Герцогиня все крепче прижималась ко мне, мы слились в единое целое, в порыве танца. На следующий день я не находил себе покоя. Меня терзали какие-то странные чувства и мысли. Как не старался гнать их от себя говорить, что это глупо, бессмысленно, абсолютно безнравственно и даже пошло. Но ничего не мог с собой поделать, я был влюблен. После дня терзания и споров с самим собой пришел к заключению, что в итоге мне все равно терять нечего и будь что будет, плевать, но я обязательно должен признаться герцогине в своих чувствах, даже если меня приговорят к повешенью или заболею проказой. Думою есть шанс, все-таки она тоже испытывала ко мне какую-то нежность. Дни и ночи напролет я проводил в работе с необычайным воодушевлениям истязал пианино и аккуратно выводил ноты на бумаге, одна за одной. Выстроившаяся композиция, словно срисованная картина с ее длинных курчавых волос, с лазурных глаз, с алых пухлых губ, которые произносили слова, как соловей поющий свою песню, с тонкой шеи, которая вьющимся ручьем вливалась в хрупкие, шелковистые плечи, с плавных движений ее рук, подобных на морские волны. У меня получилось запечатлеть ее облик в нотах и звуках. Я решился всему миру рассказать про свою любовь. И разослал ноты всем известным мне композиторам и пианистам. Композицию естественно назвал в ее честь Lorelle (David Hicken - Lorelle). Мелодия со скоростью звука облетела всю Англию и стала очень популярной. Чем больше становилось популярность этой композиции, тем больше стало ходить слухов и сплетней о моем романе с герцогиней. Но на самом деле она даже не слышала этой мелодии. Герцог, как только узнал об этих слухах, сразу же отослал ее в Ирландию под предлогом продажи там своего имения. И вплотную занялся мною. Он организовал закрытый суд, где меня осудили и признали виновным в разных злодеяниях, которые я не совершал. Мою музыку объявили антицерковной, пропагандирующею Содом и Гоморра. Приговор немедленно был приведен в исполнения, ссылка на каторгу, пожизненно. Но я и не собирался сдаваться, в ссылке написал письмо герцогине и в тайне отослал ей в Ирландию. Она получает письмо от тайного вдохновителя. Но в письме не было, ни единого слова, лишь ноты ее мелодии. Она наигрывает эту музыку на своем рояле, и пронзительное чувство любви поражает ее сердце. Герцогиня немедленно собирает свои вещи и возвращается в Бат, пытаясь разыскать меня. Узнает о суде, закатывает скандал герцогу, после которого он ее сильно избивает. Она бросает титул и мужа отправляется ко мне на каторгу. Слухи о романе еще больше усиливаются. Герцогиня за все свои оставшиеся деньги, покупает одну ночь наедине со мной в маленькой деревянной церквушки, стоявшей близ бараков с охраной.
Меня заводят в церковь и снимают цепи. Герцогиня стоит на коленях и молится пред распятиям. Увидев меня, подбегает и крепко обнимает.
– Милый мой, любимый! Только что, освободившись от железных цепей, меня сразу же сковали цепи отчаянья. Я не мог пошевелиться. Я не мог позволить себе обнять ее. Она как мотылек прилетела на огонь, она же погибнет из-за меня. Если герцог узнает что она здесь, он убьет ее. Нужно оставаться хладнокровным, но вся моя плоть и сознание тянется к ней. Я стою промеж двух огней. Нужно вырваться из ее объятий, не проявлять никакого интереса к ней, прогнать её. Тогда быть может, об этом свидании никто не узнает, и она спасется. Она падает передо мной на колени, плачет. – Простите меня. За что она извиняется, зачем она извиняется, зачем она так терзает меня. Мне нужно держать себя в руках и сохранять молчание. Я смотрю на распятие Христа и про себя спрашиваю у него.
– За что ты так жестоко поступаешь со мной? Я же всегда служил тебе верой и правдой, и ты ставишь передо мной такое испытание. Вожделение побеждает меня. Она снова произносит.
– Простите меня. Я знаю, Вы страдаете из-за меня. Вас сослали на каторгу из-за меня. У вас отобрали музыку из-за меня. Вы потерял все ради меня. Я не заслуживаю прощенья. Я не в силах больше сопротивляться своим чувствам. Падаю к ней на колени и крепко обнимаю.
