  к  нему  прибыть.

На  розовой  утра  щеке
Иль  в  ароматном  цветнике
Искать  нам,  яркая  звезда?

Звезда.  Все  смотрите  вы  не  туда.
Чтоб  Царственного  чтить,  приди:
У  материнской  Он  груди.

Хор.  Он  здесь!  Он  здесь!  И  прах,  что  свят,
Целуйте  много  раз  подряд!
Царя  нашли  мы  –  всякий  рад,
А  Царь  Он  прежде,  чем  зачат.

Придите!  Должно  прославлять
Царя,  двенадцать  дней  гулять,
Дары  свои  Ему  вручать.

Хор.   Ночь  будет  –  время  пировать,
И,  чтоб  тройной  был  славен  дар,
Царица  –  Мать,  а  Сын  –  наш  Царь.

Перевод  08.-09.01.2025

Тройной  дар  -  по  всей  видимости,  дары  волхвов:  золото,  ладан  и  мирра.


адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030303
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.01.2025


Robert Herrick. CHRIST'S BIRTH. Український переклад

Оригінал:

CHRIST'S  BIRTH.
by  Robert  Herrick


ONE  birth  our  Saviour  had  ;    the  like  none  yet
Was,  or  will  be  a  second  like  to  it.

Мій  переклад:

Роберт  Геррік
Народження  Христа

Спаситель  наш  народжений  лиш  раз  –
Нема  й  не  буде  іншого  для  нас.

Переклад  O7.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030236
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.01.2025


Robert Herrick CHRIST'S BIRTH. Перевод

Оригинал:

CHRIST'S  BIRTH.
by  Robert  Herrick


ONE  birth  our  Saviour  had  ;    the  like  none  yet
Was,  or  will  be  a  second  like  to  it.

Мой  перевод:

Роберт  Геррик.  Рождение  Христа

Однажды  лишь  Спаситель  наш  рожден.
Он  не  был  и  не  будет  повторен.


Перевод  06.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030234
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 08.01.2025


Robert Herrick. Saint Distaffs day. Український переклад

Оригінал:  

Saint  Distaffs  day,  or  the  morrow  after
Twelfth  day.

Partly  worke  and  partly  play
Ye  must  on  S.  Distaffs  day:
From  the  Plough  soone  free  your  teame;
Then  come  home  and  fother  them.
If  the  Maides  a  spinning  goe,
Burne  the  flax,  and  fire  the  tow  :
Scorch  their  plackets,  but  beware
That  ye  singe  no  maiden-haire.
Bring  in  pailes  of  water  then,
Let  the  Maides  bewash  the  men.
Give  S.  Distaffe  all  the  right.
Then  bid  Christmas  sport  good-night;
And  next  morrow,  every  one
To  his  owne  vocation.


Мій  переклад:

Роберт  Геррік.

День  прядки

(перший  день  по  Святках)

Поряд  з  працею  –  пограти,
Час  нам  прядку  шанувати.
Коні  плуг  хай  полишають
Скоро,  та  відпочивають.
Як  дівчата  стануть  прясти,
Кужіль  хай  палає  ясно!
Можеш  одяг  їх  палити,
Та  волосся  слід  жаліти!
Ллють  дівчата  воду  –    швидше
Стануть  парубки  чистіші.
Прядка  нині  за  святого,
З  ким  Різдву  –  прощальне  слово.
Завтра  вже  не  будем  гратись,
Кожному  –  до  праці  взятись.

Переклад  07.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030154
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.01.2025


Robert Herrick Saint Distaffs day перевод


Оригинал:

Saint  Distaffs  day,  or  the  morrow  after
Twelfth  day.

Partly  worke  and  partly  play
Ye  must  on  S.  Distaffs  day:
From  the  Plough  soone  free  your  teame;
Then  come  home  and  fother  them.
If  the  Maides  a  spinning  goe,
Burne  the  flax,  and  fire  the  tow  :
Scorch  their  plackets,  but  beware
That  ye  singe  no  maiden-haire.
Bring  in  pailes  of  water  then,
Let  the  Maides  bewash  the  men.
Give  S.  Distaffe  all  the  right.
Then  bid  Christmas  sport  good-night;
And  next  morrow,  every  one
To  his  owne  vocation.

Мой  перевод:

Роберт  Геррик


День  прялки

(первый  день  после  окончания  Святок)

Потрудись  да  порезвись  –
Прялке  нынче  поклонись.
Пусть  недолго  тащат  плуг
Кони  –  корм  им  и  досуг.
Коль  девицы  станут  прясть  –
Жги  кудель,  трудам  –  пропасть.
Платьев  чуть  огнем  коснись,
Только  не  волос  девиц!
А  девицам  –  воду  лить,
Чтоб  ребятам  чище  быть.
Прялка  нынче  –  тот  святой,
С  кем  вслед  Рождеству  –  покой,
С  кем  нам  праздник  провожать,
Завтра  ж  –  к  делу  приступать.

Перевод  07.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030153
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.01.2025


Robert Herrick TWELFTH NIGHT український переклад



TWELFTH  NIGHT  :    OR,  KING  AND  QUEEN.
by  Robert  Herrick


           NOW,  now  the  mirth  comes
           With  the  cake  full  of  plums,
Where  bean's  the  king  of  the  sport  here  ;
           Beside  we  must  know,
           The  pea  also
Must  revel,  as  queen,  in  the  court  here.

           Begin  then  to  choose,
           This  night  as  ye  use,
Who  shall  for  the  present  delight  here,
           Be  a  king  by  the  lot,
           And  who  shall  not
Be  Twelfth-day  queen  for  the  night  here.

           Which  known,  let  us  make
           Joy-sops  with  the  cake  ;
And  let  not  a  man  then  be  seen  here,
           Who  unurg'd  will  not  drink
           To  the  base  from  the  brink
A  health  to  the  king  and  queen  here.

           Next  crown  a  bowl  full
           With  gentle  lamb's  wool  :
Add  sugar,  nutmeg,  and  ginger,
           With  store  of  ale  too  ;
           And  thus  ye  must  do
To  make  the  wassail  a  swinger.

           Give  then  to  the  king
           And  queen  wassailing  :
And  though  with  ale  ye  be  whet  here,
           Yet  part  from  hence
           As  free  from  offence
As  when  ye  innocent  met  here.

Мій  переклад:

Година  для  втіх!
Родзинки  –  в  пиріг,
Де  біб  –  то  король  для  розваги.
А  ще  додаєш:
Горошині  теж
Як  до  королеви  -  повага.

Тепер  обирай,
В  цю  ніч  визначай,
Хто  нині  –  ватаг  достеменний.
Хто  стане  –  король,
Чия  буде  роль
Дня  дванадцятого  королеви!

Хлібці  у  вині,
Нам  будуть  смачні,
І  хай  тут  не  буде  такого,
Хто  чари  б  не  взяв
І  пити  б  не  став
За  здоров’я  їх  –  знову  й  знову!

Руно  агнця  взять,
Ним  чарку  звінчать!
Ось  імбир  і  горіх  ось  мускатний,
Ще  цукру  додай
І  ель  наливай  –
Різдвяний  це  пунш  буде  славний!

Король  наш  хай  п’є,
Королеві  наллє,
І  хоч  ви  перепилися,
Вам  доля  така:
Піти  без  гріха,
Як  тут  без  гріха  ви  зійшлися.

Переклад  6.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030101
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.01.2025


Robert Herrick. TWELFTH NIGHT : OR, KING AND QUEEN. by Robert Herrick. Перевод

Оригинал:

TWELFTH  NIGHT  :    OR,  KING  AND  QUEEN.
by  Robert  Herrick


           NOW,  now  the  mirth  comes
           With  the  cake  full  of  plums,
Where  bean's  the  king  of  the  sport  here  ;
           Beside  we  must  know,
           The  pea  also
Must  revel,  as  queen,  in  the  court  here.

           Begin  then  to  choose,
           This  night  as  ye  use,
Who  shall  for  the  present  delight  here,
           Be  a  king  by  the  lot,
           And  who  shall  not
Be  Twelfth-day  queen  for  the  night  here.

           Which  known,  let  us  make
           Joy-sops  with  the  cake  ;
And  let  not  a  man  then  be  seen  here,
           Who  unurg'd  will  not  drink
           To  the  base  from  the  brink
A  health  to  the  king  and  queen  here.

           Next  crown  a  bowl  full
           With  gentle  lamb's  wool  :
Add  sugar,  nutmeg,  and  ginger,
           With  store  of  ale  too  ;
           And  thus  ye  must  do
To  make  the  wassail  a  swinger.

           Give  then  to  the  king
           And  queen  wassailing  :
And  though  with  ale  ye  be  whet  here,
           Yet  part  from  hence
           As  free  from  offence
As  when  ye  innocent  met  here.

Мой  перевод:

Потехам    -  часок!
С  изюмом  пирог,
Где  боб  –  королем  развлеченья.
И  следует  знать:
Горошину  звать
Королевой  хотим  с  уваженьем.

Давай,  выбирай,
Сегодня  решай,
Чей  черед  –  для  потехи  отменной:
Кто  станет  -  король,
А  чья  будет  роль
Дня  двенадцатого  королевы!

Итак,  решено,
А  булки  –  в  вино!
И  пусть  не  найдется  такого,
Кто  чаши  б  не  взял,
Без  просьб  пить  не  стал
За  здравье  их    –  снова  и  снова!

Шерсть  агнца  нам  взять,
Ей  чашу  венчать!
Вот  имбирь  и  орех  вот  мускатный,
И  сахар  –  подлей
С  охотой  к  ним  эль:
Рождественский  пунш  будет  славный!

Король  наш  пусть  пьет,
Королеве  нальет,
И  хоть  вы  уж  в  эле  плескались,
Вам  участь  легка:
Уйти  без  греха,
Как  здесь  без  греха  повстречались.

Перевод  6.01.2025

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030099
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.01.2025


Леонид Филатов. Когда, обвенчанный с Удачей… Мій український переклад



Оригинал:

Когда,  обвенчанный  с  Удачей,
Я  гордо  шел  от  алтаря,
Народ  сочувственно  судачил,
Зазря,  мол,  все  это,  зазря…

Не  верят!…Так  или  иначе,
Но  я  на  свадебном  пиру:
«Удачи,  родненький,  удачи!»
Себе  отчаянно  ору.

Но  все  верна  воспоминанью,
Другому  все  еще  верна,  —
«Прости,  соколик…  Помираю…»  —
Тихонько  шепчет  мне  она.

И  гость,  поднявшийся  для  тоста,
Едва  не  расплескав  вино,
В  растерянности  сел  и  просто
Добавил:  «То-то  и  оно…»

Мій  український  переклад:

Коли  зі  Щастям  повінчався
Й  від  вівтаря  я  гордо  йшов,
До  співчуття  народ  вдавався,
«Дарма!»  лунало  знов  і  знов.

Не  вірять!..  Вірити  не  змушу,
Та  зичу  за  столом  собі
Горланячи  прекраснодушно:
«Рідненький,  хай  щастить  тобі!»

Та  Щастя  спогад  зберігає
І  іншого  не  зрадить,  ні.
«Пробач,  соколику…  Вмираю…»  —
Тихенько  мовило  мені.

І  гість,  який  для  тосту  звівся,
Вина  ледь-ледь  не  розплескав.
Він  сів  тоді,  бо  розгубився,
І  просто  так  «Еге  ж…»  додав.

Переклад  29.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029613
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.12.2024


Th. Wyatt. After great storms the calm returns український переклад

Оригінал:

After  great  storms  the  calm  returns
And  pleasanter  it  is  thereby.
Fortune  likewise  that  often  turns
Hath  made  me  now  the  most  happy.

Th’heaven  that  pitied  my  distress,
My  just  desire,  and  my  cry
Hath  made  my  languor  to  cease
And  me  also  the  most  happy.

Whereto  despaired  ye,  my  friends?
My  trust  alway  in  him  did  lie
That  knoweth  what  my  thought  intends,
Whereby  I  live  the  most  happy.

Lo,  what  can  take  hope  from  that  heart
That  is  assured  steadfastly?
Hope  therefore  ye  that  live  in  smart,
Whereby  I  am  the  most  happy.

And  I  that  have  felt  of  your  pain
Shall  pray  to  God  continually
To  make  your  hope  your  health  retain
And  me  also  the  most  happy.

Мій  український  переклад:

За  бурею  знов  буде  тиша
І  ще  прикрасить  наші  дні,
А  посміх  долі  був  не  гірший,
І  щастя  випало  мені.

Жаліли  небеса,  як  чули
Правдиві  заклики  мої,
Від  мене  лихо  відвернули,
І  щастя  випало  мені.

Тож,  друзі,  чом  втрачать  надію?
Бог  вів  мене  в  часи  скрутні.
Він  знав,  які  думки  лелію,
І  щастя  випало  мені.

Надію  серце  як  відпустить,
Коли  підтримано  її?
Надійтесь,  що  біда  відступить,
Бо  щастя  випало  мені.

Була  нагода  біль  ваш  взнати,
Й  Господня  милість  будь  мольбі
Надію  вашу  зберігати,
Як  щастя  випало  мені!

Переклад    25.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029563
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.12.2024


Sir Th. Wyatt After great storms the calm returns перевод

Оригинал:


After  great  storms  the  calm  returns
And  pleasanter  it  is  thereby.
Fortune  likewise  that  often  turns
Hath  made  me  now  the  most  happy.

Th’heaven  that  pitied  my  distress,
My  just  desire,  and  my  cry
Hath  made  my  languor  to  cease
And  me  also  the  most  happy.

Whereto  despaired  ye,  my  friends?
My  trust  alway  in  him  did  lie
That  knoweth  what  my  thought  intends,
Whereby  I  live  the  most  happy.

Lo,  what  can  take  hope  from  that  heart
That  is  assured  steadfastly?
Hope  therefore  ye  that  live  in  smart,
Whereby  I  am  the  most  happy.

And  I  that  have  felt  of  your  pain
Shall  pray  to  God  continually
To  make  your  hope  your  health  retain
And  me  also  the  most  happy.

Мой  перевод:

Вслед  буре  тишина  вернется,
Придет,  еще  приятней  став.
Так  и  удача  вновь  смеется,
Счастливый  случай  мне  послав.

Мне  жалость  небеса  явили,
Призыв  мой  к  правде  услыхав,
Мои  страданья  прекратили,
Счастливый  случай  мне  послав.

Друзья,  зачем  бросать  надежду?
Бог  знал:  я  верю,  не  солгав.
Он  мысль  мою  прочел,  как  прежде,
Счастливый  случай  мне  послав.

Надежду  сердце  как  отпустит,
Поддержки  силу  в  ней  признав?
Надейтесь,  что  беда  отступит,
Счастливый  случай  мне  послав.

И  я,  кто  знает  горе  также,
Молитву  Господу  сказав,
Прошу  хранить  надежду  вашу,
Счастливый  случай  мне  послав.

Перевод  24.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029561
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.12.2024


Th. Wyatt. Once as methought Fortune me kissed український переклад



Джерело  оригіналу:

Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригінал:

THE  LOVER  REJOICETH  THE  ENJOYING

OF  HIS  LOVE.

ОNCE,  as  methought,  Fortune  me  kissed
     And  bade  me  ask  what  I  thought  best,
     And  I  should  have  it  as  me  list,
Therewith  to  set  my  heart  in  rest,

       I  asked  but  my  lady’s  heart,
To  have  for  evermore  mine  own  ;
Then  at  an  end  were  all  my  smart  ;
Then  should  I  need  no  more  to  moan.

       Yet  for  all  that  a  stormy  blast
Had  overturn’d  this  goodly  day  ;
And  fortune  seemed  at  the  last
That  to  her  promise  she  said  nay.

       But  like  as  one  out  of  despair,
To  sudden  hope  revived  I  ;
Now  Fortune  sheweth  herself  so  fair,
That  I  content  me  wondrously.

       My  most  desire  my  hand  may  reach,
My  will  is  alway  at  my  hand  ;
Me  need  not  long  for  to  beseech
Her,  that  hath  power  me  to  command.

       What  earthly  thing  more  can  I  crave  ?
What  would  I  wish  more  at  my  will  ?
Nothing  on  earth  more  would  I  have  ?
Save  that  I  have,  to  have  it  still.

       For  Fortune  now  hath  kept  her  promess,                              
In  granting  me  my  most  desire  :
Of  my  sovereign2  I  have  redress,
And  I  content  me  with  my  hire

Мій  український  переклад:

Закоханий  радий,  що  насолоджується  коханням

Щаслива  доля  цілувала
Мене  –  чи  так  я  уявляв.
Чого  бажаю,  запитала,
Щоб  я  у  серці  спокій  мав.

Про  серце  милої  прохання  —
Назавжди  стало  щоб  моїм.
Тоді  б  скінчилося  страждання,
Я  б  розлучився  з  болем  злим.

Та  раптом  буря  увірвалась,
Щоб  день  мій  ясний  засмутить,
І  долі  присудом  здавалось
Відмовити  в  останню  мить.

Проте  від  відчаю  раптова
Мене  надія  підняла,
І  доля  знов  така  чудова,
Що  похвалу  лиш  здобула.

Вже  близько  те,  чого  бажаю,
Своїм  хотінням  я  велю,
Тієї  довго  не  вмовляю,
Чиї  накази  визнаю.

Із  благ  земних  іще  що  любо?
Чого  ще  хочу  досягти?
Вже  на  землі  шукать  не  буду,
Що  маю,  хочу  зберегти.

Дала,  що  обіцяла,  доля,
І  маю  те,  чого  бажав.
Відшкодували  брак  спокою,
Платні  достатньо,  що  дістав.


Переклад  24.12.24

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029433
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.12.2024


Sir Th. Wyatt. ОNCE, as methought, Fortune me kissed перевод



Источник  оригинала:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.


Оригинал:

THE  LOVER  REJOICETH  THE  ENJOYING

OF  HIS  LOVE.

ОNCE,  as  methought,  Fortune  me  kissed
     And  bade  me  ask  what  I  thought  best,
     And  I  should  have  it  as  me  list,
Therewith  to  set  my  heart  in  rest,

       I  asked  but  my  lady’s  heart,
To  have  for  evermore  mine  own  ;
Then  at  an  end  were  all  my  smart  ;
Then  should  I  need  no  more  to  moan.

       Yet  for  all  that  a  stormy  blast
Had  overturn’d  this  goodly  day  ;
And  fortune  seemed  at  the  last
That  to  her  promise  she  said  nay.

       But  like  as  one  out  of  despair,
To  sudden  hope  revived  I  ;
Now  Fortune  sheweth  herself  so  fair,
That  I  content  me  wondrously.

       My  most  desire  my  hand  may  reach,
My  will  is  alway  at  my  hand  ;
Me  need  not  long  for  to  beseech
Her,  that  hath  power  me  to  command.

       What  earthly  thing  more  can  I  crave  ?
What  would  I  wish  more  at  my  will  ?
Nothing  on  earth  more  would  I  have  ?
Save  that  I  have,  to  have  it  still.

       For  Fortune  now  hath  kept  her  promess,                              
In  granting  me  my  most  desire  :
Of  my  sovereign2  I  have  redress,
And  I  content  me  with  my  hire

Мой  перевод:

Влюбленный  рад,  что  наслаждается  любовью

Раз  поцелуй  судьбы  счастливой
Я,  как  казалось,  получил.
Что  нужно  мне,  она  спросила,
Чтоб  я  спокоен  сердцем  был.

Была  о  сердце  милой  просьба  –
Моим  чтоб  стало  навсегда:
Тогда  б  не  знал  я  беспокойства,
Моя  б  окончилась  беда.

Но  буря  ворвалась  —  смятенье,
А  день  был  прежде  добр  и  тих.
Казалось,  что  судьбы  решенье  —
Мне  отказать  в  последний  миг.

Но  от  отчаянья  внезапной
Надеждой  был  я  воскрешен.
Судьба  столь  сделалась  приятна,
Что  нынче  ею  восхищен.

Уж  близко  то,  чего  желаю,
Своим  хотениям  велю.
И  долго  уж  не  умоляю
Той,  чьи  приказы  признаю.

Из  благ  земных  еще  что  манит?
Еще  хочу  что  получить?
Мне  на  земле  уж  благ  достанет,
Что  есть,  хочу  я  сохранить.

Судьба  сдержала  обещанье,
Дала  мне  то,  чего  желал,
Возмещены  мои  страданья,
И  платой  я  доволен  стал.

Перевод  24.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029432
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.12.2024


Два вірші сера Томаса Ваєтта про випадки. Переклади


У  віршах  обіграється  слово  hap  —  випадок.  У  першому  вірші  випадок  щасливий,  хоча  постає  з  нещасливих  обставин,  у  другому  —  навпаки.  Заголовки  в  обох  випадках  редакторські,  тому  можливо,  що  у  віршах  йдеться  не  про  кохання.


Джерело  оригіналів:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

The  lover  rejoiceth  against  fortune  that,  by  hindering  his  suit,  had  happily  made  him  forsake  his  folly

In  faith  I  not  well  what  to  say,
Thy  chances  been  so  wondrous,
Thou  Fortune,  with  thy  diverse  play
That  causeth  joy  full  dolourous
And  eke  the  same  right  joyous.
Yet  though  thy  chain  hath  me  enwrapped,
Spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.

Though  thou  me  set  for  a  wonder
And  seekest  thy  change  to  do  me  pain,
Men’s  minds  yet  may  thou  not  order,
And  honesty,  an  it  remain,
Shall  shine  for  all  thy  cloudy  rain.
In  vain  thou  seekest  to  have  me  trapped.
Spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.
In  hindering  thou  diddest  further
And  made  a  gap  where  was  a  stile.
Cruel  wills  been  oft  put  under.
Weening  to  lour  thou  diddest  smile.
Lord!  how  thyself  thou  diddest  beguile
That  in  thy  cares  wouldest  me  have  lapped!
But  spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.

Закоханий  радіє  всупереч  долі,  яка  створила  перешкоди  для  його  залицяння  і,  на  щастя,  спонукала  його  відмовитись  від  його  безумства

Я,  справді,  що  сказать,  не  знаю:
Хоч  спершу  гарно  все  було,
Інакше  раптом  доля  грає:
За  гарним  вслід  гірке  прийшло,
Та  це  до  щастя  призвело.
Хоч  твій  ланцюг  мене  тримав,
Неуспіх  мій  успішним  став.

Реклама

Хоча  мене  ти  і  вражаєш,
І  можуть  зміни  біль  нести,
Та  розуму  не  направляєш,
І  чесності  –  перемогти,
Як  сонцю  –  за  дощем  зійти.
Дарма  ти  хочеш,  щоб  я  впав,
Неуспіх  мій  успішним  став.

Тепер  ти  хочеш  шкодить  далі:
Мости  на  річці  –  скинеш  їх,
Жорстокі  захист  твій  дістали,
Ждуть  плачу  –  твій  почують  сміх.
Та  ось  в  тенетах  ти  своїх:
Турбот  тяжких  я  не  дістав,
Неуспіх  мій  успішним  став.

Переклад  22.12.2024
Of  the  contrary  affections  of  the  lover

Such  hap  as  I  am  happed  in
Had  never  man  of  truth,  I  ween.
At  me  Fortune  list  to  begin
To  shew  that  never  hath  been  seen  –
A  new  kind  of  unhappiness.
Nor  I  cannot  the  thing  I  mean
Myself  express.
Myself  express  my  deadly  pain,
That  can  I  well  if  that  might  serve.
[10]  But  why  I  have  not  help  again,
That  know  I  not  unless  I  sterve
For  hunger  still  amidst  my  food  –
So  granted  is  that  I  deserve
To  do  me  good.
To  do  me  good  what  may  prevail?
For  I  deserve  and  not  desire
And  still  of  cold  I  me  bewail
And  raked  am  in  burning  fire.
For  though  I  have  –  such  is  my  lot  –
[20]  In  hand  to  help  that  I  require,
It  helpeth  not.
It  helpeth  not  but  to  increase
That  that  by  proof  can  be  no  more:
That  is  the  heat  that  cannot  cease,
And  that  I  have,  to  crave  so  sore.
What  wonder  is  this  greedy  lust:
To  ask  and  have,  and  yet  therefore
Refrain  I  must.
Refrain  I  must,  what  is  the  cause?
[30]  Sure,  as  they  say,  ‘So  hawks  be  taught.’
But  in  my  case  layeth  no  such  clause
For  with  such  craft  I  am  not  caught.
Wherefore  I  say,  and  good  cause  why,
With  hapless  hand  no  man  hath  raugh
Such  hap  as  I.

Про  суперечливі  почуття  закоханого

Той  випадок,  що  нині  стався,
Ще  вірному  не  випадав.
Зі  мною  першим  він  спіткався,
Ніхто  ще  не  переживав,
Щоб  так  –  нещастю  наставати.
Про  це  ще  й  марно  намагався
Я  сам  сказати.

Я  сам  сказати,  як  страждаю,
Зумів  би,  щоб  це  послужило,
Та  допомоги  не  стрічаю,
Смерть  помогла  б,  коли  б  спостигла.
Голодний,  хоч  харчів  чимало.
Мене  так  вдячність  одарила,
Щоб  краще  стало.

Щоб  краще  стало,  що  спіткає?
Заслуги  є,  нема  бажання.
І  холод  все  мене  терзає,
І  полум’я  –  без  погасання.
Хоч  те  в  руках  –  зізнатись  гірко  –
Від  чого  мав  би  я  сприяння,
Нема  підтримки.

Нема  підтримки,  лиш  підсилить
Те,  що  вже  має  припинятись.
Лютує  жар,  мене  не  звільнить,
Що  є,  до  того  мушу  й  рватись.
Порив  не  може  вдовольнитись.
Хоч  спразі  і  не  вгамуватись,
Слід  ухилитись.

Слід  ухилитись,  в  чім  причина?
Так,  кажуть,  соколів  навчають,  –
Їх  не  годують,  та  безвинно
Мене  цим  засобом  карають.
Та  випало  це  не  для  вигадок.
Нехай  уважні  помічають
Той  випадок.

Переклад  23.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029284
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.12.2024


Два стихотворения сэра Томаса Уайетта о случаях. Переводы

 

В  оригиналах  обыгрывается  слово  hap  –  cлучай.  Первый  случай  счастливый,  хоть  получился  из  несчастья,  второй  –  наоборот.  Заголовки  в  обоих  случаях  редакторские,  поэтому  речь  может  идти  не  о  любви.


Источник  оригиналов:

Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

The  lover  rejoiceth  against  fortune  that,  by  hindering  his  suit,  had  happily  made  him  forsake  his  folly

In  faith  I  not  well  what  to  say,
Thy  chances  been  so  wondrous,
Thou  Fortune,  with  thy  diverse  play
That  causeth  joy  full  dolourous
And  eke  the  same  right  joyous.
Yet  though  thy  chain  hath  me  enwrapped,
Spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.

Though  thou  me  set  for  a  wonder
And  seekest  thy  change  to  do  me  pain,
Men’s  minds  yet  may  thou  not  order,
And  honesty,  an  it  remain,
Shall  shine  for  all  thy  cloudy  rain.
In  vain  thou  seekest  to  have  me  trapped.
Spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.
In  hindering  thou  diddest  further
And  made  a  gap  where  was  a  stile.
Cruel  wills  been  oft  put  under.
Weening  to  lour  thou  diddest  smile.
Lord!  how  thyself  thou  diddest  beguile
That  in  thy  cares  wouldest  me  have  lapped!
But  spite  of  thy  hap,  hap  hath  well  happed.

Влюбленный  радуется  вопреки  судьбе,  которая,
Создав  препятствия  его  ухаживанию,  к  счастью,  побудила  его  отказаться  от  его  безумия

Я,  право,  что  сказать,  не  знаю,
Вначале  все  чудесно  было.
Иначе  вдруг  судьба  играет
И  радость  в  горесть  обратила,
Но  этим  все  же  угодила.
Хоть  цепь  твоя  меня  держала,
Удачной  неудача  стала.

Хоть  ты  меня  и  поражаешь,
И  хочешь  ранить  переменой,
Умами  ты  не  управляешь
И  честность  будет  непременно
Сиять,  за  тучей  –  солнце  следом.
Зря  ищешь,  что  б  меня  сковало:
Удачной  неудача  стала.

Препятствуя,  идешь  ты  дальше,
Мост  над  потоком  разрушаешь,
Укроешь  зло  свершивших  раньше,
Ждут  плача  –  смехом  отвечаешь.
Но  иногда  –  себя  обманешь:
Хоть  мне  забота  угрожала,
Удачной  неудача  стала.

Перевод  22.12.2024

Of  the  contrary  affections  of  the  lover

Such  hap  as  I  am  happed  in
Had  never  man  of  truth,  I  ween.
At  me  Fortune  list  to  begin
To  shew  that  never  hath  been  seen  –
A  new  kind  of  unhappiness.
Nor  I  cannot  the  thing  I  mean
Myself  express.
Myself  express  my  deadly  pain,
That  can  I  well  if  that  might  serve.
[10]  But  why  I  have  not  help  again,
That  know  I  not  unless  I  sterve
For  hunger  still  amidst  my  food  –
So  granted  is  that  I  deserve
To  do  me  good.
To  do  me  good  what  may  prevail?
For  I  deserve  and  not  desire
And  still  of  cold  I  me  bewail
And  raked  am  in  burning  fire.
For  though  I  have  –  such  is  my  lot  –
[20]  In  hand  to  help  that  I  require,
It  helpeth  not.
It  helpeth  not  but  to  increase
That  that  by  proof  can  be  no  more:
That  is  the  heat  that  cannot  cease,
And  that  I  have,  to  crave  so  sore.
What  wonder  is  this  greedy  lust:
To  ask  and  have,  and  yet  therefore
Refrain  I  must.
Refrain  I  must,  what  is  the  cause?
[30]  Sure,  as  they  say,  ‘So  hawks  be  taught.’
But  in  my  case  layeth  no  such  clause
For  with  such  craft  I  am  not  caught.
Wherefore  I  say,  and  good  cause  why,
With  hapless  hand  no  man  hath  raugh
Such  hap  as  I.

О  противоречивых  чувствах  влюбленного

Такого  случая,  признаюсь,
Покуда  с  верным  не  случалось.
Ему  я  первым  подвергаюсь,
Еще  такого  не  встречалось  –
Чтоб  так  –  провалу  наступать.
Об  этом  также  затрудняюсь
Я  сам  сказать.

Я  сам  сказать,  как  я  страдаю,
Сумел  бы,  если  б  кстати  было,
Но  помощи  не  получаю.
Смерть  помогла  б,  когда  б  настигла.
Еда  вокруг,  но  голод  cушит.
Так  благодарность  одарила,
Чтоб  было  лучше.

Чтоб  было  лучше,  что  настанет?
Заслуги  есть,  но  нет  желанья,
И  холод  все  меня  терзает,
И  все  не  утихает  пламя.
Хотя  мои  то  руки  держат,
В  чем  –  помощи  мне  обещанье,
Но  нет  поддержки.

Но  нет  поддержки,  лишь  усилит
То,  что  не  может  продолжаться.
Что  жжет  меня,  то  не  остынет,
К  тому,  что  есть,  я  должен  рваться.
Охвачен  жаждой  я  недужной,
Но,  хоть  ей  и  не  униматься,
Сдержаться  нужно.

Сдержаться  нужно,  в  чем  причина?
Хоть  соколов  так  обучают,
Лишая  пищи,  мне  обидно:
Приемы  эти  не  прельщают.
Случайно  все  же  так  не  мучают.
Я  дал  пример  –  пусть  обсуждают  –
Такого  случая.

Перевод  23.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029283
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.12.2024


Об остроумном поэте

Ну  можно  ли  представить  мир  без  шуток?!
Панталоне  Леонида  Филатова

Больной  поэт  стихи  жене  диктует,
О  невысоком  весело  толкует.
Защиту  шутки  темой  он  избрал
Затем,  что  вновь  страдание  узнал.

Бывал  он  в  драках,  знает,  как  бороться.
Хвалить  за  это  не  любой  возьмется,
Но  есть  внимание  к  его  словам,
Что  совестно  таскаться  по  судам.

Актер  он,  ролью  бабника  прославлен.
В  опасности  отвагой  не  оставлен
Усатый  соблазнитель  женских  душ.
Но  в  жизни  это  нежный,  верный  муж.

И  сказку  написал.  Она  смешная,
Ей  слов  крылатых  выпущена  стая,
Любезная  для  стольких  шутников!
Не  тем,  что  нет  суда  на  дураков.

Он  принцев  друг,  а  этот  принц  –  бедняга,
Который  влип  в  презлую  передрягу,
Причины  называет,  чтоб  не  быть…
А  друг  его  повадился  шутить.

Но  принц  от  горя  ох  как  шуткой  ранит,
И  друг  серьезности  не  забывает.
Вот  пара  прочная  –  слеза  и  смех,
Чтоб  рядом  быть,  не  признают  помех.

Больной  поэт  стихи  жене  диктует,
Умолкнув,  долго  он  забыт  не  будет.
Сложил  он  множество  удачных  строк,
Чтоб  вновь  читатель  радоваться  мог.

14.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029213
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2024


Сонет о непонятой шутке



Быть  может,  это  шутка?  Как  странна
И  паузу  сомнений  вызывает!
Она  ведь  очевидно  не  смешна
И  раздражает,  даже  обижает.

Быть  может,  это  шутка?  Но  звучит
Она  как  о  великом  объявленье.
И  помолчать  почтительно  велит,
Запустит  раньше  смеха  размышленье.

Быть  может,  это  шутка?  Говорят,
Что  нам  полезно  больше  улыбаться,
Но  также  признавать  не  запретят,
Что  за  улыбкой  может  боль  скрываться.

Суд  злой  и  грубой  шутке  будет  грозный:
Ведь  этой  шуткой  пробужден  серьезный.

14.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029212
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2024


Sir Th. Wyatt Go, burning sighs, unto the frozen heart український переклад



Джерело  оригіналу:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригінал:

THE  LOVER  SENDETH  SIGHS  TO  MOVE
 
HIS  SUIT

Go,  burning  sighs,  unto  the  frozen  heart.
Go  break  the  ice  which  pity’s  painful  dart
Might  never  pierce;  and  if  mortal  prayer
In  heaven  may  be  heard,  at  last  I  desire
That  death  or  mercy  be  end  of  my  smart.
Take  with  thee  pain  whereof  I  have  my  part
And  eke  the  flame  from  which  I  cannot  start,
And  leave  me  then  in  rest,  I  you  require.
Go,  burning  sighs.
[10]  I  must  go  work,  I  see,  by  craft  and  art
For  truth  and  faith  in  her  is  laid  apart.
Alas,  I  cannot  therefore  assail  her
With  pitiful  plaint  and  scalding  fire
That  out  of  my  breast  doth  strainably  start.
Go,  burning  sighs.

Мій  український  переклад:

Закоханий  надсилає  зітхання,  щоб  допомогти  його  залицянню

Гарячі  зітхання!  До  серця  холодного  вас  надсилаю,
Розбити  ту  кригу,  що  жалості  дротик  відбила,  бажаю.
І  якщо  смертну  молитву  на  небесах  можливо  сприйняти,
Лиш  одне  це  бажання  палке  невтомно  я  буду  плекати:
Хай  зі  смертю  чи  з  милістю  врешті  мука  моя  дійде  краю.
Візьміть  ви  з  собою  той  біль,  від  якого  я  так  потерпаю,
Поширте  на  неї  вогонь,  від  якого  рятунку  не  маю,
Я  ж  так  спокій  здобуду,  цього  я  нині  від  вас  вимагаю,
Гарячі  зітхання!

Мистецькі  витівки,  зручні  хитрування  я  нині  вживаю,
Бо  те,  що  нещира  й  невірна  вона,  надто  добре  я  знаю.
Та,  на  жаль,  я  не  здатний  ніяк,  щоб  здалась,  її  спонукати,
Хоч  лунати  скаргам  гірким,  і  в  грудях  вогню  не  вщухати,
Від  якого  жорстокий,  невпинний  я  нині  біль  відчуваю,
Гарячі  зітхання!

Переклад  22.12.2024

Перші  п’ять  рядків  –  переклад  першої  строфи  сонета  153  Петрарки.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029139
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 23.12.2024


Sir Thomas Wyatt. YE old mule Перевод

Источник  оригинала:

Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригинал:

OF  THE  FOLLY  OF  LOVING  WHEN  THE

SEASON  OF  LOVE  IS  PAST.


YE  old  mule  !1  that  think  yourself  so  fair,
     Leave  off  with  craft  your  beauty  to  repair,
     For  it  is  time  without  any  fable  ;
No  man  setteth  now  by  riding  in  your  saddle  !
Too  much  travail  so  do  your  train  appair  ;
                               Ye  old  mule  !
With  false  favour  though  you  deceive  th'ayes,
Who  so  taste  you  shall  well  perceive  your  layes
Savoureth  somewhat  of  a  keeper's  stable  ;
                               Ye  old  mule  !
Ye  must  now  serve  to  market,  and  to  fair,
All  for  the  burthen,  for  panniers  a  pair  ;
For  since  gray  hairs  ben  powder'd  in  your  sable,                              
The  thing  ye  seek  for,  you  must  yourself  enable
To  purchase  it  by  payment  and  by  prayer  ;
                               Ye  old  mule.

Мой  перевод:

О  том,  какая  глупость  –  любить,  когда  пора  для  любви  прошла

Мулица  старая,  себя  все  красоткой  считаешь,
Но  напрасно  к  искусству  для  этого  прибегаешь,
Ведь  та  истина  вовсе  сомнений  не  вызывает,
Что  в  седло  к  тебе  сесть  уж  больше  никто  не  желает.
Слугам  –  много  трудов,  и  от  них  лишь  вред  получаешь,
Мулица  старая!

Для  спасения  тщетно  уловки  употребляешь,
Кто  обману  поддастся,  того  легко  убеждаешь,
Что  в  постели  твоей  разврат,  и  всегда,  обитает,
Мулица  старая!

И  теперь  уж  на  рынок  товары  ты  доставляешь,
И  для  груза  тяжелого  ты  бока  подставляешь.
Седина  уже  в  твоей  гривке  явилась,  мелькает.
Чтобы  то  получить,  чего  тебе  так  не  хватает,
Заплати  и  получше  молись,  а  то  –  потеряешь,
Мулица  старая!

Перевод  21.12.2024

Мулица  старая  -  слово  mule  (мулица,  ослица)  употреблялось  для  обозначения  развратницы.  Также  враги  так  называли  Анну  Болейн.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029049
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.12.2024


Sir Th. Wyatt. Ye old mule Український переклад.



Джерело  оригіналу:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригінал:

OF  THE  FOLLY  OF  LOVING  WHEN  THE

SEASON  OF  LOVE  IS  PAST.

YE  old  mule  !1  that  think  yourself  so  fair,
     Leave  off  with  craft  your  beauty  to  repair,
     For  it  is  time  without  any  fable  ;
No  man  setteth  now  by  riding  in  your  saddle  !
Too  much  travail  so  do  your  train  appair  ;
                               Ye  old  mule  !
With  false  favour  though  you  deceive  th'ayes,
Who  so  taste  you  shall  well  perceive  your  layes
Savoureth  somewhat  of  a  keeper's  stable  ;
                               Ye  old  mule  !
Ye  must  now  serve  to  market,  and  to  fair,
All  for  the  burthen,  for  panniers  a  pair  ;
For  since  gray  hairs  ben  powder'd  in  your  sable,                              
The  thing  ye  seek  for,  you  must  yourself  enable
To  purchase  it  by  payment  and  by  prayer  ;
                               Ye  old  mule.

Мій  український  переклад:

Про  те,  яка  дурість  –  любити,  коли  пора  для  любові  минула

Мулице  стара,  себе  гарною  все  ще  вважаєш,
Та  даремно  для  цього  хитре  мистецтво  вживаєш,
Бо  та  істина  сумнівів  зовсім  не  викликає,
Що  жоден  більш  до  сідла  твого  не  бажає.
Слугам  праці  занадто,  то  шкоду  лиш  здобуваєш,
Мулице  стара!
Порятунку  собі  в  дурнім  хитруванні  шукаєш,
Хто  піддасться  обману,  того  ти  переконаєш,
Що  в  твоєму  ліжку  розпуста  помешкання  має.
Мулице  стара!
І  на  ринок  тепер  з  товарами  ти  вирушаєш,
І  тягар  важкий  на  боках  ти  при  цьому  тримаєш.
Порошок  сивини  в  твоїй  гривці  уже  проглядає,
Щоб  здобути  те,  чого  тобі  так  не  вистачає,
Заплати  за  таке  і  молись,  інакше  –  втрачаєш.
Мулице  стара!

Переклад  21.12.2024

Мулице  стара  -  слово  mule  (мулиця,  віслючка)  вживалося  на  позначення  розпусної  жінки;  вороги  також  називали  так  Анну  Болейн.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029048
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.12.2024


Sir. Th. Wyatt BLAME not my Lute ! for he must sound український переклад

Sir.  Th.  Wyatt  BLAME  not  my  Lute  !  for  he  must  sound  Мій  український  переклад

Джерело  оригіналу:  Luminarium:  Anthology  of  English  Literature.  Веб-сайт:  http://www.luminarium.org

Оригінал:

THE  LOVER’S  LUTE  CANNOT  BE  BLAMED

THOUGH  IT  SING  OF  HIS  LADY’S  UNKINDNESS.

BLAME  not  my  Lute  !  for  he  must  sound
Of  this  or  that  as  liketh  me  ;
For  lack  of  wit  the  Lute  is  bound
To  give  such  tunes  as  pleaseth  me  ;
Though  my  songs  be  somewhat  strange,
And  speak  such  words  as  touch  thy  change,
Blame  not  my  Lute  !

My  Lute  !  alas  !  doth  not  offend,
Though  that  perforce  he  must  agree
To  sound  such  tunes  as  I  intend,
To  sing  to  them  that  heareth  me  ;
Then  though  my  songs  be  somewhat  plain,
And  toucheth  some  that  use  to  feign,
Blame  not  my  Lute  !

My  Lute  and  strings  may  not  deny
But  as  I  strike  they  must  obey  ;
Break  not  them  then  so  wrongfully,
But  wreak  thyself  some  other  way  ;
And  though  the  songs  which  I  indite
Do  quit  thy  change  with  rightful  spite,
Blame  not  my  Lute  !

Spite  asketh  spite,  and  changing  change,
And  fals;d  faith  must  needs  be  known  ;
The  fault  so  great,  the  case  so  strange  ;
Of  right  it  must  abroad  be  blown  :
Then  since  that  by  thine  own  desart
My  songs  do  tell  how  true  thou  art,
Blame  not  my  Lute  !

Blame  but  thyself  that  hast  misdone,
And  well  deserv;d  to  have  blame  ;
Change  thou  thy  way,  so  evil  begone,
And  then  my  Lute  shall  sound  that  same  ;
But  if  ’till  then  my  fingers  play,
By  thy  desert  their  wonted  way,
Blame  not  my  Lute  !

Farewell  !  unknown  ;  for  though  thou  break
My  strings  in  spite  with  great  disdain,
Yet  have  I  found  out  for  thy  sake,
Strings  for  to  string  my  Lute  again  :
And  if,  perchance,  this  sely  rhyme
Do  make  thee  blush,  at  any  time,
Blame  not  my  Lute  !

Мій  переклад:

Лютню  закоханого  не  слід  винуватити,
хоча  вона  співає  про  те,  що  його  пані  недобра

Ти  лютні  не  вини:  так  грає
Вона,  як  я  їй  грать  звелю.
Чуттів  і  розуму  не  має,
Лиш  волю  здійснює  мою.
Хоча  може,  справді,  вона  дивувати,
Про  зраду  твою  часом  розповідати  –
Ти  лютні  не  вини!

Даремно  шкодиш  їй:  не  вільна
Вона  свій  наспів  обирать.
Мені  лише  вона  покірна,
Хто  чує,  з  тим  їй  розмовлять.
Хоч  досить  нехитрі  пісні  я  складаю,
Хоч  в  них  лицемірство  чиєсь  викриваю  –
Ти  лютні  не  вини!

Її  струні  не  відхиляти
Моїх  велінь  –  брехню  вражать.
Несправедливо  –  струни  рвати,
Не  рвися  лютню  покарать!
Нехай  ти  мене  розлютити  зуміла,
Й  картаю  в  піснях  тебе,  бо  заслужила  —
Ти  лютні  не  вини!

На  кривду  відповідь  –  теж  кривда,
Хай  знають  про  такий  обман.
Яка  значна  твоя  провина,
В  піснях  повім  я  світу  сам.
Якщо  ти  співця  гарно  так  надихала,
Щоб  пісня  про  вірність  твою  повідала  —
Ти  лютні  не  вини!

Ceбе  вини,  невірна,  краще,
За  гріх  –  і  карі  наставать.
Як  поведешся  ти  інакше,
І  лютні  –  ніжно  заспівать.
Як  хочеш  невірною  ти  залишатись,
І  лютні  до  тебе  –  суворо  звертатись.
Ти  лютні  не  вини!

Прощай!  Тебе  не  називаю.
З  презирством  струни  лютні  рвеш,
Та  ось  нові  ще  приєднаю  –
Їх  закидів  не  уникнеш.
Якщо  так  зробити  їх  пісня  зуміє,
Що  зрадниця  з  сорому  почервоніє  –
Ти  лютні  не  вини!


Переклад  21.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029028
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.12.2024


Sir Thomas Wyatt. MY lute awake, perform the last український переклад



Джерело  оригіналу:  Luminarium:  Anthology  of  English  Literature.  Веб-сайт:  http://www.luminarium.org

Оригінал:

Sir  Thomas  Wyatt.

THE  LOVER  COMPLAINETH  THE  UNKINDNESS  OF  HIS  LOVE.

MY  lute  awake,  perform  the  last
Labour,  that  thou  and  I  shall  waste,
And  end  that  I  have  now  begun  :
And  when  this  song  is  sung  and  past,
My  lute  !  be  still,  for  I  have  done.

As  to  be  heard  where  ear  is  none  ;
As  lead  to  grave  in  marble  stone  ;
My  song  may  pierce  her  heart  as  soon.
Should  we  then  sigh,  or  sing,  or  moan  ?
No,  no,  my  lute  !  for  I  have  done.

The  rocks  do  not  so  cruelly
Repulse  the  waves  continually,
As  she  my  suit  and  affection  :
So  that  I  am  past  remedy  ;
Whereby  2  my  lute  and  I  have  done.

Proud  of  the  spoil  that  thou  hast  got
Of  simple  hearts  through  Love’s  shot,
By  whom,  unkind,  thou  hast  them  won  :
Think  not  he  hath  his  bow  forgot,
Although  my  lute  and  I  have  done.

Vengeance  shall  fall  on  thy  disdain,
That  makest  but  game  on  earnest  pain  ;
Think  not  alone  under  the  sun
Unquit  3  to  cause  thy  lovers  plain  ;
Although  my  lute  and  I  have  done.

May  chance  thee  4  lie  withered  and  old
The  winter  nights,  that  are  so  cold,
Plaining  in  vain  unto  the  moon  ;
Thy  wishes  then  dare  not  be  told  :
Care  then  who  list,  for  I  have  done.

And  then  may  chance  thee  to  repent
The  time  that  thou  hast  lost  and  spent,
To  cause  thy  lovers  sigh  and  swoon  :
Then  shalt  thou  know  beauty  but  lent,
And  wish  and  want  as  I  have  done.

Now  cease,  my  lute  !  this  is  the  last
Labour,  that  thou  and  I  shall  waste  ;
And  ended  is  that  we  begun  :
Now  is  this  song  both  sung  and  past  ;
My  lute  !  be  still,  for  I  have  done.

