48.
Площадного паяца уходили с поста;
разрешалось смеяться, исчерпался пролог.
В каждый дом попрощаться зашел супостат.
Этот мир продолжался, и время текло.
49
Волокли прихлебателей птичьих контор
на расправу, на праздник, на право на труд.
Колыхались шелка и холодный картон
на безмозглом, на злом воробьином ветру.
50.
Безневинные школьники тратили слух,
созерцали пространства в пустых зеркалах.
Слухоморы в эфире ловили лису.
Мясники забивали рябого козла.
51.
Шептуны и бдуны исправляли пейзаж,
музыкальные критики морщили рты,
наотрез обывали винительный джаз…
На открытые двери ворчали коты.
52.
Направлял отмете́нь бростяно́й Везелу́п,
недозволенный би́бень стаху́ды шатал,
отмывали убо́ги земную золу,
и курил обязательства сводный шантан.
53.
Заморочки не хило понтило фуфло.
Но катился на лажу глухой недогон.
Трепачам отказали. Гужеваться облом –
и торчал на приколе юксо́вый сайгон.
54.
А хозяева жизни поднимали бокал,
украшали любимую спелую грудь.
Не спеша, как река, волокли облака
по знакомой железной обочине груз.
55.
И в критический возраст впадал Анекдот,
затруднением речи подражал чебаря́м,
и сановник сутуло растягивал рот,
симулируя глупость, вообще говоря.
56.
Пустотелые ляльки дарили гостям.
(По периметру бегали жадные псы.)
Обожали ничьи, и ценили пустяк,
и не трогали взяток послушной осы.
57.
Заменили вертушкой сквозной аппарат,
глинобитных уродов кормили халвой,
Поджидали волков по утрам. (По утрам
игемо́н благодушно страдал головой.)
58.
Расползалось эпохи гнилое белье,
кирпичи бытия замели несуны;
забывалось под вечер дневное былье,
но запомнились ясно разумные сны.
59.
Обнажались таблички для памятных дат.
Осыпался песком бесполезный сентябрь.
Поднимался из камня последний солдат,
распрямляя затекший железный костяк.
60.
Ярче тысячи солнц разгорелась свеча.
Жизнерадостный город стал палой золой.
Призывая священника или врача,
этот мир продолжался, и время текло.
(1999)
