тысяча дней сливалась в одно
тяжко влачимое
бытие.
скомкать бы и выбросить прямо в окно
могильную серость ободранных стен.
а вид из окна - не лучше ничем:
весь его нагло собой занимал
кирпичный домина, держа на себе
верхнюю раму кривого окна.
и кажется, будто там нет ничего
и дом простирается
ввысь и вширь,
там, за стеклом, всё бетонно-мертво
и за что-то и кем-то я этим казним.
зашторив его я лучше останусь
в пыльной скуке,
всецело один.
я здесь так давно,
что скоро впитаюсь
в советскую мебель и рамы картин.
шкаф нависает над полом громадой,
в среднем отделе храня мой скелет,
а та, что на тумбе, старая лампа
хранила в плафоне души моей свет.
кровать сохранила вонь табака,
ночное мучение в жутких кошмарах.
болезненным стоном звенит простыня
и в судорогах мнётся моё покрывало.
семь лет неудач в разбитом трюмо
прошедшие вижу и те, что грядут
в комнате этой враждебно-чужой
эти годы и дальше
я проведу.
да, проведу! чего же мне ради
то место покинуть, в котором меня
всё ненавидит и всё меня знает,
когда за окном тоска кирпича.
