1
ТОСЯ
(маленькая сонно-солнечная зарисовка)
– Тося!.. – она позвала его с низкого балкона…
Обычно Антонов называют Тошами, или как-нибудь ещё – в таком духе. Но тут это как-то не прижилось. Она была старше его. Они просто жили вместе. Так было легче. Так было удобно. Но это не были люди, сошедшиеся от безысходности, – нет.
Был солнечный майский день. Желтый-желтый нежный свет пробивался к земле, лип к молодым сочно-зелёным лоснящимся кленовым листьям. Падали маленькие букетики зелёных кленовых цветов. Было немножко сухо и немножко пыльно. В углу, образуемом стёклами старого магазина с вечной надписью на мелу: «ремонт» и рожицей, счастливо подтверждавшей это самое слово – с одной стороны, и серым выступом серого дома, который только раз в год украшали вишнёвые цветы, а больше ничего не украшало – с другой стороны, так вот в этом самом углу лежала ополоумевшая, забытая временем, почерневшая от весеннего стыда – обуглившаяся на цветущем майском солнце всё ещё большая куча снега. И тихо таяла, спуская воду в один скромный узенький ручеёк.
Скрипнули петли. Со второго этажа послышался треск рвущейся клееной бумаги, которая повезла пыль по балконному полу. Блеснуло на ярком солнце широкое и высокое стекло балконной двери, и отразило уезжающий вверх по переулку красно-жёлтый старый трамвай. Нервно и нетерпеливо зашумели каштаны. Когда он украдкой сбегал по ступенькам вниз, она крикнула с балкона мягко:
– Тося!..
2
НОЧЬ
(ночная предыстория)
Я чувствовал, что засыпаю нехорошо – впадаю опять в этот скверный прозрачный сон. В нём – удручающе явно представала обстановка моей тёмной комнаты, и становилось страшно. Я пытался вырваться из этого сна-состояния. Меня начинало знобить. Я задрожал всем телом. Рот мой раскрылся в судороге, и нижняя челюсть отбивала по подушке в такт каким-то нечеловеческим жутким ударам. Удары были ритмичными и громкими: как будто в стену вбивали металлический штырь. Я испугался, что будет как летом (когда был особенно сильный приступ). В холодном поту – я разорвал веки, и неистовым взглядом смотрела на всё синее окружавшее меня ночное пространство моей комнаты. Я пытался выдернуть себя из лап этого сна, и от того меня дёргало ещё сильнее. Стук ритмично неистовствовал…
Я подскочил и оглянулся: сумеречная комната, холодный свет юпитера в окно, тикают часы.
Потом мне приснился поцелуй. Это была ночь на четырнадцатое.
3
СУМАСШЕДШИЕ
(рассказ о дне, состоявшем из событий)
Головная боль начиналась с того, чем она у меня обычно заканчивалась: сладкий, приторно сладкий зуд в переносице.
Еще не было снега. Гражданка, стоя на балконе над моей головой, заклеивала окна снаружи. Февраль. Середина февраля. Трещала липкая лента, и этот звук преумножался, как в рупоре, в котловане близлежащей стройки.
Старая женщина
Итак, представьте себе. Громадный библиотечный зал. Невообразимо монументальный потолок, вечно упивающийся своей монументальностью. Рояль стоял в углу, лицом к стене. На нём были расставлены горшки с цветами. Это был как раз тот угол, где стоял стол, за которым сидела старая женщина. Людей в этот день было не много – был какой-то праздник, который мне был чужд. Тихий говор библиотекарей через дверное окошко, каблучные шаги на лестнице – то есть было в общем-то тихо. Особенно за книгой – вообще не было ничего слышно. И вот через это «ничего» со временем начали прорезаться звуки. Эти звуки назойливо пытались вырвать меня из книги. Меня это начало раздражать, и я мысленно отмахивался от них, хотя это не очень помогало… Когда моя голова поднялась и пространным взглядом уставилась в тот угол, женщина с кем-то разговаривала. Беседа периодически перерастала в спор, и её голос становился непозволительно громче. Нет, не подумайте – рядом с ней никого не было. Но это не мешало ей разговаривать. Она смотрела куда-то вправо и вниз, будто бы, наклонившись к собеседнику в такой себе раздражённой позе. Я не стал прислушиваться. Решил сделать вид, что ничего не замечаю. Но и она бы не заметила, если бы я на неё засмотрелся.
Через пол час сидеть проста стало невозможно: девушки, только что севшие справа от меня, принесли полный пакет разных конфет, а мне сладкого хотелось до умопомрачения, в тоже время спор в углу набрал такие обороты, что уже не только мне его трудно было не замечать. К спору подключился третий голос. Женщине кто-то отвечал, хотя она всё ещё сидела одна. Может я просто поначалу этого не заметил? Теперь они лишь изредка опускались на тон ниже. Она кричала ему что-то, махала в его сторону рукой, но разобрать слова было практически не возможно…
Библиотекарша проводила меня взглядом.
