Mein Haus
Um mein Haus sind Straßen, Kreise von Brunnen. Plakatsäulen.
Gemüseläden. Uhrmacher mit Schmuck. Finstere Brunnen. Plakatsäulen.
Polizisten stehn vor Theatern. Die Untergrundbahn stürzt in ihren Köcher.
Weiße Kellner mit Tassen. Zeitungsjungen laufen. Kutscher reden zu Gäulen.
Unter der Brücke fahren Dampfer durch gemalte Lampen.
Kaufleute winken vor den Türen. Die Bäckereien dampfen.
Menschen stehn um einen Überfahrenen. In geheizte Kirchen gehn Gepäckträger.
Alte verteilen Zettel. In Gerichtssälen sprechen und schweigen Kläger.
In Trompetenwagen sitzen Frauen mit Schleiern. Frauen verkaufen Kastanien an Ecken.
Menschen unter Kuppeln sehen nach Sternen. Finder rechnen auf Papier Formeln.
An den Lichtern in Zimmern sitzen Denker gekrümmt und murmeln.
In den Tanzsälen lächelt man. Einbrecher kommen aus Verstecken.
Einsame im Schatten essen schnell Brote. Geldhäuser werden geschlossen.
Menschen mit Säcken suchen Weggeworfenes. Empörer lesen Reden.
Paare sitzen an Tischen und streiten. In Hotels erschießen sich Menschen verdrossen.
Die Sonne ist auf- und untergegangen. Der Mond ist oft zu sehen.
In bewachten Krankenhäusern liegen Menschen auf niedrigen Kissen.
Hinter Türmen von Kasernen treten Soldaten mit groben Händen.
Man peitscht geschwächte Menschen festgeschnallt in den Gefängnissen.
In kalten Wohnungen sind Greise, die jungfräuliche Kinder schänden.
Es klingelt in roten Fabriken, Müde lösen siedende Pfiffe.
Über alten und neuen Dächern drehn sich gelbe Luftschiffe.
Auf grünen Fischteichen ziehen die Ruderer Netze und Schnüre.
Bettler mit Bündeln schreiten auf Lehmwegen um spitze Steine und kalte Regenlachen.
Ein Fleischer tritt vom Wagen in eine aufgeklinkte Türe.
Hunde bellen schrill auf einen Juden mit einem Pack alter Sachen.
In heißen Feldern zerren gebuckelt braune Bauern.
In breiten Wäldern schlafen Arme und Brandstifter. Es lärmt von Holzhauern.
Über weiße Meere mit Kabeln werden Auswandererschiffe auf und nieder gebogen.
In langen Ländern werden die Hungrigen ermordet. Häuser fallen grau um.
Menschen im nassen Blut unter spitzen Kanonen haben blaue Messer gegen schwere Pferde gezogen.
Zerquetschte liegen unter halben Balken. Ferne Telephonzellen sind stumm.
Eingehüllte mit alten Flinten schießen knochige Tiere auf kalten Meilen im Schneegesträuch.
Auf weiten Öden leben Verlassene in Unrat und Höhlen ohne Geräusch.
In Affenparadiesen springen nackte Schwarze durchs blaue Licht.
Golfmeere fliegen mit Flaschen und Schlamm zu Inseln und Muschelketten.
An kleinen Dächern auf wackligen Straßen besprechen alte Frauen das Mittagsgericht.
Vor geordneten Zeitungssälen erwarten steife Raucher den Ausgang der Wetten.
Die Briefträger führen dicke Taschen auf runde Treppen.
Schläfer träumen oder sind bleich. Laute Lastkutscher schleppen.
Eilige gehn über dunkle Steine. Wagen gleiten auf Straßen. Mein Haus. Aus dem Schornstein steigt Rauch.
Umher sind Sonne. Mond. Die Abendsterne auch.
Ludwig Rubiner
Людвиг Рубинер, "Мой дом"
Вокруг моего дома улицы, пятаки колодцев. Плакатные тумбы.
Овощные лавки. Часовщики-ювелиры. Мрачные колодцы. Плакатные тумбы.
Полицейские стоят перед театрами. Вагоны подземки рушатся в свои недра.
Белые половые с подносами. Бегут юноши-газетчики. Извозчики понукают грубо.
Под мостами пароходы плывут пестротою фонарной.
Зазывалы машут у дверей магазинов. Дымят пекарни.
Люди окружают перееханного экипажем. В натопленные кирхи идут люди сомнительные.
Старики стригут продуктовые карточки. В судах говорят и молчат обвинители.
В дудящих авто сидят дамы в вуалях. Дамы стирают бельё в корытах.
Под куполами люди наблюдают звёзды. Изобретатели на бумаге решают уравнения.
У светильников в комнатах сидят скрюченные мыслители, и бормочут от рвения.
В танцзалах смеются. Взломщики выходят из укрытий.
Одинокие в тени наскоро закусывают. В денежных домах всё шито-крыто.
Люди с мешками ищут отбросы. Бунтари читают речи.
Пары сидят за столами и спорят. В гостиницах стреляются удручённые.
Солнце восходит и заходит. Часто видна луна.
В стерегомых больницах лежат люди на подушках угрюмых.
За башнями казарм ступают солдаты с руками не для затей.
Секут заморенных людей на привязи в тюрьмах.
В холодных жилищах старики, что бесчестят невинных детей.
Звон раздаётся на красных фабриках: кипя, усталые пар разжали.
Над старыми и новыми крышами фланируют жёлтые дирижабли.
На зелёных прудах лодочники тянут сети и лески.
Нищие с котомками шагают по глиняным просёлкам на острые камни и под смех дождя.
Мясник покидает вагон через дверь с ручкой в блеске.
Псы пронзительно облаивают еврея с вязанкой старья.
На жарких полях гнут хрептуги бурые селяне.
В широких лесах спят бедняки и поджигатели. Хворост ломят на поляне.
В ледовитые моря станут опускать и поднимать тросы батискафа.
В сонных странах будут убиты голодающие. Дома серо ветшают.
Люди в лужах крови под острыми пушками синими ножами тыкали в лошадей графа.
Расплющенные лежат под полубрёвнами балок. Дальние телефонны не оглашают.
Укрывшиеся из старых ружей стреляют костлявого зверя на студёных милях, где одна тоска.
На широких пустырях опустившиеся в нечистых норах живут без дымка.
В обезьяньих раях голые негры прыгают в страстной коросте.
Заливы морей забрасывают бутылками и грязью острова и коралловый риф.
На кровельках домиков кривых улочек судачащие старухи перемывают кости.
У газетных букмекерских негнущиеся курцы ждут итогов пари.
Спящие грёзят или они бледны. Волочатся забубённые биндюжники.
Спешашие идут по тёмным мостовым. Повозки следуют по улицам. Мой дом. Из печной трубы сможит.
Вокруг суть солнце. Луна. Вечерние звёзды тоже.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
