Я стану нелепым твоим домостроем, роялем в кустах,
ослёнком, что под Элеонской горою пугался Христа,
газетой, в трамвае соседом раскрытой, глазами коси
в бес-платное чтиво, пока в «ледовитом» пустуют такси,
иваном бездомным, котенком у двери: ласкай и жалей
воришку съестного, нежнейшего зверя, забаву царей,
я стану твоею любимой игрушкой, игрой в дурака,
самим дураком, деревянною чушкой, ты только ласкай,
не просто копилкою, провинциальным могильником для
столиц всего мира, в переднике сальном задворками дня,
к английскому чаю французским багетом с российской икрой,
и чем-нибудь вроде, и чем-то конкретным в поэме сырой,
воскресной, последней твоей сигаретой, а после – другой,
любовью твоей к шоколадным конфетам с тягучей нугой,
в диетах твоих – недоваренным рисом, последней в ряду
рутиной и первой счастливою крысой у дожа в саду,
приятным на ощупь покоем нирваны, церковным вином,
горячею точкой, горячею ванной в мотеле под Брно,
валютой в свободном от принципов строе, комедией без
бюджета, сюжета и главных героев, дорогой в собес,
твоею мигренью, любою болезнью, приемом во внутрь
всего, что кончается и бесполезной по-пыткой заснуть,
последнею волей, последнею ночью, поповским «аминь»,
цветами на кладбище, треском сорочьим, чужими людьми
на скромных поминках, нетрезвою речью и поздней виной,
а вместе все – слабостью человечьей, лишь ею одной…
|
|
