«Февраль…Достать чернил и плакать».
Но плакать вовсе нет нужды,
Когда в души сырую мякоть
Вонзают острые ножи.
Забыть о боли…За шесть гривен,
А может, долларов за шесть
Забыться в мутном темном пиве,
Смакуя как глухую месть.
И не прощать, когда попросят
Притворным голосом «Прости..».
Потом же все равно забросят,
Хотя и скажут «Не грусти!»
Какая уж тут грусть? Отныне
Таких глубоких, светлых чувств
Я не доверю вашей тине,
Чтобы не стал мой берег пуст.
Я вспомню про свиней и бисер,
Уйду в подполье до весны.
Не будет электронных писем,
А только затяжные сны.
Я все мосты сжигать не стану,
Оставлю маленький настил,
Чтобы весной проснуться рано
И ощутить, как пару крыл,
И тишину весенней ночи,
И то, что снова вместе мы…
Вернись ко мне, если захочешь,
В последний день глухой зимы.
А не захочешь (что за малость?),
Есть то, что не отнимешь ты:
Сирени долгожданной радость
И легкий шум густой листвы.
Они мою излечат душу,
А мне их не за что прощать.
Уверен, что смогу, не струшу,
Узнать, где веет благодать.
И если суждено сиренью
Мне после этой жизни стать,
Скажу я божьему творенью:
«Давай сейчас! Не станем ждать!»
И вместо слабого созданья
Появится сирени куст.
И это станет покаяньем
За глубину незрелых чувств.
