Был друг у меня. Потеряли давно мы связь.
Он очень старался, нигде чтоб не стать изгоем; он вечно боялся ударить лицом в грязь, что лужи широкие все обходил стороною.
Он смело мечты предавал, словно шум пустой, бесплотный, минутный и глупый – назавтра не вспомните. И худший кошмар его был осознать: чужой он в мире/стране/cвоем городе/собственной комнате. Признанья не жаждал, хоть был бы, наверно, рад, но жизнь предпочел все равно он спокойно-безликую. И голос его стал бесцветным (молчанье – клад), и сердце его еле билось, бесшумно тикая.
Зато никому никогда не создал проблем, никто не метнул в него камня – дурного слова, и пламя его не брало. Лишь кружился тлен, за плечи цепляясь, - но в этом ведь нет плохого.
И страх быть «другим», словно белая перевязь, всегда выдавал в нем трусливого подлеца, ведь он так боялся ударить лицом в грязь,
что жизнь прожил быстро,
напрасно.
И без лица.