Днем же так сложно - по коже шины машин,
И невозможно вытянуть руки и плечи.
Мне бы подняться, молча стряхнуть бы с души
серый бетон, чтобы стало чуточку легче.
Чешется все... Фонари выжигают глаза,
И цепью мостов горло мое перекрыто.
Мне бы вздохнуть и встав, во весь голос сказать,
что надоели вечно-асфальтные путы.
А по проспектам сотни и сотни людей
так раздражают - словно мурашки и слепни.
Ну, отпустите, дайте подняться с колен,
вырваться к небу из загазованной клети.
Но я лежу, врастая в бетон и траву,
и мои вены-реки замерли в иле...
Я задыхаюсь, я почти не живу
в этой огромной многоквартирной могиле.
Все отобрали... Раньше так было легко -
зелень деревьев и тишина на бульварах.
Утром кричали: "сливки! творог! молоко!"
и еще теплый хлеб там с печи продавали...
Сонные люди, запах малины в садах,
жизнь так прозрачна, как небо майское чисто....
Что же случилось? Воздух бензином пропах,
и попрощались с последним кленом тенистым.
Только бетон. Жаром ранит черный асфальт,
солнце - оно тоже стало темного цвета.
Я так устал... И мне не возможно дышать.
Бабочкой белой хочу в страну с вечным летом.
Чтобы, как раньше, - зелень и мята в саду ,
детские игры до темноты и бессилья.
Ну, отпустите! В клетке же я пропаду...
Чешется все... И воздуха хочется сильно.
