Тед Кузер, "Письмо в октябре"
Уже рассветы наступают всё позже,
а я, ещё месяц назад по утрам
за чашкой кофе наблюдавший
прогулки селезней с холма
к краю пруда, и посадки их
на самок там, застенчиво попивая,
затем наблюдал их легкие заплывы
по воде, сеющие отражения
во все стороны—некий сад
деревьев, росших словно чудом—
теперь вижу лишь отражённое тьмой
своё лицо, бледное и неровное,
напуганное временем. Пока я спал,
ночь в толстом зимнем жакете
взнуздала самку скруткой
сырых листьев и увела её,
затем привела чёрного коня в упряжи,
скрипевшей как кузнечик—и свела
воду в мой сад. Проснувшись, я
замечаю на дежурном окне
открытые шторы в открытое моё лицо;
выше, вне меня—темнота. И мне,
желавшему всё глядеть вовне,
теперь надо глядеть внутрь.
перевод с английского Терджимана Кырымлы
A Letter in October
Dawn comes later and later now,
and I, who only a month ago
could sit with coffee every morning
watching the light walk down the hill
to the edge of the pond and place
a doe there, shyly drinking,
then see the light step out upon
the water, sowing reflections
to either side—a garden
of trees that grew as if by magic—
now see no more than my face,
mirrored by darkness, pale and odd,
startled by time. While I slept,
night in its thick winter jacket
bridled the doe with a twist
of wet leaves and led her away,
then brought its black horse with harness
that creaked like a cricket, and turned
the water garden under. I woke,
and at the waiting window found
the curtains open to my open face;
beyond me, darkness. And I,
who only wished to keep looking out,
must now keep looking in.
Ted Kooser
A Room in the Past
It’s a kitchen. Its curtains fill
with a morning light so bright
you can’t see beyond its windows
into the afternoon. A kitchen
falling through time with its things
in their places, the dishes jingling
up in the cupboard, the bucket
of drinking water rippled as if
a truck had just gone past, but that truck
was thirty years. No one’s at home
in this room. Its counter is wiped,
and the dishrag hangs from its nail,
a dry leaf. In housedresses of mist,
blue aprons of rain, my grandmother
moved through this life like a ghost,
and when she had finished her years,
she put them all back in their places
and wiped out the sink, turning her back
on the rest of us, forever.
Ted Kooser
Тед Кузер, "Комната в прошлом"
Это кухня. Яркие занавески напитаны
утренним светом настолько, что
что за этими окнами ты
не замечаешь пополдня. Кухня
со всей утварью на своих местах,
со звакающей посудой в буфете
падает сквозь время; вода
в ведре колышется здесь так,
словно там проехал грузовик, но это
тридцать лет минули. Никого из домашних
нет в этой комнате. Разделочный стол вытерт
полотенцем, свисающим с крючка—
сухой лист. В раздевалке тумана—
голубые фартуки из дождя. Моя бабушка
миновала эту жизнь, как призрак:
окончив свои годы, она вернула их,
разложила по своим местам
и вытерла досуха добро, обратив его
к оставшимся нашим, навсегда.
перевод с английского Терджимана Кырымлы
Late February
The first warm day,
and by mid-afternoon
the snow is no more
than a washing
strewn over the yards,
the bedding rolled in knots
and leaking water,
the white shirts lying
under the evergreens.
Through the heaviest drifts
rise autumn’s fallen
bicycles, small carnivals
of paint and chrome,
the Octopus
and Tilt-A-Whirl
beginning to turn
in the sun. Now children,
stiffened by winter
and dressed, somehow,
like old men, mutter
and bend to the work
of building dams.
But such a spring is brief;
by five o’clock
the chill of sundown,
darkness, the blue TVs
flashing like storms
in the picture windows,
the yards gone gray,
the wet dogs barking
at nothing. Far off
across the cornfields
staked for streets and sewers,
the body of a farmer
missing since fall
will show up
in his garden tomorrow,
as unexpected
as a tulip.
Ted Kooser
Тед Кузер, "Оттепель"
Первый тёплый день—
и к трём пополудни
снег не более, чем
мокрая стирка,
разбросанная по дворам:
скрученные скатки простыней
сочатся водой;
белые рубашки лежат
под вечнозелёными кустами.
Невзирая на полное уныние,
подымаются брошенные осенью
велосипеды, хромированные
и расписные колясочки;
большие шаги
и карусель
понемногу вертятся
на солнце. Вот и дети,
огрубевшие зимой,
и часто одетые
как старики, бормочут
и часом гнутся,
городя плотины в канавках.
Но провесень коротка;
к пяти вечера
холод захода солнца,
тьма, голубые ТВ,
мерцающие как бури
в стеклянных стаканах окон;
дворы сереют,
мокрые псы лают
впустую. Далеко там,
где-то на полях,
взаперти от улиц и канав—
тело фермера,
пропавшее, пока падаль
не обнаружится
в хозяйском саду завтра,
неожиданная,
как тюльпан.
перевод с английского Терджимана Кырымлы
Тед Кузер, "Мышь"
На полу многоярусного паркинга
я нашёл мёртвого мышонка. Была зима,
мир давно поседел снаружи и внутри,
и труп был частью всей этой тьмы...
мельчайшей частицей. Он замер так,
будто было бежал во весь опор—
и ,так и расслабившись после броска,
он вытянул свои передние
лапы вперёд, накрыв их мордочкой,
словно он остановился у кромки нюхнуть
нечто важное-- вход чудо-норки, наверное,
прямо перед его носам—выход
из этого мира. Его тыл был выгнут
у этого входа, и каждый мускул
застыл на месте, будто прыжок.
перевод с английского Терджимана Кырымлы
The Mouse
On the floor of a parking garage
I found a dead mouse. It was winter,
the world gone gray outside and in,
and the mouse a part of all that darkness*--
the smallest part. He stood
like the wind-up mouse run down at last
but still on its wheels, a fast run
just behind him, and he`d pulled
his paws tightly under his chin
as he`d stopped to sniff at the edge
of something important-- a moushole, maybe,
right under his nose and opening
out of the world. His back was arched
againist entering there, and ewery muscle
had frozen in place like spring.
Ted Kooser
ID:
266306
Рубрика: Поезія, Поетичні переклади
дата надходження: 21.06.2011 21:30:37
© дата внесення змiн: 21.06.2011 22:13:24
автор: Терджиман Кырымлы
Вкажіть причину вашої скарги
|