1  This  charming  Ode  is  ascribed  to  Lord  Rochford  in
Nug;  Antiqu;,  ii.400,  edit.  Park  ;  but  it  is  contained  in
Sir  Thomas  Wyatt’s  own  MS,  and  is  signed  with  his  name
in  his  own  handwriting.—Nott’s  Wyatt,  p.20.
2  Wherefore.
3  Unacquitted,  free.
4  It  may  chance  you  may,  &c.

Мій  переклад:


Закоханий  скаржиться  на  жорстокість  коханої

(приписується  також  Джорджу  Болейну,  віконтові  Рочфору,  братові  Анний  Болейн)

Лютне,  прокинься!  Мені  ще  зіграєш
І  для  розриву  в  пригоді  ти  станеш.
Скінчимо  так  те,  що  я  починав.
Як  доспіваю,  лунать  перестанеш:
Досить  вже,  лютне!  Своє  я  сказав.

Там  я  співав,  де  нема  кому  чути.
Марно  хотів  серця  мармур  торкнути
Співом  я  тим,  що  для  неї  складав.
Що  ж,  заридати,  завити,  зітхнути?
Ні,  я  не  буду!  Своє  я  сказав.

Скелі,  що  наступи  хвиль  зустрічають,
Все  ж  менш  жорстоко  їх  відкидають.
Я  же  за  ніжність  презирство  дістав.
Засоби  жодні  не  допомагають.
Лютня  замовкне.  Своє  я  сказав.

Здобич  тебе,  мабуть,  вже  засліпила:
Так  ти  наївних  легко  скорила.
Ти  не  сама  –  то  Амур  їх  вражав.
Лук  свій  забув  він?  Вважать  так  не  варто,
Хоч  я  байдужий.  Своє  я  сказав.

Знай,  від  розплати  ще  не  врятувався
Той,  хто  зі  щирого  болю  сміявся.
Кожен  жорстокий  помсту  прийняв.
Хай  би  й  тобі  такий  вирок  дістався,
Та  я  байдужий.  Своє  я  сказав.

Хай  як  постарієш,  сивою  будеш,
Ніччю  зимовою  ти  засумуєш.
Хай  би  лиш  місяць,  як  плачеш  ти,  знав.
Ти  б  побажала,  чого  не  здобудеш,  -
Будь-кому  скаржся!  Своє  я  сказав.

Ти  б  пригадала  і  пожаліла
Час,  що  без  сенсу  ти  загубила,
Скаргам  ніхто  б  не  відповідав,
Як  ти  коханців  мучила  вміло…
Скажеш:  даремно.  Своє  я  сказав.

Лютне,  вже  досить!  В  пригоді  ти  стала,
Пісні  розриву  ти  підіграла.
Скінчено  те,  що  я  починав.
Біль  свій  я  виспівав,  ти  ж  замовчала:
Скінчено,  лютне!  Своє  я  сказав.

Переклад  20.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1029027
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.12.2024


Th. Wyatt. The Lover describeth his restless state Український переклад

Хоча  редакторський  заголовок  вказує  на  страждання  закоханого,  за  зауваженням  коментатора  Р.Ребгольца,  можливо,  Ваєтт  написав  цей  подвійний  сонет  хворий  в  ув'язненні.

Джерело  оригіналу:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригінал:

The  Lover  describeth  his  restless  state

The  flaming  sighs  that  boil  within  my  breast
Sometime  break  forth  and  they  can  well  declare
The  heart’s  unrest  and  how  that  it  doth  fare,
The  pain  thereof,  the  grief,  and  all  the  rest.
The  watered  eyes  from  whence  the  tears  do  fall
Do  feel  some  force  or  else  they  would  be  dry.
The  wasted  flesh  of  colour  dead  can  try
And  something  tell  what  sweetness  is  in  gall.
And  he  that  list  to  see  and  to  discern
[10]  How  care  can  force  within  a  wearied  mind,
Come  he  to  me:  I  am  that  place  assigned.
But  for  all  this  no  force,  it  doth  no  harm.
The  wound,  alas,  hap  in  some  other  place
From  whence  no  tool  away  the  scar  can  rase.

But  you  that  of  such  like  have  had  your  part
Can  best  be  judge.  Wherefore,  my  friend  so  dear,
I  thought  it  good  my  state  should  now  appear
To  you  and  that  there  is  no  great  desert.
And  whereas  you,  in  weighty  matters  great,
[20]  Of  fortune  saw  the  shadow  that  you  know,
For  trifling  things  I  now  am  stricken  so
That,  though  I  feel  my  heart  doth  wound  and  beat,
I  sit  alone,  save  on  the  second  day
My  fever  conies  with  whom  I  spend  the  time
In  burning  heat  while  that  she  list  assign.
And  who  hath  health  and  liberty  alway,
Let  him  thank  God  and  let  him  not  provoke
To  have  the  like  of  this  my  painful  stroke.

Закоханий  описує  свій  неспокій

Горить  у  грудях  –  так  зітхання  палять.
Назовні  вириваються  порою:
Адже  немає  серцеві  спокою,
Що  відчуваю  в  горі,  виявляють.  

З  моїх  очей  невпинні  сліз  потоки,
В  очах  джерела,  бо  сухі  б  вже  стали.
Блідим  зробили  муки  й  доказали,
Які  вони  для  жертв  своїх  солодкі.

А  той,  хто  забажає  подивитись,
Що  думка  стомлена  переживає
У  скруті,  хай  до  мене  завітає.
Та  вже  з  цим  болем  вмів  я  замиритись.

У  місці  іншому  я  маю  рану,
І  там  назавжди  залишатись  шраму.

Та  ти,  хто  сам  з  таким  уже  знайомий,
Найкраще  зрозумієш.  Друже  мій,
Ось  кара  –  і  провині  незначній.
Тобі  хай  буде  присуд  цей  відомий.

Ти,  хто  вирішуєш  великі  справи
Лихої  долі  вже  побачив  тінь,
Я  ж  за  мале  впав  в  горя  глибочінь,
І  серце  муки  відчува  від  рани.

Я  сам.  Буває,  через  день  чи  два
Немилосердний  жар  мене  охопить.
Щоб  я  інакше  жив,  він  не  дозволить.
Як  милують  хвороба  і  тюрма,

То  будьте  Господу  за  ласку  вдячні,
Щоб,  як  мене,  не  вразило,  обачні.

Переклад  16.-17.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028775
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.12.2024


Th. Wyatt The Lover describeth his restless state. Перевод



Перевела  еще  сонет  сэра  Томаса  Уайетта,  состоящий  из  двух.  Редакторский  заголовок  -  о  страданиях  влюбленного,  но  комментатор,  Р.А.  Ребхольц,  замечает,  что,  возможно,  Уайетт  написал  сонет  в  1541  г,  когда  болел,  будучи  в  тюрьме.(  Свернуть  )

Источник  оригинала:  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.

Оригинал:

Sir  Thomas  Wyatt.

The  Lover  describeth  his  restless  state

The  flaming  sighs  that  boil  within  my  breast
Sometime  break  forth  and  they  can  well  declare
The  heart’s  unrest  and  how  that  it  doth  fare,
The  pain  thereof,  the  grief,  and  all  the  rest.
The  watered  eyes  from  whence  the  tears  do  fall
Do  feel  some  force  or  else  they  would  be  dry.
The  wasted  flesh  of  colour  dead  can  try
And  something  tell  what  sweetness  is  in  gall.
And  he  that  list  to  see  and  to  discern
[10]  How  care  can  force  within  a  wearied  mind,
Come  he  to  me:  I  am  that  place  assigned.
But  for  all  this  no  force,  it  doth  no  harm.
The  wound,  alas,  hap  in  some  other  place
From  whence  no  tool  away  the  scar  can  rase.

But  you  that  of  such  like  have  had  your  part
Can  best  be  judge.  Wherefore,  my  friend  so  dear,
I  thought  it  good  my  state  should  now  appear
To  you  and  that  there  is  no  great  desert.
And  whereas  you,  in  weighty  matters  great,
[20]  Of  fortune  saw  the  shadow  that  you  know,
For  trifling  things  I  now  am  stricken  so
That,  though  I  feel  my  heart  doth  wound  and  beat,
I  sit  alone,  save  on  the  second  day
My  fever  conies  with  whom  I  spend  the  time
In  burning  heat  while  that  she  list  assign.
And  who  hath  health  and  liberty  alway,
Let  him  thank  God  and  let  him  not  provoke
To  have  the  like  of  this  my  painful  stroke.

Мой  русский  перевод:

Сэр  Томас  Уайетт

Влюбленный  описывает  свое  беспокойство

Горит  в  груди,  меня  сжигают  вздохи,
Порою  вырываются  наружу,
Давая  знать,  как  сердцем  я  недужен,
Насколько  горе,  боль  со  мной  жестоки.

Глаза  мои  слез  лить  не  прекращают,
Источник  в  них,  иначе  были  б  сухи.
Как  мертвый,  бледен  -  доказали  муки,
Какую  сладость  в  желчи  открывают.

А  тот,  кто  пожелает  поглядеть,
Что  горе  с  мыслью  делает  усталой,
Пусть  смотрит:  мне  примером  быть  пристало.
Но  все  это  могу  еще  терпеть.

В  ином  мне  месте  причинили  рану,
И  навсегда  там  оставаться  шраму.

Но  ты,  кто  сам  уже  знаком  с  подобным,
Поймешь  всех  лучше.  Что  же,  милый  друг,
Узнай,  что  за  беда  со  мною  вдруг,
Как  за  ничтожное  карать  угодно.

Ты,  кто  вершит  дела  с  большим  значеньем,
Тень  злой  судьбы  вблизи  уже  видал,
А  я  за  мелочи  так  пострадал,
От  раны  сердце  ведает  мученья.

Один,  но  только  через  день-другой
Бываю  жаром  яростным  охвачен.
Не  позволяет  жить  он  мне  иначе.
Кто  пощажен  болезнью  и  тюрьмой,

Пусть  Господа  благодарит  и  станет
Стеречься:  боль  моя  пусть  не  достанет.

Перевод  16.-17.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028773
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.12.2024


Th. Wyatt. WAS never file yet half so well yfiled Мій український переклад.

Th.  Wyatt.  WAS  never  file  yet  half  so  well  yfiled  мій  український  переклад.

Серед  значень  слова  file  в  англійській  мові  –  напилок  і  пройдисвіт.  Вони  обіграються  в  цьому  сонеті.
Текст  оригіналу  –  з  сайту  Luminarium.
Оригінал:

THE  ABUSED  LOVER  SEETH  HIS  FOLLY,  AND  INTENDETH  TO  TRUST  NO  MORE.

WAS  never  file  yet  half  so  well  yfiled,
     To  file  a  file  for  any  smith's  intent,
     As  I  was  made  a  filing  instrument,
To  frame  other,  while  that  I  was  beguiled  :
But  reason,  lo,  hath  at  my  folly  smiled,
And  pardoned  me,  sins  that  I  me  repent
Of  my  lost  years,  and  of  my  time  misspent.
For  youth  led  me,  and  falsehood  me  misguided.                  
Yet,  this  trust  I  have  of  great  apparence:
Since  that  deceit  is  aye  returnable,
Of  very  force  it  is  agreeable,
That  therewithal  be  done  the  recompense  :
       Then  guile  beguiled  plained  should  be  never  ;
       And  the  reward  is  little  trust  for  ever.

Мій  український  переклад:



Ображений  закоханий  бачить  своє  безумство  і  не  має  наміру  більше  довіряти

Обпилений  напилок  не  бував,
Щоб  майстрові  з  ним  згодом  працювати,
Так,  як  обману  вмів  я  уступати:
Для  іншого  обману  слугував.
Від  розуму  я  посмішку  дістав,
За  каяття  він  згодний  пробачати
Те,  що  роки  я  марно  міг  втрачати,
Бо  юність  і  брехню  я  шанував.
Проте  тому  не  можна  не  коритись,
Що  за  обман  розплата  настає.
Незмінне  вповні  судження  моє,
Що  черга  карі  за  вину  здійснитись.
Брехню  спокутував,  бо  обдурили,
Скараю  же  відсутністю  довіри.

Переклад  13-14.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028543
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 14.12.2024


Sir Thomas Wyatt. WAS never file yet half so well yfiled Перевод

Среди  значений  слова  file  в  английском  языке  –  напильник  и  пройдоха.  Они  обыгрываются  в  этом  сонете.
Текст  оригинала  –  с  сайта  Luminarium.
Оригинал:

THE  ABUSED  LOVER  SEETH  HIS  FOLLY,  AND  INTENDETH  TO  TRUST  NO  MORE.

WAS  never  file  yet  half  so  well  yfiled,
     To  file  a  file  for  any  smith's  intent,
     As  I  was  made  a  filing  instrument,
To  frame  other,  while  that  I  was  beguiled  :
But  reason,  lo,  hath  at  my  folly  smiled,
And  pardoned  me,  sins  that  I  me  repent
Of  my  lost  years,  and  of  my  time  misspent.
For  youth  led  me,  and  falsehood  me  misguided.                  
Yet,  this  trust  I  have  of  great  apparence:
Since  that  deceit  is  aye  returnable,
Of  very  force  it  is  agreeable,
That  therewithal  be  done  the  recompense  :
       Then  guile  beguiled  plained  should  be  never  ;
       And  the  reward  is  little  trust  for  ever.

Мой  перевод:

Обиженный  влюбленный  видит  свое  безумие
и  не  намерен  больше  доверять

Напильник  так  опилен  не  бывал,
Чтоб  мастеру  в  работе  пригодиться,
Как  я  умел  обману  подчиниться:
Чтоб  был  другой  обманут,  средством  стал.
Но  разум  мне  улыбкой  отвечал,
За  покаянье  –  праздности  проститься:
В  года,  которым  –  уж  не  возвратиться,
И  юности,  и  лжи  я  уступал.
Все  ж  за  обман  ответу  должно  быть,
Такого  правила  не  отвергаю,
Но  в  убежденье  твердом  пребываю,
Что  за  вину  придется  заплатить.
Обман  лжеца  –  обмана  искупленье,
А  мой  ответ  –  отсутствие  доверья.

Перевод  13.12.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028541
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 14.12.2024


Сер Томас Ваєтт. П'ять сонетiв. Мій український переклад


Джерела  оригіналів:  Sir  Thomas  Wyatt,  the  Elder  (1503–1542).  Luminarium,  an  Anthology  of  English  Literature,  Веб-сайт:  https://www.luminarium.org/renlit/wyatt.htm;
Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.  Це  видання  також  –  джерело  коментарів.

The  lover  describeth  his  being  stricken  with  sight  of  his  love
The  lively  sparks  that  issue  from  those  eyes
Against  the  which  ne  vaileth  no  defence
Have  pierced  my  heart,  and  done  it  none  offence,
With  quaking  pleasure  more  than  once  or  twice.
Was  never  man  could  any  thing  devise,
Sunbeams  to  turn  with  so  great  vehemence
To  daze  man's  sight,  as  by  their  bright  presence
Dazed  am  I  ;  much  like  unto  the  guise
Of  one  stricken  with  dint  of  lightning,
Blind  with  the  stroke,  and  cying1  here  and  there  :                              
So  call  I  for  help,  I  not2  when  nor  where,
The  pain  of  my  fall  patiently  bearing  :
       For  straight  after  the  blaze,  as  is  no  wonder,
       Of  deadly  noise  hear  I  the  fearful  thunder

Закоханий  описує,  як  був  вражений  поглядом  коханої

Від  іскорок  живих  з  очей  її
Я  захисту  не  можу  відшукати.
Уміють  серце  солодко  вражати,
Хоч  не  дратують  почуття  мої.

Іще  шукаєм  засоби  свої
Від  сонця  променів,  що  чарувяти
Спроможні  так,  що  будуть  осліпляти.
Зі  мною  так  вчинили,  осяйні.

Мов  блискавиця  вдарила,  одначе,
Живу:  такий,  не  бачачи,  блукає.
По  допомогу  клич  мій  не  змовкає,
Біль  від  падіння  зношу  я  терпляче.

За  спалахом  –  немає  дива  в  тім  –
Відмови  чую  я  жорстокий  грім.

Переклад  7.12.2024


Вільне  наслідування  сонета  258  Петрарки.

Hе  payeth  his  lady  to  be  true  ;
 
for  no  one  can  restrain  a  willing  mind

Though  I  myself  be  bridled  of  my  mind,
Returning  me  backward  by  force  express,
If  thou  seek  honour  to  keep  thy  promise,
Who  may  thee  hold,  my  heart,  but  thou  thyself  unbind?
Sigh  then  no  more  since  no  way  man  may  find
Thy  virtue  to  let  though  that  forwardness
Of  fortune  me  holdeth;  and  yet  as  I  may  guess,
Though  other  be  present,  thou  art  not  all  behind.
Suffice  it  then  that  thou  be  ready  there
[10]  At  all  hours,  still  under  the  defence
Of  time,  truth,  and  love  to  save  thee  from  offence,
Crying,  ‘I  burn  in  a  lovely  desire
With  my  dear  master’s  that  may  not  follow,
Whereby  mine  absence  turneth  me  to  sorrow.

Він  просить  свою  пані  зберігати  вірність,  бо  ніхто  не  може  обмежити  бажання

Невільний  я  з  моїм  бажанням  бути,
Від  нього  вимушено  від’їжджаю,
Та,  серце,  хто  розстатись  спонукає
Тебе,  як  ти  не  хочеш  відштовхнути?

То  не  зітхай,  нікому  не  звернути
Чесноти  до  негоди,  що  чекає,
Хоч  доля  вдалині  мене  тримає.
Є  інші,  та  тебе  теж  згодні  чути.

Достатньо,  що  готовність  в  тебе  є,
І  є  надійна  охорона:  разом
Час,  вірність  і  любов  женуть  образу  –
Гукни:  «Палке  бажання  це  моє,

Як  в  мого  пана!  Тут  його  відсутність
Дає  йому  пізнать  розлуки  скрутність».


Переклад  6.12.2024

Наслідування  сонета  98  Петрарки.
The  lover  laments  the  death  of  his  love
The  pillar  perished  is  whereto  I  leant,
The  strongest  stay  of  mine  unquiet  mind;
The  like  of  it  no  man  again  can  find  –
From  east  to  west  still  seeking  though  he  went  –
To  mine  unhap,  for  hap  away  hath  rent
Of  all  my  joy  the  very  bark  and  rind,
And  I,  alas,  by  chance  am  thus  assigned
Dearly  to  mourn  till  death  do  it  relent.
But  since  that  thus  it  is  by  destiny,
[10]  What  can  I  more  but  have  a  woeful  heart,
My  pen  in  plaint,  my  voice  in  woeful  cry,
My  mind  in  woe,  my  body  full  of  smart,
And  I  myself  myself  always  to  hate
Till  dreadful  death  do  cease  my  doleful  state?

Закоханий  оплакує  смерть  своєї  коханої

Стовп,  на  який  спирався  я,  упав,
Мій  неспокійний  розум  не  втихає.
Ніде  йому  подібного  не  має,
Хоча  б  і  цілий  світ  хто  обшукав.

Ось  випадок,  що  щастя  відібрав  –
Так  дерево,  бува,  кору  втрачає.
Це  жереб  мій,  скорбота  не  лишає,
Зі  смертю  я  відраду  би  дістав.

І,  як  дожив  до  присуду  такого,
То  що  лишилось,  як  не  горювать?
Пером  –  скорбота,  голос  болю  –  мова,
Мій  розум  плаче,  тілу  –  все  страждать.

Ненавиджу  себе  я  безнастанно,
Лиш  смерть  лиха  –  то  край  лихому  стану.

Переклад  06.12.2024

Наслідування  сонету  269  Петрарки,  де  Петрарка  оплакує  смерть  свого  покровителя,  Джованні  Колонни,  та  Лаури.  Можливо,  тут  Ваєтт  оплакує  смерть  свого  покровителя,  Томаса  Кромвеля.

The  lover  unhappy  biddeth  happy  lovers  rejoice  in  May,  while  he  waileth  that  month  to  him  most  unlucky

You  that  in  love  find  luck  and  sweet  abundance
And  live  in  lust  and  joyful  jollity,
And  live  in  lust  of  joyful  jollity,
Arise  for  shame,  do  way  your  sluggardy  :
Arise,  I  say,  do  May  some  observance.
Let  me  in  bed  lie  dreaming  in  mischance  ;
Let  me  remember  my  mishaps  unhappy,
That  me  betide  in  May  most  commonly  ;
As  one  whom  love  list  little  to  advance.
Stephan1  said  true,  that  my  nativity
Mischanced  was  with  the  ruler  of  May.
He  guessed  (I  prove)  of  that  the  verity.
In  May  my  wealth,  and  eke  my  wits,2  I  say,
       Have  stond  so  oft  in  such  perplexity  :
       Joy  ;  let  me  dream  of  your  felicity.

Нещасливий  закоханий  закликає  щасливих  закоханих  насолоджуватись  травнем,  а  сам  оплакує  цей  місяць  як  най  нещасливіший  для  себе

Ви,  хто  в  любові  розкіш  милу  знає,
Хто  весело  утіхам  віддається,
Вам  сором!  Лінь  прогнати  доведеться,
Нехай  повагу  травень  викликає!
А  я  посплю.  Хай  сон  мій  нагадає,
Як  випадок  нещасним  обернеться.
Зі  мною  часто  в  травні  це  стається,
Як  з  тим,  кого  кохання  не  вітає.
Мав  Сефам  рацію:  так  народився
Я,  що  із  травнем  завжди  я  в  незгоді.
Я  це  підтверджую,  із  цим  вже  звикся,
Для  мене  травень  –  місяць  втрат,  та  й  годі!
Загрози  статкам  і  життю  траплялись.
Нехай  мені  насниться  ваша  радість!

Переклад  11.12.2024

Сонет  містить  декілька  відсилань  до  Чосера.
Зі  мною  часто  в  травні  це  стається  —  у  травні  1534  та  у  травні  1536  Ваєтт  був  ув’язнений.  У  травні  1536  р.  було  страчено  Анну  Болейн.
Сефам  –  можливо,  астролог  Едвард  Сефам.

The  lover  confesseth  him  in  love  with  Phyllis

If    waker1  care  ;  if  sudden  pale  colour  ;
     If  many  sighs,  with  little  speech  to  plain  :
     Now  joy,  now  woe,  if  they  my  chere
                               distain  ;
For  hope  of  small,  if  much  to  fear  therfore  ;
To  haste,  or  slack,  my  pace  to  less,  or  more  :
Be  sign  of  love,  then  do  I  love  again.
If  thou  ask  whom  :  sure,  since  I  did  refrain
Brunet,  that  set  my  wealth  in  such  a  roar,
Th'  unfeigned  cheer  of  Phyllis  hath  the  place                              
That  Brunet  had  ;  she  hath,  and  ever  shall.
She  from  my  self  now  hath  me  in  her  grace  ;
She  hath  in  hand  my  wit,  my  will,  and  all.
       My  heart  alone  well  worthy  she  doth  stay,
       Without  whose  help  scant  do  I  live  a  day.

Закоханий  зізнається  у  коханні  до  Філіс

Сплю  мало  й  бліднути  я  раптом  став,
Зітхаю  часто  і  недовго  скаржусь,
То  посміхаюся,  то  побиваюсь,
Надії  мало,  страх  великий  взнав.

То  я  спішу,  то  зволікать  обрав…
Як  це  –  ознаки,  що  з  любов’ю  знаюсь,
То  знов  люблю.  Кого?  –  тепер  зізнаюсь.
З  бунтаркою  чорнявою  порвав,

І  Філіс  її  місце  посідає,
Що  щира  і  назавжди  вже  прийшла.
Вона  до  мене  благодать  являє,
Думки  та  хіть  мої  до  рук  взяла.

За  справжню  цінність  закохався  я,
Нема,  щоб  не  підтримала,  ні  дня.
Переклад  07.12.2024

Чорнява  (в  оригіналі  «Brunet»)  –  можливо,  Анна  Болейн.
Філіс  -  нова  кохана  Ваєтта,  можливо  Елізабет  Даррелл.
Вона  до  мене  благодать  являє  -  Відповідний  рядок  оригіналу  «She  from  myself  now  hath  me  in  her  grace»  («Всупереч  мені  тепер  має  мене  у  своїй  благодаті»).  Як  зауважує  Р.  Ребгольц,  за  змістом  це  протестантська  релігійна  метафора:  благодать  –  це  любов  і  доброта  Бога,  спрямовані  на  грішників,  незалежно  від  їх  невартості.
Думки  та  хіть  мої  до  рук  взяла.  Відповідний  рядок  оригіналу  «She  hath  in  hand  my  wit,  my  will,  and  all»  («Вона  тримає  в  руці  мій  розум,  моє  бажання/волю,  і  все»).  Оскільки  will  –  це  ще  й  назва  чоловічого  статевого  органу,  можливо,  дуже  непристойний  образ  в  оригіналі.


Ілюстрація:  кадр  з  серіалу  "Тюдори".  Ваєтт  і  Анна  Болейн

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028379
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.12.2024


Сэр Томас Уайетт. Пять сонетов. Переводы

Источники  оригиналов:  Sir  Thomas  Wyatt,  the  Elder  (1503–1542).  Luminarium,  an  Anthology  of  English  Literature,  Веб-сайт:  https://www.luminarium.org/renlit/wyatt.htm;
Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978.  Последнее  издание  –  также  источник  комментариев.

The  lover  describeth  his  being  stricken  with  sight  of  his  love

The  lively  sparks  that  issue  from  those  eyes
Against  the  which  ne  vaileth  no  defence
Have  pierced  my  heart,  and  done  it  none  offence,
With  quaking  pleasure  more  than  once  or  twice.
Was  never  man  could  any  thing  devise,
Sunbeams  to  turn  with  so  great  vehemence
To  daze  man's  sight,  as  by  their  bright  presence
Dazed  am  I  ;  much  like  unto  the  guise
Of  one  stricken  with  dint  of  lightning,
Blind  with  the  stroke,  and  cying1  here  and  there  :                              
So  call  I  for  help,  I  not2  when  nor  where,
The  pain  of  my  fall  patiently  bearing  :
       For  straight  after  the  blaze,  as  is  no  wonder,
       Of  deadly  noise  hear  I  the  fearful  thunder

Влюбленный  описывает,  как  был  поражен  взглядом  возлюбленной

От  искорок  живых  из  глаз  ее
Не  удаётся  мне  найти  защиты.
Ведь  поразили,  хоть  и  без  обиды
Не  раз  уж  сердце  сладостью  моё.
Мы  ищем  средство  все  еще  свое
От  солнечных  лучей,  что  с  мощью  слиты
Такой,  что  ослепляют.  Ярким  видом
Их  поражен  и  я.  Влачу  бытье,
Как  тот,  кто  молнией  сражен.  Тоскливо
Ударом  ослепленный,  он  блуждает.
На  помощь  я  зову  –  не  отвечают.
Сношу  боль  от  паденья  терпеливо.
И  вслед  за  вспышкой  –  нет  ведь  чуда  в  том  –
Отказа  слышу  я  жестокий  гром.

Перевод  7.12.2024

Вольное  подражание  сонета  258  Петрарки.

Hе  payeth  his  lady  to  be  true  ;
 
for  no  one  can  restrain  a  willing  mind

Though  I  myself  be  bridled  of  my  mind,
Returning  me  backward  by  force  express,
If  thou  seek  honour  to  keep  thy  promise,
Who  may  thee  hold,  my  heart,  but  thou  thyself  unbind?
Sigh  then  no  more  since  no  way  man  may  find
Thy  virtue  to  let  though  that  forwardness
Of  fortune  me  holdeth;  and  yet  as  I  may  guess,
Though  other  be  present,  thou  art  not  all  behind.
Suffice  it  then  that  thou  be  ready  there
[10]  At  all  hours,  still  under  the  defence
Of  time,  truth,  and  love  to  save  thee  from  offence,
Crying,  ‘I  burn  in  a  lovely  desire
With  my  dear  master’s  that  may  not  follow,
Whereby  mine  absence  turneth  me  to  sorrow.


Он  просит  свою  госпожу  сохранять  верность,  так  как  ничто  не  может  ограничить  желания

Я  несвободен  быть  теперь  с  желанной,
Ее  оставить  нынче  принужден,
Но,  сердце,  кто  достаточно  силен
Тебе  велеть,  коль  хочешь  доброй  славы?

Так  не  вздыхай:  ведь  не  найдется,  право,
Того,  кто  был  бы  все  же  награжден
Добру  в  ущерб,  хоть  я  судьбой  пленен.
Не  позади  ты,  хоть  других  немало.

Довольно,  что  готовность  есть  твоя
Всегдашняя,  с  защитой  непростой:
Ведь  время,  верность  и  любовь    -  с  тобой,  -
Воскликнуть:  «Так  горю  желаньем  я,
Как  господин  мой.  Здесь  он  быть  не  может,
Затем  его  печаль  в  разлуке  гложет».

 Перевод  6.12.2024

Подражание  сонета  98  Петрарки.
The  lover  laments  the  death  of  his  love
The  pillar  perished  is  whereto  I  leant,
The  strongest  stay  of  mine  unquiet  mind;
The  like  of  it  no  man  again  can  find  –
From  east  to  west  still  seeking  though  he  went  –
To  mine  unhap,  for  hap  away  hath  rent
Of  all  my  joy  the  very  bark  and  rind,
And  I,  alas,  by  chance  am  thus  assigned
Dearly  to  mourn  till  death  do  it  relent.
But  since  that  thus  it  is  by  destiny,
[10]  What  can  I  more  but  have  a  woeful  heart,
My  pen  in  plaint,  my  voice  in  woeful  cry,
My  mind  in  woe,  my  body  full  of  smart,
And  I  myself  myself  always  to  hate
Till  dreadful  death  do  cease  my  doleful  state?

Влюбленный  оплакивает  смерть  своей  возлюбленной

Столп,  что  служил  опорой  мне,  упал,
Мой  беспокойный  ум  уж  не  уймется.
Нигде  ему  подобья  не  найдется,
Хотя  б  весь  мир  желавший  обыскал.

Случилось,  что  я  счастье  потерял  –
Так  дерево  бескорым  остается.
Вот  жребий  мой,  и  горесть  не  прервется,
Лишь  в  смерти  утешенье  б  я  узнал.

Но  если  мне  дана  такая  участь,
Что  остается,  как  не  горевать?
Мне  скорбь  –  пером,  не  говорю,  а  мучусь,
Ум  страждет,  телу  –  боль  лишь  испытать,

Себя  я  ненавижу  неизменно,
Смерть  горькая  готовит  перемену.

Перевод  06.12.2024

Подражание  сонету  269  Петрарки,  где  Петрарка  оплакивает  смерть  своего  покровителя,  Джованни  Колонны,  и  Лауры.  Возможно,  в  этом  сонете  Уайетт  оплакивает  смерть  Томаса  Кромвеля.

The  lover  unhappy  biddeth  happy  lovers  rejoice  in  May,  while  he  waileth  that  month  to  him  most  unlucky

You  that  in  love  find  luck  and  sweet  abundance
And  live  in  lust  and  joyful  jollity,
And  live  in  lust  of  joyful  jollity,
Arise  for  shame,  do  way  your  sluggardy  :
Arise,  I  say,  do  May  some  observance.
Let  me  in  bed  lie  dreaming  in  mischance  ;
Let  me  remember  my  mishaps  unhappy,
That  me  betide  in  May  most  commonly  ;
As  one  whom  love  list  little  to  advance.
Stephan1  said  true,  that  my  nativity
Mischanced  was  with  the  ruler  of  May.
He  guessed  (I  prove)  of  that  the  verity.
In  May  my  wealth,  and  eke  my  wits,2  I  say,
       Have  stond  so  oft  in  such  perplexity  :
       Joy  ;  let  me  dream  of  your  felicity.

Несчастный  влюбленный  призывает  счастливых  влюбленных  наслаждаться  маем,  тогда  как  он  оплакивает  этот  месяц  как  самый  несчастный  для  себя

Вы,  кто  в  любви  достаток,  счастье  знает,
Кто  страсти  все  в  веселье  предается,
Стыдитесь!  Леность  вам  прогнать  придется,
Пусть  май  вам  уважение  внушает!

А  я  посплю.  Пусть  сон  напоминает,
Как  случай  неудачным  обернется.
Мне  в  мае  часто  горечь  достается,
Как  тем,  кого  любовь  не  поощряет.

Был  Сефам  прав.  И  впрямь  мое  рожденье
В  разладе  с  тем,  кто  управляет  маем.
Я  этому  доставил  подтвержденье,
Обыкновенно  маем  обираем.

Богатством,  жизнью  рисковать  случалось.
Пускай  во  сне  увижу  вашу  радость!

Перевод  11.12.2024

Сонет  содержит  несколько  отсылок  к  Чосеру.
Мне  в  мае  часто  горечь  достается  –  в  мае  1534  и  1536  гг.  Уайетт  был  в  заключении.  В  мае  1536  г.  была  казнена  Анна  Болейн.
Сефам  –    возможно,  астролог  Эдвард  Сефам.

The  lover  confesseth  him  in  love  with  Phyllis

If    waker1  care  ;  if  sudden  pale  colour  ;
     If  many  sighs,  with  little  speech  to  plain  :
     Now  joy,  now  woe,  if  they  my  chere
                               distain  ;
For  hope  of  small,  if  much  to  fear  therfore  ;
To  haste,  or  slack,  my  pace  to  less,  or  more  :
Be  sign  of  love,  then  do  I  love  again.
If  thou  ask  whom  :  sure,  since  I  did  refrain
Brunet,  that  set  my  wealth  in  such  a  roar,
Th'  unfeigned  cheer  of  Phyllis  hath  the  place                              
That  Brunet  had  ;  she  hath,  and  ever  shall.
She  from  my  self  now  hath  me  in  her  grace  ;
She  hath  in  hand  my  wit,  my  will,  and  all.
       My  heart  alone  well  worthy  she  doth  stay,
       Without  whose  help  scant  do  I  live  a  day.

Влюбленный  признается  в  любви  к  Филис

Сплю  мало  и  бледнеть  внезапно  стал,
Вздыхаю  часто,  жалуюсь  же  кратко.
То  радость  на  лице,  то  горя  краска,
Надеясь  мало,  страх  большой  узнал.

То  я  спешу,  то  шаг  я  придержал…
Коль  эти  признаки  –  любви  повадка,
Люблю  опять.  Кого?  –  сказать  не  жалко.
C  мятежницей  чернявой  я  порвал,

И  Филис  ее  место  занимает,
Что  искренна  и  навсегда  пришла.
Она  мне  ныне  благодать  являет,
Мой  ум,  мои  желания  взяла.

Любовь  –  ее  достоинствам  ответ,
Ни  дня  без  помощи  ее  мне  нет.
Перевод  07.12.2024

Чернявая  (в  оригинале  «Brunet»)  –  возможно,  Анна  Болейн.


Филис  –  новая  возлюбленная  Уайетта,  возможно  Элизабет  Даррелл.


Она  мне  ныне  благодать  являет  –  Соответствующая  строка  оригинала  «She  from  myself  now  hath  me  in  her  grace»  («Вопреки  мне  теперь  имеет  меня  в  своей  благодати»).  По  замечанию    Р.  Ребхольца,  по  содержанию  это  протестантская  религиозная  метафора:  благодать  –  это  любовь  и  доброта  Бога,  обращенные  на  грешников,  независимо  от  того,  что  они  недостойны.


Мой  ум,  мои  желания  взяла.  Соответствующая  строка  оригинала    «She  hath  in  hand  my  wit,  my  will,  and  all»  («Она  держит  в  руке  мой  ум,  мое  желание/волю,  и  все»).  Так  как  will  –  это  еще  и  название  мужского  полового  органа,  возможно,  очень  непристойный  образ  в  оригинале.

Иллюстрация:  кадр  из  сериала  "Тюдоры".  Уайетт  и  Анна  Болейн.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1028378
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.12.2024


Aemilia Bassano Lanyer. The Sorrow of the Virgin Mary. Український переклад

Aemilia  Bassano  Lanyer.  The  Salutation  and  Sorrow  of  the  Virgin  Mary.  Український  переклад

Мій  український  переклад  уривку  про  Благовіщення  з  поеми  Емілії  Бассано  Ланьє/Ланьєр  Salve  Deus  Rex  Judaeorum  ("Привіт  Тобі,  Господи,  Царю  Іудейський").

Оригінал:

Aemilia  Lanyer


The  Salutation  and  Sorrow  of  Virgin  Mary

His  woeful  mother  waiting  on  her  son,
All  comfortless  in  depth  of  sorrow  drowned;
Her  griefs  extreme,  although  but  new  begun,
To  see  his  bleeding  body  oft  she  swooned;
How  could  she  choose  but  think  herself  undone,
He  dying,  with  whose  glory  she  was  crowned?
None  ever  lost  so  great  a  loss  as  she,
Being  son  and  father  of  eternity.

Her  tears  did  wash  away  his  precious  blood,
That  sinners  might  not  tread  it  under  feet
To  worship  him,  and  that  it  did  her  good
Upon  her  knees,  although  in  open  street,
Knowing  he  was  the  Jesse  flower  and  bud
That  must  be  gathered  when  it  smelled  most  sweet:
Her  son,  her  husband,  father,  saviour,  king,
Whose  death  killed  death,  and  took  away  his  sting.

Most  blessed  virgin,  in  whose  faultless  fruit
All  nations  of  the  earth  must  needs  rejoice,
No  creature  having  sense,  though  ne’er  so  brute,
But  joys  and  trembles  when  they  hear  his  voice,
His  wisdom  strikes  the  wisest  persons  mute;
Fair  chosen  vessel,  happy  in  his  choice,
Dear  mother  of  our  Lord,  whose  reverend  name
All  people  blessed  call,  and  spread  thy  fame.

For  the  almighty  magnified  thee,
And  looked  down  upon  thy  mean  estate;
Thy  lowly  mind,  and  unstained  chastity,
Did  plead  for  love  at  great  Jehovah’s  gate,
Who  sending  swift-winged  Gabriel  unto  thee,
His  holy  will  and  pleasure  to  relate;
To  thee  most  beauteous  queen  of  womankind,
The  angel  did  unfold  his  maker’s  mind.

He  thus  began:  ‘Hail  Mary  full  of  grace,
Thou  freely  art  beloved  of  the  Lord,
He  is  with  thee,  behold  thy  happy  case.’
What  endless  comfort  did  these  words  afford
To  thee  that  saw’st  an  angel  in  the  place
Proclaim  thy  virtue’s  worth,  and  to  record
Thee  blessed  among  women:  that  thy  praise
Should  last  so  many  worlds  beyond  thy  days.

Lo,  this  high  message  to  thy  troubled  spirit,
He  doth  deliver  in  the  plainest  sense;
Says,  thou  shouldst  bear  a  son  that  shall  inherit
His  father  David’s  throne,  free  from  offence,
Calls  him  that  holy  thing,  by  whose  pure  merit
We  must  be  saved;  tells  what  he  is,  of  whence,
His  worth,  his  greatness,  what  his  name  must  be,
Who  should  be  called  the  son  of  the  most  high.

He  cheers  thy  troubled  soul,  bids  thee  not  fear,
When  thy  pure  thoughts  could  hardly  apprehend
This  salutation,  when  he  did  appear;
Nor  couldst  thou  judge,  whereto  those  words  did  tend;
His  pure  aspect  did  move  thy  modest  cheer
To  muse,  yet  joy  that  God  vouchsafed  to  send
His  glorious  angel,  who  did  thee  assure
To  bear  a  child,  although  a  virgin  pure.

Nay  more,  thy  son  should  rule  and  reign  forever;
Yea,  of  his  kingdom  there  should  be  no  end;
Over  the  house  of  Jacob,  heaven’s  great  giver
Would  give  him  power,  and  to  that  end  did  send
His  faithful  servant  Gabriel  to  deliver
To  thy  chaste  ears  no  word  that  might  offend:
But  that  this  blessed  infant  born  of  thee,
Thy  son,  the  only  son  of  God  should  be.

When  on  the  knees  of  thy  submissive  heart
Thou  humbly  didst  demand,  how  that  should  be?
Thy  virgin  thoughts  did  think,  none  could  impart
This  great  good  hap,  and  blessing  unto  thee;
Far  from  desire  of  any  man  thou  art,
Knowing  not  one,  thou  art  from  all  men  free:
When  he  to  answer  this  thy  chaste  desire,
Gives  thee  more  cause  to  wonder  and  admire.

That  thou  a  blessed  virgin  should  remain,
Yea,  that  the  Holy  Ghost  should  come  on  thee
A  maiden  mother,  subject  to  no  pain,
For  highest  power  should  overshadow  thee:
Could  thy  fair  eyes  from  tears  of  joy  refrain,
When  God  looked  down  upon  thy  poor  degree?
Making  thee  servant,  mother,  wife,  and  nurse
To  heaven’s  bright  king,  that  freed  us  from  the  curse.

Thus  being  crowned  with  glory  from  above,
Grace  and  perfection  resting  in  thy  breast,
Thy  humble  answer  doth  approve  thy  love,
And  all  these  sayings  in  thy  heart  do  rest:
Thy  child  a  lamb,  and  thou  a  turtle  dove,
Above  all  other  women  highly  blessed;
To  find  such  favour  in  his  glorious  sight,
In  whom  thy  heart  and  soul  do  most  delight.

What  wonder  in  the  world  more  strange  could  seem,
Than  that  a  virgin  could  conceive  and  bear
Within  her  womb  a  son,  that  should  redeem
All  nations  on  the  earth,  and  should  repair
Our  old  decays:  who  in  such  high  esteem,
Should  prize  all  mortals,  living  in  his  fear
As  not  to  shun  death,  poverty  and  shame,
To  save  their  souls,  and  spread  his  glorious  name.

And  partly  to  fulfil  his  father’s  pleasure,
Whose  powerful  hand  allows  it  not  for  strange,
If  he  vouchsafe  the  riches  of  his  treasure,
Pure  righteousness  to  take  such  ill  exchange;
On  all  iniquity  to  make  a  seizure,
Giving  his  snow-white  weed  for  ours  in  change:
Our  mortal  garment  in  a  scarlet  dye,
Too  base  a  robe  for  immortality.

Most  happy  news,  that  ever  yet  was  brought,
When  poverty  and  riches  met  together,
The  wealth  of  heaven,  in  our  frail  clothing  wrought
Salvation  by  his  happy  coming  hither:
Mighty  messiah,  who  so  dearly  bought
Us,  slaves  to  sin,  far  lighter  than  a  feather:
Tossed  to  and  fro  with  every  wicked  wind,
The  world,  the  flesh,  or  devil  gives  to  blind.

Who  on  his  shoulders  our  black  sins  doth  bear
To  that  most  blessed,  yet  accursed,  cross;
Where,  fastening  them,  he  rids  us  of  our  fear,
Yea  for  our  gain  he  is  content  with  loss,
Our  ragged  clothing  scorns  he  not  to  wear,
Though  foul,  rent,  torn,  disgraceful,  rough  and  gross,
Spun  by  that  monster  Sin,  and  weaved  by  Shame,
Which  grace  itself,  disgraced  with  impure  blame.

How  canst  thou  choose,  fair  virgin,  then  but  mourn,
When  this  sweet  offspring  of  thy  body  dies,
When  thy  fair  eyes  beholds  his  body  torn,
The  people’s  fury,  hears  the  women’s  cries;
His  holy  name  profaned,  he  made  a  scorn,
Abused  with  all  their  hateful  slanderous  lies,
Bleeding  and  fainting  in  such  wondrous  sort,
As  scarce  his  feeble  limbs  can  him  support.

Мій  переклад:

Емілія  Бассано  Ланьє/Ланьєр

Скорбота  Діви  Марії  і  вітання  Їй

(з  поеми  Salve  Deus,  Rex  Judeorum  («Привіт  Тобі,  Господи,  Царю  Іудейський»)

Його  ось  Мати  і  Слуга  Йому.
Розради  Їй  нема  в  найгіршій  долі.
Вмить  знає  всю  страждання  глибину,
Зомліла:  вразив  вигляд  Сина  крові.
Із  Сином  славу  прийняла  одну,
То  як  тепер  з  Ним  не  поділить  болю?
Страшніших  втрат  не  знав  ніхто:  так  тяжко,
Бо  Він  –  для  вічності  і  Син,  і  Батько.

Сльозами  стала  кров  Його  змивать
З  каміння,  грішники  щоб  не  топтали.
Їй  стало  легше,  хоч,  щоб  слугувать,
На  вулиці  навколішки  стояла.
Єссеїв  квіт  найкращий  розквітать
Недовго  міг:  у  розквіті  зірвали.
Він,  Батько  їй  і  Цар,  Дитя  і  Пара,
Іде  на  смерть,  щоб  втратила  смерть  жало.

Благословенна  Діва:  плід  Її
Безгрішний  всі  народи  прославляють.
Особи  найбрутальніші,  дурні
Як  щастя  з  Ним  розмову  відчувають.
З  Ним  поряд  інші  мудреці  –  німі.
Обраницю  ж  заслужено  вітають:
Ім’я  Твоє  в  пошані,  Мати  Божа,
Повсюдно,  і  забуть  Тебе  не  зможуть.

Звеличити  Всевишній  побажав
Тебе,  помітив  скромне  існування.
Твої  смирення  й  цноту  привітав,
Край  Божих  врат  –  їх  про  любов  благання.
До  Тебе  швидкокрилого  послав
Він  Гавриїла  зі  святим  посланням.
Володарці  жіноцтва,  Найгарнішій
Повідав  Ангел  замисел  найвищий.

Почав  він:  «Благодатная,  радій,
Бо  маєш  Боже  Ти  Благословення!
Господь  з  тобою,  і  талан  ось  твій».
Це  мала  бути  втіха  нескінченна,
Як  ангел  у  господі  був  земній,
Твою  чесноту  вихваляв  знаменну.
Тебе  благословенною  назвали
Між  жонами  –  для  вічної  то  слави.

Стривожена  посланням  Ти  таким,
Пояснює  все  ангел,  як  годиться:
Народиш  Сина,  успадкує  він
Давидів  трон,  не  буде  це  злочинством.
Твого  зве  Сина  Благом  тим  святим,
Якому  завдяки  нам  всім  спастися.
Сказав,  яке  ім’я  Тому  слід  дати,
Кого  Всевишній  буде  Сином  звати.

Твою  тривогу  бачить  він  і  страх
Прогнати  просить,  та  Тобі  все  ж  складно
Збагнути,  чом  вітав  Тебе  він  так
І  означала  що  промова  гарна.
Є  привід  у  посланника  словах
Задуматись  –  хоч  і  зрадіти,  явно.
Тебе  Господень  ангел  запевняє:
В  Незайманій  нове  Життя  заграє.

Так,  справді,  царюватиме  твій  Син,
Ні,  дійсно,  царювання  не  скінчиться.
Над  домом  Якова  одержить  Він
Від  Бога  владу.  Сказане  здійсниться,
Для  того  й  Гавриїл  з  посланням  цим.
Твій  чистий  слух  цим  словом  не  брудниться:’
Благословенна  зродиться  Дитина,
Твій  буде  Син  –  єдиним  Божим  сином.

Уклякла  й  «Як  це  станеться?»  спитать
Наважилась  Ти,  серцем  всім  покірна;
Ти,  чиста,  знала,  що  завад  назвать
Не  можна,  буде  радість  неодмінно,
А  чоловіка  жодного  бажать
Не  починала,  від  усіх  їх  вільна.
Як  ангел  відповів  на  це  питання,
Причину  ще  надав  для  дивування.