Свободные руки
Там, откуда падал свет, уже валил снег. Громадными мокрыми хлопьями. Я запереживал. Снег, при всей своей прелести, сейчас бы не очень кстати. Маленький переулок в самом центре, невиданно тихий, почти полностью заставившийся машинами. Много-много людей в стильных костюмах и дорогих пальто. Кейсы, деловые сумочки, ключи от автомобилей. Я вспомнил наш вчерашний разговор: мимолётные поздравления, дальше – ни о чём , потом – ещё ни о чём, потом я зачем-то говорил ей про деньги. И зачем я водил её в театр? Зачем совершал это бессмысленное атавистическое действие? Громкий гул оборвал мысль. Я сначала не понял, откуда, а потом мне в какой-то витрине в глаза бросились часы – двенадцать. Монументальные звуки колокола разносились по маленькой улочке из-под возвращённого на место недавно креста… Я и не сразу смог полностью осознать то, что увидел. А потом – осознал. Он был в дорогом сером костюме и в чёрном пальто с бобровым воротником. Кожаный портфель, часы с позолотой, перстень – печатка… И он разговаривал сам с собой. Ха, хм!.. Конечно же я знаю о системе «свободные руки» для мобильных телефонов. Да, моя бедность в этом не ограничила мою осведомлённость. Но у него её не было! Это я заметил совершенно точно: никаких проводков, никаких слуховых аппаратов, прищепленных к ушам, в общем никаких следов научно-технического прогресса в радиусе тридцати сантиметров от его коротко остриженной головы точно не было…
Видение исчезло с последним ударом колокола.
Я шел быстро, сворачивая из переулка к скверу. Я радовался, что художники ещё не успели укрыть от снега свои картины каким-нибудь уже давно не прозрачным замусоленным полиэтиленом. Но и снег падал как-то будто бы мимо картин. Только он время от времени залеплял глаза – и не таял. На одной из картин я увидел её: она стояла и смотрела на меня в упор. Снежинка упала ей на уголок рта, и не растаяла. Я понял, что это была не картина.
Конец
Я думал, что это – конец. То есть, я думал, что дописал рассказ. Но рассказ продолжался. Продолжался, не спросив моей воли.
Я шёл по улицам в снежной эйфории. Я думал: вот такой себе день чудес. Помешавшийся бизнесмен, два голоса, издаваемые одной сумасшедшей старой женщиной, сидевшей возле закупоренного рояля, картины и снег. Бесконечный снег.
Я был озадачен. То есть, у меня была определённая задача, которая и вывела меня из дома в этот день. Поэтому мне за каждым углов мерещилось искусство…
Снег. Безлюдный переулок. Я и дамочка, говорившая по телефону. Я не прислушивался, но когда я её обогнал, в мой слух вбросилась фраза: «… он всё время сидит за этим компьютером. Ты видела его холодильник? Там же ничего нет! Нет ни молочка, ни сметанки…». Я подумал о том, что у меня тоже нет ни молочка ни сметанки. Захотелось чуть кислой сметаны.
Снега не было. Пробивалось холодное мутно-жёлтое солнце. Людная улица, трамвайные рельсы, серые дома. Один из них – тот самый серый дом, из высоко открытых балконных дверей которого прошлой весной раздавалась любимая песня. Тот парень, что шёл вдалеке впереди меня – будто и обычный: голубые джинсы, чёрная короткая куртка. Без головного убора, светловолосый. Шёл он не очень быстро, так что скоро я начал его догонять. Он то и дело скрывался за спинами идущих людей. За широкими спинами толстяков. Но в определённый момент я заметил, что у него были крылья. Я на ходу присматривался и пытался увидеть ленточки, с помощью которых крылья накидывались на спину, или какое-нибудь другое крепление. Подходя ближе, я увидел, что крылья сделаны из настоящих перьев. И вообще они были как настоящие. Только маленькие. Я видел, что вот-вот поравняюсь с ним. Это было в преддверии перекрёстка. Я всё смотрел и смотрел на эти крылья, и наконец понял, что ничем они не крепятся, и ни из чего другого, кроме как из перьев, они не могут быть сделаны. Они настоящие… Я стоял перед перекрёстком рядом с Ангелом. У него были зелёные глаза. Загорелся зелёный свет светофора.
Возможно я просто сходил с ума? Но тогда это происходило коллективно вместе с теми, с кем сводила меня судьба в эти моменты. И как будто бы это был день, а не ночной сон.
(c) Александр Стадник
ID:
59226
Рубрика: Проза
дата надходження: 16.02.2008 10:11:24
© дата внесення змiн: 16.02.2008 10:11:24
автор: Александр Стадник
Вкажіть причину вашої скарги
|