– Я не в чем тебя не виню, ты ни в чем не виновата. Это мне не надо было писать эту проклятую музыку.
– Нет! Это мне не нужно было заигрывать и кокетничать тогда на балу.
– Это все уже не так важно, время нельзя повернуть вспять. Мы ничего не сможем изменить, но ты еще можешь спастись. Скорей уезжай отсюда пока герцог ни о чем не узнал.
– Боюсь уже слишком поздно, он знает, что я здесь. Я хватаюсь за голову.
– Зачем! Ты же погубила себя! Из-за чего?! Герцогиня улыбается и гладит меня по волосам.
– Глупый, я же люблю тебя. Она держит меня за руку, мы смотрим в глаза друг друга. – Напой мне нашу мелодию.
– Это твоя мелодия, она написана по твоему образу и подобию. Я сажусь возле высокой деревянной лавочки, которая стоит напротив распятия напоминавшая святой алтарь, ложу на нее руки, провожу влево потом вправо. – Очень хорошо настроенный инструмент. Изображая игру на рояле, вслух произношу наигранные ноты ее мелодии. Герцогиня смеется и подхватывает такт. Мы всю ночь провели в объятьях друг друга. Когда она уснула я начал придумывать план своего побега. Я не мог позволить себе потерять ее, теперь я был в ответе за нее. Она так напоминала мне мою дамочку с собачкой. Стоять! Это же пьеса, я ставлю пьесу в театре или пишу ее? Это всего лишь мой вымысел моя фантазия? Но почему я тогда так остро чувствовал холод и уставал как каторжник. А может это происходит на самом деле и мне действительно придется преодолеть 200 миль по лютому морозу. Нет, нет, нет! Я же ясно видел дорогие иномарки, компьютеры, современный город. Сейчас точно не 17 столетия. Это мой вымысел, это моя фантазия, это моя пьеса которая, несомненно, завоюет весь мир. Все прочь глупые мысли, мне нужно погрузиться в свое сознание и закончить пьесу.
На каменоломни заключенные охранялись плохо, поскольку бежать в зимнее время гиблое дело. Все кто пытались испытать удачу, погибали от холода или были растерзаны волками. Но все-таки шанс был, и я собирался им воспользоваться. До ближайшего поселка миль 200. Мне предстоит идти 10 или 11 дней. У меня будет кирка, так что я смогу отбиться от стаи волков, а если убью парочку, то смогу согреться их шкурами и утолить голод их мясом. На следующий день я все рассказал герцогине и велел ей ждать меня через 11 дней в поселке, что за 200 миль от колонии каторжников. Я отправляюсь в путь. Но в тот же день приезжает в колонию герцог. Не выдержавши такого позора измены в порыве ревности, убивает герцогиню на святом алтаре в церкви. Пронзает ее сердце кинжалом в то время, когда она молилась пред распятиям обо мне.
– Прошу помоги ему Господи, добраться целым и невредимым. Это были ее последние слова.
Герцог терзал себя мыслями о совершенном преступление, в полном одиночестве и глубоком отчаянье. Через несколько дней его сердце перестало биться. Он любил ее больше жизни, но редко проявлял свои чувства из-за аморальной этики своего титула, из-за безнравственного духовного и родительского воспитания. Что касается меня, я так и не дошел до назначенной цели. Мое тело было похоронено в снегах где-то на половине пути. В последние дни жизни я уже понимал, что не дойду, у меня посинели ноги, и еле двигались. Согреться было негде, белая пустыня. Но сдаваться не собирался, я полз, разрывая снежные сугробы руками и волоча за собой никчемные ноги. На седьмой день пути, чувствуя что уже вот-вот распрощаюсь с жизнью решаюсь написать последнюю мелодию. Написал ее огромными нотами на снегу, для того чтоб было видно сверху с небес. Странно, но эта музыка преследовала меня каждую минуту моего изнурительного пути, буквально шла попятам. Я тешил себя мыслью, что моя возлюбленная жива, дожидается меня в поселке и возможно останется там жить и ждать меня, ее там никто не найдет, она там будет в безопасности. А быть может, у нее будет ребенок от меня и он то наверняка станет известным композитором. Но почему, я назвал свою последнюю композицию ”реквием по мотыльку”?! (Fariborz Lachini - Sepidar ),(Ludovico Einaudi-The Snow Prelude N.15)
Хозяйка квартиры периодически мне напоминала о квартплате, но блуждая в своих мыслях, я даже не замечал ее. В голове уже занимался постановкой пьесы, распределениям ролей, декорациями, костюмами и режиссерской работай. Периодически от боли в желудке, наверное, из-за голода, возвращался обратно в комнату и долго не мог осознать, где нахожусь. Только что был в ярком красочном театре, главным героем, режиссером, а тут вдруг оказываюсь в кокой-то маленькой, узкой, серенькой, тусклой комнатушке еще и весь тощий и в каком-то оборванном шмотье. Я гнал от себя прочь эту реальность, которая была больше похожая на сон. И через минуту уже оказывался в театре. Думая, что скорей всего немного задремал и приснился очередной кошмарный сон. Вот только почему этот сон, постоянно один и тот же? Но я не стал забивать себе этим голову. Я продолжал заниматься постановкой пьесы.