Благословенна,  цноту  збережеш,
І  злине  Дух  Святий,  щоб  це  здійснилось.
Без  болю  в  світ  Дитину  приведеш,
До  Тебе  Вища  Сила  прихилилась.
Як  вдячних  сліз  від  цього  не  проллєш,
Адже  для  скромності  є  Божа  милість?
Ти  жінка  й  мамка,  мати  і  служниця
Для  Того,  Хто  -  Спаситель,  райський  Витязь.

Так  Ти  з  небес  увінчана  була,
Так  досконалість  з  милістю  з’єднала.
Любов  Ти  відповіддю  довела
І  сказане  все  серцем  пам’ятала.
В  світ  Голубиця  Агнця  привела
Й  між  жонами  благословенна  стала.
Той  Тобі  виразив  прихильність  слушно,
Хто  радував  найбільше  серце  й  душу.

Де  нам  дивніше  диво  віднайти?
Бо  зачала  і  виносила  Сина
В  утробі  Діва,  щоб  Він  зміг  спасти
Народи  всі,  щоб  наші  всі  провини
Спокутував  Він  і  щоб  піднести
Тих  смертних  міг  Він,  хто  для  Нього  нині
Страх  смерті,  бідності,  стида  покинув  -
Їх  душі  спас  Син,  слава  Сина  лине.

Життям  Він  Батькові  вмів  догодити.
Всевишній  це  дозволить  побажав:
Коштовність  цю  Свою,  Життя  це  чисте
Так  кепсько  –  на  гріхи  –  Він  обміняв,
Щоб  всю  неправоту  так  припинити.
Одежу  сніжно-білу  Він  віддав
За  нашу,  а  вона  –  в  червоних  плямах.
Вдягатись  так  безсмертю  –  це  замало.

Щасливіших  новин  ще  не  було:
Тепер  багатство  й  бідність  поєднались,
Багатство  раю  руб’я  одягло,
З  Його  пришестям  всі  ми  врятувались.
З  Месією  спасіння  нас  знайшло  -
Від  пір’я  легших,  що  гріху  вклонялись,
З  якими  всі  вітри  злодійські  грають,
В  яких  світ,  плоть  чи  чорт  зір  відбирають.

Із  нашими  гріхами  на  плечах
На  хрест  благословенний  і  проклятий
Іде  Спаситель.  Прожене  наш  страх,
За  нас  нести  свою  утрату  радий.
Без  глуму  нашу  одіж  Він  одяг,
Хоча  вона  брудна  і  груба  надто.
На  неї  Гріх  напряв,  Безчестя  ткало,
Від  гани  Благодать  сама  страждала.

Святая  Діво!  Як  не  горювать,
Як  милий  Син  Твій  нині  умирає,
Як  стали  при  Тобі  його  терзать,
Рев  люті  і  жіночий  плач  лунає,
Як  Праведного  стали  ображать,
Брехня  ненависті  Його  картає?
Стікає  кров’ю  Він,  іде,  неможний,
Вже  ледве  на  ногах  триматись  може…

Переклад  28-30.11.2024

[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293"]Те  ж  саме  російською[/url]

Ілюстрація:  Паоло  Веронезе.  Благовіщення  (одне  з  Благовіщень),  1578.  Венеція,  Галерея  Академії.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027616
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.11.2024


Aemilia Lanyer. Еve’s Apology in Defense of Women. Мій український переклад

Уривок  поеми  'Salve  Deus  Rex  Judaeorum'  ("Привіт  Тобі,  Господи,  Царь  Іудейський")  Емілії  Бассано,  у  шлюбі  Ланьє  (Ланьєр)  (1569–1645)  -  англійської  поетки,  за  походженням,  можливо,  наполовину  єврейки,  першої  жінки,  яка  опублікувала  збірку  віршів  англійською  мовою  в  XVII  ст.  (  1611  р.),  і  висловлювала  в  своїй  творчості  переконання,  які  згодом  стали  характеризувати  як  феміністичні.  
Поширений  також  (хоча  не  загальний)  погляд,  за  яким  це  Емілія  була  прототипом  знаменитої  "смуглої  леді  сонетів".  
У  наведеному  нижче  уривку  авторка  намагається  від  імені  дружини  Понтія  Пілата  висловитись  на  захист  праматері  нашої  Єви.  

Оригінал:



Now  Pontius  Pilate  is  to  judge  the  cause
Of  faultless  Jesus,  who  before  him  stands;
Who  neither  hath  offended  prince,  nor  laws,
Although  he  now  be  brought  in  woeful  bands:
O  noble  governor,  make  thou  yet  a  pause,
Do  not  in  innocent  blood  imbrue  thy  hands,
But  hear  the  words  of  thy  most  worthy  wife,
Who  sends  to  thee,  to  beg  her  saviour’s  life.

Let  barbarous  cruelty  far  depart  from  thee,
And  in  true  justice  take  affliction’s  part;
Open  thine  eyes,  that  thou  the  truth  mayst  see,
Do  not  the  thing  that  goes  against  thy  heart,
Condemn  not  him  that  must  thy  saviour  be,
But  view  his  holy  life,  his  good  desert.
Let  not  us  women  glory  in  men’s  fall,
Who  had  power  given  to  overrule  us  all.

Till  now  your  indiscretion  sets  us  free
And  makes  our  former  fault  much  less  appear;
Our  mother  Eve,  who  tasted  of  the  tree,
Giving  to  Adam  what  she  held  most  dear,
Was  simply  good,  and  had  no  power  to  see,
The  after-coming  harm  did  not  appear:
The  subtle  serpent  that  our  sex  betrayed,
Before  our  fall  so  sure  a  plot  had  laid.

That  undiscerning  ignorance  perceived
No  guile  or  craft  that  was  by  him  intended;
For  had  she  known,  of  what  we  were  bereaved,
To  his  request  she  had  not  condescended.
But  she,  poor  soul,  by  cunning  was  deceived,
No  hurt  therein  her  harmless  heart  intended:
For  she  alleged  God’s  word,  which  he  denies
That  they  should  die,  but  even  as  gods,  be  wise.

But  surely  Adam  cannot  be  excused;
Her  fault,  though  great,  yet  he  was  most  to  blame;
What  weakness  offered,  strength  might  have  refused,
Being  lord  of  all,  the  greater  was  his  shame:
Although  the  serpent’s  craft  had  her  abused,
God’s  holy  word  ought  all  his  actions  frame,
For  he  was  lord  and  king  of  all  the  earth,
Before  poor  Eve  had  either  life  or  breath.

Who  being  framed  by  God’s  eternal  hand,
The  perfect’st  man  that  ever  breathed  on  earth,
And  from  God’s  mouth  received  that  strait  command,
The  breach  whereof  he  knew  was  present  death:
Yea,  having  power  to  rule  both  sea  and  land,
Yet  with  one  apple  won  to  lose  that  breath
Which  God  had  breathed  in  his  beauteous  face,
Bringing  us  all  in  danger  and  disgrace.

And  then  to  lay  the  fault  on  patience  back,
That  we,  poor  women,  must  endure  it  all;
We  know  right  well  he  did  discretion  lack,
Being  not  persuaded  thereunto  at  all;
If  Eve  did  err,  it  was  for  knowledge  sake,
The  fruit  being  fair  persuaded  him  to  fall:
No  subtle  serpent’s  falsehood  did  betray  him;
If  he  would  eat  it,  who  had  power  to  stay  him?

Not  Eve,  whose  fault  was  only  too  much  love,
Which  made  her  give  this  present  to  her  dear,
That  what  she  tasted,  he  likewise  might  prove,
Whereby  his  knowledge  might  become  more  clear;
He  never  sought  her  weakness  to  reprove
With  those  sharp  words,  which  he  of  God  did  hear:
Yet  men  will  boast  of  knowledge,  which  he  took
From  Eve’s  fair  hand,  as  from  a  learned  book.

If  any  evil  did  in  her  remain,
Being  made  of  him,  he  was  the  ground  of  all;
If  one  of  many  worlds  could  lay  a  stain
Upon  our  sex  and  work  so  great  a  fall
To  wretched  man,  by  Satan’s  subtle  train,
What  will  so  foul  a  fault  amongst  you  all?
Her  weakness  did  the  serpent’s  words  obey,
But  you  in  malice  God’s  dear  son  betray.

Whom,  if  unjustly  you  condemn  to  die,
Her  sin  was  small  to  what  you  do  commit;
All  mortal  sins  that  do  for  vengeance  cry,
Are  not  to  be  compared  unto  it:
If  many  worlds  would  altogether  try,
By  all  their  sins  the  wrath  of  God  to  get,
This  sin  of  yours  surmounts  them  all  as  far
As  doth  the  sun,  another  little  star.

Then  let  us  have  our  liberty  again,
And  challenge  to  yourselves  no  sovereignty;
You  came  not  in  the  world  without  our  pain,
Make  that  a  bar  against  your  cruelty;
Your  fault  being  greater,  why  should  you  disdain
Our  being  your  equals,  free  from  tyranny?
If  one  weak  woman  simply  did  offend,
This  sin  of  yours,  hath  no  excuse,  nor  end.

To  which,  poor  souls,  we  never  gave  consent,
Witness  thy  wife,  O  Pilate,  speaks  for  all;
Who  did  but  dream,  and  yet  a  message  sent,
That  thou  shouldst  have  nothing  to  do  at  all
With  that  just  man;  which,  if  thy  heart  relent,
Why  wilt  thou  be  a  reprobate  with  Saul?
To  seek  the  death  of  him  that  is  so  good,
For  thy  soul’s  health  to  shed  his  dearest  blood.

Мій  український  переклад

Еміля  Бассано  Ланьє/Ланьєр

Виправдання  Єви  (заради  захисту  жінок)

Пілатові  слід  справу  розглядать,
І  перед  ним  Ісус  став  безневинний.
Царів,  закони  вмів  Він  шанувать,
Але  тепер  в  оковах,  плачу  гідний.
Правителю,  не  треба  поспішать!
У  кров  святу  ти  не  занур  рук  сильних.
Твоя  достойна  жінка  так  благає:
Її  Спаситель  хай  спасіння  має!

Жорстокість  варварську  геть  прожени,
Жаліючи,  судити  чесно  станеш.
Від  істини  очей  не  відверни:
Засудиш  –  і  своє  ти  серце  зрадиш.
Він  –  твій  Спаситель!  Кари  не  чини,
Коли  життя  й  заслуги  ти  розглянеш!
Не  дозволяй  жіноцтву  хизуватись,
Як  схибить  муж,  що  мав  розпоряджатись!

Так  хибі  чоловічій  -  нас  звільнить
І  зменшити  суттєво  ту  провинність,
Що  Єва  сміла  від  плодів  вкусить
Й  з  Адамом  любим  ними  поділилась.
Вона  була  лиш  добра.  Встановить
Була  безсила,  що  тут  зло  таїлось.
Підступний  змій  усіх  жінок  так  зрадив,
Щоб  нас  згубити,  задум  свій  впровадив.

Вона  ж  з  невинним  розумом  була
І  хитрості  не  вміла  розпізнати.
Якби,  що  втратимо,  пізнать  могла,
Не  стала  б  хитрому  відповідати.
Підступність  для  обману  шлях  знайшла,
А  чиста  зла  не  думала  вчиняти.
Згадала  слово  Боже,  змій  же  ствердив:
Змудріють,  мов  боги,  й  не  буде  смерті.

Та  слушно  б  осуд  і  Адам  дістав:
Значна  провина  в  жінки,  в  нього  ж  -  гірша.
Слабка  давала,  сильний  би  не  брав,
Та  взяв  він.  Сором  більш,  бо  влада  вища:
Хоч  жінку  хитрий  змій  переконав,
Та  муж  мав  бути  Богу  найвірнішим.
Він  над  землею  став  владарювати
Перш,  ніж  жона  розпочала  зітхати.

Господь  рукою  вічною  створив
Його,  щоб  був  –  істота  досконала.
Знав  чоловік,  що  Бог  заборонив,
І  знав:  його  б  за  ослух  смерть  спіткала.
Над  морем  і  землею  він  царив  –
Та  яблуко  грішити  спонукало.
Життям  від  Бога  ризикнув  гарненько  -
Приніс  неславу  нам  та  небезпеку.

Та  докоряєте  терпінню  ви
І  винуватите  жінок  нещасних.
Муж  не  послухав  ради  голови,
Зневажив  він  великий  розум  власний.
Бажання  знань  –  шлях  Єви  до  вини,
А  чоловік  згрішив,  бо  плід  прекрасний.
До  нього  змій  підступний  не  звертався.
Хотів  він  яблук  сам.  Хто  б  сперечався?

Не  Єва,  ні,  бо  гріх  її  –  любов
Надмірна,  з  любим  змусила  ділитись,
Щоб  нею  знайдене  і  він  знайшов,
Щоб  розум  мужа  теж  міг  прояснитись.
Докорів  Божих  муж  не  мовив  знов,
І  жінки  не  примушував  винитись.
Чоловіки  знання  свої  великі
Одержали  з  рук  Єви  –  наче  з  книги.

Якщо  хоч  трохи  зла  лишилось  в  ній,
То  винний  чоловік:  постала  з  нього.
Як  світ  один  у  безлічі  живій
Нас  винуватить:  ось  знаряддя  злого,
Біду  чоловікам  наслав  так  змій  –
То  ось  ваш  гріх.  Не  сором  вам  від  цього?
Жона  –  слабка,  і  стала  змія  слухать.
Ви  ж  –  злі,  тому  Син  Божий  звідав  муки.

Якщо  несправедлива  смерть  –  Йому,
То  Євин  гріх  –  дрібне  ще  злодіяння.
Гріхи  всі  смертні,  що  до  помсти  звуть,
Не  витримають  з  вашим  порівняння.
Як  декілька  світів  скликать  на  суд,
Де  зробить  Бог  гріхів  підсумування  –
Ваш  гріх  один  всю  суму  перевищить,
Мов  Сонце,  що  за  зірочку  ясніше.

То  волю  хай  знов  матимемо  ми  –
Себе  володарями  не  вважайте!
Страждаємо,  щоб  ви  у  світ  прийшли  –
Жорстокості  до  нас  не  проявляйте!
Ви  впали  до  ще  гіршої  вини  –
То  ми  вам  рівні?  Ви  рабинь  звільняйте!
Слабка  згрішила  жінка,  це  буденно.
Ваш  гріх  –  не  вибачений,  нескінченний.

На  нього  згоди  нашої  нема.
За  нас  твоя,  Пілате,  жінка  мовить:
Був  сон  лише,  та  вражена  вона,
Помилувати  Праведника  просить.
Його  жалієш  ти,  так  не  дарма.
Чом  хочеш,  мов  Саул,  ти  зло  дозволить?
Не  погуби  Його,  добру  Він  служить,
Прийняв  би  смерть,  та  спас  твою  цим  душу.


Переклад  27.11.2024

[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382"]  Переклад  російською  [/url]

Ілюстрація:  Якопо  Робусті  (Тінторетто).  Адам  і  Єва.  Венеція,  галерея  Академії.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027402
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.11.2024


Благожелательное четверостишие



Не  так  уж  мало  веры  и  любви
Провозглашенных,  но  не  совершенных.
Так  совершай!  Настойчивей  зови
И  явятся,  и  наделят  лишенных.

22.11.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1027077
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.11.2024


Sir Thomas Wyatt. COMPLAINT FOR TRUE LOVE UNREQUITED. Переклад

COMPLAINT  FOR  TRUE  LOVE  UNREQUITED.

What  vaileth  truth  or  by  it  to  take  pain,
To  strive  by  steadfastness  for  to  attain
To  be  just  and  true  and  flee  from  doubleness,
Sithens  all  alike,  where  ruleth  craftiness,
Rewarded  is  both  false  and  plain?

Soonest  he  speedeth  that  most  can  feign;
True  meaning  heart  is  had  in  disdain.
Against  deceit  and  doubleness
What  vaileth  truth?

Deceived  is  he  by  crafty  train
That  meaneth  no  guile  and  doth  remain
Within  the  trap  without  redress
But  for  to  love,  lo,  such  a  mistress
Whose  cruelty  nothing  can  refrain.
What  vaileth  truth?

Скарга  на  відсутність  взаємності  для  щирого  кохання    

Що  значить  правда?  Чом  її  вітати?
Що  з  прямотою  можемо  придбати,
Що  дасть  нам  двоєдушності  картання,  
Як  в  світі,  де  царює  хитрування,
Брехня  і  щирість  рівну  мають  плату?

Успішний  той,  хто  вміє  удавати,
А  щире  серце  звикли  зневажати.
Як  гнучкість,  підлість  мають  шанування,  
Що  значить  правда?
Того  нечесним  легко  ошукати,
Хто  вивертів  не  хоче  замишляти,  –
Він  потерпає  без  відшкодування.
А  як  зустріне  хтось  таке  кохання,
Що  лиш  жорстокість  вміє  проявляти,  –
Що  значить  правда?

Переклад  28.10.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1026397
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.11.2024


Сонет о Бегемоте и Маргарите



Мы  починяем  примус.  –  Починяй,
Лукавого  лукавый  кот!  Ты  шутишь
С  читателем  –  ну  что  же,  развлекай,
Цитаты  благодарные  получишь.

К  вам  любящая  женщина  придет
В  обличье  ведьмы  –  ей  подобных  мало.
Для  милого  вам  жертву  принесет,
Чтоб  был  спасен,  чтоб  все,  как  было,  стало.

Так  страсть  со  смехом  будете  мешать  
В  рассказе  занимательном  и  сильном,
Где  и  о  милосердии  читать:  
Простит  ту  власть,  что  трусость  проявила,

И  как  друзья  в  небесные  края
Пойдут  вдвоем  казненный  и  судья.

02.11.2024

(Как  оказалось,  день  рождения  Елены  Сергеевны  Булгаковой).

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025670
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.11.2024


Sir Thomas Wyatt. What vaileth truth or by it to take pain Перевод

COMPLAINT  FOR  TRUE  LOVE  UNREQUITED.

What  vaileth  truth  or  by  it  to  take  pain,
To  strive  by  steadfastness  for  to  attain
To  be  just  and  true  and  flee  from  doubleness,
Sithens  all  alike,  where  ruleth  craftiness,
Rewarded  is  both  false  and  plain?

Soonest  he  speedeth  that  most  can  feign;
True  meaning  heart  is  had  in  disdain.
Against  deceit  and  doubleness
What  vaileth  truth?

Deceived  is  he  by  crafty  train
That  meaneth  no  guile  and  doth  remain
Within  the  trap  without  redress
But  for  to  love,  lo,  such  a  mistress
Whose  cruelty  nothing  can  refrain.
What  vaileth  truth?


Жалоба  на  отсутствие  взаимности  для  искренней  любви

Что  значит  правда?  Как  ее  ценить?
Что  с  прямотой  сумеем  получить,
Что  принесет  обмана  осужденье,
Коль  в  мире,  где  при  власти  –  лицемерье,
За  ложь  и  искренность  –  равно  платить?

Успел,  кто  нужный  вид  смог  напустить,
А  искренним  –    презрения  вкусить.
Когда  двуличью,  кривде  –  уваженье,
Что  значит  правда?

Того  легко  нечестным  обдурить,
Кто  без  уловок  думает  прожить,  -
Он  получает  вред  без  возмещенья.
А  если  есть  сердечное  влеченье
К  той,  кто  жестокой  лишь  умеет  быть,
Что  значит  правда?
 
Перевод  28.10.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025405
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.10.2024


Sir Thomas Wyatt. BEHOLD, Love, thy power how she despiseth. Мій переклад


REQUEST  TO  CUPID  FOR  REVENGE  OF
 
HIS  UNKIND  LOVE.

BEHOLD,  Love,  thy  power  how  she  despiseth  ;
   My  grievous  pain  how  little  she  regardeth  :
The  solemn  oath,  whereof  she  takes  no  cure,
Broken  she  hath,  and  yet,  she  bideth  sure,
Right  at  her  ease,  and  little  thee  she  dreadeth  :
       Weaponed  thou  art,  and  she  unarmed  sitteth  :                                        
To  thee  disdainful,  all  her  life  she  leadeth  ;
To  me  spiteful,  without  just  cause  or  measure  :
Behold,  Love,  how  proudly  she  triumpheth.
       I  am  in  hold,  but  if  thee  pity  moveth,
Go,  bend  thy  bow,  that  stony  hearts  breaketh,
And  with  some  stroke  revenge  the  displeasure
Of  thee,  and  him  that  sorrow  doth  endure,
And,  as  his  lord,  thee  lowly  here  entreateth.
                                                                             Behold,  Love  !

Прохання  до  Купідона  помститися  його  недобрій  коханій

Амуре,  поглянь,  як  тебе  вона  зневажає,
На  біль  мій  тяжкий  зовсім  не  зважає!
Присягу  свою  вона  занедбала,
Забула  її,  наче  й  не  давала.
Спокійної  сила  твоя  не  лякає,
Озброєний  ти,  вона  ж  зброї  не  має,
Живе  й  зневажать  тебе  не  полишає,
До  мене  ж  злобу  лиш  проявляла.
Амуре,  поглянь,  як  перемагає!
Я  –  в’язень.  Як  той  ти,  хто  жалість  знає,
Візьми  лук,  що  серця  кам’яні  розбиває,
І  хай  би  відплата  її  спіткала
За  тебе  й  за  того,  кого  ображала,
Хто  тебе,  як  пана,  нині  благає.
Амуре,  поглянь!

Переклад  28.10.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025303
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.10.2024


Сер Томас Ваєтт. Деякі епіграми. Мій український переклад

Джерела  текстів  оригіналів  і  коментарів:  сайт  Luminarium,  an  Anthology  of  English  Literature,  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.  A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978,  Tottel’s  Miscellany
Songs  and  Sonnets  of  Henry  Howard,  Earl  of  Surrey,  Sir  Thomas  Wyatt  and  Others.  Edited  with  an  Introduction  and  Notes  by
AMANDA  HOLTON  and  TOM  MACFAUL.  Penguin  Books,  2011.

THE  LOVER  COMPARETH  HIS  HEART  TO

THE  OVERCHARGED  GUN.

THE  furious  gun  in  his  most  raging  ire,
   When  that  the  bowl  is  rammed  in  too
                   sore,
And  that  the  flame  cannot  part  from  the  fire  ;
Cracks  in  sunder,  and  in  the  air  do  roar
The  shivered  pieces.      So  doth  my  desire,
Whose  flame  increaseth  aye  from  more  to  more  ;                              
       Which  to  let  out,  I  dare  not  look,  nor  speak  ;
       So  inward  force  my  heart  doth  all  to  break.


Закоханий  порівнює  своє  серце  із  занадто  зарядженою  гарматою

Гармата  люта  у  найбільшім  гніві,
Занадто  щільно  в  ній  заряд  сидить,
І  задихається  в  буремній  силі,
І  лускає  –  далеко  рев  стоїть.
Так  почуття  моє,  вже  непомірне,
Горить,  росте,  не  можу  зупинить,
Не  зізнаюсь  ні  язиком,  ні  оком,
І  серце  розірве  ось-ось  жорстоко.

Переклад  23.10.2024

THE

LOVER  THAT  FLED  LOVE  NOW  FOLLOWS

IT  WITH  HIS  HARM.

SOMETIME  I  fled  the  fire,  that  me  so
                   brent,
   By  sea,  by  land,  by  water,  and  by  wind  ;
And  now  the  coals  I  follow  that  be  quent,
From  Dover  to  Calais,  with  willing  mind.
Lo!  how  desire  is  both  forth  sprung,  and  spent!              
And  he  may  see,  that  whilom  was  so  blind,
       And  all  his  labour  laughs  he  now  to  scorn,
       Meashed  in  the  briers,  that  erst  was  only  torn.

 

Закоханий,  який  колись  втікав  від  кохання,
Тепер  слідує  за  ним  зі  своїм  болем

Був  час,  від  цього  я  вогню  тікав  –
По  морю,  по  землі,  по  водах  і  за  вітром.
Жар  від  вугілля  нині  перестав  –
Ось,  з  Дувра  до  Кале  з  холодним  їду.
Бажання  стихло,  спокій  я  дістав,
Сліпий  прозрів  –  помітьте  переміну.
Що  засмутило,  нині  сміху  служить,
Навколо  колючки  –  мені  байдуже.

Переклад  25.10.2024

(Епіграма,  як  вважають,  -  про  спільний  візит  Генріха  VIII  і  Анни  Болейн  до  Франції  в  жовтні  1532  р.  Спонукає  вважати,  що  Ваєтт  належав  до  почту  Анни)

Of  the  feigned  friend

Right  true  it  is  and  said  full  yore  ago,
"  Take  heed  of  him  that  by  thy  back  thee  claweth,"
For  none  is  worse  than  is  a  friendly  foe.
Though  they  seem  good,  all  thing  that  thee  delighteth,
Yet  know  it  well  that  in  thy  bosom  creepeth:
For  many  a  man  such  fire  oft  kindleth
That  with  the  blaze  his  beard  singeth.


Про  брехливого  друга

Ось  правда  –  й  сказано  уже  давно:
Слід  підлабузників  остерігатись.
Хтось  дружній  ворог    –  то  найбільше  зло:
Він  наче  добрий,  кличе  милуватись,
Та  вміє  до  таємного  закрастись.
Буває,  лагідний  вогонь  привабить,
Підійдеш  –  бороду  тобі  він  спалить.

Переклад  26.10.2024

A  Riddle  of  a  Gift
Given  By  a  Lady.
by  Sir  Thomas  Wyatt

A  Lady  gave  me  a  gift  she  had  not,
And  I  received  her  gift  which  I  took  not,
She  gave  it  me  willingly,  and  yet  she  would  not,
And  I  received  it,  albeit,  I  could  not,
If  she  give  it  me,  I  force  not,
And  if  she  take  it  again  she  cares  not.
Conster  what  this  is  and  tell  not,
For  I  am  fast  sworne  I  may  not.


Загадка  про  дарунок  від  дами

Дала  дарунок  дама  й  не  вручила,
Я  маю  цей  дарунок,  хоч  не  взяв,
Вона  дала  охоче  й  не  хотіла,
Не  міг  я  брати,  та  з  дарунком  став.
Не  змушував  я,  щоб  вона  вчинила,
Жорстока,  як  захоче,  щоб  віддав.
Що  за  дарунок  був  це,  здогадайся,
Та  не  відкрий,  бо  я  мовчать  поклявся.

Переклад  26.10.2024

THAT  SPEAKING  OR  PROFFERING  BRINGS
ALWAY  SPEEDING.

Speak  thou  and  speed  where  will  or  power  aught  help’th.
Where  power  doth  want,  will  must  be  won  by  wealth.
For  need  will  speed  where  will  works  not  his  kind,
And  gain,  thy  foes  thy  friends  shall  cause  thee  find.
For  suit  and  gold,  what  do  not  they  obtain?
Of  good  and  bad  the  tryers  are  these  twain.



Хто  каже  або  пропонує,  може  завжди  досягти  бажаного

Бажання  й  влада  можуть  дати  все.
Бажання  владі  гаманець  несе.
Слабке  бажання,  то  потребі  –  взять
І  ворогів  на  друзів  повертать.
Прохання  й  гроші  чинять  всі  діла,
Вони  –  мірило  для  добра  і  зла.

Переклад  26.10.2024

(Епіграма,  чий  зміст  не  вповні  зрозумілий:  залежить  від  інтерпретації  слова  will.  Засуджує  продажність).

Description  of  a  Gun
by  Sir  Thomas  Wyatt

Vulcan  begat  me:  Minerva  me  taught:
Nature,  my  mother:  Craft  nourish'd  me  year  by  year:
Three  bodies  are  my  food:  my  strength  is  in  naught:
Anger,  wrath,  waste,  and  noise  are  my  children  dear.
Guess,  friend,  what  I  am:  and  how  I  am  wraught:
Monster  of  sea,  or  of  land,  or  of  elsewhere.
Know  me,  and  use  me:  and  I  may  thee  defend:
And  if  I  be  thine  enemy,  I  may  thy  life  end.



Гармата

Вулкан  зачав  мене,  Мінерва  вчила,
Природа  мені  мати,  Вправність  –  годівник.
Харч  –  три  речовини,  Ніщо  –  то  сила,
Нащадки  –  смерть,  розвал,  гнів,  гам.  Люблю  я  їх.
Вгадай,  що  я  і  що  мене  створило.
Я  –  страх  морів  й  землі,  страх,  певно,  я  для  всіх.
Вдасись  до  мене  –  зможу  захистить,
Як  я  твій  ворог  –  можу  й  погубить.

Переклад  27.10.2024

Ніщо  –  вакуум,
Три  речовини  -  селітра,  сірка  й  вугілля,  з  яких  робиться  порох.

A  description  of  such  a  one  as  he  would  love

A  face  that  should  content  me  wondrous  well
Should  not  be  fair  but  comely  to  behold,
With  gladsome  look  all  grief  for  to  expel,
With  sober  cheer  so  would  I  that  it  should
Speak,  without  words,  such  words  that  none  can  tell.
The  tress  also  should  be  of  crisped  gold.
With  wit,  and  these,  might  chance  I  might  be  tied
And  knit  again  the  knot  that  should  not  slide.


Опис  тієї,  кого  він  хотів  би  кохати

Лице,  яким  бажав  би  я  втішатись,
Нехай  не  гарним  –  милим  би  було.
Веселий  зір:  щоб  горю  –  не  вертатись,
Люб’язний  сміх:  так,  щоб  без  слів  могло
Те  виразить,  над  чим  словам  –  старатись.
Волоссю  колір  золото  б  дало.
Заплутатись  у  ньому  я  б  зумів
І  вже  розплутатись  не  захотів.

27.10.2024


Назва  епіграми  -  зі  збірки  Tottel's  Miscellany.  Можливо,  епіграма  описує  нову  кохану  Ваєтта,  Елізабет  Даррелл.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025257
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.10.2024


Сэр Томас Уайетт. Некоторые эпиграммы. Переводы



Источники  текстов  оригиналов  и  комментариев:  сайт  Luminarium,  an  Anthology  of  English  Literature,  Sir  Thomas  Wyatt.  The  Complete  Poems.  Edited  by  R.  A.  Rebholz.  Penguin  Random  House  1978,  Tottel’s  Miscellany
Songs  and  Sonnets  of  Henry  Howard,  Earl  of  Surrey,  Sir  Thomas  Wyatt  and  Others.  Edited  with  an  Introduction  and  Notes  by
AMANDA  HOLTON  and  TOM  MACFAUL.  Penguin  Books,  2011.


THE  LOVER  COMPARETH  HIS  HEART  TO

THE  OVERCHARGED  GUN.

THE  furious  gun  in  his  most  raging  ire,
   When  that  the  bowl  is  rammed  in  too
                   sore,
And  that  the  flame  cannot  part  from  the  fire  ;
Cracks  in  sunder,  and  in  the  air  do  roar
The  shivered  pieces.      So  doth  my  desire,
Whose  flame  increaseth  aye  from  more  to  more  ;                              
       Which  to  let  out,  I  dare  not  look,  nor  speak  ;
       So  inward  force  my  heart  doth  all  to  break.

Влюбленный  сравнивает  свое  сердце  со  слишком  сильно  заряженной  пушкой

Вот  пушка  злая  в  гневе  наивысшем.
Заряд  в  ней  плотно,  бить  ей  нелегко,
И  задыхается  она,  как  дышит,
И  лопается  –  слышно  далеко.
Так  и  желанье,  что  в  себе  я  слышу:
Еще  растет,  хотя  уж  велико.
Таю  его,  не  высказав  нисколько,
И  сердце  разорвет  вот-вот  жестоко.


THE

LOVER  THAT  FLED  LOVE  NOW  FOLLOWS

IT  WITH  HIS  HARM.

SOMETIME  I  fled  the  fire,  that  me  so
                   brent,
   By  sea,  by  land,  by  water,  and  by  wind  ;
And  now  the  coals  I  follow  that  be  quent,
From  Dover  to  Calais,  with  willing  mind.
Lo!  how  desire  is  both  forth  sprung,  and  spent!              
And  he  may  see,  that  whilom  was  so  blind,
       And  all  his  labour  laughs  he  now  to  scorn,
       Meashed  in  the  briers,  that  erst  was  only  torn.

 Влюбленный,  когда-то  бежавший  от  любви,
теперь  следует  за  ней  со  своей  болью

Когда-то  я  бежал  от  этого  огня  –
В  путь  по  морю,  по  суше,  по  воде,  вслед  ветру.
Остыли  угли  те,  что  жгли  меня  –
И  вот,  из  Дувра  до  Кале  я  с  ними  еду.
Огонь  желанья  исчерпал  себя,
Cлепой  прозрел  –  заметьте  перемену.
Над  горем,  что  узнал,  смеется  он,
Шипами  без  опаски  окружен.

(Эпиграмма,  предположительно,  -  о  совместном  визите  Генриха  VIII  и  Анны  Болейн  во  Францию  в  октябре  1532  г.  Побуждает  считать,  что  Уайетт  находился  в  свите  Анны).


Of  the  feigned  friend

Right  true  it  is  and  said  full  yore  ago,
"  Take  heed  of  him  that  by  thy  back  thee  claweth,"
For  none  is  worse  than  is  a  friendly  foe.
Though  they  seem  good,  all  thing  that  thee  delighteth,
Yet  know  it  well  that  in  thy  bosom  creepeth:
For  many  a  man  such  fire  oft  kindleth
That  with  the  blaze  his  beard  singeth.

О  лживом  друге

Вот  правда  –  сказано  уже  давно:
Коль  спинку  чешут,  льстя,  –  остерегайся.
Враг  в  виде  друга  –  худшее  то  зло:
Он  будто  добр,  внушит:  «Мной  восхищайся!»,
Но  тайны  твои  вызнает  –  скрывайся!
Бывает,  ласковый  огонь  горит,
А  подойдешь  –  и  бороду  спалит.

Перевод  25.10.2024



A  Riddle  of  a  Gift
Given  By  a  Lady.
by  Sir  Thomas  Wyatt

A  Lady  gave  me  a  gift  she  had  not,
And  I  received  her  gift  which  I  took  not,
She  gave  it  me  willingly,  and  yet  she  would  not,
And  I  received  it,  albeit,  I  could  not,
If  she  give  it  me,  I  force  not,
And  if  she  take  it  again  she  cares  not.
Conster  what  this  is  and  tell  not,
For  I  am  fast  sworne  I  may  not.

Загадка  о  подарке  дамы

Дала  подарок  дама  –  не  вручая,
Я  получил  подарок  –  но  не  взял.
Дарила  с  милостью,  не  уступая,
Я  брать  не  мог,  а  все  ж  с  подарком  стал.
Я  принял  дар  ее,  не  принуждая;
Жестока,  коль  захочет,  чтоб  отдал.
Что  это  за  подарок,  догадайся,
Но  нн  скажи:  ведь  я  скрывать  поклялся.

Перевод  26.10.2024



THAT  SPEAKING  OR  PROFFERING  BRINGS
ALWAY  SPEEDING

Speak  thou  and  speed  where  will  or  power  aught  help’th.
Where  power  doth  want,  will  must  be  won  by  wealth.
For  need  will  speed  where  will  works  not  his  kind,
And  gain,  thy  foes  thy  friends  shall  cause  thee  find.
For  suit  and  gold,  what  do  not  they  obtain?
Of  good  and  bad  the  tryers  are  these  twain.

Сказав  или  предложив,  можно  всегда  добиться  желаемого

Власть  и  желанье  могут  все  добыть.
Власть  повелит  желание  купить.
Нужда  возьмет,  коль  нет  желанья  дать,
Врагов  в  друзей  сумеешь  превращать.
Прошенье  и  казна  вершат  дела,
Они  –  мерило  для  добра  и  зла.

Перевод  26.10.2024

(Эпиграмма,  чей  смысл  не  вполне  ясен:  зависит  от  интерпретации  слова  will.  Осуждает  продажность).

Description  of  a  Gun
by  Sir  Thomas  Wyatt

Vulcan  begat  me:  Minerva  me  taught:
Nature,  my  mother:  Craft  nourish'd  me  year  by  year:
Three  bodies  are  my  food:  my  strength  is  in  naught:
Anger,  wrath,  waste,  and  noise  are  my  children  dear.
Guess,  friend,  what  I  am:  and  how  I  am  wraught:
Monster  of  sea,  or  of  land,  or  of  elsewhere.
Know  me,  and  use  me:  and  I  may  thee  defend:
And  if  I  be  thine  enemy,  I  may  thy  life  end.


Пушка

Вулкан  меня  зачал,  Минерва  обучила.
Мне  мать  –  Природа,  нянькой  стало  Мастерство.
Три  вещества  –  мой  хлеб,  ничто  –  мне  сила.
Потомство  –  смерть,  развал,  гнев,  гам.  Люблю  его.
Друг,  угадай,  что  я  и  что  меня  творило.
Я  –  страх  морей,  земли,  страх,  верно,  для  всего.
Ко  мне  прибегнешь  –  я  сумею  защитить,
А  коли  ты  мой  враг  –  могу  и  погубить.

Перевод  27.10.2024


Ничто  –  вакуум,
Три  вещества  -  селитра,  серка  и  уголь,  из  которых  делается  порох.


 
A  description  of  such  a  one  as  he  would  love

A  face  that  should  content  me  wondrous  well
Should  not  be  fair  but  comely  to  behold,
With  gladsome  look  all  grief  for  to  expel,
With  sober  cheer  so  would  I  that  it  should
Speak,  without  words,  such  words  that  none  can  tell.
The  tress  also  should  be  of  crisped  gold.
With  wit,  and  these,  might  chance  I  might  be  tied
And  knit  again  the  knot  that  should  not  slide.


Описание  той,  кого  он  хотел  бы  любить

Лицо,  которым  любоваться  стану,
Пусть  будет  не  прекрасно,  но  мило.
Взгляд  будет  весел  –  горе  чтоб  изгнало,
Приятен  смех  –  так,  чтоб  без  слов  могло
То  выразить,  чему  слов  было  б  мало.
Цвет  локонам  бы  золото  дало.
Тогда  б  я  в  них  запутаться  сумел,
Узла  распутать  больше  б  не  хотел.

Перевод  27.10.2024


Название  эпиграммы  -  из  сборника  Tottel's  Miscellany.  Предположительно,  эпиграмма  описывает  новую  возлюбленную  Уайетта,  Элизабет  Даррелл.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025255
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.10.2024


Sir Thomas Wyatt. Of such as had forsaken him. Мой перевод

Of  such  as  had  forsaken  him

Lucks,  my  fair  falcon,  and  your  fellows  all,
How  well  pleasant  it  were  your  liberty!
Ye  not  forsake  me  that  fair  might  ye  befall.
But  they  that  sometime  liked  my  company
Like  lice  away  from  dead  bodies  they  crawl.
Lo,  what  a  proof  in  light  adversity!
But  ye,  my  birds,  I  swear  by  all  your  bells,
Ye  be  my  friends  and  so  be  but  few  else.



О  тех.,  кто  eго  бросил

Счастливчик-сокол  и  твои  друзья,
Свободу  очень  любите,  я  знаю,
Но  бедствовать  не  бросили  меня,
А  те,  чьей  близости  не  забываю,
Как  с  трупа  вши,  бегут  –  оставлен  я,
Беда  мала,  а  уж  людей  теряю!
Нет,  бубенцами  вашими  клянусь:
Вы  –  те,  чьей  верностью  теперь    горжусь.

Перевод  26.10.2024

Примечание:  сокол  был  эмблемой  королевы  Анны  Болейн,  второй  жены  Генриха  VIII,  в  которую  Уайетт  был  влюблен,  когда  она  была  фрейлиной.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025171
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 26.10.2024


Sir Thomas Wyatt. Of such as had forsaken him. Мій український переклад

Of  such  as  had  forsaken  him

Lucks,  my  fair  falcon,  and  your  fellows  all,
How  well  pleasant  it  were  your  liberty!
Ye  not  forsake  me  that  fair  might  ye  befall.
But  they  that  sometime  liked  my  company
Like  lice  away  from  dead  bodies  they  crawl.
Lo,  what  a  proof  in  light  adversity!
But  ye,  my  birds,  I  swear  by  all  your  bells,
Ye  be  my  friends  and  so  be  but  few  else.

Про  тих,  хто  його  покинув

Щасливцю,  мій  соколику,  та  друзі
Твої  –  ви  волю  любите,  це  знаю!
Та  не  лишаєте  мене  ви  в  тузі,
А  ті,  кого  я  другом  пам’ятаю,
Мов  воші  геть  з  мерця  –  не  по  заслузі
В  легкій  я  скруті  цю  їх  втечу  маю!
Ні,  вашими  дзвіночками  клянусь:
Ви  –  ті,  чиєю  вірністю  хвалюсь.

Переклад  25.10.2024

Примітка:  сокол  був  емблемою  королеви  Анни  Болейн,  другої    дружини  Генріха  VIII,  в  яку  Ваєтт  був  закоханий,  коли  вона  була  фрейліною.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025105
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.10.2024


П'ять сонетiв сера Томаса Ваєтта Старшого. Мій український переклад

П'ять  сонетiв  сера  Томаса  Ваєтта  Старшого.  Український  переклад

Раніше  переклала  російською,  тепер  переклала  українською.

TO  HIS  LADY,  CRUEL  OVER  HER
YIELDING  LOVER.

SUCH  is  the  course  that  nature’s  kind  hath
wrought
That  snakes  have  time  to  cast  away  their  stings  :
Against  chain’d  prisoners  what  need  defence  be  sought  ?
The  fierce  lion  will  hurt  no  yielden  things  :
Why  should  such  spite  be  nursed  then  by  thought  ?
Sith  all  these  powers  are  prest  under  thy  wings  ;
And  eke  thou  seest,  and  reason  thee  hath  taught,
What  mischief  malice  many  ways  it  brings  :
Consider  eke,  that  spite  availeth  nought.
Therefore  this  song  thy  faul  to  thee  it  sings  :
Displease  thee  not,  for  saying  thus  my  thought,
Nor  hate  thou  him  from  whom  no  hate  forth  springs  :
For  furies  that  in  hell  be  execrable,
For  that  they  hate,  are  made  most  miserable.


До  коханої  поета,  яка  жорстока  до  свого  сумирного  залицяльника

Порядок  так  природа  встановила,
Що  навіть  зміям  труту  витрачать.
Чи  проти  в’язнів  ми  шукаєм  сили?
Не  буде  лев  сумирних  розривать.
Чому  ж  жорстокості  ти  не  лишила?
Все  зло  це  можеш  у  собі  з’єднать.
Розсудливість  давно  тебе  вже  вчила:
Хто  шкодить,  має  шкоди  й  сам  зазнать.
Ніколи  злоба  щастя  не  творила,
Тож  я  про  те,  як  хибиш,  став  співать.
Прийми  ж  ту  мову,  що  думки  розкрила,
Не  злися:  не  хотів  я  ображать.
Бо  навіть  відьми  в  пеклі  найгидкіші
Через  свою  ненависть  в  муках  гірших.

Переклад  21  жовтня  2024.

THE  LOVER’S  LIFE  COMPARED  TO
THE  ALPS

LIKE  unto  these  unmeasurable  mountains
So  is  my  painful  life,  the  burden  of  ire  ;
For  high  be  they,  and  high  is  my  desire  ;
And  I  of  tears,  and  they  be  full  of  fountains  :
Under  craggy  rocks  they  have  barren  plains  ;
Hard  thoughts  in  me  my  woful  mind  doth  tire  :
Small  fruit  and  many  leaves  their  tops  do  attire,
With  small  effect  great  trust  in  me  remains  :
The  boisterous  winds  oft  their  high  bounds  do  blast  :
Hot  sighs  in  me  continually  be  shed  :
Wild  beasts  in  them,  fierce  love  in  me  is  fed  ;
Unmovable  am  I,  and  they  steadfast.
Of  singing  birds  they  have  the  tune  and  note  ;
And  I  always  plaints  passing  through  my  throat.

Життя  закоханого  порівнюється  з  Альпами

Схожий  я  на  гори  ці  незмірні,
Живучи,  розчавлений  стражданням.
Як  вони,  високим  є  бажання,
Є  струмки  в  них,  як  мій  плач,  нестримні.

Ось  під  скелями  долини  рівні  –
Гострий  біль  лікують  міркування.
Листя  безліч,  плід  малий  –  чекання
Мало  принесло,  хоч  мрії  сильні.

В  горах  тішаться  вітри  доволі  –
Я,  мов  вітер,  повсякчас  зітхаю.
Гори  –  звірів,  я  –  любов  ховаю,
Я  –  ні  з  місця,  гори  –  нерухомі.

Горам  музику  птахи  дарують,
Я,  щоб  скарги  висловить,  віршую.

Переклад  21.10.2024

A  RENOUNCING  OF  LOVE

FAREWELL,  Love,  and  all  thy  laws  for
ever  ;
Thy  baited  hooks  shall  tangle  me  no  more.
Senec,  and  Plato,  call  me  from  thy  lore,
To  perfect  wealth,  my  wit  for  to  endeavour  ;
In  blind  error  when  I  did  persever,
Thy  sharp  repulse,  that  pricketh  aye  so  sore,
Taught  me  in  trifles  that  I  set  no  store  ;
But  scaped  forth  thence,  since,  liberty  is  lever1
Therefore,  farewell  !  go  trouble  younger  hearts,
And  in  me  claim  no  more  authority  :
With  idle  youth  go  use  thy  property,2
And  thereon  spend  thy  many  brittle  darts  :
For,  hitherto  though  I  have  lost  my  time,
Me  list  no  longer  rotten  boughs  to  clime.

Відмова  від  кохання

Кохання,  прощавай!  Я  полишаю
Закон  твій,  не  мені  –  гачки  ковтать.
Сенека  і  Платон  мене  хай  вчать,
Багатство  справжнє  мудрості  придбаю.
Був  сліпо  впертий:  все  ж  ще  почекаю.
Твою  різку  відмову  мав  прийнять
І  втік,  дрібниць  не  прагнучи  збирать,
На  волю,  що  ціннішою  вважаю.
То  прощавай!  Молодших  ти  турбуй,
На  мене  влади  знову  не  пошириш.
Ледачу  юність  чарами  потішиш,
Для  неї  стріл  численних  не  шкодуй.
Я  ж  стільки  часу  витратив  –  і  марно,
По  зламаних  гілках  вже  лізть  не  стану.

21.-22.10.2024


THE  LOVER  FORSAKETH  HIS
UNKIND  LOVE

MY  heart  I  gave  thee,  not  to  do  it  pain,
But  to  preserve,  lo,  it  to  thee  was  taken.
I  served  thee,  not  that  I  should  be  for-
saken  ;
But,  that  I  should  receive  reward  again,
I  was  content  thy  servant  to  remain  ;
And  not  to  be  repayed  after  this  fashion.
Now,  since  in  thee  there  is  none  other  reason,
Displease  thee  not,  if  that  I  do  refrain.
Unsatiate  of  my  woe,  and  thy  desire  ;
Assured  by  craft  for  to  excuse  thy  fault  :
But,  since  it  pleaseth  thee  to  feign  default,
Farewell,  I  say,  departing  from  the  fire.
For  he  that  doth  believe,  bearing  in  hand,
Plougheth  in  water,  and  soweth  in  the  sand.


Закоханий  лишає  свою  жорстоку  кохану

Тобі  я  серце  не  для  мук  віддав,  –
Для  того,  щоб  його  ти  зберігала.
Не  став  я  служником,  щоб  занедбала,  –
Від  тебе  нагороди  я  чекав.

Тобі  служити  я  б  не  припиняв,
Та  ти  для  дяки  не  знайшла  нагоди.
Нема  причини  іншої  в  угоди  –
Не  гнівайся,  її  я  розірвав.

Я  ще  люблю,  а  ти  ще  мною  граєш,
Твої  я  примхи  можу  пояснить,
Та  кажеш,  що  не  можеш  ти  платить,  –
То  геть  із  пекла!  Ти  мене  втрачаєш.

