До 50-х годов прошлого века Марбейя была ничем – крохотная деревушка у моря. Потом по соседству возник аристократический курорт, поездки в Марбейю стали трендом среди самой избранной публики. Испанский туристический бум 70-х привел к масштабному росту прибрежных поселков, которые стремительно мутировали в курорты. Но Марбейя сохранила свою андалусийскую идентичность – по крайней мере, архитектурную, правда, на довольно узкой полосе, которая взбирается от набережной вверх и, похоже, заканчивается у автовокзала (железная дорога сюда не ведет). Вот на этой полосе мы и живем. Здесь - только белые двух-трехэтажные домики, украшенные затейливыми изразцами, узкие улицы и переулки, балкончики с коваными ограждениями – и все это обжито вьющимися и щедро цветущими растениями в кадках, ящиках и горшках, а кое-где – и в местной почве, которой тут оставлены крохотные участочки, так, лючки в тротуарах. По соседству с нами – маленькая – тоже белая – церквушка; пирамидальный купол ее колокольни выложен сине-белой плиткой, так, как у нас бы выложили пол. Колоритно, очень колоритно: белые стены, изразцы, цветы (очень много цветов, тут даже каменные заборы и подпорные стены увешаны горшками со всякой геранью), ставни, жалюзи, плотно сбитые кварталы, возможно, маленькие патио внутри кварталов, – одно слово, Андалусия!
Домики в этих старинных кварталах стоят монолитом: нет между ними разрывов, вплоть до следующего переулка. Поэтому картинка своеобразная: планировка городская, а домики – сельские. Очевидно, что местные жители занимались делами, не связанными с огородничеством; трудно себе представить наше село, дома в котором стоят впритык и не окружены садом и обширными грядками. Плантации здесь, очевидно, находились на участках вне самого поселения, на окрестных холмах и в прилежащих долинах. Они там и обнаруживаются: по пути в Гранаду можно наблюдать бесконечные оливковые рощи – ровными серебряными рядами они маршируют по всякому холму. Долины кипят и бурлят зеленью. Некоторые фермы яркие, как палитра: серебряные оливы, желтые и фиолетовые поля, зеленые виноградники, белый домик на взгорке – и все это на местности, своими плавными очертаниями напоминающей волнующие линии женского тела. В общем, местность плодородная и вдохновляющая.
В таких туристических местах поневоле опять и опять возвращаешься к теме культурного контекста. Туристическая инфраструктура представлена и в Барселоне, и в Валенсии, но там она прикрепилась к собственно городу, не подавив его дух и атмосферу. В таких местах, как Аликанте, Алтея, Бенидорм или Марбейя, все случилось наоборот: города кажутся прижатыми, прикрепившимися к инфраструктуре и подавленными ею, и потому они приобретают вид декораций, какого-то побочного эффекта туризма, его непризнанного бастарда, трудно поверить, что это – действительно места обитания людей. Нет, это – туристические колонии, куда разноплеменный народ съезжается со всего света, проводит время, отдыхает, развлекается, может быть, даже управляет этими местами, но не живет, не создает местной общины, не несет местное наречие, не связывается с местом, не пускает корни, не создает… опять же, опять! – местный культурный контекст. Ну, кроме путевых заметок, разумеется, и фотографий.
Несомненное достижение Марбейи – вот эта самая полоса Андалусии, в которой мы остановились. Тут даже имеется арабская крепость, маленькая, частично уцелевшая, плотно, впритык заселенная – внутри и снаружи - типичными белыми домиками с изразцовыми украшениями и адресными табличками. Вид у нее вполне древний – очевидно, что ее сорудили в те далекие времена, когда утюги приводились в движение лошадиной тягой, а поезда ходили под парусами. Справа и слева – бесконечные однообразные отели и жилье в наем, банки, агентства недвижимости, адвокатские конторы, огромное количество бутиков, которым было бы нечего делать в рыбацкой деревушке, и прочая современная безликая архитектура. Вот, именно! – безликость! – вот что характеризует современную архитектуру Аликанте и Марбейи, как и других курортов побережья. Если бы не эти андалусийские кварталы – весьма колоритные и живописные – тут можно было бы взыскательному посетителю и загрустить, и даже взвыть от тоски по чему-то изысканному, интересному, разнообразному, вдохновляющему… по прекрасному, наконец!