В этой пьесе, естественно роль пианиста играю я, а герцогиню моя возлюбленная, дамочка в кружевной шляпке. И вот день премьеры, в зале аншлаг я абсолютно спокоен и уверен в себе. Занавес раздвигается, на середине сцены огромный белый рояль, и я так виртуозно играю Шопена. Потом на сцену выходят другие артисты, зал то и дело взрывается бурными овациями. В некоторых сценах, где герои уже не подвластны своему телу и разуму, а движутся порывами чувств. Я ввожу кукол, сцена вся затемняется и прожекторы светят только на кукол, которые очень похожие на главных героев и в той же одежде. Сделал так, что б были явно видны ниточки, за которые дергают этих кукол, они прорисованы красным фосфором. Словно нити судьбы, нити чего-то высшего, возможно в этом была видна рука Господа, движущая нами. Я считаю, что на сцене только куклы могут передать это в полной мере. Сцена с графом, с моим судом, с убийством герцогини в церкви, сцена о моем последнем пути в белом плену, играют куклы и практически без слов, лишь музыка тревожит наш покой. Вообще театр без кукол не полноценный театр. В заключительной сцене вместо меня уже сидит небольшая кукла за роялем и играет реквием.
Спектакль вызывает огромнейший фурор. Но меня вдруг начинают терзать сомнения, странно никогда раньше не играл на рояле и даже не знаю нот, но у меня так профессионально получается это делать. Через секунду мое удивление проходит, меня засыпают цветами, поцелуями и комплиментами. Меня приглашают ставить спектакль в Лондон, Париж, Нью-Йорк и везде собираются аншлаги. Я становлюсь очень богатым и знаменитым. Меня признают лучшим артистом, режиссером и драматургом. Я получаю множество наград и призов. После всей этой бурной жизни, решаю немного отдохнуть и отправляюсь на свою виллу в Грецию, которая находится на берегу моря. Проводя время в размышлении. Прислушиваюсь к шуму моря, всматриваюсь в алый закат, решаю заняться композицией музыки. Чтоб найти строй в нестройном вихре чувства, чтобы по бледным заревам искусства узнали жизни гибельной пожар! Только музыка сможет передать в полной мере все переполнявшие меня чувства. Я начал учить ноты, музыкальную грамоту, сольфеджио и инструменты симфонического оркестра. В Греции становилось очень жарко, и как я не старался написать музыку, ничего не получалось. Я обливался потом, меня охватывала чрезвычайная усталость и пустота, как только закрывал глаза, снился кошмар и постоянно один и тот же. Я оказывался в каком-то страшном месте, привязанный к скрипящей, пружинной кровати. На стенах облупившаяся краска и штукатурка, на окне решетка, за окном проливной дождь, серость и гниющие коричневые листья, осыпавшиеся со стоящего напротив каштана. Я чувствовал этот запах гнили, запах паленых волос, запах прогорклого масла и миндаля. Помещения напоминала больничную палату, в которой лежала моя мама, похожий запах, и та же серость и гниль. Значит я в больнице, в палате еще семь людей в каких-то странных пижамах, кто-то ходит из угла в угол шатаясь, кто-то бормочет что-то себе под нос, одни кричат, другие стонут, они похожи на сумасшедших. Где я нахожусь?! Неужели желтый дом?! Но почему я привязан?! Я начинаю дергаться и кричать, меня охватывает ужас и страх, сердце выпрыгивает из груди.