Гадав:  візьму  я  плату,  ще  й  яку…
Орав  я  воду,  сіяв  на  піску.

Переклад  22.10.2024


THE  DESERTED  LOVER
WISHETH  THAT  HIS  RIVAL  MIGHT  EXPERIENCE  THE  SAME
FORTUNE  HE  HIMSELF  HAD  TASTED.

To  rail  or  jest  ye  know  I  use  it  not
Tho’  that  such  cause  sometime  in  folks  I  find;
And  tho’  to  change  ye  list  to  set  your  mind,
Love  it  who  list,  in  faith  I  like  it  not.
And  if  ye  were  to  me  as  ye  are  not,
I  would  be  loath  to  see  you  so  unkind.
But  since  your  faith  must  needs  be  so,  be  kind,
Though  I  hate  it,  I  pray  you  love  it  not.
Things  of  great  weight  I  never  thought  to  crave:
This  is  but  small:  of  right  deny  it  not.
Your  feigning  ways  as  yet  forget  them  not,
But  like  reward  let  other  lovers  have.
That  is  to  say:  for  service  true  and  fast
To  long  delays  and  changing  at  the  last.

Залишений  коханець  бажає,  щоб  його  суперника  спіткала  така  сама  доля

Я  б  лаятись  мав,  глузувати  –  та  ні,
Знарядь  цих  чужих  я  не  стану  вживать.
Свої  вподобання  ти  любиш  мінять,
Хтось  схвалить  такі  переміни,  я  –  ні.
Була  б  ти  прихильна  до  мене  –  хоч  ні,  –
Я  б  міг  непостійність  із  болем  сприйнять,
Та  маєш  природі  своїй  догоджать,
Так  будь  же  їй  вірна  –  не  радий  я,  ні.
Ніколи  надмірного  я  не  просив,
Зроби  зовсім  трохи  –  о,  не  відмов,  ні.
Не  кидай  дурити  в  майбутньому,  ні,
Щоб  інших  твій  норов  не  краще  цінив.
Так  само  на  відданість  їх  відгукнись:
Звели  потерпіти,  а  згодом  –  змінись.

Переклад  22.10.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1025094
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.10.2024


Марина Цветаева. Из цикла Ученик. Переклади

Тепер  переклала  весь  цикл  "Учень".

Оригінал:

Пало  прениже  волн
Бремя  дневное.
Тихо  взошли  на  холм
Вечные  —  двое.

Тесно  —  плечо  с  плечом  —
Встали  в  молчанье.
Два  —  под  одним  плащом  —
Ходят  дыханья.

Завтрашних  спящих  войн
Вождь  —  и  вчерашних,Ма
Молча  стоят  двойной
Чёрною  башней.

Змия  мудрей  стоят,
Голубя  кротче.
—  Отче,  возьми  в  назад,
В  жизнь  свою,  отче!

Через  всё  небо  —  дым
Воинств  Господних.
Борется  плащ,  двойным
Вздохом  приподнят.

Ревностью  взор  разъят,
Молит  и  ропщет…
—  Отче,  возьми  в  закат,
В  ночь  свою,  отче!

Празднуя  ночи  вход,
Дышат  пустыни.
Тяжко  —  как  спелый  плод  —
Падает:  —  Сыне!

Смолкло  в  своём  хлеву
Стадо  людское.
На  золотом  холму
Двое  —  в  покое.

19  апреля  1921

Примечания
• Змия  мудрей…  //  Голубя  кротче.  —  Согласно  евангельской  легенде,  Христос  обратился  к  апостолам  со  словами:  «Будьте  мудры,  как  змии,  и  просты,  как  голуби».

Мій  переклад:

Впав,  і  понижче  від  хвиль
Вже  тягар  денний.
Тихо  на  пагорб  зійшли
Двоє  –  не  смертні.

Стали  –  плече  з  плечем,  –  
Слова  не  зронять.
Два  –  під  одним  плащем  –
Дихання  ходять.

Завтрашніх  війн,  що  сплять,
Вождь  –  і  вчорашніх,
Мовчки  удвох  стоять,
Чорна  мов  башта.

Від  змія  мудріші  вони,
Невинніш,  ніж  голуб.
- Отче,  в  назад  візьми,
В  ніч  свою.  Досить!  

Через  все  небо  –  дим  
Воїнств  Господніх.
Бореться  плащ,  двійний
Подих  бо  зводить.

РознялА  ревність  зір,
Проти  і  просить…
-  Отче,  у  захід  візьми,
В  ніч  свою.  Досить!  

Ночі  святкуючи  вхід,
Зітхають  пустині.
Важко  –  мов  стиглий  плід  –
Падає:  -  Cину!

Стадо  людське  в  хліві
Більш  не  гомонить.  
На  пагорбі  золотім
У  спокої  -  двоє.

19  квітня  1921


Переклад  13  жовтня  2024.



Згідно  євангелької  легенди,  Христос  звернувся  до  апостолів  зі  словами  «Будьте  мудрі,  мов  змії,  і  невинні,  мов  голуби».

Оригінал:

Был  час  чудотворен  и  полн,
Как  древние  были.
Я  помню  —  бок  о́  бок  —  на  холм,
Я  помню  —  всходили…

Ручьёв  ниспадающих  речь
Сплеталась  предивно
С  плащом,  ниспадающим  с  плеч
Волной  неизбывной.

Всё  выше,  всё  выше  —  высот
Последнее  злато.
Сновидческий  голос:  Восход
Навстречу  Закату.

21  апреля  1921

Мій  переклад:


Була  година  чудотворна  й  повна,
Як  давні  були.
Мій  спогад  –  біч-о-біч  –  на  гору,
Мій  спогад  –  як  йшли…

Потоків,  що  падали,  мова
Спліталась  предивно
З  плащем,  що  з  плечей  падав  долу,
Невідбутна  мов  хвиля.

Все  вище,  все  вище  –  висот
То  злато  останнє.
Сновидчий  голос:  Схід  от,
Що  Захід  стрічає.

21  квітня  1921

Переклад  13  жовтня  2024.


Оригінал:

Всё  великолепье
Труб  —  лишь  только  лепет
Трав  —  перед  Тобой.

Всё  великолепье
Бурь  —  лишь  только  щебет
Птиц  —  перед  Тобой.

Всё  великолепье
Крыл  —  лишь  только  трепет
Век  —  перед  Тобой.

23  апреля  1921

Мій  переклад:

Вся  пишнота  гарна
Сурм  –  лиш  белькотання
Трав  –  перед  Тобою.

Вся  пишнота  гарна
Бур  –  лиш  щебетання
Птахів  –  перед  Тобою.

Вся  пишнота  гарна
Крил  –  лиш  тріпотання
Вій  –  перед  Тобою.

23  квітня  1921.

Переклад  13  жовтня  2024.


Оригінал:

По  холмам  —  круглым  и  смуглым,
Под  лучом  —  сильным  и  пыльным,
Сапожком  —  робким  и  кротким  —
За  плащом  —  рдяным  и  рваным.

По  пескам  —  жадным  и  ржавым,
Под  лучом  —  жгущим  и  пьющим,
Сапожком  —  робким  и  кротким  —
За  плащом  —  следом  и  следом.

По  волнам  —  лютым  и  вздутым,
Под  лучом  —  гневным  и  древним,
Сапожком  —  робким  и  кротким  —
За  плащом  —  лгущим  и  лгущим…

25  апреля  1921

Мій  переклад:

По  горах  –  круглих  і  смуглих,
Під  променем  –  сильним  і  пильним,
Чобітком  -  несмілим,  невинним,
За  плащем  –  червоним  і  рваним.

По  пісках  –  жадібних,  іржавих,
Під  променем  –  а  він  п’є  і  палить,
Чобітком  -  несмілим,  невинним,
За  плащем  –  слідом  і  слідом.

По  хвилях  –  лютих  і  здутих,
Під  променем  –  гнівним  і  древнім,
Чобітком  -  несмілим,  невинним,
За  плащем  –  що  бреше  і  бреше...

25  квітня  1921.

Переклад  13  жовтня  2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024199
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.10.2024


Сонет про протиставлених сестер

Буває  час,  щоб  думать  про  буденне
І  господиню  Марту  поважать.
У  цьому  зізнаватись  неприємно,
Проте  цього  не  вдасться  приховать,

Як  скажуть:  ти  умієш  надто  мало.
Нічого,  крім  лиш  слухання  та  слів.
Знай  побут,  що  ти  зверхньо  відкидала!
Не  будь-хто  нахил  цей  тобі  б  простив.

І  розумієш:  слушне  це  веління,
Хоча  його  рекли  без  доброти,
Та  створена  ти  бути,  як  Марія,
І  зрадити  себе  не  хочеш  ти.

Не  слід  ганьбити  тих,  хто  інше  каже.
Про  будні  варто  думати…  не  завжди.
12.10.2024
Цей  сонет  я  задумала  раніше,  ніж  стала  перекладати  «Уривки  з  Марти»  Марини  Іванівни.  Хотіла  взяти  за  основу  першю  строку  знаменитого  вірша  Ліни  Костенко  ‘Не  треба  думати  мізерно»  і  зробити  «Буває  треба  думати  мізерно».  Потім  вирішила,  що  краще  буде  так,  як  я  зробила.

Ілюстрація:  Ян  Вермеєр  Дельфтський  або  йому  приписується.  Христос  у  Марти  і  Марії.До  1654-1655  рр.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024180
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.10.2024


Сонет про перекладача


-  Перекладаєш  те,  що  вже  сказали,
Шукаєш  лиш  для  цього  інших  слів.
Не  соромно?  Тебе  не  пригнітало,
Що  ти  чуже,  хоч  славне,  повторив?

Ти  завжди  другий.  Можеш  й  сотим  стати,
Як  служиш  тим,  кого  слід  вихвалять.
Все  менше  варіантів.  Досить  складно
Вже  знайдених  знов  не  пропонувать.

Чимало  тих,  кому  тебе  й  не  треба:
Ти  посередник,  можеш  обдурить.
Ти  -  мов  актор.  Нудним  cтать  –  не  халепа?
Те,  що  ти  скажеш,  перекреслять  вмить.

-Рядок  здобуть  бажає  іншу  мову,
А  автор  трохи  сили  дасть  чудово.

12.10.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024122"]Те  ж  саме  російською[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024123
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.10.2024


Сонет о переводчике


-  Ты  переводишь  то,  что  уж  сказали,
Ища  для  этого  лишь  слов  других.
Не  стыдно  ли?  Тебя  не  унижали
Повторы  мыслей  славных,  но  чужих?

Всегда  второй  ты.  Можешь  быть  и  сотым,
Коль  служишь  тем,  кого  пристало  чтить.
Все  меньше  вариантов.  Трудно  что-то
Решений  найденных  не  повторить.

Немало  тех,  кому  ты  и  не  нужен:
Посредник  ты  и  можешь  обмануть.
Ты  –  как  актер.  Быть  не  боишься  скучен?
Что  скажешь  –  захотят  перечеркнуть.

-  Строка  велит  ей  дать  язык  другой,
А  автор  силой  делится  со  мной.

12.10.2024
[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024123"]Те  ж  саме  українською[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024122
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.10.2024


Марина Цветаева. Есть некий час — как сброшенная клажа…. Переклад

Оригинал:  

Из  цикла  "Ученик"

Есть  некий  час…
Тютчев.


Есть  некий  час  —  как  сброшенная  клажа:
Когда  в  себе  гордыню  укротим.
Час  ученичества,  он  в  жизни  каждой
Торжественно-неотвратим.

Высокий  час,  когда,  сложив  оружье
К  ногам  указанного  нам  —  Перстом,
Мы  пурпур  Воина  на  мех  верблюжий
Сменяем  на  песке  морском.

О  этот  час,  на  подвиг  нас  —  как  Голос
Вздымающий  из  своеволья  дней!
О  этот  час,  когда  как  спелый  колос
Мы  клонимся  от  тяжести  своей.

И  колос  взрос,  и  час  весёлый  пробил,
И  жерновов  возжаждало  зерно.
Закон!  Закон!  Ещё  в  земной  утробе
Мной  вожделенное  ярмо.

Час  ученичества!  Но  зрим  и  ведом
Другой  нам  свет,  —  ещё  заря  зажглась.
Благословен  ему  грядущий  следом
Ты  —  одиночества  верховный  час!

15  апреля  1921

Мій  український  переклад:

З  циклу  "Учень"

Есть  некий  час…
Тютчев.

Година  є  –  мов  скинута  поклажа:
Коли  гординю  скорюєм  в  собі.
Година  для  учнівства  –  знайде  завше,
Вітать,  не  відвернуть  її.

Вона  висока:  зброю  ми  складаєм
До  ніг  того,  кого  вказать  –  Персту,
Вояки  пурпур  на  верблюда  міх  міняєм
Ми  на  морськім  піску.

Година,  що  на  подвиг  нас,  мов  Голос,
Підводить  вміє  із  свавілля  днів!
Година  ця,  в  яку,  мов  стиглий  колос
Ми  клонимось  від  тягарів  своїх!

Ось  колос  зріс,  весела  ось  година
І  ось  зерно,  що  жорен  прагне  так.
Закон!  Закон!  Земля  ще  не  зродила
Мене  –  а  бачу  шлях.

Час  для  учнівства!  Та  ми    бачим,  знаєм
І  інше  світло  –  стрінемо  зорю.
Верховна  самоти  година  далі,
Тебе  –  благословлю!

15  квітня  1921

Переклад  11.10.2024






адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024066
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.10.2024


Марина Цветаева. Солнце Вечера. Мій український переклад

Марина  Цветаева.  Солнце  Вечера.  Оригінал  і  мій  український  переклад

Оригинал:

Из  цикла  «Ученик».

Солнце  Вечера  —  добрее
Солнца  в  полдень.
Изуверствует  —  не  греет
Солнце  в  полдень.

Отрешённее  и  кротче
Солнце  —  к  ночи.
Умудрённое,  не  хочет
Бить  нам  в  очи.

Простотой  своей  —  тревожа  —
Королевской,
Солнце  Вечера  —  дороже
Песнопевцу!

*  *  *

Распинаемое  тьмой
Ежевечерне,
Солнце  Вечера  —  не  кланяется
Черни.

Низвергаемый  с  престолу
Вспомни  —  Феба!
Низвергаемый  —  не  долу
Смотрит  —  в  небо!

О,  не  медли  на  соседней
Колокольне!
Быть  хочу  твоей  последней
Колокольней.

16  апреля  1921

 

Мій  український  переклад:

З  циклу  «Учень»


Сонце  Ввечері  –  добріше,

Ніж  опівдні.

Бо  воно  не  гріє  –  мучить  більш

Опівдні.


ЛАгідніше,  як  до  ночі

Наближає,

І  мудріше,  бить  нам  в  очі

Не  бажає.


Простота  його  ––  краса  царів  ––

Тривожить,

І  Співцеві  Сонце  Ввечері  –

Дорожче!

*  *  *

Вечорами  має  тьмою

Розпинатись.

Сонцю  Ввечері  підлоті

Не  вклонятись.


Як  скидатимуть  з  престолу,

Згадуй  –  Феба!

Скинуть  –  то  дивись  не  долу,

А  до  неба!


О,  не  зволікай  ти  поруч

На  дзвіниці!

Хай  твоя  остання  буду  я

Дзвіниця.

16  квітня  1921

Співцеві  –  Аполлонові,  богу  мистецтв.

Феб  –  одне  з  імен  Аполлона.


[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965636"]Переклад  ще  одного  вірша  з  циклу  "Учень"[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1024044
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.10.2024


Марина Цветаева. Савойские отрывки. Мій український переклад



Оригинал:


САВОЙСКИЕ  ОТРЫВКИ

1
В  синее  небо  ширя  глаза  —
Как  восклицаешь:  —  Будет  гроза!

На  проходимца  вскинувши  бровь  —
Как  восклицаешь:  —  Будет  любовь!

Сквозь  равнодушья  серые  мхи  —
Так  восклицаю:  —  Будут  стихи!

ОТРЫВКИ  ИЗ  МАРФЫ

Проще,  проще,  проще,  проще
За  Учителем  ходить,
Проще,  проще,  проще,  проще
В  очеса  его  глядеть  —

В  те  озёра  голубые…
Трудно  Марфой  быть,  Марией  —
Просто…

И  покамест  .......
Услаждается  сестра  —
Подходит  .........
—  Равви!  полдничать  пора!

Что́  плоды  ему  земные?
Горько  Марфой  быть,  Марией  —
Сладко…

Вечен  —  из-под  белой  арки
Вздох,  ожегший  как  ремнём:
Марфа!  Марфа!  Марфа!  Марфа!
Не  пекися  о  земном!
*  *  *



Стыдно  Марфой  быть,  Марией  —
Славно…
*  *  *



Бренно  Марфой  быть,  Марией  —
Вечно…
*  *  *



…Все-то  мыла  и  варила…
Грязно  Марфой  быть,  Марией  —
Чисто…
3

ОТРЫВКИ  РУЧЬЯ

Подобье  сердца  моего!
Сопровождаем  —  кто  кого?
Один  и  тот  же  жребий  нам  —
Мчать  по  бесчувственным  камням,
Их  омывать,  их  опевать  —
И  так  же  с  места  не  снимать.

Поэт,  ...............
Сопровождающий  поток!
Или  поток,  плечом  пловца
Сопровождающий  певца?
=  =  =



........  где  поток  —
Там  и  поэт…
*  *  *



…Из  нас  обоих  —  пьют
И  в  нас  обоих  слёзы  льют
И  воду  мыльную  ........
............  …в  лицо  не  узнают.

Сентябрь  1936

Мій  український  переклад:

Савойські  уривки

1
Дивлячись  в  небо,  повне  краси,
Як  ти  гукаєш:  -  Час  для  грози!

Прийде  чужак,  і  у  погляду  мить
Як  ти  гукаєш:  -  Час  полюбить!

Так  я  крізь  сірість,  байдужу  до  вас,
Вигукну  раптом:  -  Віршові  час!

Уривки  з  Марти

Легше,  легше,  легше,  легше,
Ось  Учитель  –  ось  і  ти.
Легше,  легше,  легше,  легше
Прагнути  до  ясноти,

У  блакить  очей  поринуть…
Важко  Марті,  а  Марії  –
Легко.

Як  сестриці  .......
Радість  серця  знов  пізнать  -
Підходить  .......
-Равві!  вже  іди  полУднувать!

Що  йому  плоди  земнії?
Гірко  Марті,  а  Марії  –
Смачно…

Вічний  –  з  білої  ось  арки
Подих,  що,  мов  ремінь,  б’є:
Марто!  Марто!  Марто!  Марто!  Марто!
Не  турбуйся  про  земне!
*  *  *
Сором  Марті,  а  Марії  –
Слава…
*  *  *
Тлінне  Марті,  а  Марії  –
Вічне…
*  *  *
…  Ти  все  мила,  все  варила…
Брудно  Марті,  а  Марії  –
Чисто…

Уривки  ручаю

Подібність  серця  ти  мого!
Ми  супровід  –  та  хто  кого?
Один  нам  жереб  поміж  всіх  -
По  каменях  нечулих  –  біг,
Їх  омивать,  оспівувать  –
Й  так  само  з  місця  не  знімать.

Поет,  ...............
Що  супроводжує  потік!
Чи  то  потік,  плечем  плавця
Є  супроводом  для  співця?
=  =  =
……де  потік  –
Там  і  поет….
*  *  *
….  З  нас  обох  –  п’ють
Й  до  нас  обох  сльози  ллють
І  воду  мильну........
............  в  лице  не  впізнають.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1023849
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.10.2024


Сонет до розіп’ятого Христа. Переклад

Оригінал:

Soneto  a  Cristo  crucifiado

No  me  mueve,  mi  Dios,  para  quererte
el  Cielo  que  me  tienes  prometido
ni  me  mueve  el  Infierno  tan  temido
para  dejar  por  eso  de  ofenderte.
Tú  me  mueves,  Señor.  Muéveme  el  verte
clavado  en  una  cruz  y  escarnecido;
muéveme  el  ver  tu  cuerpo  tan  herido,
muévenme  tus  afrentas,  y  tu  muerte.
Muéveme,  en  fin,  tu  amor,  y  en  tal  manera,
que,  aunque  no  hubiera  Cielo,  yo  te  amara,
y,  aunque  no  hubiera  Infierno,  te  temiera.
No  me  tienes  que  dar  porque  te  quiera,
pues,  aunque  lo  que  espero  no  esperara,
lo  mismo  que  te  quiero  te  quisiera.

Мій  український  переклад:

Сонет  до  розіп’ятого  Христа

(пам’ятка  іспанської  літератури  XVI  ст.)

Мій  Боже,  не  тому  Тебе  люблю,
Що  в  небесах  нам  щастя  обіцяв  Ти,
І  не  тому,  що  пеклу  –  нас  лякати,
Щоб  кинули  ми  грішну  маячню.

Тебе  жалію,  Боже.  Уявлю,
Як  на  хресті  Ти  мусив  глум  пізнати,
Які  страшенні  рани  мав  прийняти…
Ганьбу  Твою  шаную  й  смерть  Твою.

Любов,  що  Ти  явив,  люблю,  і  так,
Що  й  без  небес  Тебе  любити  маю,
Й  без  пекла  страх  до  Тебе  відчуваю.
Мені  не  маєш  дякувать,  ніяк,
Якби  й  пішла  надія,  що  плекаю,
Любов  жила  б.  Її  не  полишаю.

Переклад  06.10.2024



адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1023777
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.10.2024


Світова п'єса. Правові явища в шекспірівських історичних хроніках.

Післямова  до  власної  книги,  другого  видання  2021  р.

Одна  з  цікавих  рис  у  долі  шекспірівських  історичних
хронік  —  те,  як  національне  переходить  у  світове.  За  своїми
темами  та  спрямуванням  ці  п'єси  виразно  національні,  і  трак-
тування  в  них  історичних  особистостей  і  подій  не  може
вважатися  безстороннім:  воно  помітно  визначене  конкретно-
історичними  умовами  існування  держави  і  суспільства.  Це  при
тому,  що  часто  позитивною  рисою  шекспірівської  драматур-
гії  вважається  художня  неупередженість  (здатність  створен-
ня  однаково  яскравих  і  захопливих  образів  очевидно  різних
за  характерами  людей)  і  що  за  кращими  зразками  цієї  дра-
матургії  визнається  така  художня  значущість,  яка  дозволяє
долати  конкретно-історичні  межі.  Тим  не  менше,  завдяки  їх
художнім  образам  ці  п'єси  були  прийняті  як  частина  світо-
вого  надбання  —  розповіді  людині  про  неї  саму,  незалежно
від  її  епохи  і  національної  належності.  Інша  цікава  риса  у  їх
долі  —  те,  що  неточність  у  зображенні  фактів  і  застарілість
історичної  концепції  пробачається  аудиторією  цих  п'єс  у
пізніші  епохи  за  могутність  враження  від  художнього  ство-
ріння.  Драматургічний  образ  Річарда  III  —  підступного  вла-
долюбця  —  продовжує  охоче  сприйматися  публікою,  не-
зважаючи  на  те,  що  поряд  із  ним  істориками  конструюється
образ  не  настільки  підступного  Річарда  і  публіка  знає  про
нього.  Образ  конкретної  особи,  який  у  п'єсах  створений  са-
ме  таким  значною  мірою  з  політичних  причин,  став  уза-
гальненням:  він  уособлює  несите  владолюбство.
Те  саме  можна  сказати  про  змалювання  в  п'єсах-
хроніках  правових  явищ.  У  хроніках  йдеться  про  події  полі-
тичної  історії,  тому  в  них  можна  знайти  велику  кількість
картин  правових  і  споріднених  до  них  явищ  —  від  спору
про  корону  до  портрету  мирового  судді,  причому  спір  про
корону  буде  середньовічний,  а  мировий  суддя  —  з  Англії
XVI  ст.  Однак  вирішальною  для  більшості  сучасних  нам
глядачів,  коли  у  них  складається  враження  про  ці  п'єси,  їх
дію  та  героїв,  є  не  історична  правильність  зображення  цих
правових  явищ,  а  те,  як  їх  зображення  підкорене  постановці
проблем  миру,  справедливості,  гарного  правління,  ставлен-
ня  до  супротивників  у  боротьбі  тощо.  Або  просто  —  зобра-
женню  людини  на  певному  місці  в  житті.
Дія  п'єси  «Король  Джон»  поєднує  спір  про  владу  в
державі  і  міжнародний  конфлікт.  У  спорі  про  владу  одного  з
претендентів  підтримує  іноземний  монарх.  Крім  цього,  з'яв-
ляється  ще  один  учасник,  який  у  своїх  інтересах  втручаєть-
ся  у  конфлікт,  вже  начебто  врегульований  за  угодою  сторін;
це  суб'єкт  міжнародного  впливу  (в  даному  випадку  —  като-
лицька  церква),  який  за  п'єсою  постає  як  дискредитований.
У  цій  п'єсі  помітна  також  тема  дискредитації  правових  засо-
бів  вирішення  спору  діями  його  сторін,  а  також  —  тема  від-
повідальності  за  вживання  злочинних  засобів  для  досягнен-
ня  політичних  цілей.  Мирне  врегулювання  і  патріотичне
твердження,  якими  завершується  ця  п'єса,  не  затьмарюють,
однак,  враження  трагізму  змальованих  подій.  Причина  тра-
гізму  —  зрада  в  різних  формах,  у  тому  числі  —  зрада  мети
права.
П'єса  «Едвард  III»  присвячується  оспівуванню  ан-
глійської  позиції  у  «Столітній  війні»  з  Францією,  тому  в  цій
п'єсі  знаходиться  місце  для  численних  правових  явищ,  по-
в'язаних  із  оголошенням  та  веденням  війни  (прийняття  рі-
шення  про  оголошення  війни,  ставлення  до  полонених,  до-
держання  обов'язку  щодо  ворога  тощо).  Додержання  права
війни  у  стосунках  із  ворогом  у  цій  п'єсі  —  один  зі  способів
створення  образу  величного  і  справедливого  завойовника,
чиї  претензії  обґрунтовані  і  який  має  викликати  захоплення
глядачів.  З  п'єси  видно,  що  зображене  право  війни  не  має  на
меті  обмеження  її  жорстокості.  Навпаки,  воно  дозволяє  жор-
стокість.  Та  цьому  дозволові  протиставлений  заклик  до  ми-
лосердя,  який  почутий;  уміння  почути  його  —  теж  одна  з
рис  правителя,  який  за  п'єсою  діє  в  конфлікті  справедливо.
Правові  явища,  змальовані  у  другій  тетралогії  п'єс-
хронік,  як  внутрішньоправові,  так  і  застосовувані  у  міжна-
родних  відносинах,  так  чи  інакше  пов'язані  з  відповіддю  на
питання,  що  є  гарний  правитель.  У  ширшому  сенсі  можна
сформулювати  питання:  яка  людина  гідна  своєї  посади  і  що
посада  може  зробити  з  людиною?  Видимо,  за  цими  п'єсами
гарний  правитель  —  той,  хто,  додержуючи  всіх  вимог  поса-
ди,  здатний  не  захоплюватись  її  перевагами.  Втім,  незакон-
не  усунення  від  влади  навіть  правителя,  який  поводився  як
негідний  посади,  залишається  підставою  для  відповідальності,
що  породжує  несприятливі  наслідки  для  влади  наступної  ди-
настії  і  для  стабільності  в  країні.  З  цього  випливає,  що  гар-
ний  правитель  також  повинен  усвідомлювати  свою  відпові-
дальність  та  вміти  каятись.  Поновлення  міжнародного  кон-
флікту  наприкінці  другої  тетралогії,  хоча  претензії  англій-
ської  сторони  в  цьому  конфлікті  знов-таки  сприймаються  за
п'єсами  як  обґрунтовані,  є  засобом  зміцнення  нової  влади.
Застосування  права  війни,  як  воно  зображене  тут,  з  одного
боку,  також  має  сприяти  створенню  образу  гарного  прави-
теля:  саме  він  виявляється  переможцем.  З  іншого  боку,  дра-
матургічне  зображення  застосування  права  війни  показує,
що  належна  поведінка  на  війні  може  бути  такою,  яка  непри-
пустима  для  умов  миру,  і  що  війна  може  спонукати  людину
діяти  всупереч  людськості.
Якщо  у  другій  тетралогії  виразна  тема  відносин  між
людиною  та  посадою,  то  у  першій  тетралогії,  де  зображено
поразку  від  зовнішнього  ворога  та  громадянську  війну,  мож-
ливо,  найбільш  помітним  зі  змальованих  правових  явищ  є
ставлення  дійових  осіб  до  своїх  зобов'язань  і  часте  їх  пору-
шення.  Чинна  влада  поступається  своїми  династичними
правами  претендентові.  Проте  усвідомлення  цього  і  від-
мова  боронити  свою  владу  є  недоліками  правителя,  бо  спри-
яють  втраті  миру  в  його  державі.  Не  сприяють  збереженню
влади  також  брутальні  вияви  жорстокості  на  її  підтримку.
Недодержання  зобов'язань  стає  характерною  прикметою
глибокої  та  тривалої  кризи,  яка  логічно  приводить  до  влади
найпідступнішого.  Він,  однак,  має  бути  переможений,  що
знаменуватиме  кінець  кризи  і  відновлення  миру.
У  п'єсах,  дія  яких  відбувається  у  першій  половині
XVI  ст.  —  «Генріх  VIII»  та  «Сер  Томас  Мор»,  —  порушено
питання  про  справедливе  правління  у  час,  коли  в  державі
внаслідок  зміни  характеру  її  відносин  з  церквою  змінюється
розуміння  справедливості.  У  цих  п'єсах  зображено  долі  двох
лорд-канцлерів,  які  по  черзі  втрачають  посаду  і  гинуть.
Обидва  вони  можуть  бути  охарактеризовані  як  «порушники
порядку»,  але  в  різних  розуміннях.  Кардинал  Томас  Вулсі  —
порушник  порядку,  бо  (за  п'єсою)  своєкорисливий  інтриган;
сер  Томас  Мор  —  доброчесний,  але  для  підтримки  порядку
він  вдається  до  жартів,  отже  —  діє  несподіваними  засобами.
Для  кардинала  Вулсі  за  п'єсою  «Генріх  VIII»  втрата  посади  є
стимулом  для  морального  переродження:  будучи  позбавлений
влади,  він  звертається  до  каяття.  Змальований  з  симпатією  у
п'єсі  «Сер  Томас  Мор»  її  головний  герой  добровільно  втрачає
владу  і  життя,  щоб  зберегти  вірність  совісті.  У  цих  п'єсах,
отже,  порушується  питання  взаємодії  права  і  моралі  (і  релі-
гії)  та  притаманної  кожному  з  цих  видів  нормативного  ре-
гулювання  відповідальності.
Узагальнюючи  цей  перелік  правових  тем,  присутніх
у  шекспірівських  історичних  п'єсах-хроніках,  не  буде  пере-
більшенням  визнати,  що  у  сучасному  світі  ці  п'єси  мають
значення  не  тільки  як  пам'ятки  художньої  літератури  на  іс-
торичні  теми,  але  і  як  порушення  у  художній  формі  числен-
них  питань,  що  стосуються  здійснення  права,  забезпечення  і
зміни  порядку,  захисту  справедливості.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1022699
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 21.09.2024


Старовинний вірш про шахи. Переклад

Текст  оригіналу  за  виданням:  The  Mirror  of  Literature.  Amusement,  and  Instruction:  containing  original  papers;  historical  narratives;  biographical  memoirs;  memoirs  and  customs;  topographical  descriptions;  sketches  and  tales;  anecdotes;  select  extracts  from  new  and  expensive  works;  poetry,  original  &  selected;  the  spirit  of  the  public  journals,  discoveries  in  the  arts  and  sciences,  etc.  -Vol.  XXXVII  —  London:  Hugh  Cunningham,  St.  Martin’s  Place,  Traphalgar  Square,  1841.  —  P.  148

Назви  фігур  в  перекладі  замінені    —  окрім  ферзя.  В  оригиналі  кінь  називаєтся  лицарем,  а  слон  —  єпископом.

 

The  Chess  Play
by  Nicholas  Breton  (1545–1626)

A  secret  many  yeeres  vnseene,
In  play  at  chesse,  who  knowes  the  game, 
First  of  the  King,  and  then  the  Queene,
Knight,  Bishop,  Rooke,  and  so  by  name, 
Of  euerie  Pawne  I  will  descrie,
The  nature  with  the  qualitie.

The  King.

The  King  himselfe  is  haughtie  care,
Which  ouerlooketh  all  his  men, 
And  when  he  seeth  how  they  fare.
He  steps  among  them  now  and  then, 
Whom,  when  his  foe  presumes  to  checke,
His  seruants  stand,  to  giue  the  necke.

The  Queene.

The  Queene  is  queint,  and  quicke  conceit,
Which  makes  hir  walke  which  way  she  list, 
And  rootes  them  vp,  that  lie  in  wait
To  worke  hir  treason,  ere  she  wist: 
Hir  force  is  such,  against  hir  foes,
That  whom  she  meetes,  she  ouerthrowes.

The  Knight.

The  Knight  is  knowledge  how  to  fight
Against  his  prince’s  enimies, 
He  neuer  makes  his  walke  outright,
But  leaps  and  skips,  in  wilie  wise, 
To  take  by  sleight  a  traitrous  foe,
Might  slilie  seeke  their  ouerthrowe.

The  Bishop.

The  Bishop  he  is  wittie  braine,
That  chooseth  Crossest  pathes  to  pace, 
And  euermore  he  pries  with  paine,
To  see  who  seekes  him  most  disgrace: 
Such  straglers  when  he  findes  astraie,
He  takes  them  vp,  and  throwes  awaie.

The  Rookes

The  Rookes  are  reason  on  both  sides,
Which  keepe  the  corner  houses  still, 
And  warily  stand  to  watch  their  tides,
By  secret  art  to  worke  their  will, 
To  take  sometime  a  theefe  vnseene,
Might  mischiefe  meane  to  King  or  Queene.

The  Pawnes.

The  Pawne  before  the  King,  is  peace,
Which  he  desires  to  keepe  at  home, 
Practise,  the  Queene’s,  which  doth  not  cease
Amid  the  world  abroad  to  roame, 
To  finde,  and  fall  vpon  each  foe,
Whereas  his  mistres  meanes  to  goe.

Before  the  Knight,  is  perill  plast,
Which  he,  by  skipping  ouergoes, 
And  yet  that  Pawne  can  worke  a  cast
To  ouerthrow  his  greatest  foes; 
The  Bishop’s  prudence;  prieng  still
Which  way  to  worke  his  masters  will.

The  Rooke’s  poore  Pawnes,  are  sillie  swaines,
Which  seldome  serue,  except  by  hap, 
And  yet  those  Pawnes,  can  lay  their  traines.
To  catch  a  great  man,  in  a  trap: 
So  that  I  see,  sometime  a  groome
May  not  be  spared  from  his  roome.

The  Nature  of  the  Chesse  men.

The  King  is  stately,  looking  hie;
The  Queene  doth  beare  like  majestie;
The  Knight  is  hardie,  valiant,  wise;
The  Bishop,  prudent  and  precise.
The  Rookes  no  raungers  out  of  raie, 
The  Pawnes  the  pages  in  the  plaie. 

Lenvoy.

Then  rule  with  care,  and  quicke  conceit,
And  fight  with  knowledge,  as  with  force; 
So  beare  a  braine,  to  dash  deceit,
And  worke  with  reason  and  remorse. 
Forgive  a  fault  when  young  men  plaie,
So  giue  a  mate,  and  go  your  way.
And  when  you  plaie  beware  of  checke
Know  how  to  saue  and  giue  a  necke;
And  with  a  checke  beware  of  mate;
But  cheefe,  ware  had  I  wist  too  late:
Loose  not  the  Queene,  for  ten  to  one, 
If  she  be  lost,   the  game  is  gone.

1638.





Ніколас  Бретон  (1545–1626)

Гра  в  шахи

Вам  про  майстерність  розповім,
Яка  таємна  довгий  час:
Хто  з  шахів  пан  в  краю  своїм,
А  хто  виконує  наказ.
Про  всі  фігури  я  скажу,
Їх  вдачу  й  рух  вам  опишу.

Король

Король  –  той  дивиться  згори,
Солдатів  споглядає  він.
Слідкує,  чи  нема  біди,
То  зробить  крок,  то  ще  один.
Солдати  ж,  як  загроза  є
Йому,  кладуть  життя  своє.

Королева

У  королеви  ум  живий,
Вона  як  схоче,  так  і  йде.
Хоч  інтригує  зрадник  злий,
Вона  ударить  –  він  впаде.
В  бою  весь  час  така  міцна:
Кого  зустріне  –  б’є  вона.  

Кінь

Кінь  знає,  як  протистоять
Свого  державця  ворогам.
Не  буде  прямо  наступать,  
Стрибає  спритно,  хитрий  сам.
Трюк  –  проти  задумів  лихих,
Кмітливість  посоромить  їх.

Слон

Слон  сильний  розумом  значним,
Він  рухається  навкоси.
Уважно  тих  шукає  він,
З  ким  лиху  гіршому  зрости.
Як  ворог  від  своїх  відстав,
Слон  –  хоп!  -  і  геть  його  прибрав.

Тури

У  грі  тримають  тури  лад,
Узбіччя  їм  слід  берегти.
Спокійно  вміють  пильнувать,
Щоб  ворогові  не  пройти.
Зненацька  щоб  чужий  не  бив,
Монархам  шкоди  не  творив.

Пішаки

Піхота  короля  –  це  мир,
Який  він  вдома  б  зберігав.
Владарчиній    –  у  бою  вир,
Пішак  цей  путь  далеку  б  мав,
Бо  мусить  він  шляхи  знайти,
Володарці  де  згодом  йти.

Пішак  перед  Конем  стоїть  –
Кінь  перестрибує  його  –
Та  здатний  ворога  він  бить
І  найсильнішого  свого.
Пішак  Слона  вгадає,  як
Господар  визначить  свій  шлях.

Солдат  тури  –  цілком  простак:
Лиш  випадково  кине  сон,
Та  пастку  він  збудує  так,
Що  піде  богатир  в  полон.
Буває  краще,  як  слуга
На  місці:  користь  дорога.


Характери  фігур

Король  державі  всій  –  глава,
Велично  йде  його  жона.
Хоробрий  та  розумний  Кінь,
У  розрахунках  Слон  чіткий,
Лиш  по  прямій  іде  Тура,
Пішак  у  спільній  грі  –  слуга.  


Послання

Обачно  й  жваво  грайте  ви,
Знання  і  силу  покажіть.
Не  забувайте  голови,
А  помилкам  дозвольте  вчить.
Брак  досвіду  слід  пробачать,
Бо  легко  перемогу  взять.
Скрізь  треба  шаха  стерегтись,
Врятуй,  колись  і  відступись,
Є  шах  –  так  мат  щоб  не  настав…
А  головне  я  пізно  взнав:
Ти  королеви  не  здавай,
Бо  з  нею  весь  загине  край.

Переклад  16,  17.  09.  2024.  

[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=850035"]Мій  російський  переклад  того  ж.[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1022426
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.09.2024


Drei Lilien. Мій український переклад

Оригінал:

Drei  Lilien,  drei  Lilien
die  pflanzt́ich  auf  mein  Grab
Da  kam  ein  stolzer  Reiter
und  brach  sie  ab.
Mit  Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
da  kam  ein  stolzer  Reiter
und  brach  sie  ab
Ach  Reitersmann,  ach  Reitersmann
laß  doch  die  Lilien  stehn
Die  soll  ja  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn
Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
die  soll  ja  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn
Was  schert  mich  denn  dein  Liebchen
was  schert  mich  denn  dein  Grab
Ich  bin  ein  stolzer  Reiter
und  brech  sie  ab…..
Und  sterbe  ich  noch  heute
so  bin  ich  morgen  tot
Dann  begraben  mich  die  Leute
ums  Morgenrot
Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
Dann  begraben  mich  die  Leute
ums  Morgenrot.
Ums  Morgenrot  ums  Morgenrot
will  ich  begraben  sein
da  schläft  ja  mein  Feinsliebchen
so  ganz  allein
(anderer  Schluß:
dann  kann  mich  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn)

Мій  український  переклад:

Три  лілії  

(пісня  часів  Тридцятилітньої  війни  (1618-1648)).

Три  лілії,  три  лілії
На  гріб  свій  я  саджав.
З’явився  гордий  вершник,
Їх  геть  зірвав.
Так,  приїхав  раптом  він  і  їх  зірвав,
Він  приїхав,  і  безжально  їх  зірвав,
З’явився  гордий  вершник
І  їх  зірвав.

- Ах  вершнику,  ах,  вершнику,
Май  жалість  у  цей  час!
Хай  гляне  моя  мила
На  квіти  раз.

Май,  прошу,  хоч  трохи  жалості  в  цей  час,
І  жорстоким  ти  не  будь,  прошу,  в  цей  час,
Хай  гляне  моя  мила
На  квіти  раз.


- Байдужа  мені  твоя  мила,
Байдужий  мені  твій  гріб!
Я,  бачиш,  вершник  гордий,
Зриваю  їх.
Не  проси  мене,  не  пожалію  їх,
Я  не  маю  зовсім  жалості  до  них.
Я,  бачиш,  вершник  гордий,
Зриваю  їх.


Якщо  я  вмру  сьогодні,
Не  встану  завтра  вже.
До  гробу  на  світанку
Кладіть  мене.
Поховайте  завтра  зранку  ви  мене,
Не  чекайте,  поховайте  ви  мене.
До  гробу  на  світанку
Кладіть  мене.


До  гробу  на  світанку
Хай  ляжу  я.
То  буде  самотня  спати
Любов  моя.
Втратить  милого  тепер  любов  моя,
І  без  мене  житиме  любов  моя,
Так,  буде  самотня  спати
Любов  моя.

(інший  кінець:
До  мене  прийде  ще  раз
Любов  моя).

Переклад  09.09.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021936
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 10.09.2024


Drei Lilien. Перевод с рифмами

Постаралась  перевести  еще  одну  немецкую  историческую  песню,  времен  Тридцатилетней  войны  (1618-1648).  В  Сети  есть  переводы  на  русский  язык  без  рифм,  поэтому  я  перевела  сначала  на  украинский  язык,  а  потом  на  русский  язык  с  рифмами.  Набор  звуков  в  припеве  заменила  словами.

Оригинал:

Drei  Lilien,  drei  Lilien
die  pflanzt;ich  auf  mein  Grab
Da  kam  ein  stolzer  Reiter
und  brach  sie  ab.
Mit  Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
da  kam  ein  stolzer  Reiter
und  brach  sie  ab
Ach  Reitersmann,  ach  Reitersmann
la;  doch  die  Lilien  stehn
Die  soll  ja  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn
Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
die  soll  ja  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn
Was  schert  mich  denn  dein  Liebchen
was  schert  mich  denn  dein  Grab
Ich  bin  ein  stolzer  Reiter
und  brech  sie  ab…..
Und  sterbe  ich  noch  heute
so  bin  ich  morgen  tot
Dann  begraben  mich  die  Leute
ums  Morgenrot
Juvi  valle  ralle  ralle  ralle  ra
Dann  begraben  mich  die  Leute
ums  Morgenrot.
Ums  Morgenrot  ums  Morgenrot
will  ich  begraben  sein
da  schl;ft  ja  mein  Feinsliebchen
so  ganz  allein
(anderer  Schlu;:
dann  kann  mich  mein  Feinsliebchen
noch  einmal  sehn)


Мой  русcкий  перевод  с  рифмами:

Три  лилии

(песня  времен  Тридцатилетней  войны  (1618-1648)).

Три  лилии,  три  лилии
На  могилу  свою  я  сажал.
Приехал  гордый  всадник
И  их  сорвал.
Да,  приехал  он  внезапно,  их  сорвал,
Он  приехал,  их  безжалостно  сорвал.
Приехал  гордый  всадник
И  их  сорвал.


-  Их  пожалей,  их  пожалей,
Будь  милостив  сейчас!
Пусть  взглянет  моя  милая
На  лилии  хоть  раз!
Хоть  немного  жалости  яви  сейчас,
И  жестоким  ты  не  будь,  прошу,  сейчас,
Пусть  взглянет  моя  милая
На  лилии  хоть  раз!

-  Нет  дела  мне  ни  до  нее,
Ни  до  цветов  твоих.
Я,  видишь,  всадник  гордый,
Срываю  их.
Не  проси  меня,  не  пожалею  их,
Пощадить  я  не  намерен  вовсе  их.
Я,  видишь,  всадник  гордый,
Срываю  их.

Коль  я  умру  сегодня,
Мертв  завтра  буду  я.
Прошу  вас,  на  рассвете
Похороните  меня.
Хороните  завтра  утром  вы  меня,
Вы  не  медлите,  кладите  в  гроб  меня,
Прошу  вас,  на  рассвете
Похороните  меня.


В  могилу  на  рассвете
Пусть  лягу  я.
Спать  будет  одинокой
Любовь  моя.
Так  расстанется  со  мной  любовь  моя,
Будет  жить,  но  без  меня,  любовь  моя.
Спать  будет  одинокой
Любовь  моя.
(Другой  вариант:
Придет  ко  мне  еще  раз
Любовь  моя).

Перевод  10.09.2024.


Украинский  перевод  -  в  сборнике  "Переклади".

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021935
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.09.2024


Drei Kameraden im Bunker. Переклад


На  Ютубі,  наводячи  текст  цієї  пісні,  політкоректно  пишуть,  що  "не  вповні  зрозуміло,  якої  зі  світових  воєн  це  пісня,  різні  джерела  повідомляють  різне".

Пісня,  втім,  не  пропагує  завоювання.  Лише  відображає  нудьгу  солдат  за  батьківщиною  й  коханими,  спільну  для  всіх  сторін  всіх  воєн.



Оригінал:

Drei  Kameraden  im  Bunker

 
 In  einem  kleinen  Unterstand
 träumen  vom  fernen  Heimatland  
der  Karl,  der  Fritz  und  ich.  

Der  Karl  schreibt  an  die  Annemarie,  
der  Fritz  an  seine  Rosemarie  
und  ich,  ich  schreib  an  Dich.  

Das  rauhe  Lied  der  Fronten  schweigt,
 das  Herz  hat  Urlaub  eingereicht  
von  Karl,  von  Fritz,  von  mir.  
Von  Karl,  das  ist  bei  Annemarie
 von  Fritz,  das  ist  bei  Rosemarie  
und  meines  ist  bei  Dir.  

Und  wenn  dann  Brieflein  kommen  an,  
sie  stolz  und  glücklich  machen  dann
 den  Karl,  den  Fritz  und  mich.  
Die  Sehnsucht  von  der  Annermarie,  
die  Küsse  von  der  Rosemarie,  
dies  kleine  Lied  für  dich.  


Мій  український  переклад:

Три  товариші  в  бункері

(пісня  німецьких  солдат)

У  нашім  прихистку  печаль,
Такий  далекий  рідний  край…
Не  знаєм  забуття:
Карл  нині  пише  Аннемарі,
А  Фріц  –  той  пише  Роземарі,
Тобі  пишу  лист  я.

Суворий  наспів  наш  мовчить,
І  відпочити  нам  кортить,
Серця  такі  сумні.
Карл  хоче  бути  з  Аннемарі,
Фріц  хоче  бути  з  Роземарі,
З  тобою  б  буть  мені.

Коли  вас  досягти  листам,
Настануть  гордість,  щастя  нам,
Прекрасне  майбуття.
Злетить  привіт  від  Аннемарі,
Цілуночок  –  від  Роземарі,
Для  тебе  –  пісня  ця.

Переклад  07.09.2024

[url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021712"]Переклад  російською[/url]  -  у  збірці  "Переводы".

