Я помню, как беспечного меня
подвигла жизнь задуматься о многом,
сначала детство навсегда отняв,
в противоречие толкнула с Богом
и показала существо людей
с хорошей и ужасной стороны,
зомбировала верою в вождей,
хоть нищей, но ликующей страны
от радости, что наконец пришла,
оплаченная всенародной кровью,
Победа над фашизмом и зажгла
фитиль надежды, что какой-то новью
наполнится теперь людская жизнь, –
романтиками быть не перестали, –
и, обессиленные, строить коммунизм
с упорством зомби рьяно продолжали.
Со всеми вместе через всё прошёл
и трудность буден продолжал как данность.
Теперь старик, я, этим поражён,
хотя в мозгах по-прежнему туманность.
Не всё могу себе я объяснить,
другим, тем паче, объяснять не буду,
как мы счастливыми умели быть
в порой невыносимых буднях;
как разобраться всё ж пытались мы
в противоречиях, что жизнь преподносила,
и говорили нам правители страны;
откуда в нас живительная сила
одновременно что-то понимать
и в правильности тут же сомневаться,
себе принципиальными казаться
и окружающих речами донимать,
где честность с лицемерием смешно
переплелись и слились воедино.
Теперь и думать о былом грешно
и страшно видеть там себя кретином,
не цельным человеком во плоти,
а суррогатом с наполненьем грешным.
Смешалось всё на жизненном пути,
но он ведь пройден и небезуспешно.
Была и радость и кураж побед.
Любовь была при нескладухе буден.
И часто мысли побеждали бред
и дело приносило радость людям.
При этих парадоксах объяснить
себе себя навряд ли мне удастся.
Необъяснённым ещё долго жить
себя заставлю постараться.
