Если ковчег оказался вдруг без руля и ветрил,
Если вопросы повисли в воздухе, как топоры,
Если погасли все самые главные в жизни костры -
Значит больше не о чем и говорить,
Значит пришла пора не смотреть назад,
Пусть покрывается пылью иконостас.
Мало ли что и кому не успел сказать,
Если некому больше глядеть в глаза.
Это не солнце упало - это снега горят -
Те что накрыли твое замороченное вчера.
Землю раскручивать вновь трудней во стократ,
Если остался без одного ребра.
Она стояла у окна спиной к двери. Шалтай неслышно вошел в комнату, позвал:
- Таш.
Обернулась, заулыбалась.
- Что делаешь?
- Отдыхаю. Руки устали, - она повела взглядом в сторону шерстяной горки на подоконнике.
Ташка не успела довязать свитер к приезду Шалтая, распускала несколько раз, зато теперь он получался красивым - вишневого цвета, с узором, очень толстый и мягкий. Погода стояла теплая, и не то, что мерить - даже смотеть на него было жарко.
Шалтаю нравилось наблюдать, как Ташка вяжет, она очень старалась, растопыривала в стороны напряженные локти, от чего руки быстро уставали, и корчила рожицы: то, приоткрыв рот, складывала губы "рыбкой", то высовывала кончик языка, то морщила лоб, подсчитывая петли. Шаттл, здоровенная псина, обычно устраивался рядом с ней на полу, положив голову на тапочки.
Правильный пес этот Шаттл, хоть и молодой еще, чуть больше года, но сразу признал в Шалтае хозяина, и только Ташку продолжал охранять и, казалось, ревновал ее ко всем.
Ты был странным.
Ты помнил
Закон Ньютона-Декарта,
О энтропии Вселенной ты мог говорить часами.
Сам себе кивал головой.
Рисовал на песке таблицы, схемы, плакаты,
Их снова глотал прибой…
Тебе было неинтересно с людьми,
Им неинтересно с тобой.
Шалтай пересек комнату, подошел к Ташке, заглянул ей прямо в глаза. Ну никак он не мог привыкнуть к этим глазам - с тех пор, как увидел их впервые, увидел по-настоящему.
В школе к урокам химии Шалтай относился терпимо. Не то, чтоб химия ему особенно нравилась, а просто получалось, хотя на самом деле он считал ее сродни колдовству. Вернее так - все было просто в виде формул на бумаге, да и что там сложного - соединяются два вещества, получаются два других, против законов природы не попрешь. Называется - реакция замещения. Другое дело - лабораторные работы, когда в колбу нужно было налить два раствора, ни в коем случае не перепутать, что сначала, что потом, ждать, пока оно там пробулькается, чтоб увидеть наконец вожделенный осадок. Химиком он стать не смог бы, потому что не обладал химической интуицией, ему просто нравился процесс.
Однажды на защите лабораторной, стоя у доски, он произнес:
- В результате реакции замещения с пузырями...
- С чем, с чем? - заинтересовалась учительница.
- С пузырями, - по инерции ответил Шалтай, тут же исправился: - с выделением углекислого газа, - но громкости его голоса не хватило перекрыть общий хохот - радоваться класс умел и любил.
После звонка он решил задержаться, не мозолить глаза, надеясь, что народ забудет о "пузыре", и это прозвище не приклеится к нему до конца жизни. Медленно, с чувством, он в четвертый раз менял местами в рюкзаке ручку с карандашом, когда услышал сзади "аааа" на вдохе. Оглянулся. Девчонка по имени Ташка, тихая, худенькая, незаметная, наклонившись, рассматривала свои ноги. Шалтай тоже посмотрел на ее ноги и увидел огромные дырки на темных колготках. Видимо, кто-то разлил кислоту на стул, а она не заметила, села. В следующую секунду Ташка подняла глаза.
Когда время дернулось и снова пошло, Шалтай сказал обыденным голосом:
- Снимай, я у двери постою.
- А потом как? - Ну конечно, поздней осенью с голыми ногами никто не ходит.
