Этот город спешит убежать из утроб электричек
На тугую обивку асфальтных вонючих дорог.
Все колонны церквей улеглись в коробок, словно спички.
Торохтят. Подкурил. Затянулся и выдохнул бог.
Над депо серый дым. Ведь депо – это просто курилка
Для богов с раком легких, вдыхающих весь никотин.
Проводник собирает пустые пивные бутылки
И сдает в «Стеклотару», и ищет на полках средь вин
В супермаркете «Белый портвейн адмиральский».
Он проснется с дешевым похмельем с утра
И пошлет сгоряча электрички, депо и начальство
Просто на х…, не помня, где был и где ездил вчера.
Этот город опять поспешит заползти в электрички,
Выдыхая средь серого тамбура дым изо рта.
Проводник из кармана достанет обычные спички,
Сигарету подкурит и прыгнет на рельсы с моста.
А ты дыши под одеялом
Моей души
И сны смотри свои устало
И разреши
Кошачьим сфинксом из Египта
Тебя стеречь,
Лакать из блюдечка налитость,
Округлость плеч,
Смотреть в тебя зеленым взглядом
Из темноты
И наливать в кувшин досаду
Глазниц пустых,
Шипеть на проходящий мимо
Кровати век
И лунный, прыгнувший на спину,
Невинный свет
И лапой гладить по ладони,
Когда ты спишь
Под одеялом синтепонным
Моей души.
Вечер продал за тридцать монет
Мне плацкартный бумажный билет,
Захожу я в вагон и на полку
Прилепляюсь нательной наколкой
И сижу, не снимая пальто
В отделении хмуро-пустом.
Я смотрю, как проносятся мимо
Чуть промерзшие ветки калины.
Вечер глух. Тишиною брюхат
И рожает в продрогших стихах
Фонари и огни полустанков,
Где рычащие в небо каштанки
Охраняют железо ворот,
Как лампадка в углу киот…
Снова вечность стучит по рельсам,
Снова снег – будто мухи песьи,
И леса – до того глухи,
Что
остались
одни
стихи…
Дедушка с глазами голубыми,
Лавочка, пригнутая к земле,
От чего так смотришь на морщины
Этих рук, лежащих на столе?
От чего глядишь ты так тоскливо
На цепных привязанных собак,
Высыпая так неторопливо
На бумажку рубленый табак?
Ты так стар! Ты видел в жизни столько,
Что внутри захватывает дух!
Расскажи, а правда – жизнь, как соль, как
Бесконечно движущийся круг? –
Разъедает кожу. Бег на месте.
Расскажи, пожалуйста, в чем суть? –
Суть не в том, чтоб стрельнуть сигаретку –
Чтобы самокруточку свернуть…
Сверчок, ты о чем так стрекочешь за стенкой?
О том, что зима на носу?
Нет в городе печек. За серым цементом
Тепло – лишь пустой посул.
Ты сверлишь упорно кирпичную кладку,
Как прочную грань бытия,
А я рукавом полирую тетрадки
Замызганные края.
Мы оба с тобою не верим ни в чудо,
Ни в чувство родного плеча,
Лишь только в холодные стены, откуда
Сердца одиночеств стучат.
Давай же мы вместе на неба посмотрим
Зефировую плеву
И снова вернемся на наши пустоты
Со странного рандеву…
Барабаню пальцем по стеклу
И по ручке вытертого кресла.
Кто разбудит спящую в углу,
Из дворца сбежавшую принцессу?
Кто бедняжке объяснит, что мир
Слишком груб и не похож на сказку?
Жизнь, как форма, вытерта до дыр
И скрипит, как детская коляска.
На плиту сбегает молоко
От стучащей в лоб температуры.
Этот мир, казалось бы, знаком –
Каждой клеткой, шахматной фигурой.
Ты не ждешь участия и боль
Методично сбрасываешь в урну,
Нервы, серой ставшие золой,
Закрутились в стрелочки гарпунно.
А дворцы и сказки - позади.
Где-то в детстве, ярком и далеком.
Только и осталось – разводить
Делая отвертку, водку соком…
Расстелились опять расстоянья,
Как морщинки на дланях Бога,
Что-то вечер опять шаманит
Над железной пустой дорогой
И разводит тугие рельсы
Под истоптанные платформы,
И стучит по стаканам в тесных
Не заснувших еще вагонах.
И увозит тебя обратно
Под ворчащее шпал скрипенье
Подуставший вагон плацкартный
В это хмурое воскресенье
Далеко-далеко отсюда.
И чужая тебе столица
Тебя шумом с утра разбудит,
Сероглазая проводница
Черный чай принесет с лимоном,
Переспросит: «Сдали полотенце?»
И в подсобку уйдет - вагонов
Ненавидеть стальные стенки...
Вот и осень уходит куда-то , а рыжая ночь
Над луной две звезды аккуратно приклеит на скотч.