- Помогите! Кто-нибудь, помогите! Где Я?! Что происходит?! В палату вбегают два санитара и медсестра со шприцем. Она начинает гладить меня по волосам и говорить.
- Все-все мой хороший, сейчас все закончится, все вернется на круги своя. Я почувствовал укол. Какая-то легкость пробежала по моим сосудам, сердце понемногу успокаивалось, глаза начинали слипаться и слышен женский шепот, доносившийся из далека и превращающийся в эхо. - Все хорошо мой хороший, все хорошо…Я задался вопросам, если я умру в своем подсознание, я умру сознательно? Мысли начинали путаться и теряться. Сознание уже само воспроизводило мою реальность. Я медленно открывал веки, боясь опять оказаться в сумасшедшем доме.
Хуу-ух Греция, моя вилла, шум моря, и эта невыносимая жара. Я сбросил рукой со лба капли пота, и сказал, - надо уезжать отсюда, пока окончательно не рехнулся. Пошел в ванную умыться, набрал в ладони холодную воду и плеснул в лицо, становилось легче. Взглянул в зеркало, оттуда на меня смотрел мужчина лет пятидесяти. Время летит неумолимо, подумал я, и отправился паковать чемоданы. Я собирался в Швейцарию, спрячусь в каком-то маленьком городке. Многие известные писатели, композиторы, режиссеры проводили свою старость именно в Швейцарии. В дорогом отеле снял большой номер с камином и белым роялем. За окном с каждым днем желтела осень, в душе пробегал легкий холодок, я стремился закончить свою музыкальную композицию. И вот она готова (Andre Andersen - The Autumn Song) “Осенняя песня” концерт для фортепиано со скрипкой, виолой и контрабасом. Я мог бы этой мелодией всколыхнуть весь мир, прославится, стать известным композитором, но уже нет сил. Я очень устал. Я стал редко выходить из номера, вечера проводить у камина с кружкой ароматного чая, читая прекрасную поэзию. Старею на глазах. Иногда с тросточкой прогуливаюсь по узеньким швейцарским улочкам. Странно я уже достаточно стар, а за окном все та же осень и тот же каштан, весь прогнивший изнутри, хотя снаружи этого не видно, но явно чувствуется. Я уже достаточно стар, но мне кажется, нужно еще повзрослеть. Сердце начинает биться все медленнее и медленнее, я смотрю на огонь и как говорил Беня Крик на носу очки, а в душе осень, в ушах звучит моя мелодия. Вдруг сильный ветер распахивает окно, вырывает из моего дряблого, увядшего тела душу, и кружить этот иллюзорный мыльный пузырь возле ветхого каштана. Пузырь лопается, и брызги уносит ветер с листвой моего древа жизни.
Я умер в возрасте 25 лет в психиатрической больнице под Петербургом. Но не о чем не жалею, я прожил две жизни. Я был всем и никем, я имел все и нечего одновременно. Я завоевал весь мир и обо мне никто никогда не узнает… Я умер и жив…
Меня всегда интересовало одно слово, ВОЛЯ. Воля поразительное слово, оно имеет несколько значений, как сила воли, волевой человек значит сильный, так и свобода, что означает, человек который не привязанный к чему либо, абсолютно свободный в своих действиях, и поступках, значит, абсолютно не имея никакой воли добиваться чего либо, бороться за что ни будь. Свобода это слабость. Я воспитал в себе волю к свободе. Бессмысленное предложение на первый взгляд. Я силой воли покорил себе разум, и освободился. Но что же управляет нашей волей если разум покоряется воли? Нашей волей правят желания, воссозданные в нашем разуме во время реальной жизни. А значит, слову ВОЛЯ стоит предать еще одно значения как желания. И вот ваша формула счастья, возжелайте в своих мыслях весь мир и все что в нем есть, чем больше вы будите хотеть этого, чем скорее начнете верить в то, что реальности как таковой нет, тем быстрее ваш разум воссоздаст целые города, в которых вы будите править. А теперь берите что вам нужно для счастья, горы золота, власть, любовь красивой дамы или мужчины, а может целые любовные оргии. Берите, просто берите…
Конец.
Вы еще здесь?
ID:
293874
Рубрика: Проза
дата надходження: 17.11.2011 12:27:57
© дата внесення змiн: 17.11.2011 12:27:57
автор: Женя Крик
Вкажіть причину вашої скарги
|
