Ты опять это делаешь…
Только привкус сигарет во рту. Липкий, горький и совсем не приятный. А я все продолжаю курить. Просто потому что ловлю кайф от самого процесса. От того, как подношу эту тонкую сигарету к губам, не спеша, втягиваю порцию дыма, а затем, приподняв голову вверх, и слегка прикрыв глаза, выпускаю его тонкой, игривой струйкой. Я всегда смущалась, когда кто-то смотрел на меня в такие моменты. В них есть что-то очень интимное и волнующее. Что-то, что обнажает всю меня. Не только из-за глупой прихоти, я всегда прячусь в самые темные уголки двора, чтобы покурить. И настоящее удовольствие от этого процесса я получаю только в одиночестве, когда никто не увидит, как вздрагивают кончики моих пальцев каждый раз, как я подношу сигарету поближе к своему лицу.
Ты снова сделала то, что причинило мне какую-то глубинную и выразительную боль. Я не хочу говорить. Да, впрочем, мне и нечего сказать. Я просто как лист бумаги, на котором невидимыми чернилами кто-то написал маленькую скучную новеллу и спрятал его в красивый красочные конверт, надушенный приторными одеколоном. Я не хочу смотреть в глаза. Я лучше посмотрю в ночь… И увижу там все свои неземные страхи и обиды. Те самые, которые как гной в ране, нужно только удалить при помощи скальпеля. Так хочешь чтобы этого гнойника в моем мозге не стало? Я тоже… Я уже надоела сама себе, этими невразумительными попытками доказать всем и в первую очередь себе, что я нормальна! Что в моей голове все так же, как у всех. Сделать вид, что там никогда и не было этого фурункула, переполненного разлагающимися образами.
Я смотрела на небо. Всего четыре звезды. Но такие яркие. Как кусочки разбитого стекла, совсем крохотные. Я не видела ничего. Я видела только двери ванной комнаты, в которой я безуспешно в сотый раз пыталась порезать такие упругие вены. Я слышала крики в том как шумит листва на деревьях. Мне было страшно… В мгновение все то, что я так любила в своем прошлом превратилось в черную дыру ужаса и отчаянья, которая всасывала меня, не оставляя ни единого шанса на улыбку. Искреннюю, а не потому что надо.
Ты загнала щипцы глубоко, туда куда не нужно было, и попала точно в цель. В единое мгновение, я перестала, что либо чувствовать – даже этот роскошный позор от того, как кто-то наблюдает за тем как я глотаю дым.
ОН сел рядом, и положил мою голову на свои колени. Они были такими же упругими как артерии. И я перестала видеть звезды… Остались только ветки сосны. А мне было все равно. И этот гнойник в моей голове снова начал ныть.
Город бежал рядом со мной. Он звал, но было тихо. Его пестрые украшения совсем не казались чем-то манящим. Была только какая-то глубокая и бесконечная отчужденность.
И в какой-то момент, среди всех этих обрывков моей памяти, промелькнул кассетный плеер и яркая луна над мостом. Я ухватилась за это воспоминание, что было силы. И тут же за ним плотной очередью выстроились другие картинки – прохладный плед в летнюю жару, тихая музыка из колонок, дождливое утро после пробежки в парке. И мне пришло в голову, что во всех этих моментах, которые я так лелею, я была совсем одна… И в тоже время совсем не одинока. У меня была моя гниющая рана в голове, которая помогала так радоваться этим маленьким событиям моей жизни.
Ты как всегда загнала меня в угол. А я хочу быть нормальной, но только не ценой потери веры. Веры во все свои сказки. Они так естественны и логичны.
Все предупреждения и беспокойства напрасны. Хоть они и щедро наполнили мою почву своими семенами.
А вдруг твои пророчества и есть неотвратимая истина? Пусть так… Но у каждого истина со своим неповторимым выражением глаз. У моей они требующие. А у твоей?
Моя рука опять тянется к зажигалке…
И когда я перечитаю все вышеизложенное, я ужаснусь своей бездарности, но я улыбнусь оттого, что дальше все будет лучше и лучше, пока не достигнет своего пика.
И пусть рана останется на своем месте нетронутая и изувеченная, без нее я не смогу так сладко вздрагивать, закуривая в небольшом, освещенном солнцем дворике…