Две картонных звезды, что украшены желтой фольгой,
Упадут на луну и погибнут под чьей-то ногой.
«Чьей? Скажи!» - поспешишь ты меня, улыбаясь, спросить.
Видишь, курточка чья-то на вешалке лунной висит.
Может это мой ангел, чтоб быть чуть поближе ко мне,
Поселился, отшельник, на круглой холодной луне?
Может, он это машет оттуда рукою всю ночь? -
Занята… Я не знаю!.. Я клею на тоненький скотч
Фотографии в старый отцовский альбом.
Ночь из тумбочки снова достала фольгу и картон…
Из картона цветного я вырежу сердце себе –
Чтобы не было больно. Когда прогоняют. С Небес…
Бледнолицый мальчик смотрит на вагоны
И считает, пальцем тыча в поезда,
Грязный шум вокзальный пропускает тонны
Нефти и пропана, будто сквозь года.
Серые киоски предлагают пива –
Почему не вечность? – выпить под зонтом.
Зубьями расчески – ровно и лениво –
Не причесан вечер. И не причащен.
Встреть меня с цветами – там, у остановки,
Где приклеен к дому запах шаурмы
И сквозь белый камень от микроволновки
Проникают волны крохотной длины.
Обними, как прежде. Посади в автобус.
И поедем в город – к озеру, на мост.
Расскажи, что реже ты читаешь, чтобы
За широкий ворот не дышал погост.
Расспроси о лете, как я, где и с кем я,
И кричу ли ночью, если страшный сон,
Покрывает сырость, как и раньше, стены,
И гудит ли ветер в щели меж окон.
По баракам, старым, двухэтажным,
Сквозь кирпичность серых толстых стен,
Через грязность штор, их трикотажность,
Заржавелость трубочных колен,
Через сырость на обоях трухлых
И обвислость рыжих проводов,
Через коммунальность затхлых кухонь -
Ходят тени прожитых веков…
Если ты упал в удобность кресла
И читаешь новостность газет,
Если в мыслях бродят невоскреслость,
И табачность тонких сигарет,
Если в венах – только алкогольность,
И бессильность в сжатых кулаках,
На кровати полная бессонность, -
Это ходят прошлые века…
Если свет дрожит в торшерность лампы,
На заспинность вырезанных крыл,
Если кот паркетность пола лапой,
Как молочность миски, ощутил,
Если заскрипелость половицы
Напугала в танце мотылька,
Перепутав номерность-страничность, -
Это дышат прошлые века…
Подойди к окну, взгляни в пустынность
Распростертых серых облаков
И найди того, кто есть Причинность
Между теней прожитых веков…
Es brannte Licht.
Im Zimmer. Hinterm Glas.
Es sollte regnen
In der dunklen StraЯe.
Das Gleichgewicht
Versprizte das Palast.
Es war das Segen –
Sich erwдrmen lassen.
Es brannte Licht.
Ich guckte in die Nacht.
Sie war nicht besser,
Als die andren Nдchte.
Sie wollte nichts.
Sie stand an dem Palast.
Sie war besessen.
Einsam und verdдchtig.
Es brannte Licht.
Die Glocken waren stumm.
Ich hцrte Glas
In meinen Hдnden atmen.
Ich wusste nicht,
Wo will ich hin. Darum
Besah ich das
Palast des Lichts. Im Schatten.
Ich saЯ am Tisch.
Ich guckte auf die Lampe
Und auf die dьnnen
gelblich-weiЯen Drahten.
Ich wollte weg,
trank heiЯen Tee und dachte,
Ob etwas Sinn
in diesem Leben hatte.
Der ferne Mensch,
der mich nicht lieben wollte,
Verbarg sich hinter
schwarzen Winterstдdten.
Es gibt mit ihm
kein „morgen“, nur das „heute“.
Wer wьrde uns
vor diesem „heute“ retten?
Wer wьrde sagen,
alles sei vergeblich?
Und treues Warten
bringe nichts am Ende?
Die Lampendrahten
schimmern weiЯ und gelblich
Im dunkel-grьnen
waagen Nachtgewдnde.
Die Lampendrahten
warten auf den Menschen,
Der sie zerschneidet,
sie vor „heute“ rettet.
Das „heute“ riecht
nach dьnnen alten Dдchern.
Und unter ihnen
betet jemand. BETET.
А Новый Год вступил в свои права -
Одной ногой - как из челна на берег.
Сегодня день опять - упрямый - верит
Моим несмело сказанным словам.
А в телефонной трубке - голоса -
И электричка едет в Севастополь.
Луна - не лампа, вкручена не в цоколь,
Но между звезд, и курит самосад
Чугунных труб. Дороги, как кресты,
Легли на карту, свернутую втрое,
И Маргарита с вытертой метлою
Посыплет солью черные мосты.
Она забыла бала сытый гул
И никогда об этом не жалела -
Хотя была - немножко Королева,
Хотя была - немножко Вельзевул...
|
|
