Я рисовал её обнажённую.
Рисовал одно и тоже лицо.
И вот двадцатой осенью
её не стало, на зло.
Холодный пот заливает спину,
крутиться баранка руля.
Водитель пьян и... покинут,
мчит под покровом дождя.
По щека́м проливая слёзы,
он скулил как покинутый пёс,
которого рвали словно занозу,
дабы тот поскорее замёрз.
Навзрыд прорывая воздух,
он бежал спотыкаясь о боль.
И не знал, что скоро сыграет
в этой пьесе главную роль.
Пломбы хрустят слюной обтекая,
водитель рычит в лобовое стекло.
Ослепший слезами не замечает
на дороге молодое лицо.
Шепот. Крик. Тишина на бетоне -
Старуха с косой явилась сюда.
Кровь смешалась с помадой
в уголке очень юного рта.
Водитель, дурак, вылез с машины,
что, как салфетка, рваная вся,
и на землю свалился ногами,
словно здесь поможет мольба.
Она жива, она не погибла,
прильнула немного поспать.
Она для картин моих жила́,
она обучила... ждать.
Теперь не рисую с натуры,
хоть легли на душу свинцом
её голос, талия , руки,
но...
её позабылось лицо.