Много букв
– У нас более свирепая и придирчивая цензура, чем в любом полицейском государстве. Она носит частный характер, не регламентирована ничем и ведется такими методами, которые делают ее неуязвимой с юридической точки зрения. Цензуре подвергается решительно все: пища, которую мы едим, газета, которую мы читаем, телевизионная программа, которую мы смотрим, радиопередача, которую мы слушаем. Даже футбол и тот проходит цензуру – из матча удаляются те моменты, где игроки получают травмы или грубо нарушают правила. И все это – на благо человека. Объяснение давалось всегда одно и то же: оградить личность от неприятных, волнующих или пугающих фактов, которые так или иначе могут нарушить ее душевный покой. Нелепейшие пустяки, как например, вопрос, должны ли наши муниципалитеты сами заботится о вывозке отходов, и тому подобные «проблемы», окутывались строжайшей секретностью, и никто даже ухом не повел. А в тех отраслях, которые находились под контролем частного капитала, и прежде всего, в газетном деле, цензура была еще невыносимее. Порой даже не по злобе или недоброжелательству, а в силу того, что они называют моральной ответственностью… ну, о моральных критериях людей, обладающих такой властью, разумеется, следует говорить шепотом.
Иенсен глянул на часы: 20.17.
– В тот момент, когда профсоюзное движение и частные работодатели достигли полного единства, создалась концентрация сил, не имеющая себе противовеса. И организованная оппозиция исчезла сама собой. Все проблемы решены и ликвидированы, уровень жизни возрастает с каждым днем… Только горсточка недоверчивых людей, диспутантов по призванию, могла подвергать критике политический фокус, на основе которого совершилось это моральное и экономическое чудо. Горсточка таких, как я, кто был способен во всеуслышание задать ряд не идущих к делу вопросов: за счет чего мы достигли материального процветания? Почему вне брака рождается меньше детей? Почему уменьшается преступность?
– Ближе к делу, напомнил Иенсен.
– Ну разумеется, к делу, – сухо отозвался хозяин. – Мне сделали конкретное и чрезвычайно заманчивое предложение. Мне показали список предполагаемых сотрудников редакции. Список меня изумил, ибо в нем я нашел имена людей – их было примерно двадцать пять, – составляющих, на мой взгляд, культурную и интеллектуальную элиту страны, «самые сильные, самые взрывные, самые динамичные из всех деятелей культуры, населяющих нашу страну». Я дословно помню всю фразу. А спустя несколько дней я приступил к работе в особом отделе. Прозвище «тридцать первый» возникло позднее. Многие даже не подозревали о его существовании. Лифт до тридцать первого этажа не ходит. Попасть туда можно только по железной винтовой лестнице, очень узкой. Окон там тоже нет, Только на потолке два люка для света.
Со временем мы догадались, что нас обманули, но только со временем. Когда мы, к примеру, совершенно точно установили, что название нашего журнала никому не известно, что его содержание никем не комментируется, что никуда его не рассылают. И по этим признакам догадались, что его используют в качестве коррелята, или, другими словами, указателя, как и о чем не следует писать. А мы по-прежнему получали свои десять экземпляров. Ну, а дальше мы начали…
– Что начали? – спросил комиссар Иенсен.
– Начали наконец постигать их замысел во всей глубине. Гарантировать народу душевный покой, чтобы приучить его покорно глотать все, чем его пичкают. Беспрепятственно сеять равнодушие, вводить в организм отраву, предварительно убедившись, что в стране не осталось ни врачей, ни противоядия.
Он проговорил это взволнованно, торопливо, и потом, не переводя дыхания, продолжил:
– Конечно, вы можете возразить, что в общем и целом нам жилось недурно, если не считать тех девятерых, которые помешались, умерли или покончили с собой. И что концерну недешево обошлось удовольствие регулярно вкладывать деньги в журнал, так никогда и не увидевший света. Но деньги для них – тьфу!
Иенсен продолжал перелистывать журнал, потом сложил его и посмотрел на часы: 21.06.
– Вы не откажетесь повторить свое признание в присутствии свидетелей?
– Конечно не откажусь, – рассеянно откликнулся хозяин.
– Соберите все, что нужно, и следуйте за мной.
1964
Пер Валё
«Гибель 31-го отдела»
От редактора: Роман Пера Валё входит в сокровищницу мировой детективной литературы и жанра социальной фантастики. Обратите внимание на дату публикации. Швеция является пионером и прототипом современного западноевропейского социализма. И немногие из тех, кто сегодня осилит все 140 страниц художественного текста, увидит черты поистине революционных процессов, преобразивших Западную Европу. Поэтому я взял на себя смелость адаптировать художественную идею романа к сегодняшней читательской аудитории. Сосредоточившись на ключевом эпизоде, я устранил детективную интригу и редуцировал фантастический гитик до ординарной метафоры.
«Гибель 31-го отдела», кроме всего прочего, является просто неоценимой иллюстрацией к разделам 9 и 11 моего «Маргинального пояса», и я, разумеется, не мог пройти мимо столь выразительного свидетельства шведского писателя.
ID:
635251
Рубрика: Проза
дата надходження: 12.01.2016 15:31:32
© дата внесення змiн: 22.04.2016 15:01:29
автор: Ник.С.Пичугин
Вкажіть причину вашої скарги
|