Еще одна важная черта местной жизни – безопасность. Туристов предупреждают, что за сумками и карманами необходимо пристально и неусыпно следить – особенно здесь… и здесь… и здесь… - в общем, везде, где бы ты не находился. Но в целом, добавляют они, место это совершенно безопасное, это ведь не там… и не там… и не там, - в общем, именно там, где ты был вчера и позавчера и слышал те же самые уверения. И действительно: в Испании безопасно. Всюду можно видеть полицию, однако она и есть – один из факторов безопасности, а не причина нервозности и дестабилизации. Двери и окна домов и магазинов защищены массивными решетками, но местные уверяют, что это все – на всякий случай и чтобы не соблазнять никого. Мы рискнули и несколько раз оставили окна в нашем доме в Аликанте открытыми – те, что выходят во внутренний дворик и по этой причине не защищены решетками. Все обошлось. Оставленные без присмотра на пляже вещи – телефоны, кошельки, камеры, компьютер – тоже никто не тронул. А это, согласитесь, неплохо.
Неоднозначная удача местной географии – близость Африки. Практик сразу сообразит, что с берега такого сложного континента сюда можно добраться на лодке; так же легко сюда доставить и такие сомнительные товары африканского экспорта как наркотики. Таким образом, испанцам необходимо придумать, что делать с мигрантами и наркотрафиком. Судя по тому, что говорят в Барселоне, марихуана – такая же часть местной культуры, какой она является в Голландии, если не больше. Правовой режим несколько отличается, кофе-шопов нет, но «траву» в такой близости от Африки раздобыть совсем несложно, она давно стала предметом массового потребления и своеобразным аттракционом для туристов. Торговать ею нелегально, но потреблять и владеть в любом количестве – не запрещено. Вот и открываются здесь так называемые «клубы»: за пожертвование в 20 евро можно приобрести членство – хоть на один день, а членам клуба за это полагается известное количество расширяющего сознание гербария. Знакомый юрист сообщает, что политики никакой в отношении легких наркотиков нет: правительство попросту закрывает глаза на эту тему, и тема полулегально существует. Настрой общества, похоже, в этом отношении довольно толерантный.
Но близость Африки глазами человека, настроенного на романтический лад, выглядит несколько иначе. С местных возвышенностей и даже с пляжа видны призрачные вершины на горизонте – они словно висят в белесом небе, а их подножия отделены от моря вуалями дымки. Африка! – вот что рвется с губ, когда впервые замечаешь эти как бы не вполне реальные объекты. Чуть позже, поразмыслив и поглядев на карту, понимаешь, что это, пожалуй, не Африка, это, пожалуй, скалы Гибралтара. Но ведь сразу за ними она – Африка. И так этот массивный континент проникает в твое сознание как несомненный, присутствующий, осязаемый и ощущаемый объект местного пейзажа. И все, дело сделано: Африка волнует, и она привносит себя в твои впечатления как фактор, изменяющий местную действительность. Теперь даже посещение пляжа – казалось бы, чего особенного? – дело совсем иное. Лежишь на темном горячем песке; на горизонте – те самые очертания африканских или очень близких к африканским вершин. Тут рядом обнаруживается другой горизонт: смуглое бедро незнакомки повторяет своими линиями очертания вершин, и горизонт внезапно оказывается прямо перед тобой. Воображение начинает свою подрывную деятельность: ты уже в других временах и мирах, ты уже, наверное, там, в тех легендарных местах, которые не больше, чем возможность, вероятность, шанс, но тебе они даются во всей полноте ощущений и чувствований… Но солнце так жжет, что все богатство только что пережитого выливается в довольно незатейливые строки:
Берег Африки тут близок, берег рядом,
Виден в дымке полуостров и мысок,
Прилегла усталая наяда
На горячий медно-бронзовый песок,
Горизонт ее бедром задвинут
В долгий ящик суетливых дел,
Мира неприкаянному сыну
Здесь назначен праздничный удел,
Но наяде все равно, ей вечно
Быть для смертных близким горизонтом,
И она идет в волну беспечно,
Именуя это море понтом…
Но вот наяда возвращается из моря, и обнаруживается в ее облике вполне земная деталь: сережка в пупке. Воображение уходит в крутой вираж и так интерпретирует подретушированную реальность (придерживаясь, впрочем, все той же незатейливости слога):
Солнце в темя лупит медной ложкой,
И судьба моя идет на разворот:
Твой пупок со стразами в сережке
Расцарапал мой безрадостный живот,
И еще разнообразные детали
След кровавый свой оставили на мне…
Не встречаясь, мы с тобой расстались,
Не пытаясь, были счастливы вполне.
…Завтра мы отправимся в Гранаду. Альгамбра в моем сознании занимает такое же место и играет такую же роль, как и Тадж-Махал. Последний, кстати, превзошел все мои ожидания и представления. Надеюсь, Альгамбра не подведет. Но это завтра, завтра, а сегодня я еще немного погляжу на горизонт, который снова и снова играет со мной в свою игру: он то удаляется и становится висящей в небе скалой Гибралтара, то приближается и смугло круглится на песке рядом, поблескивая той самой сережкой со стразами…
|
|
