Ненаписанными страницами
им умолкнуть бы навсегда,
сарафанами-ризами
сверх лично́го письма.
Немотою насытиться,
как Бучачский орган,
как над праздной гробницею
в честь воздвигнутый храм.
Ан нет, всполошёнными птицами
-где-то вспугнутые грозой-
станут они кружиться
и поди успокой.
А то бисером, по крупице
собранные на нить,
станут гладью сервильной
гладь пергамента изводить.
А то ружьями из бойницы
в безоружную бьют в упор,
в ту, что своим убийцам
не желает давать отпор.
Срез сыромятной кожи
агнца речисто чист.
Что же меня так гложет
ненаписанный лист?
OSAlx 2о22-11
