От старого креста на холме видно целую долину,
динозаврий труп элеватора, пакгаузы и халупы,
щётку далёкого леса.
Какими искромсанными
отправляемся на поиски судьбы, целой, круглой,
свежей правды о себе, будто кто-то её должен был
оставить на этом кладбище, как пасхальную крашенку.
Пальцы мёртвых – бледные анемоны – тянутся сквозь глинозём
и шевелятся, едва щекочут пятки,
играют с нами, верят, что мы до сих пор их дети.
Где им удержать нас, почти невидимым и прозрачным,
откуда силы, если не удаётся
удержать даже буквы
на еврейских деревьях из серого камня, с отрубленными ветвями,
возле ног заплаканных ангелов, и даже упорное кружево
тюркских шрифтов опадает в траву
под надгробьями, похожими на сабли.
Давятся вскриками гуси в селе под холмом,
бестолковые собаки воют, услышав приближение поезда.
Никто нас здесь не знает – и мы никого.
Пьяный охотник петляет по дороге, несёт за лапы
двух застреленных диких уток,
окропляет землю свежей кровью,
будто ещё не достаточно.
(Перевод с украинского)
