Очерк будущего произведения
Под вечер погасли фонари, прозвучал сигнал отбоя и мелкими шажками Кельвин направился домой. Работа, позволяющая почувствовать себя хоть капельку властелином, хозяином безызвестных судеб, главнокомандующим на корабле режима. Ничего сложного. Ровно в девять он жал на кнопку "вкл", в одиннадцать - на "выкл'. Такие простые вещи его окружали повсюду, как и всех остальных. Просто люди перестали замечать первостепенное, так называемую свободу движения, мысли, чувств. Их концентрация на желаниях и власти вдоволь поиздевалась над человечностью, той, которая в нас с рождения. Той, которая растворяется при первом вашем вздохе в кругу семьи, при первом игнорировании признаний в любви, и наконец, при первых удовлетворениях потребностей. Кто знает, как судьба обернулась для Кельвина и почему он признан изгоем общества. Главное, что он был рад своей участи, бесполезной работе, изгнании из рабства. Кельвин был счастлив.
Единственное, что не давало ему покоя, так это сожители по квартире. Кельвин приходил в 9.30, Кельвин приходил в 10.05, Кельвин приходил в 8.16. Неважно, во сколько он приходил. Они всегда сидели в комнате. Ранкин лихорадочно переключал каналы на спутнике, Марта то и дело уплетала булочную сахарицу, запивая Калоквой. Иногда она отвлекалась от телепередач и воспитывала детей, общеизвестными способами, как вроде – ругательства, запреты, подчинения. Но ничего не могло нарушить их спокойствия. На прошлой неделе взорвался атомник на Вакханазии, но даже это не двинуло их с места. Ранкин, услышав раскатистые звуки, сообразил, что нужно сходить в уборную. Дети испугались, но не подали виду, чтоб не накликать беду в виде разъяренной матери.
Иногда Кельвин наблюдал, как Марта выходит на улицу за продуктами. Стажеры таскаются повсюду с прилавками и продают всякую дребедень. Чтобы найти действительно полезную и вкусную пищу, нужно либо работать Стажером ( их кормят два раза в день, выдавая пшено, потроха и одно яблоко) или иметь знакомства в отделе Рабстации. Есть возможность закупать по несколько килограммов, к примеру, пшена, но это не всем по карману. Город огражден бетонным забором с железными прутьями, сквозь которые струится ток. Но даже такое препятствие не всех останавливает. Никто точно не знает, что там, за забором. Одни говорят, что там живет совсем другая раса, другие – что там бескрайние поля кукурузы, третьи – что там обитают обреченные. Кельвин однажды встретил одного обреченного. По крайней мере, так ему показалось.
В тот вечер Кельвин как обычно шагал в сторону дома. Уличные провожали его косыми взглядами. Мелкие раптуны возвращались в квартиры, закрывали окна, двери. Вдруг, из глуши выжженного леса, показался разбитый мужчина в лохмотьях. Он бежал, что есть силы. Застонала тревога, и Кельвин уже видел с другого конца улицы патрульных. «Лови обреченного!» - кричали они Кельвину. Но он решил не ввязываться в это дело, спокойно шагая дальше. Мужчина приближался все ближе. Сгибаясь в коленах, он подозвал жестом руки Кельвина. Любопытство одолело Выключателя, и он приблизился к мужчине. «Свободники, свободники..они есть» - шептал обреченный. Патруль приблизился и на месте прикончил мужчину. Теперь он был действительно обречен.
Улица была зачищена за несколько минут, Кельвина отправили на допрос. Если бы не его должность Выключателя, возможно, он бы отправился вслед за обреченным. Законы Рабстации гласят, что «общаться в общих местах строго запрещено и наказуемо». Его отпустили на следующее утро, сменив личный номер кисти.
С тех пор Кельвин размышлял о неизвестных ему «свободниках». А что если действительно они есть? И что такое свобода? Он помнил это слово, будучи ребенком, когда улицы поглощало пламя, люди резали друг друга, а революция вторгалась в государство. В те времена люди еще верили во что-то незыблемое, но от этого становилось только хуже. Наступила эра Гаджета, который захватил власть в стране. Люди лишились всего, что у них было, всего, что они нажили непосильным трудом. Технологии и открытия исчезли из памяти, что еще хуже, исчезла сама память. Чувства, эмоции, радость исчезли, как только в них растворилась потребность. Теперь никто никому не нужен, ведь люди лишены системы. У них нет общей цели, нет желаний и мечтаний, есть только ожидание смерти. А что есть смерть? Кажется, люди уже давно умерли. В момент исчезновения мобильных, компьютеров, рекламы, новых вещей и услуг люди лишились самого главного - нужды. Когда нет товара, нет потребности в нем.
Прогресс, сын Эволюции, покинул эти края, когда государство пылало огнем, а люди захлёбывались ненавистью. Они лишили себя того, чего не заслуживали. Время их пережило, поэтому хаос оказался неизбежен. Остались полуразрушенные библиотеки, в которые никого не пускают, торговый центр, где живут уличные, кредитная аптека, где можно вылечить одну часть тела, заложив другую. Еще есть сервис сословий, в котором можно обменять ребенка на еду. Если ребенок окажется здоровым, то у вас будет шанс попасть за пределы забора.
Кельвин шагал домой, вытесняя чувство одиночества. Возможно, это последнее чувство на Земле. Последнее, что не дает ему опустить свои руки.
ID:
604725
Рубрика: Проза
дата надходження: 06.09.2015 18:48:51
© дата внесення змiн: 06.09.2015 18:53:10
автор: Antoshka
Вкажіть причину вашої скарги
|
сахарица вкусная, но вредная 