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021713
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.09.2024


Drei Kameraden im Bunker. Перевод

Заметила,  что  только  два  стихотворных  текста  перевела  с  немецкого.  Решила  для  равновесия  перевести  еще  один,  перевела  и  на  русский  язык,  и  на  украинский.  Привлекло,  конечно,  название  Drei  Kameraden.  Если  солдатская  песня  времен  первой  мировой  войны,  то  название  знаменитого  ремарковского  романа  приобретает  дополнительное  звучание  для  его  первых  читателей.
Но,  что  интересно:  на  Ютубе,  приводя  песню  с  английскими  субтитрами,  пишут  политкорректно,  что  «не  вполне  ясно,  какой  из  мировых  войн  это  песня,  разные  источники  сообщают  разное».  А  на  российском  сайте  –  однозначно:  песня  Третьего  рейха,  перешедшего  к  обороне.

Песня,  однако,  не  пропагандирует  завоевания.  Только  отражает  тоску  солдат  по  родине  и  возлюбленным,  общую  для  всех  сторон  всех  войн.

Оригинал:

Drei  Kameraden  im  Bunker

 In  einem  kleinen  Unterstand
 träumen  vom  fernen  Heimatland  
der  Karl,  der  Fritz  und  ich.  

Der  Karl  schreibt  an  die  Annemarie,  
der  Fritz  an  seine  Rosemarie  
und  ich,  ich  schreib  an  Dich.  

Das  rauhe  Lied  der  Fronten  schweigt,
 das  Herz  hat  Urlaub  eingereicht  
von  Karl,  von  Fritz,  von  mir.  
Von  Karl,  das  ist  bei  Annemarie
 von  Fritz,  das  ist  bei  Rosemarie  
und  meines  ist  bei  Dir.  

Und  wenn  dann  Brieflein  kommen  an,  
sie  stolz  und  glücklich  machen  dann
 den  Karl,  den  Fritz  und  mich.  
Die  Sehnsucht  von  der  Annermarie,  
die  Küsse  von  der  Rosemarie,  
dies  kleine  Lied  für  dich.  


Мой  русский  перевод:

Три  товарища  в  бункере

(песня  немецких  солдат)

Убежище  невелико,
А  родина  так  далеко,
Грустят  со  мной  друзья.
Карл  нынче  пишет  Аннемари,
А  Фриц  –  тот  пишет  Роземари,
Я  –  строчку  для  тебя.

Суровый  наш  напев  умолк,
Сердца  устали  от  тревог,
Так  нужен  нам  покой,
И  Карл  быть  хочет  с  Аннемари,
А  Фриц  быть  хочет  с  Роземари,
Я  ж  быть  хочу  с  тобой.

Когда  к  вам  письма  прилетят,
Нас  гордость,  счастье  посетят,
Мы  обретем  себя.
Придет  призыв  от  Аннемари
И  поцелуй  –  от  Роземари,
Вот  песня  –  для  тебя.

Перевод  07.09.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1021712
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.09.2024


На тему известной песни

На  тему  известной  песни

И  нет  войны.  И  вечно  есть  война.
Л.  Филатов

Цветов  уж  нет,  что  девушки  сорвали…
Взойти  однажды  новым  суждено,
Но  длится  миг  нагрянувшей  печали,
Он  долог.  Перемен  ждать  тяжело…

Цветы  взошли.  Нет  больше  ожиданья,
Пришло  обещанное  -  в  должный  час,
Но  есть  о  горести  воспоминанье,
И  к  радости  не  отпускает  нас.

22.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020612
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.08.2024


Sir Edward Dyer. The lowest trees have tops. Мой перевод.

Переводов  этого  стихотворения  очень    много.  Я  постаралась  сохранить  образность  оригинала.
Оригинал:

Sir  Edward  Dyer.

The  lowest  trees  have  tops,  the  ant  her  gall,
The  fly  her  spleen,  the  little  spark  his  heat,
And  slender  hairs  cast  shadows  though  but  small,
And  bees  have  stings  although  they  be  not  great.
Seas  have  their  source,  and  so  have  shallow  springs,
And  love  is  love  in  beggars  and  in  kings.

Where  waters  smoothest  run,  deep  are  the  fords,
The  dial  stirs,  yet  none  perceives  it  move:
The  firmest  faith  is  in  the  fewest  words,
The  turtles  cannot  sing,  and  yet  they  love,
True  hearts  have  eyes  and  ears  no  tongues  to  speak:
They  hear,  and  see,  and  sigh,  and  then  they  break.

Мой  перевод:

Сэр  Эдвард  Дайер.

Деревце,  хоть  малое,  все  же  к  небу  тянется,
Мошки  знают  страсти,  и  от  искры  –  жар.
Тень  есть  и  от  волоса,  хоть  не  в  ней  нам  прятаться,
Пчелы,  хоть  и  крошки,  все  же  не  без  жал.
И  у  моря  есть  начало,  есть  и  у  ручья,
А  любовь  и  нищего  сражает,  и  царя.

Там,  где  воды  тихие,  велики  глубины,
О  часах  забудем,  а  время  все  ж  идет,
И  скудны  слова  у  веры  самой  сильной,
Любит  нежно  голубь,  хоть  и  не  поет.
Немы  верные  сердца  ,  не  могут  объясниться:
Cлышат,  видят  и  вздохнут,  а  после  им  разбиться.

Перевод  21.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020522
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 21.08.2024


Sir Edward Dyer. The lowest trees have tops. Мій український переклад

Популярний  вірш,  відомий  також  під  назвами  «A  Modest  Love»  («Скромне  кохання»)  та  «A  Silent  Love»  («Мовчазне  кохання»).

Оригінал:

The  lowest  trees  have  tops,  the  ant  her  gall,

The  fly  her  spleen,  the  little  spark  his  heat,

And  slender  hairs  cast  shadows  though  but  small,

And  bees  have  stings  although  they  be  not  great.

Seas  have  their  source,  and  so  have  shallow  springs,

And  love  is  love  in  beggars  and  in  kings.

Where  waters  smoothest  run,  deep  are  the  fords,

The  dial  stirs,  yet  none  perceives  it  move:

The  firmest  faith  is  in  the  fewest  words,

The  turtles  cannot  sing,  and  yet  they  love,

True  hearts  have  eyes  and  ears  no  tongues  to  speak:

They  hear,  and  see,  and  sigh,  and  then  they  break.


Мій  український  переклад:

Деревця  найнижчі  все  ж  верхівки  мають,

Є  в  мурахи  жовч,  гнів  –  в  мухи,  і  від  іскри  –  жар.

Тінь  є  у  волосся,  хоч  не  помічають,

Бджоли,  хоч  вони  маленькі  зовсім,  не  без  жал.

І  струмочкам,  і  морям  –  десь  розпочинатись,

А  з  любов’ю  -–  і  царям,  і  жебракам  спізнатись.


Там,  де  тихі  води,  вразять  нас  глибини,

Хоч  не  зважать  на  годинник,  часу  не  спинить.

Хто  коротше  скаже,  має  більшу  віру;

Не  співають  голуби,  та  треба  їм  любить.

Вірне  серце  має  зір  і  слух,  хоча  не  мову:

Чує  й  бачить,  позіхне  і  розіб’ється  згодом.

Переклад  20.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020515
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.08.2024


Юнна Мориц. Большой секрет для маленькой компании. Мій український переклад

Оригинал:


Юнна  Мориц.

Большой  секрет  для  маленькой  компании

(из  одноименного  мультфильма)

Не  секрет,  что  друзья  не  растут  в  огороде,
Не  продашь  и  не  купишь  друзей.
И  поэтому  я  так  бегу  по  дороге
С  патефоном  волшебным  в  тележке  своей.
Припев:
Под  грустное  мычание,
Под  бодрое  рычание,
Под  дружеское  ржание  рождается  на  свет
Большой  секрет  для  маленькой,
Для  маленькой  такой  компании,
Для  скромной  такой  компании
Огромный  такой  секрет!
Не  секрет,  что  друзья  —  это  честь  и  отвага,
Это  верность,  отвага  и  честь.
А  отвага  и  честь  —  это  рыцарь  и  шпага,
Всем  глотателям  шпаг  никогда  их  не  съесть.
Припев.
Не  секрет,  что  друзья  убегают  вприпрыжку,
Не  хотят  на  цепочке  сидеть.
Их  заставить  нельзя  ни  за  какую  коврижку
От  безделья  и  скуки  балдеть.
Припев.
Не  секрет,  что  друзья  в  облака  обожают
Уноситься  на  крыльях  и  без,
Но  бросаются  к  нам,  если  нас  обижают,
К  нам  бросаются  даже  с  небес.
Припев.
Ах,  было  б  только  с  кем,
Ах,  было  б  только  с  кем,
Ах,  было  б  только  с  кем  поговорить!
Ах,  было  б  то…
Ах,  было  б  то…
Ах,  было  б  то…
Ах,  было  б  только  с  кем  поговорить!

Мій  український  переклад:

Юнна  Моріц

Великий  секрет  для  маленької  компанії

(пісня  з  однойменного  мультфільму)

Не  секрет:  друзі  нам  не  зростуть  на  городі,
На  вітринах  крамниць  –  не  вони.
Ось  чому  так  біжу  я  тепер  по  дорозі,
А  в  моєму  візку  –  патефон  чарівний.

Приспів:

Чиєсь  печальне  мукання,  веселе  чиєсь  гарчання,
І  дружнє  чиєсь  іржання  –  та  ось  він,  дивись  вперед:
Великий  секрет  для  маленької,
Малої  такої  компанії,
Для  скромної  компанії
Такий  величезний  секрет!

Якби  було  поговорити  з  ким!

Не  секрет:  наші  друзі  –  то  честь  і  відвага,
То  є  вірність,  відвага  і  честь.
А  відвага  і  честь  –  то  є  лицар  і  шпага,
Всі,  хто  шпаги  ковтає,  біжать  від  них  геть.

Приспів

Не  секрет:  наші  друзі  з  підскоком  тікають,
Не  сидітимуть  на  ланцюжку.
Не  цінують  гультяйства  вони  –  зневажають,
І  так  само  –  нудоту  тяжку.

Приспів

Не  секрет:  наші  друзі  зринають  за  хмари,
Там  літають  на  крилах  і  без,
Та  як  нас  хто  образив  –  рятують  нас  гарно,
До  нас  кинуться  навіть  з  небес.

Приспів:

Чиєсь  печальне  мукання,  веселе  чиєсь  гарчання,
І  дружнє  чиєсь  іржання  –  та  ось  він,  дивись  вперед:
Великий  секрет  для  маленької,
Малої  такої  компанії,
Для  скромної  компанії
Такий  величезний  секрет!

Якби  було  поговорити  з  ким!

Переклад  17.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020189
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.08.2024


Юнна Мориц. Танго черного кота. Мій український переклад

Оригінал:
Юнна  Мориц.
Танго  черного  кота

(из  мультфильма  «Большой  секрет  для  маленькой  компании»)

Все  кошки,  все  коты,  и  все  котята      
Когда-то  обожали  всех  собак,      
Бежали  с  ними  за  компанию  когда-то      
Тетрадки  покупать  в  универмаг.      
 
Все  кошки,  все  коты,  и  все  котята      
Когда-то  уважали  всех  собак      
И  на  чердак,  и  на  чердак        
Не  загоняли  их  когда-то      
И  натощак  из  них  не  делали  фаршмак.      
 
Я  очень,  очень  чёрный  маг,      
Глотатель  шпаг,  лошадок  и  собак,      
Я  продаю,  большой,  большой,  большой  секрет:      
Сильнее  кошки  зверя  нет!      
 
Все  кошки,  все  коты,  и  все  котята      
Когда-то  обожали  лошадей,      
Бежали  с  ними  за  компанию  когда-то,      
В  киношку,  на  мултьфильмы  для  детей.      
 
Все  кошки,  все  коты,  и  все  котята      
Когда-то  уважали  лошадей      
И  за  копыта  их  не  цапали,      
Не  цапали  когда-то,      
И  не  охотились  на  них,  как  на  мышей.      
 
Я  очень,  очень  чёрный  маг,      
Глотатель  шпаг,  лошадок,  и  собак,      
Я  продаю  большой,  большой,  большой  секрет:      
Сильнее  кошки  зверя  нет!      
 
1979  

Мій  переклад:

Юнна  Моріц


Танго  чорного  кота

(з  мультфільму  «Великий  секрет  для  маленької  компанії»)

Всі  кішки,  всі  коти,  всі  кошенята
Колись  обожнювали  всіх  собак,
І  бігли  з  ними  за  компанію  –  це  правда!  –  
Купляти  зошити  в  універмаг.

Всі  кішки,  всі  коти,  всі  кошенята
Був  час,  що  поважали  всіх  собак
І  на  горище,  на  горище  
Не  заганяли  їх,  це  правда,
Не  готували  натще  їх,  щоб  їсть  фаршмак.

Я  дуже,  дуже  чорний  маг,
Ковтаю  шпаги,  коней  і  собак,
Секрет  великий  нині  продаю,  повір,
Що  кішка  –  найсильніший  звір!

Всі  кішки,  всі  коти,  всі  кошенята
Колись  обожнювали  коней  всіх,
І  бігли  з  ними  за  компанію  –  це  правда!  –  
Дивитись  мультики  заради  втіх.

Всі  кішки,  всі  коти,  всі  кошенята
Був  час,  що  поважали  коней  всіх
І  їх  копит  вони  не  дряпали,
Не  дряпали,  це  правда,
Як  на  мишей,  не  полювали  і  на  них.

Я  дуже,  дуже  чорний  маг,
Ковтаю  шпаги,  коней  і  собак,
Секрет  великий  нині  продаю,  повір,
Що  кішка  –  найсильніший  звір!


Переклад  17.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020173
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.08.2024


Юнна Мориц. Собака бывает кусачей Мій український переклад

Юнна  Мориц.  Собака  бывает  кусачей  Український  переклад

2)  Оригинал:
Юнна  Мориц.

Песенка  бродячих  собак
из  мультфильма  «Большой  секрет  для  маленькой  компании»

Собака  бывает  кусачей
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  кусачей
Собака  бывает  кусачей  (галёрка)
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  кусачей
Собака  хватает  зубами  за  пятку
Собака  съедает  гражданку  Лошадку
И  с  ней  гражданина  Кота
Когда  проживает  собака  не  в  будке
Когда  у  неё  завывает  в  желудке
И  каждому  ясно,  что  эта  собака  —  круглая  сирота
Никто  не  хватает  зубами  за  пятку
Никто  не  съедает  гражданку  Лошадку
И  с  ней  гражданина  Кота
Когда  у  собаки  есть  будка  и  миска
Ошейник,  луна  и  в  желудке  сосиска
И  каждому  ясно,  что  эта  собака  —  не  круглая  сирота
Собака  бывает  кусачей
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  кусачей
Собака  несчастная  очень  опасна
Ведь  ей  не  везёт  в  этой  жизни  ужасно
Ужасно,  как  ей  не  везёт
Поэтому  лает  она,  как  собака
Поэтому  злая  она,  как  собака
И  каждому  ясно,  что  эта  собака  всех  без  разбору  грызёт!
Прекрасна  собака,  сидящая  в  будке
У  ней  расцветают  в  душе  незабудки
В  желудке  играет  кларнет
Но  шутки  с  бродячей  собакой  бездомной
Опасны,  особенно  полночью  тёмной
Вот  самый  собачий,  вот  самый  огромный,  огромный  собачий  секрет
Собака  бывает  кусачей
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  (кусачей)  кусачей
Собака  бывает  кусачей
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  кусачей  (кто  согласен  —  подпевайте!)
Собака  бывает  кусачей
Только  от  жизни  собачьей
Только  от  жизни,  от  жизни  собачьей
Собака  бывает  кусачей


Мій  переклад:
Юнна  Моріц.
Пісенька  бездомних  собак
з  мультфільму  «Великий  секрет  для  маленької  компанії»

Собака  злий  буде,  одначе,
Як  має  життя  він  собаче.
Життя  його  зовсім,  так,  зовсім  собаче,
Тому  злий  собака,  одначе.

П’ятУ  собака  зубами  хапає,
І  громадянку  Конячку  з’їдає
Та  громадянина  Кота,
Коли  нема  в  нього  будки-притулку,
Коли  вий  страшенний  стоїть  в  його  шлунку,
І  кожен  знає,  що  цей  собака  –  по  світу  тиняється  сам.

Ніхто  зубами  п’яти  не  хапає,
Громадянки  Конячки  ніхто  не  з’їдає
Та  громадянина  Кота,
Як  має  собака  і  будку,  і  миску,
Ошийник  і  місяць,  і  в  шлунку  сосиску,
І  кожен  знає,  що  цей  собака  –  у  світі  ніяк  не  сам.

Собака  злий  буде,  одначе,
Як  має  життя  він  собаче.
Життя  його  зовсім,  так,  зовсім  собаче,
Тому  злий  собака,  одначе.

Собака  нещасний  –  загроза  для  інших,
Бо  має  він  втрати,  чим  далі,  тим  більші,
Все  більше  має  він  втрат,
Тому  і  гавкає  він  –  як  собака,
Тому  і  злий  він  такий  –  як  собака,
І  всім  зрозуміло,  що  цей  собака  –  кусючий,  нікому  не  брат!

Прекрасний  собака,  який  має  будку,
Квіт  ніжний  у  нього  в  душі  -  незабудки,
А  в  шлунку  грає  кларнет,
Та  жарти  з  собакою  бідним  бездомним  -
Загроза  для  нас,  особливо  в  ніч  чорну.
Ось  найсобачіший,  ось  він,  найбільший,  найбільший  собачий  секрет.

Собака  злий  буде,  одначе,
Як  має  життя  він  собаче.
Життя  його  зовсім,  так,  зовсім  собаче,
Тому  злий  собака,  одначе.

Переклад  16.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020111
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 16.08.2024


Юнна Мориц. Песенка летающих лошадей. Мій український переклад




Оригинал:

Юнна  Мориц,  Песенка  летающих  лошадей
из  мультфильма  «Большой  секрет  для  маленькой  компании»

Очень  многие  думают,  что  они  умеют  летать,  -
Очень  многие  ласточки,  лебеди  очень  многие.
И  очень  немногие  думают,  что  умеют  летать
Лошади  очень  многие,  лошади  четвероногие.

Но  только  лошади  летают  вдохновенно!
Иначе  лошади  разбились  бы  мгновенно.
И  разве  стаи  белокрылых  лебедей
Поют,  как  стаи  белокрылых  лошадей?
Но  только  лошади  летать  умеют  чудно!
Очень  лошади  прожить  без  неба  трудно
И  разве  стаи  лошадиных  лебедей
Грустят,  как  стаи  лебединых  лошадей?

Очень  многие  думают,  что  секретов  у  лошади  нет  –
 Ни  для  большой,  ни  для  маленькой,  ни  для  какой  компании.
 А  лошадь  летает  и  думает,  что  самый  большой  секрет  –
Это  летание  лошади,  нелетных  животных  летание.

 Но  только  лошади  летают  вдохновенно!
Иначе  лошади  разбились  бы  мгновенно.
И  разве  стаи  белокрылых  лебедей
Поют,  как  стаи  белокрылых  лошадей?
Но  только  лошади  летать  умеют  чудно!
 Очень  лошади  прожить  без  неба  трудно
 И  разве  стаи  лошадиных  лебедей
 Грустят,  как  стаи  лебединых  лошадей?

Мій  переклад:

Юнна  Моріц.

Пісенька  коней,  що  літають,
з  мультфільму  «Великий  секрет  для  маленької  компанії»

Тих  багато  хто  думає,  що  літати  –  його  талант,
Думають  ластівки  й  лебеді:  їм  небеса  –  дорога,  так.
Та  небагато  хто  думає,  що  літати  мають  талант
Коні  з  земної  дороги,  коні  чотириногі,  так.

Літають  коні,  теж  літають,  та  натхненно,
Інакше  б  розбивались  коні,  достеменно.
Й  чи  вміють  білокрилі  лебеді  співать,
Як  білокрилі  коні  –  як  їм  час  літать?
Літають  коні,  теж  літають,  та  ще  й  дивно,
Їх  небеса  до  себе  ваблять  безупинно.
Й  чи  вміють  лебеді  конячі  сумувать,
Як  лебедині  коні,  прагнучи  літать?

Тих  багато  хто  думає,  що  секретів  не  має  кінь  –
Для  малої  чи  великої,  для  будь-якої  компанії.
А  кінь  літає  і  думає,  що  є  секрет  чималий  –
Ще  й  найбільший  секрет:  нельотний  хтось  дуже  любить  літання.

Літають  коні,  теж  літають,  та  натхненно,
Інакше  б  розбивались  коні,  достеменно.
Й  чи  вміють  білокрилі  лебеді  співать,
Як  білокрилі  коні  –  як  їм  час  літать?
Літають  коні,  теж  літають,  та  ще  й  дивно,
Їх  небеса  до  себе  ваблять  безупинно.
Й  чи  вміють  лебеді  конячі  сумувать,
Як  лебедині  коні,  прагнучи  літать?

Переклад  16.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020110
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 16.08.2024


Sir Edward Dyer. Love-Contradictions. Переклад


Джерело  оригіналу:  Classic  Poetry  Series
Sir  Edward  Dyer  -  poems  -  Publication  Date:
2004.  Publisher:  Poemhunter.com  -  The  World's  Poetry  Archive

Оригінал:

Sir  Edward  Dyer

Love-Contradictions
As  rare  to  heare  as  seldome  to  be  seene,
It  cannot  be  nor  never  yet  hathe  bene
That  fire  should  burne  with  perfecte  heate  and  flame
Without  some  matter  for  to  yealde  the  same.
A  straunger  case  yet  true  by  profe  I  knowe
A  man  in  joy  that  livethe  still  in  woe:
A  harder  happ  who  hathe  his  love  at  lyste
Yet  lives  in  love  as  he  all  love  had  miste:
Whoe  hathe  enougehe,  yet  thinkes  he  lives  wthout,
Lackinge  no  love  yet  still  he  standes  in  doubte.
What  discontente  to  live  in  suche  desyre,
To  have  his  will  yet  ever  to  requyre.
Mr.  Dier.
Sir  Edward  Dyer

Мій  український  переклад:

Сер  Едвард  Даєр

Про  суперечності  любові

Чуємо  нечасто  ми,  і  рідкісне  видовище,
Та  й  не  може  бути  взагалі  –  і  не  траплялось  ще,
Щоб  яскраво  полум’я  палало  й  зігрівало,
Й  не  було  причини,  що  вогню  б  життя  давала.
Більше  диво  ще  –  але  буває  так,  я  знаю,  –
Що  радіє  хтось,  та  одночасно  ще  й  страждає.
А  дивніше  ще,  як  має  хтось  любові  зовсім  трохи,
Та  живе  в  ній,  хоч  здобуть  іще  не  має  змоги.
Хто  її  достатньо  має,  той  вважає,  що  її  бракує,
Хоч  багатий  нею,  та  її  нестача  все  ж  його  турбує.
Ах,  яка  ж  тривога  то:  з  міцним  бажанням  жити,
Що  було  потрібно,  взяти,  та  весь  час  просити!

Переклад  15.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020034
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 15.08.2024


Sir Edward Dyer. Love-Contradictions. Перевод

Источник  оригинала:  Classic  Poetry  Series
Sir  Edward  Dyer  -  poems  -  Publication  Date:
2004.  Publisher:  Poemhunter.com  -  The  World's  Poetry  Archive

Оригинал:

Love-Contradictions

As  rare  to  heare  as  seldome  to  be  seene,
It  cannot  be  nor  never  yet  hathe  bene
That  fire  should  burne  with  perfecte  heate  and  flame
Without  some  matter  for  to  yealde  the  same.
A  straunger  case  yet  true  by  profe  I  knowe
A  man  in  joy  that  livethe  still  in  woe:
A  harder  happ  who  hathe  his  love  at  lyste
Yet  lives  in  love  as  he  all  love  had  miste:
Whoe  hathe  enougehe,  yet  thinkes  he  lives  wthout,
Lackinge  no  love  yet  still  he  standes  in  doubte.
What  discontente  to  live  in  suche  desyre,
To  have  his  will  yet  ever  to  requyre.
Mr.  Dier.
Sir  Edward  Dyer

Мой  перевод:

Сэр  Эдвард  Дайер

О  противоречиях  любви

Редко  слышали  о  том,  нечасто  то  видали,
Да  не  может  быть,  и  в  мире  вовсе  не  встречали,
Чтоб  огонь  горел,  светить  и  согревать  был  в  силах,
Без  того,  что  б  для  него  гореть  причиной  было.
Удивительней  еще,  но  может  быть,  я  знаю,
Чтобы  радовался  кто,  страдать  не  прекращая,
И  еще  страннее,  если  кто  любви  имеет  мало,
Но  живет  в  ней,  хоть  любовь  им  и  пренебрегала.
У  кого  любви  достаток,  тот  себя  ее  лишенным  мнит,
Обладает  ей  вполне,  но  все-таки  он  в  том  сомненья  длит.
Велико  несчастье  это  –  жить,  желанью  подчиняясь,
Что  хотел,  то  получить,  но  все  ж  просить  всегда,  нуждаясь.

Перевод  15.08.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1020032
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.08.2024


«Зеркало и свет»: Томас Кромвель вспоминает. Статья

Дневниковая  заметка  30  августа  2022  г.  

Еще  один  читательский  анализ  относительно  новой  и  знаменитой  серии  романов  не  повредит.  :-)

«Зеркало  и  свет»:  Томас  Кромвель  вспоминает

О  романе  Хилари  Мантел  «Зеркало  и  свет»  (Hilary  Mantel,  The  Mirror  and  the  Light),  2020.

                 Заключительное  утверждение  предыдущего  романа  трилогии  о  Томасе  Кромвеле,  «Внесите  тела»,  как,  наверное,  помнит  его  читатель:  все  концы  на  самом  деле  —  начала.  Для  большей  точности  следует  добавить:  начала  чего?  Казнь  Анны  Болейн  —  это  начало  конца  главного  героя  трилогии.  Томас  Кромвель  достиг  большого  успеха,  выполнил  сложнейшее  задание  короля  —  избавил  его  от  этого  брака,  создал  возможность  для  Генриха  VIII  соединиться  с  Джейн  Сеймур  и  родить  законного  сына.  Король  убедился,  насколько  у  него  полезный  помощник.  И  этот  успех  приведет  к  казни  уже  Кромвеля.  Не  в  тот  раз  —  если  бы  не  удалось  освободить  короля  от  брака  с  Анной,  Кромвеля  бы  постигла  немилость,  —  так  в  другой  :  когда  Кромвель  организует  брак  Генриха  с  Анной  Клевской,  и  король  не  будет  доволен.


                 Так  и  строится  в  общих  чертах  сюжет  третьего  романа,  развивающийся  в  течение  четырех  с  небольшим  лет  (май  1536  —  июль  1540).  Кромвель  —  второй  человек  в  стране.  Он  руководит  и  внутренней,  и  внешней  политикой:  принцессу  Мэри  мирит  с  отцом  и  таким  образом  спасает,  монастыри  распускает,  альянса  для  Англии  ищет,  пытается  организовать  за  границей  убийство  Реджинальда  Поула  за  деятельность  против  Генриха  VIII  (а  Реджинальд  Поул,  кстати,  духовный  наставник  Виттории  Колонна  —  хорошо,  что  ее  в  этом  романе  нет),  регистрацию  браков  и  рождений  предлагает  —  это  некоторые  его  меры.  Король  им  доволен,  не  может  нахвалиться.  Кромвель  получает  все  новые  отличия,  невероятные  для  сына  кузнеца:  он  и  лорд-хранитель  малой  печати,  и  удостоен  Ордена  Подвязки,  и  сын  его  женится  на  сестре  королевы  Джейн.  И  графом  Эссексом  Кромвель  становится.  А  закончит  он  на  эшафоте.


                 Читается  этот  роман,  по  моему  мнению,  тяжелее  двух  предыдущих  из-за  того,  что  в  нем  очень  активно  применен  прием  воспоминаний  главного  героя:  Кромвель  и  на  вершине  успеха,  и  впоследствии,  при  падении,  вспоминает  свою  прошлую  жизнь.  Это  приводит  к  частичному  пересказу  нескольких  эпизодов  предыдущих  романов  —  например,  начинается  роман  опять  с  казни  Анны  Болейн,  точнее  —  с  момента  сразу  же  после.  Но  рассказаны  эти  эпизоды  не  совсем  так,  как  раньше:  появляются  новые  детали.  Автор  ведет  себя  не  так,  как  ожидает  читатель.  Читатель  хочет  идти  вперед.  Он,  скорее  всего,  уже  знает,  чем  дело  закончится,  —  что  Томасу  Кромвелю  голову  отрубят  —  но  хочет  знать,  как  именно  в  романе  покажут  ведущие  к  этому  события.  Автор  убивать  героя  не  спешит  и  заставляет  читателя  пережить  с  героем  вместе  его  жизнь,  насколько  герой  ее  вспоминает.  Как  будто  есть  еще  и  простая  практическая  причина:  это  же  третий  роман  трилогии,  может  быть  полезно  напомнить,  что  раньше  было  —  но  что,  если  читатель  помнит  все  самое  главное?  Остается  заставить  себя  не  спешить  и  позволить  вести  себя  в  прошлое  героя,  переживая  повторы.  Они  подтверждают,  насколько  для  формирования  личности  героя  важен  его  жизненный  опыт  —  а  он,  действительно,  очень  особенный.  Во  всяком  случае,  для  ближайшего  окружения  Генриха  VIII.  Постепенно  замечаешь  в  большой  полосе  воспоминаний  Кромвеля  эпизоды,  которых  в  двух  предыдущих  романах  не  было:  например,  более  подробно,  чем  раньше,  описываются  его  итальянские  путешествия.  Или  подробно  рассказывается  о  бывшем  в  его  биографии  случайном  убийстве.


                 Мощная  полоса  воспоминаний  героя  еще  и  влияет  на  истолкование  названия  романа.  Название  «Зеркало  и  свет»,  как  можно  было  ожидать,  многозначное.  Слова  «зеркало»  (или  «зеркала»)  и  «свет»  то  и  дело  встречаются  в  тексте  романа  в  разных  значениях.  Иногда  в  буквальных.  Иногда  —  в  значении  примера  лучших  качеств,  образца:  Генрих  VIII  —  зеркало  и  свет  среди  государей,  Кромвель  —  среди  советников.  Иногда  зеркало  —  это  портрет.  Часто  складывается  впечатление,  что  роман  мог  бы  называться  «Время  и  власть».  «Время»  —  вместо  «зеркала»:  прошлое,  настоящее  и  создаваемое  будущее  человека  и  страны.  Упоминание  света  в  романе  очень  часто  ассоциируется  с  властью.  Но  все  же  понимания  названия  как  «Время  и  власть»  недостаточно,  из-за  обыгрывания  множества  значений  слов  «зеркало»  и  «свет».


                 Из-за  того,  что  герой  в  этом  романе  —  на  вершине  власти  (почти),  читатель  получает  возможность  судить  о  Томасе  Кромвеле  как  о  политике.  Характеристика  та  же,  что  и  раньше,  в  предыдущих  романах  трилогии,  но  перед  прощанием  с  героем  она  выразительна:  Кромвель  —  менее  жесток,  чем  о  нем  злословят,  и  старается,  когда  может,  смягчить  жестокость  своего  господина,  короля.  Иногда  в  ту  эпоху  милосердие  выражается  в  выборе  способа  казни,  причиняющего  жертве  меньшие  страдания;  иногда  —  в  просьбах  королю  о  пощаде,  которые  король  свободен  не  исполнять.  Иногда  Кромвель  должен  допустить  жестокость  в  силу  обстоятельств.  В  третьем  романе  трилогии  вновь  появляются  сцены  сожжения  —  и  читателю  напоминают  ту,  которую  герой  романа  в  своем  детстве  видел  вблизи.  На  репутацию  Кромвеля  его  лучшие  устремления  влияют  мало:  больше  влияют  козни  недоброжелателей  и  ложные  истолкования.  Главный  принцип  политики  героя  —  всегда  можно  торговаться.  Смысл  своей  деятельности  Кромвель  видит  в  том,  чтобы  служить  общему  благу  и  исполнять  свой  долг;  свои  грехи  он  знает.  Религию  он  хочет  реформировать  так,  чтоб  англичане  были  ближе  к  Богу,  читая  Библию  на  своем  родном  языке,  а  государство  —  так,  чтоб  в  основе  возвышения  была  служба  королю,  а  не  знатность.


                 Кромвель  в  зеркале  времени  отражается  на  одной  линии  со  своим  любимым  начальником  —  кардиналом  Вулси  и  своим  недругом  Томасом  Мором.  Два  женских  персонажа  романа  подчеркивают  и  то,  что  Кромвель  принадлежит  к  той  же  череде  государственных  деятелей  с  одним  именем  и  похожими  судьбами,  и  то,  что  зеркало  мнений  не  всегда  справедливо.  Один  такой  персонаж  —  Доротея,  дочь  Вулси;  она  совершенно  необоснованно  считает,  что  Кромвель  предал  ее  отца,  которого,  как  читатель  помнит,  он  любил  и  старался  защитить.  Другой  персонаж  —  вымышленный:  внезапно  нашедшаяся  внебрачная  дочь  Кромвеля  Дженнеке,  приехавшая  из  Антверпена.  Она  пребывает  с  отцом  недолго,  но  выражает  ему  симпатию.  Дженнеке  рассказывает  Кромвелю  о  казни  Уильяма  Тиндейла,  переводчика  Библии  на  английский  язык.  Читателю  сообщают,  что  казнь  Тиндейла  была  подготовлена  Томасом  Мором,  хоть  и  бывшим  тогда  в  заключении.  Читатель  должен  осудить  Мора,  но,  наблюдая  эту  беседу  Кромвеля  и  Дженнеке,  вряд  ли  может  не  вспомнить  других  отца  с  дочерью:  Мора  и  его  любимую  дочь  Мэг.


                 К  той  же  линии,  что  Вулси,  Мор  и  Кромвель,  принадлежит  еще  один  их  тезка,  для  Англии  —  самый  главный.  Он  жил  века  назад,  и  главный  герой  трилогии  с  ним  воюет  —  от  имени  короля.  Один  из  ярких  эпизодов  романа:  Томас  Кромвель  разрушает  в  Кентербери  гробницу  Томаса  Бекета.  Эпизод  характеризует  и  героя  трилогии,  и  подход  автора  к  изображаемому.  Бекет,  с  точки  зрения  католической  церкви,  —  святой  мученик,  но,  с  точки  зрения  Кромвеля,  Бекет  —  только  государственный  изменник  и  жертва  только  своей  гордыни.  (Когда  речь  идет  о  Море,  автор  бьет  знаменитую  пьесу  Роберта  Болта  «Человек  на  все  времена»  и  знаменитый  фильм  по  ней.  Теперь  приходит  очередь  быть  битой  другой  знаменитой  пьесе  —  «Бекет,  или  Честь  Божья»  Жана  Ануя  и  ее  экранизации).  Сам  факт  разорения  гробницы  раздражать  не  должен  (хотя  может):  в  то  время  принято,  что  гробницы  обычных  людей  —  часто  временные.  В  «Волчьем  зале»  упоминалось,  что  папа  Юлий  II  разрушил  старый  собор  Святого  Петра  в  Риме  и  лопаты  его  рабочих  обращали  черепа  святых  в  порошок.  Теперь  та  же  тема  возвращается  в  трилогию  как  тема  борьбы  с  ложным  героем  и  символом,  который  должен  быть  уничтожен.  При  описании  раскрываемой  гробницы  Бекета,  какой  ее  видит  Кромвель,  автор  несколько  раз  подчеркивает,  что  святыня  —  подделка.  Но  дальше  повторяется  характерная  для  романов  тема:  «истинность  слухов  относительна»,  Кромвель  делает  не  то,  о  чем  слухи  ходят.  Распространяется  слух,  что  Кромвель  велел  выстрелить  костями  святого  из  пушки.  В  действительности  он  велел  спрятать  останки  Бекета  у  себя  дома,  на  случай,  если  король  передумает  ненавидеть  Бекета.  Уже  заключенный  в  Тауэре  Кромвель  велит  убрать  с  останков  Бекета  подпись:  это  с  Бекетом  покончит.  Кромвель  больше,  чем  его  король,  ненавидит  Бекета.  Однако  читатель,  если  он  не  одобряет  разорения  гробниц  и  в  особенности  если  помнит  утверждение  автора,  что  мертвый  Бекет  мстителен,  может  решить,  что  Бекет  позднее  отомстил  Кромвелю  за  свою  гробницу.  Очень  заметно,  что  аналогия  между  Томасами  Бекетом  и  Кромвелем  в  романе  присутствует,  даже  и  при  том  —  особенно  потому  —  что  Кромвель  борется  с  Бекетом.


                 Так  как  Мора  и  Анны  Болейн  больше  нет  в  живых,  главной  фигурой,  противопоставленной  в  романе  Кромвелю,  оказывается  Генрих  VIII.  Наблюдать  за  их  противопоставлением  тем  более  интересно,  что  они  долгое  время  —  союзники,  даже  воспринимаются  как  неразделимое  целое.  Показанный  со  стороны  Кромвеля  король  Генрих  в  романе  —  персонаж  полукомический.  Почему  полу-?  Потому,  что  при  внешнем  добродушии  он  страшен  своим  гневом,  и  потому,  что  от  него  зависит  развязка.  Кромвель  работает,  король  себя  жалеет  и  собой  любуется.  Кромвель  замечает:  ошибка  Анны  Болейн  была  в  том,  что  она  считала  короля  мужчиной,  подобным  другим  мужчинам,  между  тем  как  он,  как  и  все  монархи,  —  наполовину  бог,  наполовину  чудовище.  Выходит,  что  в  сумме  это  —  меньше,  чем  какой  бы  то  ни  было  мужчина,  в  особенности  потому,  что  чудовище  —  последнее  слово.  А  утверждение,  что  таковы  все  монархи,  —  отказ  Генриху  VIII  в  исключительности,  что  для  него  оскорбительно.  В  другом  месте  романа  приводится,  правда,  высказывание  герцога  Урбино  Федериго  ди  Монтефельтро:  для  того,  чтобы  управлять  государством,  нужно  быть  человечным  —  и  Кромвель  сомневается,  что  его  королю  удастся  соблюсти  это  требование.  Борясь  с  божественной  половиной  королевского  существа,  автор  к  королю  беспощадна:  уделяет  внимание  и  тому,  как  он  справляет  нужду,  и  тому,  как  спит  с  восхитившей  его  своей  чистотой  Джейн  Сеймур.  Автор  разрушает  и  образ  Генриха  VIII  как  национального  секс-символа.  Чем  лучшее  впечатление  король  хочет  произвести,  будучи  уверен  в  своем  превосходстве,  тем  худший  в  романе  будет  из  этого  вывод.  Пожалуй,  единственное  признание  достоинств  Генриха  VIII  в  том,  что  книге  «Государь»  Макиавелли  его  учить  нечему,  —  и  то  это  вряд  ли  похвала.


                 Главная  разница  в  отношении  короля  и  Кромвеля  к  политике  состоит  в  том,  что  король  всегда  может  передумать  —  это  хорошо  известно.  Поэтому  Кромвель  хочет  сделать  те  реформы,  над  которыми  работает,  необратимыми  даже  и  для  короля.


                 Приближенным  короля  хорошо  известно  также,  что  он  использует  людей  и  израсходованный  материал  безжалостно  выбрасывает.  Как  ни  удивительно,  хотя  Кромвель  верно  служит  королю  и  неизменно  всячески  поддерживает  его  авторитет,  можно  сказать  и  так:  Кромвель  использует  короля  для  своих  преобразований.  Король  дает  Кромвелю  власть  и  защиту.  Кромвель  хотел  бы,  чтобы  король  назначил  его  регентом  на  случай  своей  смерти.  Яркий  романный  символ  того,  что  Кромвель  делает  для  короля  и  государства:  оказывается,  это  он  придумал  позу  Генриха  VIII  на  знаменитом  гольбейновском  портрете.  Поза  —  большой  контраст  с  реальностью,  так  как  у  короля  в  действительности  —  больная  нога  и  ему  трудно  быть  устойчивым.  Образ  запоминается,  но  становится  понятно,  почему  король  однажды  должен  был  счесть  неудобным  для  себя  столь  замечательного  помощника.


                 У  наблюдателей  со  стороны  создается  впечатление,  что  король  делает  все  то,  что  Кромвель  ему  внушает.  На  самом  деле  король  знает,  что  самое  последнее  слово  —  именно  за  ним.  При  подавлении  «Благодатного  паломничества»  король  замечает:  если  я  скажу,  что  наследники  Кромвеля  будут  следовать  за  мной  и  править  Англией,  клянусь  Богом,  так  и  будет.  Главное  в  этом  заявлении  короля  не  то,  хочет  ли  действительно  король  такого  порядка  наследования,  а  необходимость  подчинения  королю  при  всех  обстоятельствах.


                 О  женщинах,  которые  —  не  дочери.  Читатель  предыдущих  романов  трилогии  помнит,  что  Кромвелю  нравилась  Джейн  Сеймур.  Эта  тема  возвращается  и  в  третьем  романе,  после  смерти  Джейн,  когда  Кромвель  жалеет  ее.  Кроме  этого,  возникает  некоторая  симпатия  между  Кромвелем  и  леди  Латимер,  то  есть  —  будущей  королевой  Екатериной  Парр.  (Надо  думать,  король  был  бы  очень  недоволен  узнать  о  таких  увлечениях  своего  ближайшего  помощника).  Положение  Джейн,  пока  она  жива,  характеризует  фраза  Кромвеля:  «Королева  не  несчастна».  Но  и  не  счастлива,  и  может  стать  несчастной.  Сразу  же  после  казни  Анны  Болейн  французский  палач  предполагает,  что  королю  могут  вновь  понадобиться  его  услуги  —  это  в  отношении  милой  Джейн!  Потом  король  в  одном  месте  романа  называет  Джейн  глупой  и  некрасивой,  правда,  ссылаясь  на  мнение  иностранных  послов,  и  Кромвель  должен  заступаться.  Потом  Джейн  не  беременеет  дольше,  чем  ожидает  ее  муж.  Потом  нежелательно,  чтобы  она  родила  девочку.  Смерть  Джейн  —  горе,  наступившее  неожиданно  для  других  персонажей  романа,  но  скорее  всего  —  не  неожиданное  для  читателя.  Анна  Клевская  изображена  как  миловидная  женщина,  и  в  этом  романе  главная  причина,  по  которой  она  при  встрече  не  понравилась  Генриху,  —  обида  для  его  самолюбия.  Он  не  прочел  в  глазах  Анны  —  в  зеркале  ее  глаз  —  ожидаемого  восхищения  женихом.  Поэтому  причина  неудачи  этого  брака  —  не  внешность  невесты,  не  неудача  Кромвеля  как  устроителя,  а  характер  жениха.  Сперва  король  не  гневается  на  Кромвеля,  но  гневается  тогда,  когда  тот  замечает,  что  аннулирование  брака  с  Анной  Клевской  вызовет  дурные  последствия,  которых  Кромвель  не  в  силах  будет  предотвратить.


                 Большая  полоса  воспоминаний  Кромвеля,  то  и  дело  возникающая  в  романе,  вызывает  мысль:  хотя  приобретенный  опыт,  жизнь  меняют  человека,  он  все  же  остается  цельным.  Он  может  вспоминать  и  говорить  себе  «Я  изменился»  —  но  воспоминания  возвращают  его  к  прошлому.  То  же  самое  относится  к  истории  страны.  Кромвель  творит  ее  будущее,  но  при  этом  борясь  с  ее  прошлым,  а  к  нему  принадлежат  предания  и  верования,  живущие  много  веков.  Поэтому  задача  преобразований,  взятая  на  себя  героем,  весьма  тяжела.  Одно  поколение  ее  не  осуществит.


                 В  заключительной  части  романа  его  общее  заглавие  «Зеркало  и  свет»  означает  «Допрос  и  смерть».  Враги  Кромвеля  рассказывают  ему  о  его  намерении  захватить  власть,  женившись  на  принцессе  Мэри:  так  зеркало  прошлого  лжет.  Кромвель  предстает  как  зеркало  своего  бывшего  начальника,  кардинала  Вулси.  Он  думает,  что  должен  погибнуть  по  той  же  причине,  что  и  Вулси:  из-за  того,  насколько  велик  стал.  Король,  отказываясь  помиловать  Кромвеля,  заявляет,  что  Кромвель  опасен  для  него,  так  как  не  простил  ему  смерти  Вулси,  —  при  этом  ранее  он  говорил  Кромвелю,  что  до  сих  пор  тоскует  по  Вулси.  Неудачей  Вулси  было  то,  что  он  не  смог  добиться  аннулирования  первого  брака  короля;  неудачей  Кромвеля  —  то,  что  он  не  смог  организовать  убийство  Реджинальда  Поула.  (Это  если  не  считать  организации  брака  короля  с  Анной  Клевской).  Другое  зеркало  героя  в  ожидании  казни,  в  которое  он  менее  охотно  смотрится  —  Томас  Мор.  Еще  третье  —  Бекет,  еще  одно  —  Анна  Болейн:  недаром  роман  начинается  с  момента  сразу  же  после  ее  казни.


                 Вывод.  Роман  помещает  политическую  деятельность  и  смерть  главного  героя  в  необходимый  для  их  понимания  —  такого,  как  нужно  автору  —  контекст.  Он  и  не  может  их  туда  не  помещать  —  но  акцент  сделан  на  этот  контекст,  создаваемый  не  только  другими  людьми  и  событиями,  но  и  жизнью  самого  героя.  Читать  роман,  по  моему  мнению,  тяжело  из-за  постоянных  взглядов  назад,  главным  образом  на  то,  что  читателю  уже  известно.  Все  же…  должно  быть  все  же.  Эти  повторы  объединяют  все  три  романа  в  общую  картину,  которую  им  и  нужно  составить.  Я  так  и  не  смогла  ответить  для  себя  на  вопрос,  жаль  ли  мне  Томаса  Кромвеля,  каким  он  изображен  в  трилогии,  но  я  знаю,  что  мне  мешает  —  регулярно  выражаемая  автором  ненависть  к  Томасу  Мору.  Однако  теперь  мне  рассказали  обстоятельства  жизни  Кромвеля  в  художественной  форме…  это  небольшая  похвала.  Скажем  так:  мне  еще  раз  показали  эпоху,  на  этот  раз  —  поместив  в  центр  повествования  одного  из  ее  творцов,  которого  до  сих  пор  я  воспринимала  как  второстепенный  отрицательный  персонаж  в  чужих  историях.  А  третий  роман  трилогии,  наверное,  больше  всего  о  том,  как  эпоха  создает  и  губит  человека,  желающего  изменить  жизнь  своей  страны  —  к  лучшему,  как  он  это,  исходя  из  своего  богатого  жизненного  опыта,  представляет.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019701
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 11.08.2024


«Внесите тела»: Томас Кромвель и мысль Глеба Жеглова. Статья

Дневниковая  заметка  23  июля  2017  г.  

Еще  один  читательский  анализ  относительно  новой  и  знаменитой  серии  романов  не  повредит.  :-)


«Внесите  тела»:  Томас  Кромвель  и  мысль  Глеба  Жеглова


О  романе  Хилари  Мантел  «Внесите  тела»  (Bring  Up  the  Bodies)  и  экранизации  (заключительных  сериях  сериала  «Волчий  зал»).


