"А можно не иметь никаких убеждений, и тогда
разбитый термометр будет не более, чем освобождением от страданий;
туча цинковой пыли растает над нашим неприбранным ложем".
Я – мера значения, которую можешь удержать стиснутыми, хотя и ослабшими после сна
коленями, и это всё на сегодня. Переменное напряжение
освещения и цвета, замеры прозрачности кожи, микроскопические лоты,
погружённые на глубину нескольких миллиметров;
внизу, при выходе, нам покажут чертежи и схемы. Но мы можем этого
не подписывать. За номер с пескоизоляцией ещё не внесена предоплата.
За нас не поручатся специалисты по безопасным окнам на крыше,
безопасным бритвам, небьющимся стаканам. Пустыня отложила личинку в устье артерии.
Ждать недолго: кашель в невиннейшие мгновения даёт небольшую надежду.
Выходим по одному, чтобы страх не зажёг другие сухие кроны;
круглосуточное наблюдение разве что освободит нас от излишней
сентиментальности. Дальний ливень, дальняя погоня, чьё-то дыхание
отступает на последние, отдалённейшие рубежи. Переходим к следующему окну.
"Лицо, видневшееся в свете, отражённом от белой палубы "Санта-Люсии",
можно больше не узнать никогда". Я догадываюсь, что это значит.
Мы пришли, когда уже выпустили первую порцию пыли,
когда те первые уже спали на мягких бородах, а последние
продолжали морочиться с неудобными штопорами.
(Перевод с украинского – Станислав Бельский)