Веку не верьте!
Его злословью!
Лирику смерти
он пишет кровью.
Снова стремятся мухи текста, как чья-то месть,
на инвентарь старухи целою тучей сесть;
впору судить по вздоху гнойных моих стишков, –
чем я дышу в эпоху чёрной горы мешков.
Твари несутся роем, думая, мол, сейчас
царственный пир устроим: смерть – это жизнь для нас.
Вновь, озираясь, драхмы прячет старик Харон…
Музы, быть может, страх мы встретим живым стихом?
В песне бесплатным сыром лунный заляпан лоб;
с тёмным воюет миром светлый фонарный столб;
можно услышать волчью песню в тоске земной, –
вечной своею ночью делишься ты со мной.
Хоть позади невзгоды, спрашиваю, дыша
ровно: «подруга, кто ты?» …слышу: «твоя душа».
Вот говорит: «не верьте нынче, потом, века
мне: я - служанка смерти, воин её полка.
Много чего скажу вам, губ искривив туза:
будут вороны клювом павших искать глаза.
Перегибаю с правдой, правдой одной сильна:
будет любовь отрадой, будет бедой она».
................................................
Ночь. Унеслось виденье. Явь окружила нас,
хоть поклониться тени можно уже сейчас.
Музы, закончим песню, впору устам печать:
перед печальной вестью лучше всего – молчать.
Как-то уж больно мрачно, старик... 