В  продолжении  «Волчьего  зала»  Генрих  VIII  пожалел,  что  связался  с  Анной  Болейн  и  Томас  Кромвель,  которого  в  предыдущей  части  читателей  попросили  понимать  и  уважать,  должен  освободить  короля  от  второго  брака  тем  способом,  какой  будет  в  наличии.  Что  за  тела  и  куда  их  требуется  внести  (буквально  «поднять»)?  А  это  официальная  формулировка  распоряжения  доставить  любовников  Анны  из  Тауэра,  где  они  находятся,  по  реке  в  Вестминстер  Холл  для  суда.  Они-то  еще  живы,  но  судьбы  их  решены,  и  им  это  известно.  Потому  официальное  распоряжение  приобретает  дополнительный  смысл  и  читается  зловеще:  они  даже  не  «лица»,  чье  присутствие  требуется,  а  уже  только  «тела»,  мертвецы.


Как  ни  хороша  книга,  сперва  я  читала  ее  неохотно.  С  ощущением,  что  все  самое  главное  и  интересное  уже  было  в  первой  части  —  представлено,  объяснено.  Король  думает  об  удовольствиях  и  иногда  —  о  своем  предназначении  дать  стране  наследника.  Кромвель  служит  королю  и  думает  о  государстве,  а  также  о  своем  выживании.  В  отдельную  книгу  вынесено  окончание  рассказа,  почти  полностью  развившегося  в  предыдущей.  Все  так  же  автор  защищает  Томаса  Кромвеля,  все  так  же  борется  с  отжившим  ради  нового.  К  стилю  я  привыкла,  а  он,  признаю,  завораживает:  описания,  перечисления  как  бы  обволакивают,  и  книга  подчиняет  себе  до  такой  степени,  что  оторвавшись  от  ее  страниц,  кажется,  проще  заговорить  по-английски,  чем  на  другом  известном  тебе  языке  —  по  инерции.  (:-)))  Но  —  раз  есть  мнение,  что  нельзя  войти  вторично  в  одну  и  ту  же  реку  (  и  ты  ему  в  этом  случае  веришь)  ,  то  испытываешь  легкое,  но  разочарование,  почувствовав,  что  вопреки  этому  мнению  снова  входишь  в  нее.  Хоть  бы  повествование  шло  с  точки  зрения  другого  персонажа,  что  ли…  Все  же  читать  и  двигаться  дальше  вместе  с  книгой  нужно:  что  было  задано  раньше,  в  первом  романе,  последовательно  разрешится  здесь.  Кромвель  оказался  на  месте  своего  бывшего  любимого  патрона,  кардинала  Вулси,  и  поставлен  перед  той  же  задачей  —  избавить  короля  от  жены.  Кромвель  в  силе,  но  он  и  запутался.  А  виновники  падения  и  гибели  кардинала  получат  заслуженное  наказание.  При  этом  предполагается  еще  и  продолжение,  в  котором  должен  погибнуть  уже  Кромвель.  Новизна  второй  книги  в  том,  чтобы  увидеть,  как  герой  будет  вынужденно  договариваться  со  своей  совестью.


Главную  тему  романа  «Внесите  тела»  я  бы  определила  как  «истинность  слухов  относительна».


В  прошлом  романе  главным  противником  Томаса  Кромвеля  был  Томас  Мор.  Здесь  им  становится  Анна  Болейн.  Ее  отношения  с  главным  героем  в  начале  романа  портятся  по  многим  причинам:  маленькую  Елизавету  не  удалось  обручить  с  французским  женихом,  и  Анна  обвиняет  в  этом  Кромвеля;  в  выборе  методов  борьбы  с  упорством  Екатерины  Арагонской  и  значением  ее  дочери  Марии  Кромвель  более  щепетилен,  чем  Анна;  семейство  Болейнов  хотело  бы,  чтобы  Кромвель  считал  себя  его  созданием  и,  значит,  во  всем  обязанным  слугой,  тогда  как  Кромвель  видит  себя  учеником  погубленного  Болейнами  Вулси  и  слугой  короля.  Но  противостояние  Кромвеля  и  Анны  не  выглядит  таким  же  горячим,  каким  было  противостояние  Кромвеля  с  Мором,  и  Анна  во  втором  романе  —  не  настолько  же  крупная  контрфигура  героя,  какой  в  первом  был  Мор.  Вероятно,  это  происходит  из-за  того,  что  у  Анны  обычно  нет  ореола  святости,  который  есть  у  Мора  и  который  автор  хотела  бы  беспощадно  уничтожить.  Из  предыдущего  романа  мы  помним,  что  Анна  —  не  ведьма  в  том  смысле,  что  она  не  колдует  и  не  привораживает  (хотя  обозлившийся  Генрих  думает,  что  она  его  именно  приворожила).  Тем  не  менее  она  расчетлива,  упорна  и  опасна.  Кромвель  говорит  себе,  что  он  не  ненавидит  Анну  как  не  ненавидел  и  Мора.  Того  он  называет  лицемерным  кровопийцей,  но  ведь  даже  пытался  спасти.  Как  читатель,  у  которого  есть  свое  понимание  текста,  я  не  хочу  согласиться.  Анну  Болейн  Кромвель,  действительно,  не  ненавидит,  хотя  понимает  ее  опасность.  Но  Мора  он  ненавидел,  не  признаваясь  себе  в  этом  до  конца,  так  как  Мора  —  или  же  принципы,  которые  представляет  Мор,  —  ненавидит  автор.  Отличить  позицию  автора  от  позиции  героя  я  здесь  не  нахожу  возможным.  Просто  автор  имеет  целью  создать  привлекательный  образ  Кромвеля  и  понимает,  что  герой,  чтобы  понравиться  читателю,  должен  сдерживать  ненависть  и  не  должен  был  хотеть  смерти  Мора.


От  очередного  рассказа  о  падении  Анны  читатель  имеет  право  ожидать  авторской  версии  —  виновна  в  прелюбодеянии  или  нет.  Такой  совершенной  определенности  здесь  не  будет.  Кромвель  обвиняет  Анну  на  основании  наблюдений,  неудачных  шуток  ее  кавалеров,  показаний  придворных  дам,  в  том  числе  —  Джейн,  леди  Рочфор,  жены  Джорджа  Болейна,  имеющей  причины  ненавидеть  и  Анну,  и  ее  брата,  своего  мужа.  Он  также  обвиняет  ее  на  основании  признания  музыканта  Марка  Смитона,  которое  носит  скорее  характер  хвастовства.  Все  эти  свидетельства  в  романе  выглядят  достаточно  убедительно,  чтобы  признать  Анну  виновной,  но  все  же  оставлено  место  сомнению.  Точно  так  же  оставлено  место  сомнению  в  деле  Екатерины  Арагонской  —  было  у  нее  с  Артуром  или  нет.  Кромвелю  не  нравится  губить  Анну,  он  хотел  бы  избрать  другой  способ  освободить  Генриха  от  нее.  Но  он  знает,  что  должен  исполнить  желание  короля  для  самосохранения,  чтобы  не  разделить  судьбу  Вулси.  Кромвель  выбирает  те  доказательства  против  Анны,  которые  ему  нужны  для  его  цели.


Кроме  этого,  по  всему  роману  разбросаны  многочисленные  сплетни  о  Кромвеле,  которые  представляют  его  чудовищем  и  которые  по  роману  —  самая  абсурдная  ложь.  (Знаменитая  сцена  многих  фильмов  об  Анне  Болейн:  Марка  Смитона,  дабы  вынудить  признание,  пытают  веревкой  с  узлами,  угрожают  ослепить  —  по  приказу  Кромвеля.  Но  в  этом  романе  вместо  пытки  Смитона  запирают  на  ночь  «с  Рождеством»  —  с  рождественскими  украшениями,  —  и  он,  перетрусив,  утром  во  всем,  что  от  него  требовали,  признается  со  страха.  Эпизод  не  такой  грубо  жестокий,  как  пытка,  но  по-другому  зловещий:  символ  утерянного  семейного  счастья  героя  романа,  Кромвеля,  превращен  невольно  в  орудие  гибели  Смитона,  впрочем,  по  роману  —  мерзкого  юнца).  Кромвель  замечает,  что  те,  кто  не  знает  его  лично,  чаще  всего  его  ненавидят,  но,  познакомившись,  ненавидят  лишь  некоторые.  Если  то  дурное,  что  говорят  о  Кромвеле,  скорее  всего  неправда,  то  и  показания  против  Анны  могут  быть  неправдой.  Читатель  романа  увидит  обстоятельства  гибели  королевы  с  точки  зрения  Кромвеля,  как  он  изображен  здесь,  без  полной  реконструкции  событий  «как  было  на  самом  деле».



Но  —  как  же  забыть  сцену  издевательского  придворного  спектакля  в  первом  романе?  —  все  жертвы  процесса  Анны  Болейн  так  или  иначе  виновны  в  падении  Вулси.  Или  же  у  них  есть  другие  грехи.  Кромвель  нашел  людей  виновных  —  хотя,  вероятно,  не  в  той  вине.  Так  что  Кромвель  по  роману  следует  мысли  Глеба  Жеглова:  «Наказания  без  вины  не  бывает».  Добавьте  сюда  все,  какие  придут,  мысли  о  диалоге  культур,  сходстве  или  отличии  исторических  ситуаций  и  оттенках  значения.


Помимо  Кромвеля  важный  положительный  герой  романа  —  Томас  Уайетт.  Кромвель  любит  поэта  Уайетта  и  преклоняется  перед  ним,  а  вместе  с  тем  Уайетт  сильно  рискует  из-за  своих  прежних  отношений  с  Анной.  Потому  Кромвель  отправляет  Уайетта  в  Тауэр  не  чтобы  погубить  —  чтобы  сохранить:  так  ему  удается  спрятать  Уайетта  от  угрозы  быть  привлеченным  к  процессу  Анны.  Описание  характера  Уайетта  в  романе  —  целое  признание  в  любви  и  восхищении  особенному  человеку,  которого  следует  беречь.


Об  отличиях  между  книгой  и  сериалом.  В  романе  «Волчий  зал»  делались  намеки  на  то,  что  Кромвелю  нравится  Джейн  Сеймур.  Естественно  ожидать,  что  если  он  в  финале  направляется  в  гости  к  ее  семье,  то  это  чтобы  ее  увидеть.  Но  …  вот  неожиданное  изменение:  в  продолжении  герой  после  казни  Мора  чувствует  себя  другим  человеком,  потому  свои  чувства  к  Джейн  он  забыл.  Или  говорит  себе,  что  забыл.  И,  заметив,  что  Джейн  привлекла  внимание  короля,  начинает  разрабатывать  план,  как  укрепить  свои  позиции  с  ее  помощью.  Если  Джейн  приблизит  король,  то  он  приблизит  и  ее  брата  Эдварда  Сеймура,  и  Кромвель  противопоставит  того  своим  недоброжелателям  в  окружении  короля.  Герой  пытается  уверить  себя,  что  Джейн  он  не  навредит:  король  не  будет  мстителен  со  своей  любовницей,  а  будет  писать  стихи  для  нее…  Даже  несмотря  на  такие  соображения,  план  по  отношению  к  Джейн  не  очень  благороден,  тем  более,  что  она,  как  можно  догадаться  по  кое-каким  фразам,  не  против  была  выйти  замуж  за  Кромвеля.  Герой,  как  и  раньше,  должен  чувствовать  себя  мужчиной,  поэтому  его  амурное  внимание  в  романе  обращается  в  другую  сторону  —  случайной  связи  и  вдовой  сестры  Джейн  Елизаветы  (тезки  его  умершей  жены,  на  этой  сестре  потом  должен  жениться  сын  Кромвеля).  В  фильме  поворот  этой  сюжетной  линии  сделан  логичнее  и  не  вредит  герою  в  глазах  зрителя:  Кромвель  заметил,  что  его  возлюбленная  Джейн  Сеймур  понравилась  королю,  и  понял,  что  должен  отказаться  от  нее.


Другое  отличие  —  это  финал.  И  в  романе,  и  в  фильме  он  намекает  на  будущие  события,  но  по-разному.  В  фильме  король  обнимает  Кромвеля,  и  это  означает  как  то,  что  сейчас  король  благодарен  и  счастлив,  так  и  то,  что  в  дальнейшем  он  Кромвеля  погубит.  В  финале  романа  герой  один  переживает  то,  что  он  сделал,  и  остается  наедине  и  со  своим  методом,  и  со  своими  предчувствиями.  Ранее  в  романе  его  уже  посещали  мысли  о  своей  уязвимости  и  о  том,  что  ему  не  удастся  получить  почетную  отставку.  Последняя  мысль  романа,  однако:  все  концы  на  самом  деле  —  начала.  Она  не  столь  оптимистична,  как  можно  подумать,  ведь  возвышение  Томаса  Кромвеля  тоже  является  началом,  но  для  его  конца.  Подобно  тому,  как  это  произошло  с  королевой  Анной,  да  и  будет  с  новой  королевой  Джейн.


В  заключение,  возвращаясь  к  аналогии  с  образом  Глеба  Жеглова:  хотя  у  Томаса  Кромвеля  в  романе  есть  более  молодые  помощники,  при  нем  нет  ни  одного  «Володи  Шарапова».  Он  сам  себе  тот  и  другой.  А  спорить  этим  двум  лицам  в  себе  с  равными  шансами  на  выигрыш  он  позволить  не  может  в  таком  деле,  где  его  личное  выживание  зависит  от  благосклонности  короля  Англии.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019631
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.08.2024


«Волчий зал» : битва двух Томасов за то, что есть совесть. Статья

Дневниковая  заметка  14  мая  2017  г.  


Еще  один  читательский  анализ  относительно  новой  и  знаменитой  серии  романов  не  повредит.  :-)



«Волчий  зал»  :  битва  двух  Томасов  за  то,  что  есть  совесть




О  романе  Хилари  Мантел  «Волчий  зал»  (Wolf  Hall)  и  экранизации  (первых  четырех  сериях  одноименного  сериала).


Из  тех  исторических  романов,  которые  я  читаю  на  английском  языке,  этот  пока  —  с  наиболее  масштабным  замыслом.  Во-первых,  разрушить  стереотип  Томаса  Кромвеля  (это  знаменитый  советник  Генриха  VIII,  крестный  отец  королевского  верховенства  над  церковью  и  один  из  главных  строителей  британской  государственности,  какой  она  ныне  является)  как  зловещего  и  бессердечного  кино-  и  сериального  негодяя.  Во-вторых,  предложить  образ  все  того  же  Томаса  Кромвеля  как  человека  и  создателя  Нового  времени,  который  пропускает  эпоху  через  себя:  Томас  Кромвель  (по  роману)  воплощает  и  осуществляет  необходимую  историческую  перемену  в  интересах  лучшей  жизни  —  не  только  личной,  а  жизни  своей  страны,  в  особенности  людей,  которые  не  принадлежат  к  верхам  общества.  В  третьих  —  убедить  читателя,  что  эта  перемена  была  необходима.


Роман  не  для  тех,  кто  любит  действие  —  большинство  его  читателей,  только  взяв  его,  уже  знают,  что  там  дальше  будет,  —  а  для  тех,  кто  любит  портреты.  В  особенности  не  совсем  ожиданные,  а  иногда  и  очевидно  новаторские  портреты  известных  исторических  личностей.  Например,  кардинал-канцлер  Томас  Вулси  в  романе  —  не  привычно  надменный  и  жадный,  как  и  не  просто  трудолюбивый  и  умный:  он  добродушный  человек  и  подлинно  великий  государственный  деятель,  до  которого,  по  мнению  автора  и  главного  героя,  Англия  была  ничем.


По  тому,  как  в  романе  сконструирован  положительный  образ  Томаса  Кромвеля,  можно  было  бы  создать  пособие  «Как  средствами  художественной  литературы  реабилитировать  традиционно  отрицательный  персонаж».


Нужно  вызвать  к  нему  читательскую  жалость.  Первая  сцена  романа  (в  фильме  отставлена  чуть-чуть  дальше  вглубь  первой  серии):  мальчика  Томаса  Кромвеля  избивает  его  поганый  папаша.  Томас  удирает  на  континент,  но  читатель  должен  сделать  вывод:  вот  в  таком  мире,  где  обычно,  что  проблемы  решаются  насилием,  герою  предстоит  жить.  Вообще  «Волчий  зал»  —  это  название  поместья  Сеймуров,  то  есть  семьи,  из  которой  происходит  будущая  королева  Джейн  Сеймур  и  где  во  время  действия  романа  раскрыто  прелюбодеяние:  у  отца  Джейн  связь  с  женой  старшего  сына.  Но  в  широком  смысле,  как  нетрудно  догадаться,  «Волчий  зал»  —  это  мир  людей-волков.  В  этом  мире  Томас  Кромвель  по  роману  —  еще  не  самый  жестокий,  и  он-то  как  раз  пытается  бороться  за  жалость  и  компромисс;  многие  жестокости  происходят  не  по  его  вине.  Прежде,  чем  начнется  большое  возвышение  Кромвеля,  он  теряет  свое  счастье:  от  потливой  горячки  умирают  его  жена  (они  женились  по  расчету,  но  удачно)  и  две  маленькие  дочери.


Нужно  показать  героя-мужчину  в  отношениях  с  женщинами  чувственным,  но  не  развратным:  чувственность  —  это  земная  привлекательность,  она  очеловечивает,  делает  располагающим.  Кромвель  время  от  времени  вспоминает  вдову,  с  которой  у  него  была  связь  в  Антверпене  —  значит,  была  у  него  любовь,  которую  он  так  и  не  смог  забыть,  но  воспоминание  не  мешало  его  браку.  Он  был  хорошим,  любящим  мужем;  после  смерти  жены  у  него  образовалась  на  время  связь  с  ее  замужней  сестрой  —  но  это  от  тоски,  потому,  что  та  была  на  жену  похожа.  Не  первой  молодости  Кромвель  нравится  женщинам.  Им  интересуется  Мэри,  сестра  Анны  Болейн,  а  Кромвель  интересуется  скромной  Джейн  Сеймур.


Затем,  надо  героя,  традиционно  воспринимаемого  как  безжалостный  и  своекорыстный  деятель,  показать  сострадательным  и  внимательным  к  тем,  кто  нуждается.  Томас  Кромвель  в  романе  регулярно  проявляет  такое  внимание  и  заслуживает  благодарность  простого  народа  (того,  который  близко  общается  с  ним).


Вероятно,  ключ  к  характеру  героя  в  романе  —  странник:  он  много  где  бывал,  много  повидал,  боролся  за  выживание  (рассказывается,  как  он  убил  с  целью  защиты),  а  также  за  бизнес,  узнал  много  о  людях.  В  Англии  его  принимают  за  иностранца,  например,  за  итальянца.  Кромвель  наблюдателен  и  талантлив.  Он  знает  много  языков  и  благодаря  освоенной  системе  отлично  запоминает.  Другой  ключ  —  выходец  из  низов,  как  и  кардинал  Вулси.  Это  последнее  помогает  Кромвелю  быть  свободным  от  тех  «традиционных  форм  мировоззрения»,  которые  характерны  для  английской  знати,  борющейся  за  титулы  и  земли,  —  у  него  более  свежий  взгляд  и,  по  мнению  автора,  верное  понимание  исторического  момента.  Бывший  в  том  числе  солдатом,  Кромвель  не  одобряет  войну  и  чужд  «завоевательному»  патриотизму,  по  этой  причине  прошлым  своей  страны  он  особо  не  восхищается  и  знает,  чем  англичане  вне  Англии  заслужили  нелюбовь.  Предпочтительная  для  Кромвеля  линия  поведения  —  гибкость,  не  означающая,  однако,  подлости.  Он  не  одобряет  фанатизма  ни  в  форме  наступления,  ни  в  форме  самопожертвования,  ни  католического,  ни  реформаторского.  Все  это  по  роману  должно  создавать  Томаса  Кромвеля  как  автора  тех  преобразований  в  Англии,  за  которые  он  возьмется.


Наконец,  для  того,  чтобы  герой  совсем  расположил  к  себе,  надо,  благо  есть  возможность,  поглубже  закопать  его  главного  оппонента  —  в  данном  случае  Томаса  Мора.  Мор,  что  называется,  интеллектуальный  извращенец.  Кромвель,  по  роману,  любит  людей  и  потому  может  идти  на  компромисс  и  быть  снисходительным.  Мор  любит  только  свою  славу,  а  слава  эта  буквоедская,  и  потому  он  во  всех  проявлениях  жесток.  Мор  не  только  сжигает  еретиков,  он  еще  и  старательно  их  пытает,  на  чем  автор  акцентирует  внимание;  он  еще  и  лишен  всякой  душевной  теплоты  даже  в  кругу  своей  семьи,  потому  что  все,  что  Мор  делает  даже  в  ней  похвального  (например,  дает  образование  детям,  занимается  древними  языками  с  любимой  дочерью),  он  делает  для  похвалы.  Автор  отдельно  проходится  насчет  явных  бестактностей  Мора,  высказанных  в  присутствии  гостей  в  отношении  его  близких,  и  презрительного  все-таки  отношения  к  женщинам,  особенно  —  ко  второй  жене.  Соблазнительно,  но  неверно  было  бы  считать,  что  Кромвель  и  Мор  в  этом  романе  представляют  собой  два  разных  типа  «ренессансных  гуманистов»:  оба  образованные  и  талантливые,  но  один,  Кромвель,  полностью  открыт  для  веяний  современности,  тогда  как  другой,  Мор,  цепляется  за  отжившие  формы  и  потому  должен  уступить.  Такой  подход  был  бы  несколько  снисходительным  для  Мора,  которого  автор  уничтожает.  Да,  действительно,  Кромвель  рассматривает  противостояние  с  Мором  как  схватку  Англии  и  Рима,  нового  и  старого.  Но,  по-моему,  точнее  было  бы  сказать,  что  два  тезки-антагониста  представляют  собой  в  романе  два  других  «типа»,  обычно  воспринимаемых  как  вневременные:  это  типы  конкретно  мыслящего  практика  и  сухого  академиста.  При  этом  так  же  обычно  считается,  что  не  академист,  а  практик  прав.


Таковое  изображение  Томаса  Мора  вызывает  невольное  и,  надо  признать,  дурацкое  желание  рявкнуть:  так  что  же,  все,  кто  до  сих  пор  уважал  сэра  Томаса,  —  дураки  либо  сволочи?  Дело  даже  не  в  самом  сэре  Томасе,  чьи  грехи  известны.  Дело  в  способе  изображения.  Когда  показаны  и  положительные,  и  отрицательные  черты  персонажа,  пусть  даже  они  не  могут  распределяться  равномерно,  это  художественное  изображение,  претендующее  если  не  на  беспристрастие,  то  хотя  бы  на  полноту.  Когда  подается  только  негатив,  это  информационная  война,  а  она  предполагает  предубежденность.  (Действительно,  автор  ведет  острую  полемику  с  католической  церковью).  Изо  всех  возможных  положительных  черт  Мору  оставлен  только  трудоголик,  но  и  это  не  является  хоть  малость  спасительным  для  репутации.  Даже  смерть  Мора,  о  которой  традиционно  можно  было  бы  сказать,  что  она  хоть  отчасти  искупает  его  дурные  деяния,  так  как  ради  того,  что  считал  правильным,  он  не  пощадил  себя,  —  в  этом  романе  не  вызывает  побеждающего  сочувствия,  а  выглядит  проявлением  тщеславия:  Мор,  живший  напоказ,  последовательно  хотел  «быть  хорошим»,  не  зная,  что  на  самом  деле  хорошо.


Кромвель  уважает…так  и  хочется  сказать  «заставляет  себя  уважать»  Мора.  Но,  как  носитель  противоположного  жизненного  принципа,  он  испытывает  к  Мору  нарастающую  бессознательную  ненависть.  Однажды  он  замечает,  что  Мор  может  убить  человека  из-за  неправильного  перевода.  (Что  интересно,  эта  мысль  приходит  Кромвелю  над  телом  его  умершей  дочки  —  очень  своевременно,  при  том  что  девочка  умерла  от  болезни,  а  значит,  убил  ее  не  Мор  в  смысле  Томас  Мор.  Однако,  это  значит  также,  что  сэра  Томаса  мне  следует  опасаться).  Все  же  Кромвель  должен  быть  изображен  гуманнее  Мора  и,  когда  приближается  финал,  говорит  ему:  я  бы  оставил  тебя  жить,  чтоб  ты  каялся  в  своих  жестокостях.  Настоящая  причина  казни  Мора  —  желание  королевы  Анны  Болейн  и  короля.


О  других  основных  персонажах  романа.  По  первой  совместной  сцене  Кромвеля  и  кардинала  Вулси  я  не  сразу  поняла,  каково  отношение  Кромвеля  к  патрону.  У  него  есть  причины  для  иронии  и  зависти  к  кардиналу,  так  как  у  того  детство  было  счастливее.  Чувствуется,  что  Кромвель  как  натура  сильнее  Вулси  именно  благодаря  своему  жизненному  опыту  и  умению  его  именно  так  осмыслить.  Впоследствии  видно,  что  они  хорошо  сработались:  и  Вулси  искренне  уважает  Кромвеля,  узнавая  в  нем  своего  политического  преемника  при  Генрихе  VIII,  и  Кромвель  искренне  верен  Вулси  и  защищает  его  в  беде.  Приближение  Кромвеля  к  королю  началось  вовсе  не  с  предательства  им  бывшего  патрона,  а  с  попыток  добиться  снятия  опалы  с  Вулси.  В  их  беседах  Кромвель  не  столько  многословен,  сколько  остроумен  и,  следовательно,  точен.  Кардинал,  напротив,  очень  болтлив  —  это  нужно,  видимо,  не  только  для  того,  чтобы  показать  доверие  кардинала  к  юристу,  но  и  для  того,  чтобы  читатель  увидел  события,  при  которых  Кромвель  лично  не  присутствует.  (В  сериале  симпатичный  кардинал  напомнил  Ростислава  Плятта  в  роли  скрипичного  мастера  Амати).


О  Генрихе  VIII  Вулси,  уже  опальный,  все  время  повторяет,  что  это  самый  лучший,  добрейший  христианский  принц,  и,  как  ни  странно  в  положении  кардинала,  не  иронизирует.  Генрих  VIII  приближается  к  читателю  как  бы  издали.  Вулси  говорит  о  нем  как  о  добром  государе  и  государе  —  любителе  удовольствий;  затем  Кромвель  после  очередной  беседы  с  патроном  предполагает,  что  у  короля  под  блестящей  внешностью  должно  скрываться  нутро  змеи.  Позднее  Кромвель  будет  столь  же  искренне  рад,  что  открыл  в  короле  именно  того  государя,  который  нужен  Кромвелю  для  его  реформ.  Государь  предоставляет  Кромвелю  делать,  что  тот  хочет,  при  условии,  что  Кромвель  обеспечит  то,  что  хочет  государь.  Наконец  появившись  собственной  персоной,  Генрих  для  начала  производит  впечатление  относительно  слабого  монарха,  любящего  веселиться  и  отстраняться  от  забот,  —  значит,  ему  нужен  помощник,  на  которого  эти  заботы  сбросить.  Он  также  любит  демонстрировать  свое  обаяние  и  очаровывать  —  ему  это  удается,  в  особенности  потому,  что  он,  действительно,  склонен  быть  добрым;  появляющийся  в  одном  эпизоде  Франциск  I  предстает  в  глазах  Кромвеля  куда  менее  привлекательным,  чем  Генрих  VIII.  Однако  по  роману  разбросано  несколько  намеков,  указывающих,  что  сотрудничество  английского  короля  с  Кромвелем  для  последнего  дурно  окончится.  И  Генрих  в  романе  настолько  озабочен  вопросом  своей  добродетели,  что  на  время  первой  беременности  еще  любимой  Анны  Болейн  возобновляет  интимное  общение  с  ее  сестрой  Мэри,  —  дабы  не  прекращать  упражнения.


(Первое  впечатление  от  короля  в  сериале:  до  чего  противный  перец!  Второе:  да  нет,  он  хитрый.  Это  уже  интереснее,  чем  ничего;  понятно,  чем  он  опасен).


Из  женских  персонажей  романа  надо  выделить  хотя  бы  Анну  Болейн.  Она  не  ведьма.  Кромвелю  она  сперва  сильно  неприятна  тем,  что  слишком  расчетлива:  все  подавляющая  расчетливость  —  ее  главное  пугающее  качество.  Кромвель  также  понимает,  что  Анна  не  признает  препятствий  на  пути  к  цели.  Постепенно  они  срабатываются  и  Кромвель  даже  начинает  замечать  красоту  Анны.  По  сравнению  с  ней  королева  Екатерина  Арагонская  вызывает  сочувствие  Кромвеля,  но  и  неприятна  ему  той  самой  чертой,  которой  он  противостоит:  фанатизмом,  не  религиозным,  а  жизненным,  непризнанием  уступок.


О  стилистических  приемах  романа.  Строится  повествование  преимущественно  как  внутренний  монолог  Томаса  Кромвеля,  то  есть  все  события  и  лица  показаны  с  его  точки  зрения,  главным  образом  в  настоящем  времени.  О  нем  самом  при  этом  речь  идет  в  третьем  лице:  чаще  —  «он»,  чем  «Томас  Кромвель».  Это  не  совсем  удобно:  предложений  вроде  «он  ему  говорит»  в  романе  немало.


В  романе  велика  роль  косвенной  характеристики.  Обычные  протагонисты  истории  «Великого  дела  короля»  —  Генрих  VIII,  Екатерина  Арагонская,  Анна  —  не  сразу  являются  перед  читателем,  а  представлены  ему  с  чужих  слов;  они  не  входят  в  роман  сразу,  а  постепенно  приближаются.  Это  как  раз  удобно,  так  как  позволяет  выразительно  объяснить,  как  мнение  о  каждом  из  них  может  изменяться.  Несмотря  на  даты,  проставленные  в  «содержании»,  временного  отрезка  действия  в  романе  нет,  а  есть  сплошной  поток  времени  и  истории.  Благодаря  рассказам  Вулси,  размышлениям  Кромвеля  и  вставным  новеллам  автора  действие  романа  достигает  эпохи  Генриха  VIII,  начинаясь  еще  от  древнейших  времен  легендарного  открытия  Британских  островов,  а  отдельные  намеки  достигают  даже  времен,  скрытых  в  будущем.  В  одном  эпизоде  Кромвель  размышляет:  это  как  же  появление  печатного  пресса  расширило  понятие  государственной  измены…  Так  и  хочется  за  ним  вставить:  а  что  будет,  когда  Интернет  появится…


В  романе  много  вставных  сценок,  когда  персонажи  пытаются  сыграть  тот  или  иной  эпизод,  как  в  театре.  Это  должно,  кажется,  создать  атмосферу  истории  как  большой  пьесы,  в  которой  смешаны  известные  театральные  жанры.  Повествование,  однако,  производит  впечатление  не  пьесы,  а  такого  «большого  полотна  людей  и  событий»  —  ну  вроде  гобелена  в  кабинете  канцлера  Вулси,  только  сцена  выткана  больше,  чем  одна.


Есть  узнаваемые  мотивы,  известные  по  шекспировским  пьесам,  только  они  слегка  изменены  и  «перевернуты».  Например,  реплика  «Слова,  слова,  всего  лишь  слова»,  подобная  гамлетовской,  становится  темой  антигероя,  Томаса  Мора.  Диалог  Генриха  и  Кромвеля,  которым  король  обещает  впредь  приблизить  к  себе  юриста,  напоминает  сцену  принца  Генриха  и  Фальстафа,  в  которой  принц,  напротив,  обещает  Фальстафа  от  своей  особы  отставить.  В  заключительной  заметке  автор  сообщает,  что  концепция  отношений  Вулси  и  Кромвеля  взята  из  биографического  сочинения  современника  (и  одного  из  персонажей  романа),  которое  повлияло  в  том  числе  на  пьесу  Шекспира  «Генрих  VIII».


Еще  один  интересный  прием  —  чтение  картины.  Когда  Кромвель  рассматривает  картину  Гольбейна-младшего,  изображающую  семейство  Мора,  он  видит  в  ней  свидетельство  отталкивающей  натуры  Мора,  и  это  правда.  Когда  тот  же  Гольбейн,  приятель  Кромвеля,  пишет  при  большой  занятности  уже  его  портрет  и  Кромвель  на  картине  выходит  похожим  на  убийцу,  это  только  полуправда  —  то,  что  могло  бы  сделать  Кромвеля  приятнее  в  глазах  зрителя,  не  попало  на  этот  портрет.


Роман  рассчитан  на  медленное  внимательное  чтение.  Сериал  оставляет  впечатление  быстрого  движения  к  чему-то  печальному.  Вместо  внутреннего  монолога  Кромвеля  здесь  долгое  молчание  и  выразительные  лица.  Благодаря  паузам  и  взглядам  фильм  производит  впечатление  очень  интеллектуального  зрелища  как  для  «исторического  костюмного»  жанра.  Со  внутренним  монологом  главного  героя  исчезла  часть  богатства  романа,  но  зато  другие  персонажи,  в  частности  Мор,  получили  больше  возможности  говорить  за  себя,  а  не  через  посредство  восприятия  их  Кромвелем.  Томас  Мор  в  фильме  получает  возможность  вызвать  жалость  к  себе  тем,  как  он  смотрит  и  молчит.
Затем,  сериал  снят  не  по  одному  роману,  а  по  двум.  Я  же  пока  осилила  только  один,  поэтому  о  последних  двух  сериях  сериала  выскажусь,  когда  осилю  продолжение.


Больше  всего  мне  нравится  в  романе  «Волчий  зал»  то,  что  он  не  боится  быть  сложным  чтением.  К  сожалению  или  нет,  я  не  подходящий  судья  для  спора  между  Лондоном  и  Римом,  так  они  оба  мне  по-разному  интересны  и  дороги,  и  я  даже  нахожу,  что  Лондон  —  это  отчасти  такой  «панковский  Рим».  Для  заключения  я  придумала  вот  что:  история  в  романе  —  это  тоже  вариант  «близнечного  мифа»,  где  Томас  Кромвель  —  персонаж-«трикстер»  (с  точки  зрения  других  персонажей),  а  Вулси,  Мор  и  король  Генрих  —  три  персонажа  в  парном  ему  амплуа  «героя».  Два  «героя»  исчезают  до  конца  первого  романа,  но  читатель  знает,  что  в  будущем  оставшийся  «герой»  должен  погубить  «трикстера».


Однажды  поражает  обилие  людей  по  имени  Томас  вокруг  Генриха  VIII.  Я  для  себя  решила,  что  их  так  называли  в  честь  Томаса  Бекета  —  а  если  так,  значит,  это  множество  Томасов  создает  странноватый  пролог  для  крутого  религиозного  поворота  в  английской  истории.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1019630
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.08.2024


Isabella Whitney. The Admonition Перевод (шуточный)

Isabella  Whitney.
The  Admonition  by  the  Author  to  All  Young  Gentlewomen,
and  to  All  Other  Maids,  Being  in  Love.  Перевод  (шуточный)

В  этом  стихотворении  английская  ренессансная  дама-поэт  Изабелла  Уитни  призывает  влюбленных  дам  и  девиц  не  быть  доверчивыми  к  признаниям  своих  кавалеров.  Утверждает,  что  научена  горьким  опытом  (о  нем  мы  уже  знаем)  и  демонстрирует  немалую  эрудицию  в  сфере  античной  мифологии.

Эти  стихи  я  попробовала  перевести.  Только...  я  придумала  шутку:  решила  поэкспериментировать  с  формой.  Если  ренессансная  дама  показывает,  что  читала  древнеримского  сладострастника  (как  известно,  впоследствии  -  изгнанника)  Овидия,  почему  бы  и  нам  не  показать,  что  мы  его  читали?  :-)  И  уважаем.


Источник  оригинала:
Elizabethan  Poetry:  An  Anthology  (Dover  Thrift  Editions),  edited  by  Bob  Blaisdell,  2005.

Оригинал:

Isabella  Whitney  (fl.  1567–1573)

The  Admonition  by  the  Author  to  All  Young  Gentlewomen,
and  to  All  Other  Maids,  Being  in  Love


Ye  Virgins,  that  from  Cupid's  tents
do  bear  away  the  foil!
Whose  hearts  as  yet  with  raging  love
most  painfully  do  boil:

To  you,  I  speak!  For  you  be  they
that  good  advice  do  lack;
O  if  I  could  good  council  give,
my  tongue  should  not  be  slack!

But  such  as  I  can  give,  I  will
here  in  a  few  words  express:
Which  if  you  do  observe,  it  will
some  of  your  care  redress.

Beware  of  fair  and  painted  talk!
Beware  of  flattering  tongues!
The  Mermaids  do  pretend  no  good,
for  all  their  pleasant  Songs!

Some  use  the  tears  of  crocodiles,
contrary  to  their  heart:
And  if  they  cannot  always  weep,
they  wet  their  cheeks  by  Art.

Ovid,  within  his  Art  of  Love,
doth  teach  them  this  same  knack:
To  wet  their  hand,  and  touch  their  eyes;
as  oft  as  tears  they  lack.

Why  have  ye  such  deceit  in  store?
have  you  such  crafty  while?
Less  craft  than  this,  God  knows,  would  soon
us  simple  souls  beguile!

But  will  ye  not  leave  off;  but  still
delude  us  in  this  wise?
Sith  it  is  so,  we  trust  we  shall
take  heed  to  feigned  lies.

Trust  not  a  man  at  the  first  sight!
but  try  him  well  before:
I  wish  all  Maids,  within  their  breasts,
to  keep  this  thing  in  store.

For  trial  shall  declare  the  truth,
and  show  what  he  doth  think:
Whether  he  be  a  Lover  true,
or  do  intend  to  shrink.

If  Scylla  had  not  trust  too  much
before  that  she  did  try;
She  could  not  have  been  clean  forsake,
When  she  for  help  did  cry.

Or  if  she  had  had  good  advice,
Nisus  had  lived  long!
How  durst  she  trust  a  stranger,  and
do  hear  dear  father  wrong!

King  Nisus  had  a  hair  by  fate;
which  hair  while  he  did  keep,
He  never  should  be  overcome,
neither  on  land  nor  deep.

The  stranger,  that  the  daughter  loved,
did  war  against  the  King;
And  always  sought  how  that  he  might
them  in  subjection  bring.

This  Scylla  stole  away  the  hair,
for  to  obtain  her  will:
And  gave  it  to  the  stranger,  that
did  straight  her  father  kill.

Then  she,  who  thought  herself  most  sure
to  have  her  whole  desire,
Was  clean  reject,  and  left  behind;
When  he  did  home  retire.

Or  if  such  falsehood  had  been  once
unto  Oenone  known;
About  the  fields  of  Ida  wood,
Paris  had  walked  alone!

Or  if  Demophoon's  deceit,
to  Phillis  had  been  told;
She  had  not  been  transformed  so,
as  Poets  tell  of  old.

Hero  did  try  Leander's  truth
before  that  she  did  trust;
Therefore  she  found  him  unto  her
both  constant  true  and  just.

For  he  always  did  swim  the  sea,
when  stars  in  sky  did  glide;
Till  he  was  drowned  by  the  way,
near  hand  unto  the  side.

She  scratched  her  face,  she  tare  her  hair,
it  grieveth  me  to  tell,
When  she  did  know  the  end  of  him
that  she  did  love  so  well.

But  like  Leander  there  be  few;
therefore,  in  time,  take  heed!
And  always  try  before  you  trust!
So  shall  you  better  speed.

The  little  fish  that  careless  is
within  the  water  clear,
How  glad  is  he,  when  he  doth  see
a  bait  for  to  appear!


He  thinks  his  hap  right  good  to  be,
that  he  the  same  could  spy;
And  so  the  simple  fool  doth  trust
too  much  before  he  try.

O  little  fish,  what  happ  hadst  thou,
to  have  such  spiteful  fate!
To  come  into  one's  cruel  hands,
out  of  so  happy  state.

Thou  didst  suspect  no  harm,  when  thou
upon  the  bait  didst  look:
O  that  thou  hadst  had  Lynceus's  eyes,
for  to  have  seen  the  hook!

Then  hadst  thou,  with  thy  pretty  mates,
been  playing  in  the  streams;
Where  as  Sir  Phoebus  daily  doth
shew  forth  his  golden  beams

But  sith  thy  fortune  is  so  ill
to  end  thy  life  on  shore;
Of  this,  thy  most  unhappy  end,
I  mind  to  speak  no  more.

But  of  thy  fellow's  chance  that  late
such  pretty  shift  did  make
That  he,  from  fisher's  hook  did  sprint
before  he  did  him  take.

And  now  he  pries  on  every  bait,
suspecting  still  that  prick
For  to  lie  hid  in  everything,
wherewith  the  fishers  strike.

And  since  the  fish  that  reason  lacks,
once  warned,  doth  beware:
Why  should  not  we  take  heed  to  that
that  turneth  us  to  care.

And  I,  who  was  deceived  late
by  one's  unfaithful  tears,
Trust  now  for  to  beware,  if  that
I  live  this  hundred  years.


Мой  перевод:

Изабелла  Уитни  (публиковалась  в  1567  и  1573  годах  )

Предупреждение

(Предупреждение  автора  всем  молодым  благородным  дамам  и  просто  девушкам,  которые  влюблены)

Девы!  Пришлось  претерпеть  беды  вам  от  Купидона.
Яростна  ваша  любовь,  боль  причиняет  сердцам.

К  вам  обратиться  хочу.  Вам  добрый  совет  будет  кстати.
Если  б  спросили  меня,  резвым  бы  был  мой  язык.

Речи  украшенной  бойтесь!  Бегите  поклонников  льстивых!
Сладко  сирены  поют,  тем  и  опасны  они!

Плачет  иной  лицемерно,  лия  крокодиловы  слезы.
Плакать  не  может  всегда  -  к  гриму  прибегнет  легко.

Учит  Овидий-хитрец  в  "Искусстве  любви"  притворяться:
Слез  не  хватает  -  глаза  вытри  ты  влажной  рукой!

Столько  уловок  зачем?  Не  слишком  ли  много  искусства?
Меньшего  хватит  вполне,  чтобы  простушек  пленять!

Но  ловкачей  не  унять,  ложь  считают  оружьем  отличным....
Что  ж,  защищаясь  от  них,  мы  распознаем  ее.

Сразу  мужчине,  прошу  вас,  не  верьте!  Его  испытайте!
Если  бы  девушки  все  помнили  этот  совет!

Истинный  ход  его  мыслей  вам  испытанье  откроет:
Искренне  любит  он  вас  или  побег  на  уме.

Скилла,  когда  б  не  спешила  довериться  без  испытанья,
То,  умоляя  помочь,  брошена  бы  не  была.

Или  разумный  совет  приняла  бы  -  Нис  прожил  бы  дольше.
Верить  могла  чужаку  и  навредила  отцу!

Нису-царю  даровала  судьба  чудодейственный  волос:
С  ним  на  земле  и  воде  непобедимым  был  царь.

Но  чужеземец  напал,  а  царевна  его  полюбила.
Чтоб  победить  на  войне,  враг  верный  способ  искал.

Скилла,  мечте  подчинясь,  выкрала  волос  отцовский.
Волос  вручила  врагу  -  жизни  лишился  отец!

Думала  уж,  что  достигла  желанного,  но  обманулась:
Ведь,  отбывая  домой,  просто  отверг  он  ее.

Если  б  подобный  обман  стал  бедняжке  Эноне  известен,
Верно,  в  Идейских  лесах  был  бы  Парис  одинок!

Или,  как  лжив  Демофонт,  предупредили  б  Филлиду,  -
Не  превратилась  бы  так,  как  нам  поэты  твердят.

Геро  была  осмотрительней  и  испытала  Леандра.
Честность  примерную  в  нем  и  постоянство  нашла.

Море  он  переплывал,  всякий  раз,  как  засветятся  звезды,
Но  утонул  он  в  пути,  хоть  уж  близ  берега  был.

Горько  сказать,  как  лицо  и  волосы  Геро  терзала,
Плача  о  друге,  узнав,  как  ее  милый  погиб!

Все  же  признаем,  что  мало  таких,  как  Леандр.  Значит,  будем
Мы  осторожны  во  всем.  Не  испытала  -  не  верь!

Рыбку  представьте,  что  плавает  в  чистой  воде  беззаботно.
Видит  -  наживка  пред  ней.  Счастлива  будет  она!

Думает:  ей  повезло!  Ведь  получит  сейчас  угощенье!
Не  испытав  ловкача,  так  и  простушка  решит!

Бедная  рыбка!  Судьба  твоя  жалости,  право,  достойна.
Ты,  наслаждаясь,  жила  -  гибнешь  в  жестоких  руках.

Видя  наживку,  о  зле  ты  и  не  подумала  даже.
Нужен  Линкея  был  глаз,  чтобы  крючок  разглядеть!

Ты  средь  веселых  подруг  в  потоке  прозрачном  играла,
Тешилась  меж  золотых  светлого  Феба  лучей.

Ныне  же  на  берегу  ты  погибнешь...  Так  думать  печально!
Твой  огорчает  конец,  больше  о  нем  не  скажу.

Лучше  скажу  о  подруге  твоей,  что  гораздо  счастливей:
Хоть  уж  была  на  крючке,  все  же  сорваться  смогла.

Нынче  наживки  любой  осторожно  она  избегает,
Зная:  на  пользу  себе  ложь  рыбаки  обратят.

Рыба,  хотя  неразумна,  учиться  на  опыте  стала.
Нужно  беречься  и  нам,  чтобы  не  ведать  тревог.

Лживым  поверив  слезам,  я  недавно  сама  обманулась.
Хоть  бы  сто  лет  я  жила  -  буду  стеречься  всегда.

Перевод  22.09,  27.  09.2020

Примечание  переводчицы.  Упоминаемые  в  стихах  мифологические  персонажи:

Cкилла  -  дочь  царя  Мегары  Ниса,  отдала  волос  своего  отца  знаменитому  царю  Миносу.  В  "Метаморфозах"  Овидия  Минос  не  убивает  ни  ее,  ни  Ниса,  а  просто  уплывает,  исполнившись  отвращения  к  Скилле.

Энона  -  фригийская  наяда,  была  женой  Париса  до  тех  пор,  пока  он  не  предпочел  Елену.

Филлида  и  Демофонт  -  Демофонт  был  сыном  Тезея  и  женился  на  фракийской  царевне  Филлиде,  но  уехал  от  нее  и  не  вернулся  к  назначенному  сроку.  Филлида,  страдая  в  разлуке,  повесилась  и  была  превращена  богами  в  миндальное  дерево.  Когда  Демофонт,  наконец  вернувшись,  обнял  ствол  дерева,  оно  расцвело.

Геро  и  Леандр  -  Леандр  каждую  ночь  переплывал  Геллеспонт,  стремясь  к  своей  возлюбленной  Геро  из  Сеста,  жрице  Афродиты,  пока  однажды  не  утонул.  Геро  тогда  бросилась  в  море.

Линкей  -  здесь:  один  из  аргонавтов,  отличавшийся  острым  зрением.

В  качестве  возражения  вспоминается  знаменитая  "Перчатка"  Шиллера:  когда  дама  испытывает  рыцаря  (с  опасностью  для  его  жизни),  тот  понимает,  что  она  его  не  любит.

Приписка  тов.  Овидия  (Публия  Овидия  Назона).

Девы!  Обдуман  совет  -  вы  его  со  вниманьем  примите.
После  придите  ко  мне.  Я  вам  другое  спою.