- До зала как-нибудь дотянешь, там переоденешься в спортивную. После физры домой пойдешь. - Заметив, что она замерла на слове "домой", добавил: - Я провожу. - Все-таки она дурочка, ну какие проблемы, подумаешь, прогуляет пару-тройку уроков.
В дверь стучали, трясли, но ручка швабры держалась надежно. Потом они бежали до спортивного зала. Он подмигнул ей у своей раздевалки, обозначил одними губами:
- Провожу.
И действительно сорвался с ней после физкультуры, по дороге рассказывал анекдоты, какие-то истории, смотрел, как она смеется, думал, что раньше ее не замечал, а зря.
- Таш, я уезжаю.
Звук преодолевал сантиметры между ними несколько секунд. Или минут. Или вечностей. Ташка перестала улыбаться, но и взгляда не отводила. Может, ждала объяснений?
Ты был странным.
Цитировал
По памяти страницы из Торы.
Проверить никто не мог –
Кто знал Тору,
Тот не был с тобой знаком.
У тебя за спиной всегда
Велись о тебе разговоры.
Но это не значило ничего –
Не больше, чем снег с дождем.
Ну не мог, не мог он ей объяснить, что нет у него другого выхода, что он будто завис над пропастью между двумя берегами, а те, кто на этих берегах, тянут его каждый к себе, на разрыв, что он устал, просыпаясь в подвале и обнаружив себя в комнате, заново и заново прокладывать дорожку в сегодняшнее, в настоящее утро, что ему необходимо новыми знакомствами и местами заполнить образовавшиеся пустоты, что новые впечатления должны стереть слишком яркие краски снов...
- Хочешь, кофе сварю?
Они поплелись на кухню, как двое приговоренных. Умница Ташка, не стала ни о чем спрашивать. А может, поняла.
Ты был странным.
Друзья всегда
Уходили в четвертый вторник.
Возвращаться им не было смысла –
Ты не помнил их имена.
У других отгремели войны.
Возвращались они в орденах,
Напивались и били морды,
А во снах их любила война.
Они пили кофе, заваривали опять, и снова пили, и говорили о такой ерунде, что спроси их кто-нибудь, о чем разговор, они не смогли бы ответить, а думали каждый о своем. Или об одном и том же? Кто знает...
- Пойду. Не провожай.
- Возвращайся скорей. Ну сколько тебя можно ждать.
- Я звонить буду.
Ты был странным.
Ты снова считал года,
Проецировал диафильмы
На побеленный потолок,
Триста тридцать дней ел перловку,
Тридцать дней отпускал узду,
На шесть дней становился дебильным,
Поглощая электрошок.
Раннее утро. Начало лета. Пустой перрон. Проходящий поезд останавливается на шесть минут.
Шалтай не торопился заходить в вагон - докуривал.
Ташка пронеслась по перрону и с ходу ткнулась в него, вцепилась, вжалась. Он обнял ее, стиснул. В последний раз? Вернется?
Ты был странным.
Иначе –
Ты был просто опасным,
Смертельным сном.
Просыпался в Аду раз двадцать –
И всегда отправляли назад,
У тебя был льготный плацкартный,
Дьявол подпись черкнул на нем,
Потому до копейки сдачу,
Потому бензедрин,
Два в одном.
- Молодые люди, отправляемся, - проводница уже убирала ступеньки.
Ташка оттолкнула его и отошла на шаг.
Поезд набирал ход. Шалтай прошел в вагон, подумал, что они даже слова друг другу не сказали, а ведь что-то хотел...
Ты был.
Странным.
И больше вот нет тебя.
Ты ушел расплескаться в ливне,
Говорил что вернешься назад.
Только знал я – ты снова врешь.
Снится сон – на забытый номер
Отзывается твой мобильный,
За гудками я снова слышу
Бесконечный,
Промозглый дождь…
Он ломанулся к окну, дернул шпингалеты, высунулся наружу и крикнул прямо в ветер:
- Ташка! Выходи за меня замуж!
ID:
206706
Рубрика: Проза
дата надходження: 19.08.2010 08:53:41
© дата внесення змiн: 19.08.2010 08:53:41
автор: Shaltay
Вкажіть причину вашої скарги
|
