Я вошёл в какой-то дом.
Я повернул ключ.
Я остался один
Среди живых стульев
И умерших столов.
И моей душе стало вдруг хорошо.
Закружилась голова.
Я достал из кармана
Все свои хлебные крошки
И рассыпал их
По неживому столу.
И слетелись ко мне птицы
С человеческими головами,
И, покушав вежливо,
Стали мне петь,
Что папа спит,
И видит сны
О доме, куда ему не войти,
О доме, где он не был давным-давно,
С тех самых пор,
Когда зелёный человек
Вернул ему ключ
От дома, где он жил.
А чемодан с вещами так и остался лежать
В весенней траве,
А потом поплыл
В солёных облаках.
И так много лет.
А в снегах,
В слое мерзлоты,
Как царевна, заточён,
Рыдая вслед
Скупой слезой,
Стоит он,
Мой родимый дом.
Я подошёл к окну,
Протёр наждачкой стекло.
Я заглянул в глубину
Белокурой ночи.
И птицы сели рядом со мной,
А одна села мне на плечо,
Рыдая в шарф
скупой слезой.
И мы с нею вдвоём,
Элегантно взгрустнув,
Затянули тихо хэви-мэтал о том,
Что папа спит
И видит дом,
В котором он не был давным-давно.
Ещё с тех пор,
Как нерождённый человек
Протянул ему цветок,
Опьянил его кровь
И ушёл
На Восток.
А на весеннем лугу,
В вечной тьме
Стоит он,
Мой родимый дом.