:-)

Перевод  опубликован  на  бумаге  в  сборнике:  И  музы,  и  творцы.  Несколько  поэтесс  эпохи  европейского  Возрождения  /  сост.  и  пер.  Валентины  Ржевской.  2-е  изд.,  доп.  –  Одесса  :  «Фенікс»,  2021.  –  С.39-41.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018823
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.07.2024


Isabella Whitney To her Unconstant Lover Перевод


В  этом  стихотворении,  встреченном  мной  в  двух  антологиях  английской  ренессансной  поэзии,  лирическая  героиня  упрекает  своего  возлюбленного,  собравшегося  жениться  на  другой.
В  качестве  источника  вдохновения  указывают  поэму  Овидия  "Героиды",  в  которой  героини  античной  мифологии  пишут  письма  своим  мужьям  и  возлюбленным.  Лирическая  героиня  демонстрирует  эрудицию,  перечисляя  неверных  античных  любовников  и  античных  дам,  которым  следует  уподоблять  достойную  возлюбленную,  -  все  это,  видимо,  с  целью  пробудить  совесть  провинившегося  адресата.
Что  меня  привлекает  в  этом  стихотворении:  соотношение  формы  и  содержания.  Форма  такова,  что  тон  стихов  как  будто  шутливый,  а  понятно,  что  на  сердце  у  лирической  героини  тяжело.  Вероятно,  она  пытается  бороться  со  своей  печалью.


Источник  оригинала  и  сведений  об  авторе:

Sixteenth-Century  Poetry.  An  Annotated  Anthology.  Edited  by  Gordon  Braden.  Blackwell  Publishing,  2005.

Оригинал:


Isabella  Whitney  (fl.  1567–1573)

To  her  Unconstant  Lover

As  close  as  you  your  wedding  kept,  yet  now  the  truth  I  hear,
Which  you  (yer  now)  might  me  have  told;  what  need  you  nay  to  swear?

You  know  I  always  wished  you  well,  so  will  I  during  life;
But  sith  you  shall  a  husband  be,  God  send  you  a  good  wife.

And  this  (whereso  you  shall  become)  full  boldly  may  you  boast:
That  once  you  had  as  true  a  love  as  dwelt  in  any  coast,

Whose  constantness  had  never  quailed  if  you  had  not  begun;
And  yet  it  is  not  so  far  past  but  might  again  be  won,

If  you  so  would  –  yea,  and  not  change  so  long  as  life  should  last.
But  if  that  needs  you  marry  must,  then  farewell,  hope  is  past.

And  if  you  cannot  be  content  to  lead  a  single  life
(Although  the  same  right  quiet  be),  then  take  me  to  your  wife.

So  shall  the  promises  be  kept  that  you  so  firmly  made.
Now  choose  whether  ye  will  be  true,  or  be  of  Sinon’s  trade,

Whose  trade  if  that  you  long  shall  use,  it  shall  your  kindred  stain.
Example  take  by  many  a  one  whose  falsehood  now  is  plain:

As  by  Aeneas  first  of  all,  who  did  poor  Dido  leave,
Causing  the  Queen  by  his  untruth  with  sword  her  heart  to  cleave.

Also  I  find  that  Theseus  did  his  faithful  love  forsake,
Stealing  away  within  the  night  before  she  did  awake.

Jason  that  came  of  noble  race  two  ladies  did  beguile;
I  muse  how  he  durst  show  his  face  to  them  that  knew  his  wile.

For  when  he  by  Medea’s  art  had  got  the  fleece  of  gold,
And  also  had  of  her  that  time  all  kind  of  things  he  would,

He  took  his  ship  and  fled  away,  regarding  not  the  vows
That  he  did  make  so  faithfully  unto  his  loving  spouse.

How  durst  he  trust  the  surging  seas,  knowing  himself  forsworn?
Why  did  he  scape  safe  to  the  land  before  the  ship  was  torn?

I  think  King  Aeolus  stayed  the  winds,  and  Neptune  ruled  the  sea;
Then  might  he  boldly  pass  the  waves,  no  perils  could  him  slay.

But  if  his  falsehood  had  to  them  been  manifest  before,
They  would  have  rent  the  ship  as  soon  as  he  had  gone  from  shore.

Now  may  you  hear  how  falseness  is  made  manifest  in  time,
Although  they  that  commit  the  same  think  it  a  venial  crime,

For  they  for  their  unfaithfulness  did  get  perpetual  fame.
Fame?  Wherefore  did  I  term  it  so?  I  should  have  called  it  shame.

Let  Theseus  be,  let  Jason  pass,  let  Paris  also  scape
That  brought  destruction  unto  Troy  all  through  the  Grecian  rape,

And  unto  me  a  Troilus  be;  if  not,  you  may  compare
With  any  of  these  persons  that  above  express;d  are.

But  if  I  cannot  please  your  mind,  for  wants  that  rest  in  me,
Wed  whom  you  list,  I  am  content  your  refuse  for  to  be.

It  shall  suffice  me,  simple  soul,  of  thee  to  be  forsaken;
And  it  may  chance,  although  not  yet,  you  wish  you  had  me  taken.

But  rather  than  you  should  have  cause  to  wish  this  through  your  wife,
I  wish  to  her,  ere  you  her  have,  no  more  but  loss  of  life.

For  she  that  shall  so  happy  be  of  thee  to  be  elect,
I  wish  her  virtues  to  be  such,  she  need  not  be  suspect.

I  rather  wish  her  Helen’s  face  than  one  of  Helen’s  trade,
With  chasteness  of  Penelope,  the  which  did  never  fade;

A  Lucrece  for  her  constancy,  and  Thisbe  for  her  truth.
If  such  thou  have,  then  Peto  be:  not  Paris,  that  were  ruth.

Perchance  ye  will  think  this  thing  rare  in  one  woman  to  find;
Save  Helen’s  beauty,  all  the  rest  the  gods  have  me  assigned.

These  words  I  do  not  speak  thinking  from  thy  new  love  to  turn  thee.
Thou  knowst  by  proof  what  I  deserve;  I  need  not  to  inform  thee.

But  let  that  pass.  Would  God  I  had  Cassandra’s  gift  me  lent;
Then  either  thy  ill  chance  or  mine  my  foresight  might  prevent.

But  all  in  vain  for  this  I  seek;  wishes  may  not  attain  it.
Therefore  may  hap  to  me  what  shall,  and  I  cannot  refrain  it.

Wherefore,  I  pray,  God  be  my  guide  and  also  thee  defend
No  worser  than  I  wish  myself,  until  thy  life  shall  end.

Which  life,  I  pray,  God  may  again  King  Nestor’s  life  renew,
And  after  that  your  soul  may  rest  amongst  the  heavenly  crew.

Thereto  I  wish  King  Xerxes’  wealth,  or  else  King  Croesus’  gold,
With  as  much  rest  and  quietness  as  man  may  have  on  mold.

And  when  you  shall  this  letter  have,  let  it  be  kept  in  store;
For  she  that  sent  the  same  hath  sworn  as  yet  to  send  no  more.

And  now  farewell,  for  why  at  large  my  mind  is  here  expressed;
The  which  you  may  perceive  if  that  you  do  peruse  the  rest.


Мой  перевод:


Изабелла  Уитни  (публиковалась  в  1567  и  1573  годах  )

Неверному

Хоть  долго  правду  ты  скрывал,  я  все  смогла  узнать.
Ты  б  объявил,  что  женишься  ...  зачем  же  отрицать?

Желаю  счастья  я  тебе,  звать  горе  не  начну.
Стать  хочешь  мужем  -  пусть  Господь  даст  добрую  жену!

Уж  что  б  с  тобою  ни  было,  ты  не  соврешь,  хвалясь:
Была  подруга  у  тебя,  в  любви  она  клялась.

Не  изменила  б  верности  -  ты  первый  изменил,
И  то,  когда  б  раскаялся,  назад  бы  принят  был.

Когда  б  ...  и  продолжала  бы  всегда  тебя  любить.
Но,  раз  жениться  ты  решил  -  что  ж,  я  должна  простить.

И  если  впрямь  пресытился  ты  жизнью  холостой
(Хоть  есть  в  ней  преимущества),  меня  возьми  женой!

Обет,  что  прежде  ты  мне  дал,  не  будет  посрамлен.
Так  выбирай  же:  честным  быть  иль  лживым,  как  Синон.

Избрав  Синону  подражать,  ты  род  свой  заклеймишь,
Как  эти  вот  изменники  -  в  их  ряд  ты  встать  спешишь.

Энея  первым  назову:  Дидону  бросил  он.
Тогда  пронзила  грудь  свою  несчастная  мечом.

Тезей  неверным  также  был:  от  верной  он  бежал
В  ночи,  пока  она  спала,  -  союз  их  разорвал.

Ясон  хорошей  был  семьи,  но  дам  он  предал  двух.
Стыдиться  должен  был  смотреть  в  глаза  он  всем  вокруг!

Ведь  получить  ему  руно  Медея  помогла,
И  все,  чего  мог  пожелать,  она  ему  дала,

А  он?  Взошел  он  на  корабль,  о  клятвах  позабыв,
Что  дал  супруге  любящей,  и  верность  оскорбив.

Как  мог  он  морю  доверять,  раз  был  неверен  сам?
Зачем  не  стал  его  корабль  потехой  злым  волнам?

Ветрам  послал  приказ  Эол,  Нептун  волнам  велел,
Чтоб  он  спокойно  мог  доплыть,  лишений  не  терпел.

Узнать,  как  этот  путник  лжив,  им  не  было  дано,
А  то  корабль,  едва  отплыв,  отправился  б  на  дно.

Неверность  мною  названных  мужчин  в  веках  видна,
Хоть,  кто  грешит  так,  думает:  простительна  она,

Стоит  на  этих  подвигах  их  слава  с  давних  пор...
Зачем  сказала  "слава"  я?  Нет,  я  скажу  -  позор!

Да  ладно  уж,  Тезей,  Ясон,  Парис  -  и  тот  грешил:
Жену  чужую  он  украл  и  Трою  погубил...

Ты  будь  Троилом  для  меня.  А  нет    -  так  будь  хвалим:
С  любым  из  перечисленных  делами  ты  сравним!

Но,  если  правда  -  я  тебе  не  в  силах  угодить,
Женись  на  ком  угодно.  Я  сумею  отступить.

Довольна  буду  даже  тем,  что  ты  меня  бросаешь  ...
Ведь,  может  быть,  -  хоть  не  сейчас  -  вернуться  пожелаешь.

Но  если  будешь,  взяв  жену,  о  прошлом  ты  жалеть  -
Желала  б  я  жене  твоей  до  свадьбы  умереть.

Затем,  что  та,  кого  избрал,  должна  быть  такова,
Чтоб  не  могла  придраться  к  ней  недобрая  молва.

С  Еленой  будет  схожа  пусть,  не  нравом  -  красотой,
И  с  Пенелопой  пусть  она  сравнится  чистотой.

Лукрецией  по  верности  и  любящей,  как  Фисба,
Пусть  будет.  Ты  с  ней  Пито  стань  -  не  обернись  Парисом...

Ты,  верно,  думаешь:  всего  в  одной  найти  нельзя.
Но  все  -  хоть  без  Елениной  красы  -  имею  я.

Не  жду,  чтоб  от  избранницы  ты  новой  отвратился  -
А  в  том,  что  о  себе  не  лгу,  ты  раньше  убедился.

Но...  ты  прощен.  Хотела  б  прорицать,  Кассандрой  быть,
Твое  несчастье  иль  мое  сумела  б  отвратить.

Однако  лишь  мечтать  могу.  Мне  не  дано  свершенья.
Судьбу  свою  должна  принять  я  без  сопротивленья.

Пусть  мне  Господь  укажет  путь  и  охранит  тебя,
Прошу  тебе  не  меньше,  чем  просила  б  для  себя.

Молюсь:  жизнь  Нестора-царя  своей  ты  повтори;
Скончавшись,  к  душам  праведным  на  небо  воспари.

Еще  молюсь  я,  чтоб  ты  был  как  Ксеркс  иль  Крез  богат,
Душой  покоен  был  всегда,  не  знал  больших  утрат.

И,  это  получив  письмо,  прошу,  храни  его.
Тебе  писать  я  впредь  -  клянусь!  -  не  буду.  Ничего.

Теперь  -  прощай!  Что  на  душе,  хотела  я  сказать.
Надеюсь,  сможешь  ты  понять,  когда  ты  смог  читать.

Перевод  18-19.  09.  2020

Примечания:  Синон  -  грек,  убедивший  троянцев  принять  "троянского  коня".  То  есть,  он  упоминается  как  воплощение  коварства.

Говоря,  что  Ясон  предал  двух  дам,  лирическая  героиня  имеет  в  виду,  что  прежде  Медеи  он  оставил  царицу  Лемноса  Ипсипилу,  которая  родила  от  него  двоих  сыновей.

Троил  -  герой  Троянской  войны  (со  стороны  Трои),  троянский  царевич,  считавшийся  в  Средние  века  и  эпоху  Возрождения  образцом  верного  любовника  (в  отличие  от  его  возлюбленной  Крессиды.  См.,  например,  произведения  Чосера  и  Шекспира  на  эту  тему).  Поэтому  лирическая  героиня  противопоставляет  Троила  перечисленным  выше  неверным  возлюбленным.

Не  совсем  понятно,  кто  такой  Пито.  Комментарий  в  издании,  по  которому  цитируется  оригинал,  поясняет,  что  это  может  быть  Уильям  Пито  (ум.  1558),  выдающийся  представитель  духовенства  при  Генрихе  VIII,  сохранивший  верность  королеве  Екатерине  Арагонской  и  ее  дочери  Марии  I.  Но,  так  как  странно,  что  он  упоминается  среди  античных  героев,  предлагается  также  считать,  что  peto  -  это  латинское  слово,  означающее,  "я  настоятельно  прошу".

В  этом  случае  можно  перевести  "Ты  с  ней,  я  прошу,  не  обернись  Парисом..."

Перевод  опубликован  на  бумаге  в  сборнике:  И  музы,  и  творцы.  Несколько  поэтесс  эпохи  европейского  Возрождения  /  сост.  и  пер.  Валентины  Ржевской.  2-е  изд.,  доп.  –  Одесса  :  «Фенікс»,  2021.  –  С.36-38.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018822
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.07.2024


Роберт Сідні. The sun is set, and masked night. Переклад


The  sun  is  set,  and  masked  night

T  H  E  sun  is  set,  and  masked  night
Veils  heaven’s  fair  eyes:
Ah  what  trust  is  there  to  a  light
That  so  swift  flies?
A  new  world  doth  his  flames  enjoy,
New  hearts  rejoice:
In  other  eyes  is  now  his  joy,
In  other  choice.



Мій  український  переклад

Зникло  сонце,  нічка  небу
Очі  зав’язала.
Чом,  промінчику  невірний,
Вірить  тобі  мала?

Іншій  далині  ти  світиш,
Людям  втішно  сяєш,
Розважаєш  інші  очі:
Сам-бо  обираєш.

Переклад  10.08.2015

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018772
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 30.07.2024


Стихи сэра Роберта Сидни, брата Филипа. Переводы

(Биографическая  справка,  если  она  нужна).  Кроме  очень  знаменитых  поэтов  брата  Филипа  и  сестры  Мэри,  графини  Пембрук,  в  семье  Сидни  был  еще  поэтический  брат  Роберт  (1563  —  1626).  Личная  жизнь  его  сложилась  сравнительно  более  удачно,  чем  у  Филипа  (по  крайней  мере,  так  может  показаться):  он  даже  был  впоследствии  графом  Лестером.  Стихи  его  были  изданы  только  в  ХХ  веке.  Их  рукопись  считается  самым  большим  по  объему  сохранившимся  до  нашего  времени  поэтическим  автографом  эпохи  (Сведения  с  сайта  luminarium).
Несмотря  на  то,  что  сэр  Роберт  может  производить  впечатление  благополучного  человека,  три  его  приведенных  (и  мной  переведенных  :-))  стихотворения  проникнуты  печалью.  Это,  впрочем,  вполне  отвечает  моему  настроению.
Тексты  оригиналов  с  сайта  luminarium.

Оригинал:

Alas,  why  say  you  I  am  rich

A  L  A  S  ,  why  say  you  I  am  rich?  when  I
Do  beg,  and  begging  scant  a  life  sustain.
Why  do  you  say  that  I  am  well?—  when  pain
Louder  than  on  the  rack,  in  me  doth  cry.
O  let  me  know  myself!  My  poverty
With  whitening  rotten  walls  no  stay  doth  gain,
And  these  small  hopes  you  tell,  keep  but  in  vain
Life  with  hot  drinks,  in  one  laid  down  to  die.
If  in  my  face  my  wants  and  sores  so  great
Do  not  appear,  a  canker  (think)  unseen
The  apple’s  heart,  though  sound  without,  doth  eat;
Or  if  on  me  from  my  fair  heaven  are  seen
Some  scattered  beams,  know  such  heat  gives  their  light
As  frosty  morning’s  sun,  as  moonshine  night.

Мой  перевод:

Вот,  говорите,  я  богат  —  а  я
Жизнь  бедняка  с  трудом  влачу  прошеньем.
Здоров,  вы  говорите,  —  а  мученье,
На  пытке  будто,  извело  меня.
Не  надо  лести:  знать  хочу  себя!
Мне,  голому,  не  дастся  вспоможенье,
И  ваше  так  поддержит  утешенье,
Как  капли  те,  что  врач  назначит  зря.
Когда  вас  вид  спокойный  мой  обманет,
Представьте,  что  невидимый  червяк
Прекраснейшее  яблоко  сжирает,
Вгрызаясь  в  сердце.  В  редких  тех  лучах,
Какие  шлет  порой  мое  мне  Солнце,
Что  для  меня?  —  блеск  снега  на  морозце.

Перевод  09.  08.  2015.

Оригинал:

Forsaken  woods,  trees  with  sharp  storms  oppressed

F  O  R  S  A  K  E  N  woods,  trees  with  sharp  storms  oppressed,
Whose  leaves  once  hid  the  sun,  now  strew  the  ground,
Once  bred  delight,  now  scorn,  late  used  to  sound
Of  sweetest  birds,  now  of  hoarse  crows  the  nest;
Gardens,  which  once  in  thousand  colours  dressed
Showed  nature’s  pride,  now  in  dead  sticks  abound,
In  whom  proud  summer’s  treasure  late  was  found
Now  but  the  rags  of  winter’s  torn  coat  rest;
Meadows  whose  sides  late  fair  brooks  kissed,  now  slime
Embraced  holds;  fields  whose  youth  green  and  brave
Promised  long  life,  now  frosts  lay  in  the  grave:
Say  all,  and  I  with  them,  ‘What  doth  not  Time!’
But  they,  who  knew  Time,  Time  will  find  again;
I  that  fair  times  lost,  on  Time  call  in  vain.

Мой  перевод:

Так  грустно  видеть  смерть  густых  лесов:
Тянулись  к  свету  —  и  достались  гнили,
В  них  грубые  вороны  гнезда  свили  —
Не  приютить  уж  звонких  им  певцов.
И  удручает  вид  пустых  садов:
Как  выцвели  —  а  ведь  так  ярки  были!
Где  летние  сокровища  хранили,
Теперь  —  скупых  лохмотья  холодов.
Луга  ручей  задорный  целовал  —
Их  нынче  обняла  старуха-тина,
Для  роскоши  полей  зима  —  кончина….
«Могуче  Время!»  —  я,  как  вы,  сказал.
Но  Время  шлет  дары,  не  сплошь  потери.
Свой  час  прожив,  зову  напрасно  Время.

Перевод  10.08.2015

Оригинал:

The  sun  is  set,  and  masked  night

T  H  E  sun  is  set,  and  masked  night
Veils  heaven’s  fair  eyes:
Ah  what  trust  is  there  to  a  light
That  so  swift  flies?
A  new  world  doth  his  flames  enjoy,
New  hearts  rejoice:
In  other  eyes  is  now  his  joy,
In  other  choice.

Это  маленькое  и  красивое  стихотворение  так  мне  понравилось,  что  я  попробовала  перевести  его  на  два  языка:  на  русский  и  на  украинский.  Получилось  что-то  вроде  песни  от  лица  женщины;  песня  передает  настроение,  а  образность  —  не  полностью.

Мой  перевод  на  русский  язык

Скрылось  солнышко,  и  ночка
Прячет  неба  очи.
Где  ж  ты,  лучик  мой  любимый?
Там  скользнешь,  где  хочешь.

В  новых  далях,  золотой  мой,
Веселишься,  светишь
И  другим  глазам  смеешься:
Вольный  —  не  удержишь.

Перевод  09.08.2015

Переклад  українською  [url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018772"]тут.[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018771
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.07.2024


Mary Sidney A DIALOGUE BETWEEN TWO SHEPHERDS Перевод

Два  способа  похвалить  демонстрирует  следующий  ниже  диалог  в  стихах  знаменитой  английской  ренессансной  дамы-поэта  Мэри  Сидни,  в  замужестве  -  Герберт,  графини  Пембрук,  в  похвалу  королеве  Елизавете  I  (кроме  прочих  достижений  -  тоже  знаменитой  английской  ренессансной  дамы-поэта).
Один  способ  в  том,  чтобы  расхвалить  в  изысканных  выражениях;  другой  способ  -  в  том,  чтобы  напридираться  к  предыдущему  оратору,  обвинить  его  в  неискренности  и...  похвалить  предмет  вдохновения  еще  больше.  На  самом  деле  два  оратора  выражают  два  противоположных  философских  взгляда  на  то,  способна  ли  поэзия  выразить  правду.

Источник  текста  оригинала  и  комментариев:  Women  Writers  in  Renaissance  England.  An  Annotated  Anthology  edited  by  Randall  Martin.  Pearson  Education  Limited,  2010

Оригинал:

Mary  (Sidney)  Herbert,  Countess  of  Pembroke

A  DIALOGUE  BETWEEN  TWO  SHEPHERDS,
THENOT  AND  PIERS,  IN  PRAISE  OF  ASTRAEA

Thenot:  I  sing  divine  Astraea’s  praise,
O  Muses!  Help  my  wits  to  raise
And  heave  my  verses  higher.

Piers:  Thou  needst  the  truth  but  plainly  tell,
Which  much  I  doubt  thou  canst  not  well,
Thou  art  so  oft  a  liar.

Thenot:    If  in  my  song  no  more  I  show
Than  heav’n,  and  earth,  and  sea  do  know,
Then  truly  I  have  spoken.

Piers:  Sufficeth  not  no  more  to  name,
But  being  no  less,  the  like,  the  same,
Else  laws  of  truth  be  broken.

Thenot:  Then  say,  she  is  so  good,  so  fair,
With  all  the  earth  she  may  compare,
Not  Momus’  self  denying.

Piers:    Compare  may  think  where  likeness  holds,
Nought  like  to  her  the  earth  enfolds  –
I  looked  to  find  you  lying.

Thenot:    Astraea  sees  with  wisdom’s  sight,
Astraea  works  by  virtue’s  might,
And  jointly  both  do  stay  in  her.

Piers:  Nay,  take  from  them  her  hand,  her  mind;
The  one  is  lame,  the  other  blind.
Shall  still  your  lying  stain  her?

Thenot:    Soon  as  Astraea  shows  her  face,
Straight  every  ill  avoids  the  place,
And  every  good  aboundeth.

Piers:  Nay,  long  before  her  face  doth  show,
The  last  doth  come,  the  first  doth  go.
How  loud  this  lie  resoundeth!

Thenot:    Astraea  is  our  chiefest  joy,
Our  chiefest  guard  against  annoy,
Our  chiefest  wealth,  our  treasure.

Piers:  Where  chiefest  are,  three  others  be,
To  us  none  else  but  only  she.
When  wilt  thou  speak  in  measure?

Thenot:  Astraea  may  be  justly  said
A  field  in  flow’ry  robe  arrayed,
In  season  freshly  springing.

Piers:  That  spring  endures  but  shortest  time,
This  never  leaves  Astraea’s  clime.
Thou  liest,  instead  of  singing

Thenot:  As  heavenly  light  that  guides  the  day,
Right  so  doth  thine  each  lovely  ray
That  from  Astraea  flyeth.

Piers:    Nay,  darkness  oft  that  light  enclouds,
Astraea’s  beams  no  darkness  shrouds.
How  loudly  Thenot  lieth!

Thenot:  Astraea  rightly  term  I  may
A  manly  palm,  a  maiden  bay,
Her  verdure  never  dying.

Piers:  Palm  oft  is  crooked,  bay  is  low,
She  still  upright,  still  high  doth  grow.
Good  Thenot  leave  thy  lying.

Thenot:    Then  Piers,  of  friendship,  tell  me  why
My  meaning  true,  my  words  should  lie,
And  strive  in  vain  to  raise  her?

Piers:    Words  from  conceit  do  only  rise,
Above  conceit  her  honour  flies;
But  silence,  nought  can  praise  her.

Мой  перевод:

Мэри  Сидни  Герберт,  графиня  Пембрук

Диалог  пастухов  Тено  и  Пирса  в  похвалу  Астрее

Тено:

Астрее  я  пою  хвалу!
О  Музы!  Вас  помочь  зову,
Пусть  будет  слог  прекрасным!

Пирс:

Всего  лишь  правду  ты  скажи
И,  говоря,  не  нагреши  -
Ведь  лжешь  ты  слишком  часто!

Тено:

Когда  скажу  не  больше  я,
Чем  небеса,  земля,  моря
Уж  знают  -  честен,  значит.

Пирс:

А  лишнего  не  говори,
Лишь  то,  что  есть,  ты  назови,
Иначе  ты  -  обманщик!

Тено:

Она  красой  и  добротой
Сравнима  лишь  со  всей  землей.
И  Мом  не  придерется!

Пирс:

Искать  подобья  -  твой  совет.
Ей  на  земле  подобных  нет.
Я  знал,  он  лгать  возьмется.

Тено:

Очами  мудрости  глядит,
Рукою  доблести  творит,
В  ней  сочетались  обе!

Пирс:

Но  доблесть  без  нее  -  больна,
А  мудрость  -  зренья  лишена.
Оставь  о  ней  злословье!

Тено:

Свой  лик  довольно  ей  явить,
Чтоб  злое  в  бегство  обратить,
А  доброе  умножить.

Пирс:

Когда  лишь  думает  взглянуть,
Добру  -  настать,  а  злу  -  минуть.
Ты  оглушаешь  ложью!

Тено:

Светлей  нет  радости  для  нас,
Нет  большего  -  среди  богатств,
От  бед  нет  стража  лучше!

Пирс:

Где  эти  трое,  благо  там,
Но  от  одной  -  все  блага  нам.
К  ней  справедлив  ты  будешь?

Тено:


Она  -  поистине  весна.
Как  на  лугу  цветы  -  она,
Убор  поры  весенней!

Пирс:

Весна,  порадовав,  пройдет,
Астрея  -  среди  нас  живет.
Все  лжешь  ты  вместо  пенья!

Тено:

Как  с  неба  сходит  солнца  луч,
Так  и  Астреи  свет  могуч,
Нам  -  восхищаться  только!

Пирс:

Заходит  солнце,  после  -  ночь,
Но  тьму  Астрея  гонит  прочь.
Ты,  Тено,  лжешь,  и  громко!

Тено:

Вовек  Астрее  не  стареть  -
Так  пальмам,  лаврам  зеленеть
Всегда,  во  славу  сада!

Пирс:

Деревья  могут  быть  низки,
Ее  свершенья  -  высоки.
Друг  Тено,  лгать  не  надо!

Тено:

Друг  Пирс,  скажи  мне,  почему
Слов  верных  нет,  как  ни  начну,
И  тщетны  все  старанья?

Пирс:

От  суеты  -  потоки  слов,
А  нрав  величья  не  таков.
Ее  хвалить  -  молчаньем.

Перевод  31.10.  -  01.11.2020

Имена  пастухов  Тено  (Thenot)  и  Пирс  (Piers)  встречаются  у  Эдмунда  Спенсера.
Астрея  -  в  греческой  мифологии  богиня  справедливости,  дочь  Зевса  и  Фемиды.  Жила  на  Земле  во  время  Золотого  века.  С  Астреей  ассоциируется  королева  Елизавета  I.

Мом  -  в  греческой  мифологии  бог  злословия.

Пирс,  по-видимому,  призван  не  только  хвалить  Елизавету,  но  еще  и  пропагандировать  простоту  речи,  что  считалось  протестантской  добродетелью.

Конечно,  это  -  часть  культа  Елизаветы.  И  часть  ее  эпохи,  столь  богатой  на  творческие  свершения,  привлекательные  и  для  будущих  поколений.

Переклад  українською  [url="https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1010206"]тут[/url].

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018717
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.07.2024


Аргонский лес. Перевод



Аргонский  лес  (Argonnerwald)  —  «песня  Готфрида  Ленца  из  романа  «Три  Товарища».

В  знаменитом  романе  Ремарка  «Три  товарища»  упоминается  несколько  раз  и  один  раз  цитируется  (в  очень  печальном  месте)  песня  «Аргонский  лес»  (это  откуда  я  о  ней  знаю).  Мне  захотелось  ее  найти  полностью  —  это  легко  удалось.  Вот  здесь  (  http://ingeb.org/Lieder/argonner.html  ),  например,  есть  текст,  midi-файл  с  мелодией  и  еще  —  пример  исполнения  в  виде  марша.
Когда  я  наловчилась  делать  рифмованные  переводы  и  научилась  немного  читать  по-немецки  со  словарем  (мы  хотим  быть  пылеглотом,  профессия  обязывает),  я  попробовала  перевести  ее  на  русский  язык  (не  подсматривая  в  другие  переводы.  Поэтому,  если  будут  совпадения,  так  не  нарочно).
Я  знаю,  что  мой  перевод  не  очень  точный,  но  главная  задача  была  —  в  общем  передать  содержание  и  сохранить  размер  оригинала.
(Я  полагаю,  что  перевод  мой  особенно  смешно  выглядит  с  точки  зрения  военного  —  пожалуйста,  примите  во  внимание  мои  интерес  и  старания).
Готфрид,  братишка  —  это  тебе.  :-)

Далее  следуют  немецкий  текст  и  мой  русский  перевод.


Аргонский  лес  (фр.  For;t  d’Argonne)  —  высокие  холмы  на  северо-востоке  Франции  недалеко  от  её  границы  с  Бельгией,  густо  поросшие  смешанным  лесом.(…)  9  сентября  1914  года  Аргоны  были  полностью  заняты  5-й  германской  армией  под  командованием  кронпринца  Вильгельма,  которая  затем  отошла  при  общем  немецком  отступлении  после  событий  на  Марне.  (…)В  1914  или  1915  гг.  появилась  солдатская  песня  «Аргонский  лес»  (Argonnerwaldlied),  написанная  немецким  сапёром  Германом  фон  Гордоном  (Hermann  Albert  von  Gordon)  (С).

Argonnerwald  (Pionierlied)

1.  Argonnerwald,  um  Mitternacht,
Ein  Pionier  stand  auf  der  Wacht.
|:  Ein  Sternlein  hoch  am  Himmel  stand,
Bringt  ihm  ‘nen  Gru;  aus  fernem  Heimatland.

(Последние  две  строчки  каждого  куплета  —
дважды).

2.  Und  mit  dem  Spaten  in  der  Hand
Er  vorne  in  der  Sappe  stand.
|:  Mit  Sehnsucht  denkt  er  an  sein  Lieb:
Ob  er  sie  wohl  noch  einmal  wiedersieht?

3.  Und  donnernd  dr;hnt  die  Artill’rie.
Wir  stehen  vor  der  Infantrie.
|:  Granaten  schlagen  bei  uns  ein,
Der  Franzmann  will  in  unsere  Stellung  ‘rein.

4.  Er  frug  nicht  warum  und  nicht  wie,
Tat  seine  Pflicht  wie  alle  sie.
|:  In  keinem  Liede  ward;s  geh;rt,
Ob  er  geblieben  oder  heimgekehrt.

5.  Bedroht  der  Feind  uns  noch  so  sehr,
Wir  Deutsche  f;rchten  ihn  nicht  mehr.
|:  Und  ob  er  auch  so  stark  mag  sein,
In  unsere  Stellung  kommt  er  doch  nicht  ‘rein.

6.  Der  Sturm  bricht  los,  die  Mine  kracht,
Der  Pionier  gleich  vorw;rts  macht.
|:  Bis  an  den  Feind  macht  er  sich  ran
Und  z;ndet  dann  die  Handgranate  an.

7.  Die  Infantrie  steht  auf  der  Wacht,
Bis  da;  die  Handgranate  kracht,
|:  Geht  dann  mit  Sturm  bis  an  den  Feind,
Mit  Hurra  nimmt  sie  dann  die  Stellung  ein.

8.  Der  Franzmann  ruft:  Pardon  Monsieur!
Hebt  beide  H;nde  in  die  H;h,
|:  Er  fleht  uns  dann  um  Gnade  an,
Die  wir  als  Deutsche  ihm  gew;hren  dann.

9.  Bei  diesem  Sturm  viel  Blut  auch  flo;,
Manch  junges  Leben  hat’s  gekost;.
|:  Wir  Deutsche  aber  halten  stand,
F;r  das  geliebte,  teure  Vaterland.

10.  Argonnerwald,  Argonnerwald,
Ein  stiller  Friedhof  wirst  du  bald!
|:  In  deiner  k;hlen  Erde  ruht
So  manches  tapfere  Soldatenblut.

11.  Und  komm’  ich  einst  zur  Himmelst;r,
Ein  Engel  Gottes  steht  daf;r:
|:  Argonnerk;mpfer,  tritt  herein,
Hier  soll  f;r  dich  der  ew’ge  Friede  sein.

12.  Du  Pionier  um  Mitternacht,
Heut’  steht  ganz  Deutschland  auf  der  Wacht.
|:  In  Treue  fest,  im  Wollen  rein,
Als  eine  neue  starke  Wacht  am  Rhein  !

Аргонский  лес  (песня  саперов)

1.  В  лесу  Аргонском  ночь  лежит,
Сапер  наш  на  часах  стоит.
Ему  сияет  звездный  свет  —
Далекой  нашей  родины  привет.

(Последние  две  строчки  каждого  куплета  —  дважды).

2.  Ручной  лопатой  снаряжен,
Стоит  в  окопе  первый  он.
О  милой  думает  своей:
Еще  придется  ль  повидаться  с  ней?

3.  Орудия,  что  гром,  гремят,
Снаряды  вражьи  в  нас  летят.
Французы  нас  хотят  давить,
С  позиций  наших  —  наших  —  оттеснить.

4.  Вопросов  он  не  задавал,
А  только  долг  свой  исполнял.
Здесь  ляжет  иль  придет  назад  —
Об  этом  вовсе  песенки  молчат.

5.  Пусть  угрожает  гордый  враг  —
Да  нам  не  боязно  никак.
Пусть  дважды  будет  так  силен  —
С  позиций  наших  —  наших!  —  не  сойдем.

6.  Вот  мины  рвутся,  штурм  идет.
Сапер  отважный  наш  —  вперед;
К  врагам  поближе  подступил,
Свою  гранату  тотчас  запалил.

7.  Пехота  лишь  того  ждала
И  в  наступленье  перешла.
Надменный  враг  не  устоял,
Свои  позиции  в  бою  нам  сдал.

8.  «Pardon  Monsieur!»  —  француз  кричит
и  в  плен  сдаваться  к  нам  спешит.
Стал  нас  о  милости  просить,
и  мы  его  простили  —  так  и  быть.

9.  Но  много  крови  пролилось,
и  юных  жизней  прервалось…
Тяжелый  приняли  мы  бой,
все  —  для  тебя,  тебя,  земли  родной…

10.  Аргоннервальд,  Аргонский  лес,
ты  на  погосте  нашем  —  крест:
так  много  доблестных  солдат
в  твоей  земле  холодной  нынче  спят!

11.  Когда  приду  я  в  небеса,
там  ангел  будет  на  часах.
«Коль  ты  в  лесу  Аргонском  был,
то  ты  здесь  мир  навеки  заслужил».

12.  Как  тот  сапер  в  чужих  лесах,
Отчизна  нынче  на  часах.
Душой  сильна,  в  бою  верна
Над  Рейном  долго,  долго  бдит  она.

В  виде  марша  этот  русский  перевод  петь  нельзя:  слова  будут  разваливаться  на  слоги.  А  вот  на  тот  вариант  мелодии,  который  —  в  midi-файле  Melodie,  русские  слова  ложатся.
Последняя  строчка  каждого  куплета  растянута,  чтобы  лучше  соответствовать  оригиналу.  Если  не  растягивать,  на  мой  взгляд,  будет  трогательнее.  Тогда  это  не  песня  с  некой  известной  мелодией,  а  просто  —  стихи.

«Аргонский  лес»

Песня  немецких  саперов  времен  Первой  мировой  войны

Песня  Готфрида  Ленца  из  романа  Э.-М.  Ремарка  «Три  товарища»

В  лесу  Аргонском  ночь  лежит,
Сапер  наш  на  часах  стоит.
Ему  сияет  звездный  свет  —
Далекой  родины  привет.

Ручной  лопатой  снаряжен,
Стоит  в  окопе  первый  он.
О  милой  думает  своей:
Придется  ль  повидаться  с  ней?

Орудия,  что  гром,  гремят,
Гранаты  вражьи  в  нас  летят.
Французы  нас  хотят  давить,
С  позиций  наших  оттеснить.

Вопросов  он  не  задавал,
А  только  долг  свой  исполнял.
Здесь  ляжет  иль  придет  назад  —
Об  этом  песенки  молчат.

Пусть  угрожает  гордый  враг  —
Да  нам  не  боязно  никак.
Пусть  дважды  будет  так  силен  —
С  позиций  наших  не  сойдем.

Вот  мины  рвутся,  штурм  идет.
Сапер  отважный  наш  —  вперед;
К  врагам  поближе  подступил,
Свою  гранату  запалил.

Пехота  лишь  того  ждала
И  в  наступленье  перешла.
Надменный  враг  не  устоял,
Свои  позиции  нам  сдал.

«Pardon  Monsieur!»  —  француз  кричит
и  в  плен  сдаваться  к  нам  спешит.
Стал  нас  о  милости  просить,
и  мы  простили  —  так  и  быть.

Но  много  крови  пролилось,
и  юных  жизней  прервалось…
Тяжелый  приняли  мы  бой,
все  —  для  тебя,  земли  родной…

Аргоннервальд,  Аргонский  лес,
ты  на  погосте  нашем  —  крест:
так  много  доблестных  солдат
в  твоей  земле  холодной  спят!

Когда  приду  я  в  небеса,
там  ангел  будет  на  часах.
«Коль  ты  в  лесу  Аргонском  был,
здесь  мир  навеки  заслужил».

Как  тот  сапер  в  чужих  лесах,
Отчизна  нынче  на  часах.
Душой  сильна,  в  бою  верна
Над  Рейном  долго  бдит  она.

Перевод  19.08.2014.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018132
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.07.2024


Wilfred Owen Dulce et Decorum est. Перевод

Это  тоже  очень  известные  исторические  стихи.  Из  тех,  которые  называют  знаковыми.  Правда,  это  один  из  вариантов  текста  оригинала.
Уилфред  Оуэн  (Wilfred  Owen,  1893  —  1918)  —  самый  знаменитый  из  английских  «окопных  поэтов»  (trench  poets)  времен  Первой  мировой  войны.  Dulce  et  Decorum  Est  —  его  самое  знаменитое  стихотворение.  Построено  оно  на  полемике  со  строчкой  Горация  Dulce  et  decorum  est  Pro  patria  mori  (Сладко  и  отрадно  есть  умереть  за  Отчизну).

Wilfred  Owen


DULCE  ET  DECORUM  EST

Bent  double,  like  old  beggars  under  sacks,
Knock-kneed,  coughing  like  hags,  we  cursed  through  sludge,
Till  on  the  haunting  flares  we  turned  our  backs
And  towards  our  distant  rest  began  to  trudge.
Men  marched  asleep.  Many  had  lost  their  boots
But  limped  on,  blood-shod.  All  went  lame;  all  blind;
Drunk  with  fatigue;  deaf  even  to  the  hoots
Of  gas-shells  dropping  softly  behind.

Gas!  GAS!  Quick,  boys!—An  ecstasy  of  fumbling
Fitting  the  clumsy  helmets  just  in  time,
But  someone  still  was  yelling  out  and  stumbling
And  flound’ring  like  a  man  in  fire  or  lime.—

Dim,  through  the  misty  panes  and  thick  green  light,
As  under  a  green  sea,  I  saw  him  drowning.

In  all  my  dreams  before  my  helpless  sight
He  plunges  at  me,  guttering,  choking,  drowning.

If  in  some  smothering  dreams  you  too  could  pace
Behind  the  wagon  that  we  flung  him  in,
And  watch  the  white  eyes  writhing  in  his  face,
His  hanging  face,  like  a  devil’s  sick  of  sin,
If  you  could  hear,  at  every  jolt,  the  blood
Come  gargling  from  the  froth-corrupted  lungs,
Bitter  as  the  cud
Of  vile,  incurable  sores  on  innocent  tongues,—

My  friend,  you  would  not  tell  with  such  high  zest
To  children  ardent  for  some  desperate  glory,
The  old  Lie:  Dulce  et  decorum  est
Pro  patria  mori.


За  Отчизну  смерть  красна

(пересказ  стихов  Уилфреда  Оуэна  DULCE  ET  DECORUM  EST)

Согнувшись,  как  сума  гнет  побродягу,
Под  бомбами  по  хляби  мы  брели,
Давясь,  как  упыри,  соленой  влагой,
К  неведомому  отдыху  вдали.
Идем  во  сне…  Тишь…  Стерты  свет  и  звуки
В  небытие  за  дымовой  стеной.
Босой,  без  ног  —  дойду.  Хмельной  с  натуги
Я  не  услышу  взрывов  за  спиной.

«Газ!  Газ!  Живей!»  —  мы  щупать  жадно  рвемся,
Успеть  напялить  наши  образины.
Но  все  еще  один  кричит  и  бьется,
Как  будто  он  в  огне  или  в  трясине…

Сквозь  стекла  и  зеленый  свет,  неясно,
Я  видел:  он  в  зеленом  море  тонет….
И  сон  беспомощный  я  вижу  часто:
Ко  мне  он  рвется,  захлебнется,  тонет…

Когда  б  ты  видел  —  хоть  в  виденье  мерзостном  —
Как  шли  за  смертным  мы  его  возком,
И  белые  глаза  в  лице  растерзанном,
Как  будто  дьявол  наблевал  грехом…
Когда  бы  ты  мог  слышать  крови  хлюпанье,
В  его  убитых  легких  сотрясание,  —
Навязчивое,  жуткое,
Как  невиновных  совести  ворчание…

Когда  тоска  по  некой  дерзкой  славе
Детей  найдет  и  звать  начнет  она,
Не  стал  бы  лгать  ты  им,  как  нам  когда-то  лгали,
Что  будто  за  Отчизну  смерть  красна.

Перевод  21.08.2014

Слово  "хлябь"  в  переводе  употреблено  в  значении  "жидкая  грязь".

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018131
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 22.07.2024


Експромт у стоматолога

Зуби  мої,  зуби  мої,
Лихо  ж  мені  з  вами!
Дарма  стали  ви  у  роті
Білими  рядами!
Чом  вас  смикає  і  крутить,
Мов  бідну  Вкраїну?
Чом  я  змушена  сідати
Знов  під  бор-машину?
Я  куплю  вам  "Блендамету"  й  "Колгейту"  доволі,
Одужуйте,  мої  зуби,  та  будьте  здорові!

22.09.2007.  

(Велике    прохання  не  бачити  тут  знущання.  Це  тільки  жарт,  для  болю  –  одна  з  завад).

30.  04.  2023

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1018038
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 20.07.2024


Два шекспировских сонета в переводе В. З. Ананьина. Статья


15  июля  2024  г.  скончался  поэт  и  переводчик  Валерий  Зосимович  Ананьин.  Поэтому  я  впервые  прочла  его  переводы  Шекспира  и  захотела  два  из  них  с  удовольствием  проанализировать.

Сонет  130

Не  зори  –  взоры  женщины  моей,
И  не  рубины  губы  –  что  равнять!
Не  снег,  а  глина  –  масть  ее  грудей,
Не  золото,  а  деготь  –  злая  прядь.

И  на  скуле  –  не  лоск  дамасских  роз
С  их  колером  румян  или  белил.
Не  благовонье  смол,  не  сладость  лоз  –
Угар  в  ее  дыхании  я  пил.

Да,  голос  мил,  милей  сыщу  навряд,
А  флейта  –  все  ж  волшебнее  поет.
Богинь  не  видел  –  может,  и  парят,
А  милая  –  о  камни  ноги  бьет.

Но  в  мире  мне  желанная  –  одна,
А  мишуре  сравнений  –  грош  цена.

Образность  сонета,  как  кажется,  такова,  что  перевод  сложно  сделать  оригинальным,  то  есть  узнаваемым.  См.  в  переводе  М.И.  Чайковского  «Ее  глаза  на  солнце  не  похожи».  В  оригинале  речь  и  идет  о  солнце.  С.Я.  Маршак  заменил  солнце  на  звезды  –  получились  «Ее  глаза  на  звезды  не  похожи».  Читая  один  перевод,  нельзя  тотчас  же  не  вспомнить  другой,  если  его  знаешь.  Перевод  В.З.  Ананьина  должен,  по-видимому,  напомнить  перевод  Маршака,  но  как  спорящий  с  ним.  В  чем  спорящий:  он  больше  передает  грубость  оригинала,  но  потому  и  звучит  как  более  страстный.
Вместо  проволоки,  которую  напоминают  волосы  возлюбленной,  и  в  оригинале  тоже,  появляется  деготь,  и  прядь  –  «злая»  (что  можно  прочесть  и  как  намек  на  характер,  если  иметь  в  виду  все  сонеты  к  леди.  Но  необязательно  читать  так).  Розы,  как  и  у  Маршака,  или  алые  (румяна)  или  белые  (белила),  а  должны  быть  и  алые,  и  белые  дамасские  розы  (“red  and  white”).  Дыхание  возлюбленной  напоминает  угар  –  что  грубее,  чем  перевод  Маршака  «тело  пахнет  так,  как  пахнет  тело»,  но  ближе  к  оригиналу,  где  запах  возлюбленной  –  вонь  (breath  that  from  my  mistress  reeks).  В  третьей  строфе,  когда  речь  о  голосе  возлюбленной,  появляется  не  просто  музыка,  а  флейта,  которой  нет  в  оригинале.  
Самое  же  главное  -  это  что  вместо  противопоставления  слов  mistress  (и  госпожа,  и  любовница)  и  love  (любовь)  в  оригинале  в  этом  переводе  появляются  три  слова  «женщина»,  «милая»  и  «желанная».  «Женщина»  и  «милая»  («милая»  в  той  же  строке,  что  у  Маршака,  где  речь  идёт  о  походке)  –  вместо  mistress  поглощают  двусмысленность  этого  английского  слова:  понятно,  что  речь  идёт  о  любовнице,  но  о  любимой  любовнице.  А  в  финале  та  же  вольность,  что  у  О.Б.  Румера:

И  все  же,  что  бы  ни  сравнил  я  с  ней,
Всего  на  свете  мне  она  милей.
Исчезает  упоминание  чужих  возлюбленных  и  ложных  сравнений  для  них  («any  she  belied  with  false  compare»).  Исчезла  тема  литературной  критики.  Герой  в  переводе  говорит  лишь  о  своих  сравнениях:  они  –  повод  объясниться  в  любви.  

Но  в  мире  мне  желанная  –  одна,
А  мишуре  сравнений  –  грош  цена.

Если  возлюбленная  дотерпела  до  этого  места  –  вот  какой  оригинальный  вкус  у  ее  поэта.

Сонет  66

Жить  не  хочу.  Невмоготу  смотреть
На  мир,  где  честь  привыкла  голодать,
Где  низости  положено  жиреть,
Где  веру  дозволяется  предать,

Где  дутой  славой  щеголять  –  не  срам,
Где  чистоту  –  не  грех  продать-купить,
Где  красоту  списать  не  стыдно  в  хлам,
Где  немочь  вправе  силу  оскопить,

Где  творчество  заикой  сделал  кнут,
Где  ум  у  скудоумья  школяром,
Где  правду  простомыслием  зовут,
И  где  добро  –  в  холопах  перед  злом.

Жить  больше  не  хочу.  Невмоготу,
Но…  бросить  здесь  любовь  на  маету?

Первое,  что  заметно:  призыв  смерти  с  упоминанием  смерти  как  отдыха  сменился  просто  на  отказ  от  жизни:  «Жить  не  хочу».  Во  второй  строфе  истинное  совершенство  (right  perfection),  которое  ложно  обесчещено  (wrongfully  disgraced),  сменилось  красотой,  которую  списывают  в  хлам  –  более  узкий  смысл,  чем  в  оригинале,  частный  случай.  Искалеченная  (disabled)  сила  стала  оскопленной  –  еще  более  грубый  образ,  чем  в  оригинале.  В  третьей  строфе  образы  оригинала  передают  перевод  очень  точно.  «Добро  –  в  холопах  перед  злом»  -  стоит  отдельного  комментария.  «Холоп»  включает  два  слова  из  оригинала:  “captive”  (пленное,  в  данном  случае  добро)  и  “attending”  (прислуживает,  в  данном  случае  злу).  Добро,  лишенное  свободы,  -  холоп  перед  злом.  «Холоп»,  строго  говоря,  не  то  же  самое,  что  «пленный»  (холоп  может  быть  куплен,  а  не  пленен)  -  но  образ  лишения  свободы  сохраняется.  Перевод  с  упоминанием  холопа    -  очень  удачный.
В  финале  тот,  кого  герой  не  хочет  оставлять  –  любовь,  как  и  в  оригинале  (а  не,  например,  друг),  и  это  любовь  вообще,  а  не  только  «моя  любовь»,  как  в  оригинале.  Обычно  я,  когда  что-нибудь  перевожу,  боюсь,  что  перевод  окажется  похож  на  чей-нибудь  уже  существующий,  которого  я  не  знаю  –  а  в  данном  случае  мне  польстило,  что  В.З.  Ананьин  свой  перевод  66-го  сонета  окончил  вопросом.  Я  тоже  так,  независимо  от  него,  однажды  сделала.  Раз  мне  нравится  перевод  –  нравится  и  решение:  хорошо,  что  автор,  который  мне  понравился,  и  я  мыслим  похоже.  А  в  самом  конце  по  сравнению  с  оригиналом  заменена  та  угроза,  которая  существует  для  оставленной  любви:  в  оригинале  речь  об  одиночестве,  у  В.З.  Ананьина  появляется  маета.  Можно  сказать,  что  маета  будет  следствием  одиночества,  почему  любовь  и  лучше  не  бросать.  
Шекспировские  произведения  трудно  переводить  и  вследствие  их  популярности:  трудно  найти  именно  свой  вариант  перевода.  А  переводы  В.З.  Ананьина  предлагают  именно  такие  варианты:  они  и  близки  к  оригиналу,  и  запоминаются  индивидуальностью.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017955
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 20.07.2024


И все же, что бы ни сравнил я с ней… (с) Статья


 
Перевод  знаменитейшего  шекспировского  сонета  130,  сделанный  О.Б.  Румером,  интересен  тем,  как  очень  заметная  вольность  в  самом  финале  меняет  впечатление  от  целого  по  сравнению  с  оригиналом.

Оригинал:

My  mistress'  eyes  are  nothing  like  the  sun;
Coral  is  far  more  red  than  her  lips'  red;
If  snow  be  white,  why  then  her  breasts  are  dun;
If  hairs  be  wires,  black  wires  grow  on  her  head.
I  have  seen  roses  damasked,  red  and  white,
But  no  such  roses  see  I  in  her  cheeks;
And  in  some  perfumes  is  there  more  delight
Than  in  the  breath  that  from  my  mistress  reeks.
I  love  to  hear  her  speak,  yet  well  I  know
That  music  hath  a  far  more  pleasing  sound;
I  grant  I  never  saw  a  goddess  go;
My  mistress,  when  she  walks,  treads  on  the  ground.
And  yet,  by  heaven,  I  think  my  love  as  rare
As  any  she  belied  with  false  compare.

Перевод  О.Б.  Румера:


Взор  госпожи  моей  -  не  солнце,  нет,
И  на  кораллы  не  походят  губы;
Ее  груди  не  белоснежен  цвет;
А  волосы,  как  проволока,  грубы.
Я  видел  много  белых,  алых  роз,
Но  их  не  вижу  на  ее  ланитах,
И  не  сравнится  запах  черных  кос
С  усладой  благовоний  знаменитых;
Мне  речь  ее  мила,  но  знаю  я,
Что  музыка  богаче  благостыней;
Когда  ступает  госпожа  моя,
Мне  ясно:  то  походка  не  богини;

И  все  же,  что  бы  ни  сравнил  я  с  ней,
Всего  на  свете  мне  она  милей.

В  основной  части  перевод  довольно  точный.  То,  что  вместо  глаз  из  оригинала  стал  взор,  позволяет  думать  не  только  о  цвете  глаз,  но  и  об  их  обычном  выражении:  может  быть,  оно  суровое  или  печальное.  Исчезли  дамасские  розы,  и  алые,  и  белые,  но  общее  значение  образа  осталось  то  же,  поэтому  исчезновение  не  очень  заметно,  еще  и  благодаря  запятой:  “Я  видел  много  белых,  алых  роз”.  “Запах  черных  кос”  –  это  большое  смягчение,  по  сравнению  с  оригиналом,  потому  что  в  оригинале  запах  от  госпожи…  героини  неприятен;  буквально,  это…  вонь.  Слова  «благовония»,  а  не  «духи»,  и  «благостыня»,  а  не  «звук»  в  отношении  музыки  создают  не  совсем  ожиданное  торжественное  звучание,  но  оно  служит  тому  самому  контрасту  приподнятого  и  обыденного,  на  котором  строится  сравнение  в  оригинале.
А  в  финале  –  большая  вольность:

И  все  же,  что  бы  ни  сравнил  я  с  ней,
Всего  на  свете  мне  она  милей.

Во-первых,  сравнение  до  сих  пор  было  не  чего-то  с  героиней,  а  героини  с  чем-то,  что  позволяло  ее  описывать.  Во-вторых,  исчезли  внезапно  появлявшиеся  в  финале  оригинала  другие  персонажи:  героини  чужих  стихов  и  авторы,  оболгавшие  их  ложными  сравнениями.
В  переводе  сравнивает  только  автор  и  он  же  –  лирический  герой  именно  этого  сонета,  и  делает  он  это  для  того,  чтобы  объясниться  героине  в  любви.  Не  говорится  о  том,  что  сравнения  ложные,  но  возникает  дух  литературного  упражнения.  Я  сравниваю,  потому  что  хочу  сравнивать,  подбираю  сравнения.
Исчезла  литературная  критика  других  авторов,  а  осталось  признание  в  своем  чувстве.  Это  я  играю  словами,  но  я  и  люблю.
Еще  что  заметно  изменилось:  из-за  точного  перевода  слова  mistress  –  «госпожа»  –  исчезла,  как  ни  удивительно,  знаменитая  двусмысленность:  «госпожа»  и  «любовница».  Сонет,  кстати,  может  быть  посвящен  и  жене.  Ведь  жена  –  mistress  Shakespeare.  Но  важен  контраст  между  my  mistress  в  основном  тексте  и  my  love  в  финале.  Я  с  ней  не  просто  сплю  –  я  ее  люблю.  В  переводе  О.Б.  Румера  этот  контраст  исчез,  из-за  того,  что  «госпожа»  предполагает  неравенство:  я  ей  служу.  И  при  этом  изощряюсь  в  словесных  сравнениях.
Я  думаю,  что  О.Б.  Румер  пошутил  нарочно.  Критика  других  авторов  из  оригинала  в  этом  переводе  превратилась  в  шутку  автора  этого  сонета  над  собой.  А  на  первый  план  вышло  объяснение  в  любви.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017901
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 19.07.2024


"Когда б не ты, любовь моя…" Статья


 
О  переводе  О.Б.  Румером  66-го  сонета  Шекспира.  Мое  собственное  маленькое  сравнение  перевода  с  оригиналом

Перевод  66  шекспировского  сонета,  сделанный  Осипом  Борисовичем  (Боруховичем)  Румером,  крупнейшим  полиглотом.  Перевод  знаменит  в  том  числе  и  благодаря  его  цитированию  Александром  (Исааком)  Абрамовичем  Аникстом,  который,  наверное,  хотел  этот  перевод  популяризировать:

Я  смерть  зову,  глядеть  не  в  силах  боле,
Как  гибнет  в  нищете  достойный  муж,
А  негодяй  живет  в  красе  и  холе;
Как  топчется  доверье  чистых  душ,

Как  целомудрию  грозят  позором,
Как  почести  мерзавцам  воздают,
Как  сила  никнет  перед  наглым  взором,
Как  всюду  в  жизни  торжествует  плут,

Как  над  искусством  произвол  глумится,
Как  правит  недомыслие  умом,
Как  в  лапах  Зла  мучительно  томится
Все  то,  что  называем  мы  Добром.

Когда  б  не  ты,  любовь  моя,  давно  бы
Искал  я  отдыха  под  сенью  гроба.

Что  здесь,  на  мой  взгляд,  интересно:  несколько  заметных  вольностей  в  обращении  с  оригиналом,  которые,  может  быть,  представляют  собой  выражение  того,  как  автор  перевода  со  своей  стороны  понимает  смысл  оригинала.
"Целомудрию  грозят  позором"-  перевод  здесь  несколько  мягче,  чем  оригинал:  в  оригинале,  как,  наверное,  помните,  "maiden  virtue  rudely  strumpeted",  "девичья  добродетель  грубо  опорочена".  То  есть  не  грозят,  а  уже  навредили.
"Сила  никнет  перед  наглым  взором"  -  в  переводе  появляется  противопоставление  силы  и  наглости.  Значит,  сама  сила  -  не  наглая,  она,  вероятно,  напротив,  скромна  и  чужой  наглости  уступает.  Затем,  какая  сила?  Она  ведь  может  быть  и  физической,  и  духовной,  но  здесь,  скорее  всего,  имеется  в  виду  именно  (или  прежде  всего)  физическая,  потому  что  она  противопоставлена  воздействию  взора,  нефизическому  воздействию.  В  оригинале,  как,  наверное,  помните  'And  strength  by  limping  sway  disablèd',  то  есть,  буквально,  "и  сила,  которую  сделала  непригодной,  обессилила  хромая  власть".  Возникает  образ  хромоты,  который  связан  с  физическим  состоянием  прежде  всего,  но  может  иметь  разные  трактовки.  Хромой  властью  может  быть  не  только  чужая  власть  над  сильным,  но  и  состояние  здоровья  сильного,  если  он  хромает  (еще  и  строка  в  оригинале  укорочена),  хотя,  конечно,  проще  вообразить  чужую  власть,  которая  калечит  силу  или  зря  ограничивает  ее,  не  умеет  ей  воспользоваться.
"Как  всюду  в  жизни  торжествует  плут"  -  в  оригинале  нет  точного  эквивалента  этой  строки.  Вместо  нее  около  этого  места  было  "And  right  perfection  wrongfully  disgraced",  "и  истинное  совершенство  ложно  унижено,  обесчещено".  В  переводе  появился  выпад  против  торжествующего  плутовства  (соответственно,  против  недостаточного  вознаграждения  честности  в  жизни).  Но  если  вспомнить,  что  66-й  сонет  часто  сравнивают  с  самым  знаменитым  монологом  Гамлета,  то  в  этом  замечании  насчет  плута  можно  увидеть...  дальнейшее  сохранение  трагедии  о  Гамлете  как  контекста  для  восприятия  66-го  сонета.  Я  думаю,  что  легко  сравнить  этот  выпад  против  плута  с  выпадом  Гамлета  против  Клавдия  в  другом  месте  трагедии:  "Можно  улыбаться,  улыбаться  И  быть  мерзавцем"(пер.  Б.  Л.  Пастернака).  (Клавдий  -  это  именно  коварство,  торжествующее  до  поры,  до  времени).
Cамое-самое  интересное,  конечно,  это  как  О.Б.  Румер  в  своем  переводе  обошелся  со  знаменитым  предфинальем  и  с  финалом.
"То,  что  называем  мы  Добром"  -  значит  ли  это,  что  Добро,  из-за  того,  что  оно  лишено  свободы  Злом,  остается  Добром  только  по  названию,  по  существу  им  уже  не  являясь?  Так  можно  прочесть.  В  оригинале  нет  акцента  на  названии,  которое  может  не  соответствовать  сути.  Затем,  какая  именно  зависимость  между  Злом  и  Добром  установлена?  В  оригинале,  как,  наверное,  помните,  "captive  good  attending  captain  ill",  то  есть  буквально  "пленное  добро  прислуживает  капитану  злу",  и  есть  еще  игра  звуков,  поддерживающая  ощущение  связи,  captive  и  captain.  В  переводе  О.Б.  Румера  остался  образ  плена  ("в  лапах  Зла  мучительно  томится"),  но  исчез  образ  прислуживания  ("attending").  И  это  очень  многое  меняет.  Добро  -  точнее,  то,  что  мы  так  называем  -  понимает,  что  служит  Злу,  страдает,  но  не  может  от  него  освободиться.  И  не  подчеркнуто,  что  оно  действует  так,  как  нужно  Злу,  подчеркнута  скорее  его  пассивность.  Следовательно,  от  Добра,  чтобы  оно  было  Добром  больше,  чем  по  имени,  требуется  сопротивление  Злу.  Еще  возможное  прочтение:  в  плену  Добро,  может  быть,  и  сопротивляется  Злу,  но  безуспешно.
В  самом  финале,  конечно,  обращает  на  себя  внимание  в  первую  очередь,  что  любовь  в  этом  переводе  осталась  любовью,  а  не  сделалась  другом,  как  ,  например,  в  более  известных  переводах  С.Я.  Маршака  и  Б.Л.  Пастернака.  (Сонет  из  группы,  адресованной  другу).  Но  в  переводе  О.Б.  Румера  не  очевидно,  как  именно  любовь  удерживает  лирического  героя  в  жизни.  В  оригинале  лирический  герой  не  хочет  оставить  любовь  одну  (одного)  (to  die  I  leave  my  love  alone).  По  переводу  О.Б.  Румера  можно  решить,  что  любовь  -  это  единственное  удовольствие,  оставшееся  лирическому  герою  в  жизни  при  перечисленных  выше  горестях.  А  еще  важнее,  что  в  этом  переводе  две  заключительные  строки  поменялись  местами.  Любовь  поднялась  на  строку  выше,  но  последние  слова  сонета  в  этом  переводе  -  не  о  ней:

"Когда  б  не  ты,  любовь  моя,  давно  бы
Искал  я  отдыха  под  сенью  гроба".

"Искал  я  отдыха"  -  это,  наверное,  передача  признания  усталости  лирического  героя  из  оригинала  ("Tired  with  all  these",  "устав  от  всего  этого",  лирический  герой  призывает  смерть.  Но  из-за  того,  что  две  последние  строки  оригинала  поменялись  местами,  главная  мысль  перевода  по  сравнению  с  оригиналом  меняется  (или  же  читатель  может  так  прочесть).  В  оригинале  перечисление  несовершенств  мира  приводит  к  признанию  важности  для  лирического  героя  любви  (так  Гамлет  в  конце  того  самого  монолога  Офелию  видит).  В  переводе  О.  Б.  Румера  на  первый  план  выходит  тема  усталости  от  жизни.
Эти  вольности,  наверное,  -  не  желание  как-нибудь  дописывать  оригинал  по-своему.  За  ними,  думаю,  может  быть,  кроме  понимания  его  переводчиком,  желание  создать  такой  перевод  известнейшего  текста,  который,  передавая  в  основном  образность  и  мысль  оригинала,  был  бы  узнаваем  среди  других  его  переводов  и  запоминался.  Ведь  шекспировский  66-й  сонет  -  из  тех  произведений,  что  притягивают  и  еще  притянут  не  одного  тебя,  а  хочется,  чтобы  слова,  избранные  для  перевода,  были  только  твоими.  Поиск  их  возможен  за  счет  потенциала  языка,  на  который  переводят.  И  того,  как  этот  потенциал  узнают,  когда  переводимый  оригинал  переживают.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017900
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 19.07.2024


Сонет о золотом веке



Век  золотой  был  страшен,  был  жесток.
Тогда  охотно  лили  кровь  и  лгали,
И  рассказал  уж  не  один  урок,
Как  смерть  тогда  стихами  призывали.

Перечисляли  горести  и  зла
Известные  столь  многие  личины.
Пускай  пора  создания  прошла,
Остались  повторения  причины.

И  думаешь:  не  прекращался  он,
Жив  в  тяжести  своей,  в  своем  страданье…
Зачем  же  золотым  его  зовем,
Не  зря  ли  дарим  звучное  названье?

Больших  свершений  видят  в  нем  начало,
И  любят  слово,  что  тогда  звучало.

18.07.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017859
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.07.2024


На успішного кар’єриста

На  успішного  кар’єриста

Привчив  себе  він  бути,  як  машина:
Натисніть  кнопку  –  й  відповідь  вам  видно
Таку,  як  треба  саме  тут,  не  іншу,
Малюнок  зміниться  –  тоді  вже  іншу…
За  автоматизацію  –  зліт  вище.

13.07.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017473
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 13.07.2024


На успешного карьериста

На  успешного  карьериста

Он  приучил  себя  быть,  как  машина:
Нажмете  кнопку  –  и  ответ  вам  видно
Такой,  как  нужно  здесь,  а  не  другой,
Картинка  сменится,  тогда  –  другой…
Взлет  –  автоматизации  ценой.

13.07.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1017472
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.07.2024


Письмо ученого

Письмо  ученого

(на  мотив  дневниковой  записи  и  предсмертного  письма  [url="https://world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/3778.html"]А.А.  Аникста[/url])

Попав  на  фронт,  я  захотел  писать,
Мое  желанье  было  чрезвычайным.
Я  думаю,  пытался  смерть  прогнать
От  жизни  прочь,  так  сохранив,  что  знаю.

Теперь  я  много  написать  успел
И  жизнь  хорошую  недаром  прожил.
Что  я  любил,  тому  служить  сумел,
Но  шел  порой  на  компромиссы  все  же.

Друзья,  признаюсь  вам,  что  счастлив  был,
Что  не  один  я,  с  вами  убеждался.
От  вас  любовь  и  дружбу  получил,
Великое  и  лучшее  богатство.

Уйду  я  –  но  признанье  оставляю.
Жизнь  радостью  для  вас  быть  призываю.

03.07.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016759
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 04.07.2024


Генрих VI (из «Зерцала правителей»/«Зеркала для магистратов») . Перевод


Жизнеописание  Генриха  VI  из  этого  сборника  интересно  тем,  что  Генрих  –  праведник.  Его  единственная  вина  –  невыгодный  брак  с  Маргаритой  Анжуйской.  Поэтому  примерно  половину  монолога  король  рассуждает  о  причинах  несчастливой  судьбы.  

Оригинал:

[Tragedy  17]
How  King  Henry  the  Sixth,  a  Virtuous  Prince,  was  after  Many
Other  Miseries  Cruelly  Murdered  in  the  Tower  of  London

If  ever  woeful  wight  had  cause  to  rue  his  state
Or  by  his  rueful  plight  to  move  men  moan  his  fate,
My  piteous  plaint  may  press  my  mishaps  to  rehearse,
Whereof  the  least  most  lightly  heard,  the  hardest  heart  may  pearce.

What  heart  so  hard  can  hear  of  innocence  oppressed  [5]
By  fraud  in  worldly  goods  but  melteth  in  the  breast?
When  guiltless  men  be  spoiled,  imprisoned  for  their  own,
Who  waileth  not  their  wretched  case  to  whom  the  cause  is  known?

The  lion  licketh  the  sores  of  seely  wounded  sheep;
The  dead  man’s  corpse  may  cause  the  crocodile  to  weep;297  [10]
The  waves  that  waste  the  rocks  refresh  the  rotten  reeds:
Such  ruth  the  wrack  of  innocence  in  cruel  creature  breeds.

What  heart  is  then  so  hard  but  will  for  pity  bleed
To  hear  so  cruel  luck  so  clear  a  life  succeed,
To  see  a  silly  soul  with  woe  and  sorrow  soused,  [15]
A  king  deprived,  in  prison  pent,  to  death  with  daggers  doused?

Would  God  the  day  of  birth  had  brought  me  to  my  bier,
Then  had  I  never  felt  the  change  of  Fortune’s  cheer.
Would  God  the  grave  had  gripped  me  in  her  greedy  womb,
When  crown  in  cradle  made  me  king,  with  oil  of  holy  thumb.

Would  God  the  rueful  tomb  had  been  my  royal  throne,
So  should  no  kingly  charge  have  made  me  make  my  moan.
Oh  that  my  soul  had  flown  to  heaven  with  the  joy,
When  one  sort  cried  ‘God  save  the  king’;  another,  ‘vive  le  roy’!298

So  had  I  not  been  washed  in  waves  of  worldly  woe,  [25]
My  mind,  to  quiet  bent,  had  not  been  tossèd  so,
My  friends  had  been  alive,  my  subjects  unoppressed,
But  death  or  cruel  destiny  denièd  me  this  rest.

Alas,  what  should  we  count  the  cause  of  wretches’  cares?
‘The  stars  do  stir  them  up’,  astronomy  declares;  [30]
‘Or  humours’,  saith  the  leech;  the  double  true  divines,
To  the  will  of  God  or  ill  of  man  the  doubtful  cause  assigns.

Such  doltish  heads  as  dream  that  all  things  drive  by  haps
Count  lack  of  former  care  for  cause  of  afterclaps,
Attributing  to  man  a  power  fro  God  bereft,  [35]
Abusing  us  and  robbing  him,  through  their  most  wicked  theft.

But  God  doth  guide  the  world  and  every  hap  by  skill;
Our  wit  and  willing  power  are  peisèd  by  his  will.
What  wit  most  wisely  wards  and  will  most  deadly  irks,
Though  all  our  power  would  press  it  down,  doth  dash  our  warest  works.  [40]

Then  destiny,  our  sin,  God’s  will,  or  else  his  wreak
Do  work  our  wretched  woes,  for  humours  be  too  weak,
Except  we  take  them  so  as  they  provoke  to  sin,
For  through  our  lust  by  humours  fed  all  vicious  deeds  begin.

So  sin  and  they  be  one,  both  working  like  effect  [45]
And  cause  the  wrath  of  God  to  wreak  the  soul  infect.
Thus  wrath  and  wreak  divine,  man’s  sins  and  humours  ill,
Concur  in  one,  though  in  a  sort,  each  doth  a  course  fulfil.

If  likewise  such  as  say  the  welkin  fortune  warks
Take  fortune  for  our  fate  and  stars  thereof  the  marks,  [50]
Then  destiny  with  fate  and  God’s  will  all  be  one,
But  if  they  mean  it  otherwise,  scathe-causers  skies  be  none.299

Thus  of  our  heavy  haps  chief  causes  be  but  twain,
Whereon  the  rest  depend  and,  underput,  remain:
The  chief,  the  will  divine,  called  destiny  and  fate;  [55]
The  other  sin,  through  humours’  holp,  which  God  doth
highly  hate.

The  first  appointeth  pain  for  good  men’s  exercise;
The  second  doth  deserve  due  punishment  for  vice;
This  witnesseth  the  wrath  and  that  the  love  of  God;
The  good  for  love,  the  bad  for  sin,  God  beateth  with  his  rod.300  [60]

Although  my  sundry  sins  do  place  me  with  the  worst,
My  haps  yet  cause  me  hope  to  be  among  the  first:
The  eye  that  searcheth  all  and  seèth  every  thought
Doth  know  how  sore  I  hated  sin  and  after  virtue  sought.

The  solace  of  the  soul  my  chiefest  pleasure  was;  [65]
Of  worldly  pomp,  of  fame,  or  game,  I  did  not  pass.
My  kingdoms  nor  my  crown  I  prizèd  not  a  crumb:
In  heaven  were  my  riches  heaped,  to  which  I  sought  to  come.301

Yet  were  my  sorrows  such  as  never  man  had  like,
So  divers  storms  at  once  so  often  did  me  strike.  [70]
But  why  –  God  knows,  not  I,  except  it  were  for  this:
To  show  by  pattern  of  a  prince  how  brittle  honour  is.

Our  kingdoms  are  but  cares,  our  state  devoid  of  stay,
Our  riches  ready  snares  to  hasten  our  decay,
Our  pleasures  privy  pricks  our  vices  to  provoke,  [75]
Our  pomp  a  pump,  our  fame  a  flame,  our  power  a  smould’ring
smoke.

I  speak  not  but  by  proof,  and  that  may  many  rue.
My  life  doth  cry  it  out;  my  death  doth  try  it  true.
Whereof  I  will  in  brief  rehearse  my  heavy  hap,
That  Baldwin  in  his  woeful  warp  my  wretchedness  may  wrap.  [80]

In  Windsor  born  I  was  and  bare  my  father’s  name,
Who  won  by  war  all  France,  to  his  eternal  fame,
And  left  to  me  the  crown,  to  be  received  in  peace,
Through  marriage  made  with  Charles  his  heir,  upon  his  life’s  decease.

Which  shortly  did  ensue,  yet  died  my  father  first,  [85]
And  both  their  realms  were  mine,  ere  I  a  year  were  nursed.  302
Which,  as  they  fell  too  soon,  so  faded  they  as  fast,
For  Charles  and  Edward  got  them  both,  or  forty  years  were  past.303

This  Charles  was  eldest  son  of  Charles  my  father-in-law,
To  whom  as  heir  of  France,  the  Frenchmen  did  them  draw.  [90]
But  Edward  was  the  heir  of  Richard,  duke  of  York,
The  heir  of  Roger  Mortimer,  slain  by  the  kern  of  Cork.304

Before  I  came  to  age,  Charles  had  recovered  France
And  killed  my  men  of  war,  so  lucky  was  his  chance,
And  through  a  mad  contract  I  made  with  Rainer’s  daughter,  [95]
I  gave  and  lost  all  Normandy,  the  cause  of  many  a  slaughter:305

First  of  mine  Uncle  Humphrey,  abhorring  sore  this  act,
Because  I  thereby  brake  a  better  pre-contract,
Then  of  the  flatt’ring  duke  that  first  the  marriage  made:
The  just  reward  of  such  as  dare  their  princes  ill  persuade.306  [100]

And  I,  poor  seely  wretch,  abode  the  brunt  of  all:
My  marriage  lust  so  sweet  was  mixed  with  bitter  gall.
My  wife  was  wise  and  good,  had  she  been  rightly  sought,
But  our  unlawful  getting  it  may  make  a  good  thing  nought.

Wherefore  warn  men  beware  how  they  just  promise  break,  [105]
Lest  proof  of  painful  plagues  do  cause  them  wail  the  wreak.
Advise  well  ere  they  grant,  but  what  they  grant,  perform,
For  God  will  plague  all  doubleness,  although  we  feel  no  worm.

I,  falsely  borne  in  hand,  believèd  I  did  well,
But  all  things  be  not  true  that  learnèd  men  do  tell.  [110]
My  clergy  said  a  prince  was  to  no  promise  bound,
Whose  words  to  be  no  gospel  though,  I,  to  my  grief,  have  found.307

For  after  marriage  joined  Queen  Margaret  and  me,
For  one  mishap  afore,  I  daily  met  with  three.
Of  Normandy  and  France,  Charles  got  away  my  crown;  [115]
The  duke  of  York  and  other  sought  at  home  to  put  me  down.

Bellona  rang  the  bell  at  home  and  all  abroad,
With  whose  mishaps  amain  fell  Fortune  did  me  load:
In  France  I  lost  my  forts,  at  home  the  foughten  field,
My  kindred  slain,  my  friends  oppressed,  myself  enforced  to  yield.  [120]

Duke  Richard  took  me  twice  and  forced  me  to  resign
My  crown  and  titles,  due  unto  my  father’s  line,
And  kept  me  as  a  ward,  did  all  things  as  him  list,
Till  time  my  wife,  through  bloody  sword,  had  tane  me  from  his  fist.308

But  though  she  slew  the  duke,  my  sorrows  did  not  slake,  [125]
But,  like  to  hydra’s  head,  still  more  and  more  awake,
For  Edward,  through  the  aid  of  Warwick  and  his  brother,
From  one  field  drave  me  to  the  Scots  and  took  me  in  another.
.
Then  went  my  friends  to  wrack,  for  Edward  ware  the  crown,
Fro  which  for  nine-years’  space  his  prison  held  me  down.  [130]
Yet  thence  through  Warwick’s  work  I  was  again  released
And  Edward  driven  fro  the  realm  to  seek  his  friends  by  east.309

But  what  prevaileth  pain  or  providence  of  man
To  help  him  to  good  hap,  whom  destiny  doth  ban?
Who  moileth  to  remove  the  rock  out  of  the  mud  [135]
Shall  mire  himself  and  hardly  scape  the  swelling  of  the  flood.

This  all  my  friends  have  found,  and  I  have  felt  it  so,
Ordained  to  be  the  touch  of  wretchedness  and  woe,
For  ere  I  had  a  year  possessed  my  seat  again,
I  lost  both  it  and  liberty;  my  helpers  all  were  slain.  [140]

For  Edward,  first  by  stealth  and  sith  by  gathered  strength,
Arrived  and  got  to  York  and  London  at  the  length,
Took  me  and  tied  me  up,  yet  Warwick  was  so  stout,
He  came  with  power  to  Barnet  Field,  in  hope  to  help  me  out

And  there  alas  was  slain,  with  many  a  worthy  knight:  [145]
Oh  Lord,  that  ever  such  luck  should  hap  in  helping  right!
Last  came  my  wife  and  son,  that  long  lay  in  exile,
Defied  the  king  and  fought  a  field,  I  may  bewail  the  while.

For  there  mine  only  son,  not  thirteen  year  of  age,
Was  tane  and  murdered  straight  by  Edward  in  his  rage,  [150]
And  shortly  I  myself,  to  stint  all  further  strife,
Stabbed  with  his  brother’s  bloody  blade,  in  prison  lost  my  life.310

Lo  here  the  heavy  haps  which  happened  me  by  heap,
See  here  the  pleasant  fruits  that  many  princes  reap,
The  painful  plagues  of  those  that  break  their  lawful  bands,  [155]
Their  meed  which  may  and  will  not  save  their  friends  fro  bloody  hands.

God  grant  my  woeful  haps,  too  grievous  to  rehearse,
May  teach  all  states  to  know  how  deeply  dangers  pierce,
How  frail  all  honours  are,  how  brittle  worldly  bliss,
That,  warnèd  through  my  fearful  fate,  they  fear  to  do  amiss.  [160]

Мой  перевод:

Как  король  Генрих  Шестой,  добродетельный  государь,  был  после  многих  других  несчастий  жестоко  убит  в  лондонском  Тауэре  

Коль  была  причина  у  бедняги  о  державе  этой  плакать  в  горе
Или  у  других  –  его  жалея,  плакать  о  его  несчастной  доле,
Пусть  тогда  мой  плач  несчастья  многие  мои  другим  напомнит,
Пусть  малейшее  из  них  то  сердце,  что  черствее  всех,  проколет.

Чье  же  сердце  столь  жестоко,  если  узнает,  как  праведность  страдает
От  обмана  благ  мирских,  и  все  ж,  узнав  о  том,  оно  в  груди  не  тает?
Коли  покарают  без  вины  и  ни  за  что  бросают  в  тюрьмы,
Кто  не  плачет  о  беде  безвинных,  зная  жребий  этот  трудный?

Лев  порою  лижет  язвы  раненых  овец,  cовсем  лишенных  силы;
Может  тело  мертвеца  исторгнуть  слезы  даже  и  у  крокодила.
Волны,  что  по  скалам  бьют,  тростник,  уже  истлевший,  освежают,  –
Так  жестокие  созданья  к  без  вины  страдавшим  жалость  знают.

Чье  же  сердце  столь  жестоко,  что  кровоточить  из  жалости  не  будет,
Коль  услышит,  что  злосчастье  все  же  вслeд  за  жизнью,  чистой  столь,  наступит?
Ведь  увидит,  что  душа  слаба  и,  безутешная,  страдает,
Что  король,  лишенный  власти,  от  ножей  в  темнице  погибает.

Если  бы  Господь  в  мой  день  рожденья  в  колыбель  мою  забросил  камень  –  
Не  изведал  бы  тогда  я,  как  судьба  неверная  играет  нами.  
Если  бы  Господь  велел  могилы  жадной  раствориться  лону  –
Не  пришлось  бы  мне,  младенцу,  в  колыбели  уж  принять  корону.

Если  бы  Господь  так  повелел,  чтоб  мне  могила  вместо  трона  стала,  –
Бремя  королевское  меня  тогда  бы  горевать  не  заставляло.
Если  бы  душа  моя  летела  в  небеса  в  большом  веселье,
В  час,  как  возгласы  «Да  здравствует  король»  и  «Vive  le  roi»  гремели!

Так  не  погрузился  бы  я  в  сетованье  неизбывное  мирское,
Мой  к  покою  склонный  ум  взволнован  не  был  бы,  совсем  лишен  покоя.
Живы  были  бы  друзья,  и  подданные  были  бы  свободны,
Только  смерть  или  судьба  жестокая  взяла,  что  ей  угодно.

Ах,  что  следует  считать  нам  злоключений  и  забот  своих  причиной?
Астрономия  гласит,  что  в  наших  горестях  движенье  звезд  повинно.
Наши  склонности,  твердит  мудрец,  те  божества  –  во  всем  двуличны,
Воле  Божьей  иль  несчастью  он  припишет  спорное  обычно.      

Те  глупцы,  кто  полагает:  всем,  что  будет  в  мире,  управляет  случай,
Говорят,  что  счастье  не  ушло  бы,  будь  о  нем  забота  в  прошлом  лучшей.  
Человеку  так  они  приписывают  волю  Божью  дерзко,
Унижают  тем  Творца  и  у  него  крадут,  их  дело  мерзко.

Но  Господь  всем  миром  правит,  каждый  случай  нам  лишь  Он  один  предпишет.
Разум  наш,  желанья  наши  уступают  совершенью  Воли  вышней.
Что  бы  разум  не  определил,  за  что  бы  не  боролась  воля,
Как  бы  сильно  не  старались  мы,  лишь  покоряться  –  наша  доля.

Приговор  судьбы,  наш  гнев,  Господня  воля  или  гнев  Его  решают,
Наши  нравы  слабостью,  заметной  слишком,  нас  губящей,  поражают.
Если  мы  о  ней  не  знаем,  то  грешить  нас  побуждают  нравы,
Что  питают  неизменно  похоть  нашу,  в  этом  –  зла  начало.  

Так,  они  и  грех  –  одно,  и  следствием  одну  беду  они  имеют,
Гнев  Господень  порождают,  душу  заразив,  ей  так  вредят  сильнее.
Так,  Господни  гнев  и  кара,  и  грехи  людей,  дурные  нравы  –
Все  совместно  нам  вредят,  всяк  свой  урон  наносит  людям  явно.

Если  так,  как  говорят,  лишь  небеса  свершают  свыше  наши  судьбы,
Жребий  наш  судьбой  считайте,  звезды  то  предпишут  нам,  что  с  нами  будет.
Все  они  тогда  –  одно:  злосчастие,  судьба  и  воля  Божья,
Если  же  не  так,  тогда  нам  небо  вовсе  навредить  не  может.

Потому  у  наших  горестей  всего  лишь  две  найдут  причины  главных.
Остальные  все  от  них  зависят,  это  вовсе  не  должно  быть  странным:
Главные  –  Господня  воля,  рок  холодный  и  судьбы  решенье,
А  другие  –  грех  и  нравы,  вызывая  Бога  возмущенье.

Первые  из  них  за  муки  людей  добрых  боль  большую  причиняют,
А  вторые  –  за  порок,  и  по  заслугам,  наказанье  вызывают.
Так  и  Божий  гнев,  и  Божия  любовь  –  разят  всех  тяжелее,
Добрых  –  из  любви,  злых  –  за  грехи  Господь  бьет  палицей  своею.

Хоть  разнообразные  грехи  мои  меня  средь  худших  помещают,
Что  cо  мной  произошло,  надежду  все  же  быть  средь  первых  мне  внушает.
Око  то,  что  видит  целый  мир  и  знает  нашу  мысль  любую,
Видит,  как  я  ненавидел  грех,  чтил  добродетель  дорогую.

Величайшую  усладу  я  искал  в  души  моей  спасенье,
Пышности  мирской,  утехам,  славе  я  не  придавал  значенья.
Не  ценил  я  королевств  своих  и  вовсе  не  ценил  короны,
Видел  я  сокровища  в  раю,  куда  стремился  непреклонно.

Но  мои  несчастья  были  велики:  никто  еще  не  знал  подобных.
Бурям  многим,  всевозможным  сразу  было  поразить  меня  угодно.
Почему  –  Господь  то  знает,  а  не  я.  Быть  может,  подтверждает
На  примере  государя  случай:  вот  как  честь  хрупка  бывает.

Наши  царства  –  лишь  заботы,  государства  наши  лишены  покоя.
А  богатства  –  только  средства,  чтоб  скорее  пасть  нам,  и  ничто  иное.
Наши  удовольствия  –  уколы,  что  толкают  нас  к  порокам  втайне,
Пышность  –  пустота,  а  слава  –  пламя,  власть  –  лишь  дым  и  нас  бросает,  тая.

Не  со  слов  чужих  я  говорю,  об  этом,  верно,  многие  жалеют.
Жизнь  моя  кричит,  что  это  –  так,  и  то  же  смерть  доказывать  умеет.
Вкратце  я  перескажу  все  те  несчастья,  что  со  мной  случились,
Чтобы  Болдуин,  меня  жалея,  выразил  к  несчастьям  милость.

В  Виндзоре  я  был  рожден  и  при  крещении  отца  я  имя  принял,
На  войне  французов  он  разбил,  и  славен  будет  он  всегда,  как  ныне.
Он  корону  мне  оставил,  чтобы  в  мире  мне  она  досталась,
Стал  для  Карла  он  наследником,  в  супружестве,  что  состоялось.

Договор  осуществлен,  но  мой  отец  скончался  первым  все  же.
Королевства  получил  я  два  –  а  в  мире  даже  года  я  не  прожил.
Слишком  скоро  получил  я  их,  и  скоро  с  горестью  они  спознались.
Оба  взяли  Карл  и  Эдуард,  и  сорок  лет  уже  тому  промчалось.

Карл  был  старшим  сыном  Карла,  он  родней  мне,  тестем  приходился.
Перед  ним  народ  французский  как  перед  наследником  склонился,
Эдуард  наследник  Ричарда  был,  властелина  Йорка,
Мортимера  также,  –  умерщвлен  тот  мужиком  из  Корка.

Прежде,  чем  я  вырос,  Карл  смог  Францию  забрать  обратно.
Многих  воинов  моих  убил:  была  удача  в  помощь  явно.
Мой  же  с  дочерью  Рене  безумен  был  контракт  о  браке:
Я  Нормандии  лишен  –  причина  многих  смерти  тяжкой.

Дядя  Хамфри  первым  был,  кто  тем  моим  решеньем  возмутился:
Я  ведь  лучший  договор  так  оттолкнул,  от  блага  отвратился.
Но  польстил  хитро  мне  герцог,  тот,  кто  этот  брак  устроил  первым:  
По  заслугам  получил,  кто  нас  толкает  на  дурное  дело.

Ну  а  я,  глупец  несчастный,  должен  был  удар  стерпеть  тот  главный:
Наслажденье  в  моем  браке  было  смешано  с  горчайшим  ядом.
Если  б  правильно  искал  жены,  была  бы  доброю  она  и  мудрой,
Но  союз  наш  незаконный  превратить  в  ничто  сумел  такое  чудо.

Потому  предупреждайте  тех,  кто  хочет  отступить  от  обещанья,
Чтобы  из-за  боли  тяжкой  не  пришлось  затем  оплакивать  страданье.
Прежде,  чем  им  обещать,  пусть  думают,  но,  обещав,  исполнят,
Ведь  Господь  двуличие  карает,  хоть  нас  червь  не  беспокоит.

Я,  обманутый,  считал,  что  поступил  я  в  этом  деле  так,  как  надо,
Но  и  то,  чему  ученый  учит,  все  же  не  всегда  бывает  правдой.
Мне  священники  сказали:  государь  не  связан  обещаньем,
И,  к  несчастью  своему,  узнал  я,  что  слова  их  –  не  Писанье.

Вслед  за  тем,  как  с  королевой  Маргаритой  я  соединился  в  браке,
За  одну  ошибку  три  несчастья  новых  мне  достались,  бедолаге.
Отнял  Карл  венец  мой,  и  Нормандии,  и  Франции  корону,
Герцог  Йоркский  и  другие  думали,  как  свергнуть  меня  дома.

В  колокол  ударила  Беллона  и  в  моей  стране  и  за  границей,
Бремя  неудач  мне  от  Судьбы  досталось  очень  скоро,  чтоб  склониться.
Крепостей  во  Франции  лишился,  дома  –  в  битве  пораженье,
Родичи  убиты,  и  друзья  угнетены,  мне  –  лишь  смиренье.

Герцог  Ричард  дважды  захватил  меня,  отречься  он  заставил
От  короны,  титулов,  того,  что  мне  отец  оставил.
В  заключенье  он  держал  меня,  творил  со  мною,  что  желал  он,
Но  смогла  моя  жена  освободить  меня  мечом  кровавым.

Но  хоть  герцога  она  убила,  горести  мои  не  прекратились.
Словно  гидры  голова,  все  новые  мои  несчастья  пробудились.
Эдуарду  Уорик  с  братом  тогда  ловко  помощь  оказали,
В  битве  выгнали  меня  к  шотландцам,  а  в  другой  меня  в  плен  взяли.

Наступило  тут  друзей  моих  крушенье:  Эдуард  ведь  воцарился,
Девять  лет  я  в  заключенье  тяжком,  безутешный,  у  него  томился,
Но  усилиями  Уорика  вновь  я  получил  свободу,
Эдуард  из  королевства  изгнан  был,  друзей  искал  он  снова.

Только  все  же  что  преобладает,  боль  иль  проницательность  людская,
Чтобы  счастье  получил  тот  человек,  кому  рок  это  возбраняет?
Тот,  кто  бьется,  чтоб  скалу  освободить  суметь  вполне  от  грязи,
Сам  испачкается,  и  с  трудом  большим  в  потоке  не  погрязнет.

То  друзья  мои  узнали  все,  а  сам  я  в  этом  также  убедился,
Осужденный  на  несчастья,  я  к  большой  утрате  приобщился.
Года  даже  не  прошло  с  тех  пор,  как  свой  престол  я  занял  снова,
Как  погибли,  кто  помог  мне,  я  и  власть  утратил,  и  свободу.

Эдуард  сперва  интриговал,  а  после  он  и  сил  еще  набрался,
Он  сперва  приехал  в  Йорк,  там  был,  потом  он  и  до  Лондона  добрался.
Захватил  меня,  связал,  только  Уорик  был  отважный  рыцарь:
С  войском  он  явился  в  Барнет  Филд,  пришел,  чтоб  мне  освободиться.

Там,  увы,  убит  он  был,  погибли  также  много  рыцарей  достойных.
Боже,  как  же  не  везет  тем,  кто  за  право  встанет,  жертвует  собою!
Наконец,  жена  и  сын  мои,  что  долго  прожили  в  изгнанье,
Королю  послали  вызов,  дали  бой;  умылся  я  слезами.

Там  единственный  мой  сын,  которому  тринадцати  не  исполнялось,
Схвачен  был  и  Эдуардом  умерщвлен  самим:  свирепствовала  ярость!
Вскорости  затем  и  я,  чтоб  исключить  дальнейшие  сраженья,
Его  братом  жизни  был  лишен  в  тюрьме,  кровавое  свершенье!

Гляньте,  сколько  случаев  несчастных  для  меня  причиной  горя  стали,
Эти  сладкие  плоды  сбирает,  знайте,  много  в  мире  государей.
Казни  достаются  им,  раз  от  законных  уз  вдруг  отрекутся,
Им  –  расплата  в  том,  что  их  друзья  от  рук  кровавых  не  спасутся.

Повели,  Господь,  чтоб  горести  мои  –  о  них  я  тягощусь  рассказом,
Научили  государства  все,  как  страшно  поражает  нас  опасность,
Как  изменчивы  все  почести  и  хрупко  как  мирское  счастье.
Пусть  боятся  дурно  поступать:  могу  для  них  примером  стать  я.

Перевод  12.02.2024,  02.06.2024,  11.06.2024,  27.06.2024,  28.06.2024,  29.06.2024,  01.07.2024,  02.07.2024.

Примечания:
- Нравы  –  буквально:  гуморы,  humours.
- Болдуин  -  по-видимому,  имеется  в  виду  Уильям  Болдуин,  один  из  авторов  сборника  "Зеркало  для  магистратов".
- При  крещении  отца  я  имя  принял  –  короля  Англии  Генриха  V.
- Стал  для  Карла  он  наследником,  в  супружестве,  что  состоялось  –  наследником  короля  Франции  Карла  VI,  в  супружестве  с  его  дочерью  Екатериной  де  Валуа.
- и  сорок  лет  уже  тому  промчалось  –  буквально  «или  уже  сорок  лет  прошло».
- Карл  был  старшим  сыном  Карла  –  будущий  король  Франции  Карл  VII,  единственный  выживший  сын  Карла  VI.  Маргарита  Анжуйская,  жена  Генриха  VI,  была  племянницей  его  жены.
- Эдуард  –  король  Англии  Эдуард  IV  Йорк.
- наследник  Ричарда  был,  властелина  Йорка  –  Ричарда  Плантагенета,  третьего  герцога  Йоркского.
- Мортимера  также  –  в  оригинале  Роджера  Мортимера.
- С  дочерью  Рене  –  Маргаритой  Анжуйской,  дочерью  Рене  I  Доброго,  герцога  Анжуйского.
- Дядя  Хамфри  –  дядя  Генриха  VI,  герцог  Хамфри  Глостер.
- -  герцог,  тот,  кто  этот  брак  устроил  первым  –  Уильям  де  ла  Поль,  первый  герцог  Саффолк.
.  –  Беллона  –  богиня  войны  у  древних  римлян.
-  Эдуарду  Уорик  с  братом  тогда  ловко  помощь  оказали  –  Ричард  Невилл  (ум.  1471),  шестнадцатый  граф  Уорик,  и  Джон  Невилл  (ум.  1471),  первый  барон  Монтегю.
-  Его  братом  жизни  был  лишен  в  тюрьме  –  герцогом  Ричардом  Глостером,  будущим  Ричардом  III.  То,  что  именно  он  убил  Генриха  VI,  в  настоящее  время  оспаривается.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016665
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.07.2024


Сонет об отзывах



Ты  отзываешься  лишь  о  себе,
А  не  о  том,  о  чем  даешь  ты  отзыв.
В  упреках  злых  иль  доброй  похвале
Лишь  о  себе  сказать  –  всегда  угроза.

Щедр  ты  в  оценках  или  слишком  скуп,
Поверхностны  иль  глубоки  сужденья,
Показываешь  ты,  насколько  глуп,
Раз  умным  представать  –  твое  решенье.

Так  что  ж,  молчать?  И  вовсе  знать  нельзя,
Хорош  иль  плох  предмет  твоей  оценки?
Ведь  также  о  себе  другой  судья
Расскажет,  кто  к  себе  критичен  –  редки.

Но  честен  будь  и  этим  утешайся,
Себя  высказывать  не  испугайся!

30.06.2024

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1016499
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.06.2024